- Да, ты! - кричал околоточный.
Муртаза, прищурившись, пристально поглядел на околоточного.
- Тебе ведомо, что есть служба?
- Не знал бы, не носил этой формы.
- Курсы кончал?
- Какие еще курсы?
Муртаза оглядел собравшихся вокруг жителей квартала, с сожалением покачал головой и сказал:
- Ну так и нечего с тобой разговаривать, коль ты курсов не кончал, строгого воспитания не получил. Получил бы, не задавал глупых вопросов. Сам понимал бы, что есть воспитание, что есть строгая дисциплина. Ясно? - И еще раз презрительно окинув взглядом квартального, добавил: - Знал бы тогда, что служба выше чести!
Околоточный молча стоял перед Муртазой, а тот продолжал:
- Во время несения службы не должно для тебя ничего другого существовать. Ни семьи, ни детей, ни родных-близких! Понял? Знаешь, что мне говорил комиссар? "Муртаза-эфенди, не было у меня в участке другого такого ученого, как ты! От твоего глаза ничто не скроется!" Вот так-то! - И, повернувшись к вору, который переминался с ноги на ногу и лязгал зубами от холода, скомандовал: - А ну, двигай вперед, недостойный гражданин!
За ними повалил весь народ: жена пойманного, Дети, околоточный и любопытные обитатели квартала, сопровождавшие их до полицейского участка.
Пока в участке снимали допрос и совершались необходимые формальности, Муртаза заспешил к дому технического директора.
Кямуран-бей жил за городом, на даче, за крепкой железной оградой. Белокаменный дом с бежевыми ставнями и карнизом стоял в роскошном саду, где росли лимонные и апельсиновые деревья. Дачу построил дядя Кямурана, владелец фабрики, по проекту итальянского архитектора и подарил племяннику. В народе ее называли "Дворец со львом" - в саду стояла высеченная из гранита скульптура огромного льва. Вдоль аллеи высились и другие скульптуры - волка, лани, курчавого арапчонка; повсюду пестрели цветочные клумбы, а в глубине сада расположились теннисный корт и танцевальная площадка. По вечерам тут частенько устраивались приемы. После роскошного ужина гости ночами напролет развлекались, разгуливали по саду, освещенному гирляндами разноцветных лампочек, танцевали до упаду.
И в эту ночь на даче было полно гостей. Собрались сливки общества: местные помещики, фабриканты, дельцы, крупные торговцы. Веселились до позднего часа, особенно смеялись, когда Кямуран изображал голос и повадки нового надсмотрщика-переселенца.
В три часа ночи у ворот раздался звонок. Его никто не услышал, только два огромных пса подбежали к воротам и начали с лаем кидаться на железные прутья ограды. Еще долго раздавались звонки и собачий лай, нарушавшие тишину ночи, напоенной благоуханием цветов, ароматом апельсиновых и лимонных деревьев. Директор лишь повернулся в своей пуховой постели с одного бока на другой, пробурчал что-то во сне и заснул еще крепче, положив руку на белоснежное плечо жены.
Девушка-служанка, спавшая на первом этаже, сквозь сон услышала звонки и приподняла голову с подушки. Когда наконец раздался еще один продолжительный, настойчивый звонок, служанка вскочила, подбежала к окну. За оградой стоял какой-то человек, а Карабаш и Сары с громким лаем носились около ворот.
Девушка открыла створку окна и спросила:
- Кто там?
- Я!
- Кто ты?
- Я, Муртаза.
- Какой Муртаза? Я не знаю тебя.
- Я - Муртаза, ночной контролер с фабрики.
- Что тебе нужно?
- Хочу видеть моего директора.
- А кто у тебя директор?
- Ты что, не знаешь моего директора?
- Откуда я знаю, кто у тебя директор…
- Неужели ты не знаешь технического директора нашей фабрики?
- Так тебе Кямуран-бея?
- Конечно! Пойди и скажи, что я хочу засвидетельствовать свое почтение, выразить глубокое уважение…
- Чего тебе нужно от Кямуран-бея?
- Хочу выразить свое глубокое уважение, а это значит…
- Говори короче, чего тебе надобно? Уф!..
- Ты скажи моему директору…
- В это время не полагается будить бей-эфенди!
- А ты разбуди…
- В такое время не будят!
- Дело важное, не разбудишь - потом на себя пеняй!
К воротам, ковыляя, подошел садовник, могучего сложения старик с пышными длинными усами. Он появился в длинной рубахе и кальсонах с завязками на щиколотках. Почуяв знакомый запах, собаки умолкли и, виляя хвостами, подбежали к нему.
Садовник внимательно оглядел Муртазу в форме начальника военно-спортивной команды и, приняв его за офицера, вежливо сказал:
- Слушаю, бей!
- Мне надобно увидеть господина директора, - многозначительно проговорил Муртаза. - У меня весьма важное для него сообщение.
- А какая у тебя должность?
- Меня зовут Муртаза. Я осуществляю ночью контроль за фабрикой.
- А я-то думал, что ты…
- Чего?..
- Думал, ты чин какой-нибудь, офицер!
- Я не офицер. Я служил рядовым во Фракии…
- В каком году?
- Пошел в армию из рекрутов, которых вовремя не призвали.
- А, солдат республики, значит?
- Так точно.
- Э-э-э! Разве тогдашняя служба была военной службой? Так, сыр с маслом, а не служба. Вот когда мы служили в Йемене, в Газе! Вот это было время. Ох-хо-хо!.. Так чего тебе технический директор понадобился? Он поздно лег и не проснется теперь ни за что.
Садовник посмотрел на окно, в котором виднелась служанка.
- Так ведь, Первин? Пойди скажи-ка бею.
Та не пожелала даже ответить.
- Ведь объясняют тебе, что нужно его разбудить. Сходи разбуди! - Потом, повернувшись к Муртазе, садовник сказал: - Такая упрямая, плутовка. Дрянь, а не девка. Сладу с ней никакого, брат… Пойди разбуди!
Вместо ответа служанка захлопнула окно и исчезла. Около ворот остались Муртаза и садовник.
- Видал!.. Во как! Да, такие теперь времена настали, - проворчал садовник и, понизив голос, добавил: - Сам директор девку испортил, вот она и позволяет себе.
Муртаза снова нажал кнопку звонка.
Рассерженный директор вскочил с постели и распахнул окно:
- Кто там? Что случилось? Что за звонки в такое позднее время?
- Это я, мой директор! - подал голос Муртаза. - Свидетельствую свое почтение и глубокое уважение.
- Чего нужно?
- Мне, слава аллаху, ничего не надо! На фабрике произошло воровство, и я пришел, чтоб доложить вам лично.
- Какое еще воровство?
- Ткань украли.
- Ткань? Как украли?
- Вытащили через водосточную трубу, из крахмального, мой директор…
- Ну и что потом?
- Потом я погнался за ними, задержал вместе с тканью…
- В участок сообщил?
- Так точно, мой директор! Сдал собственноручно вместе с тканью.
- Ну и ладно… Что же ты в такой поздний час, до утра не мог подождать?
Муртаза собрался сообщить еще о своих дочерях, заснувших на работе, но технический директор захлопнул окно.
- Значит, ты задержал вора? - спросил садовник.
- Конечно.
- Сам, один?
- А зачем мне еще кто-то?
- Ну, молодец!
- Я кончил курсы, суровую науку превзошел.
- Значит, ты кончил лицей-милицей? Ишь ты. А не боялся, что они по тебе вдарят?
- А чего бояться?
- Ну, вдруг ненароком и кокнут?
- При несении службы не следует бояться опасностей. На то она и служба!
- Ишь каков молодец! Там на фабрике земляк есть у меня. Нухом звать. Может, слыхал?
- Знать-то я его знаю, да он вот не знает, что такое служба!
- Это верно… И Азгына знаешь?
- И его знаю… Ну ладно, счастливо оставаться, - сказал Муртаза и отправился в обратную дорогу.
Только около трех пополудни Муртаза вышел из суда, где рассматриваются дела о мелких правонарушениях лиц, задержанных на месте преступления. За быстроту, с которой выносились там приговоры, эти суды в народе прозвали "Пшик-пшик и готово!" Муртаза давал показания по делу о воровстве ткани с фабрики.
Надзиратель уже почти сутки был на ногах, не присел, не прилег и теперь, после ночной погони за ворами, бегания на дачу к техническому директору, в участок и в суд, еле держался на ногах. Тело его ныло, глаза, красные от бессонницы, болели, он зевал, потягивался, хрустя суставами, и снова зевал.
"Куда идти, домой или на фабрику?" Муртаза остановился, мучительно соображая. Пойти домой, повалиться на постель - все равно больше двух часов не поспишь, в шесть снова заступать - смена. Если же не спавши явиться на работу, выйдет полтора суток без сна! - разве такое выдержишь? Но служба есть служба…
И тут Муртаза вдруг вспомнил про Нуха, и усталость как рукой сняло. Контролер, поди, уже успел побывать у директора и доложить, что дочери Муртазы спали на работе около станка?! Нет, надо сперва повидаться с директором, а потом уж домой идти. И Муртаза заспешил на фабрику, забыв про усталость, про суточное бдение и новую бессонную ночь - все это он словно откинул одним движением руки…
Директор в своем кабинете просматривал рапорты ткацкого цеха. Увидев перед собой Муртазу, он отложил ручку и сказал:
- Входи, Муртаза-эфенди, входи. Что нового?
- Здравия желаю, мой директор! - ответствовал Муртаза и, прикрыв ладонью рот, смущенно кашлянул.
- Что ты сделал с вором?
- Сдал в участок. Дело передали в суд. Ну, я там дал нужные показания…
- А других поймали?
- Так точно, мой директор.
- Прекрасно! Ну а как тебе стало известно о краже?
Муртаза таращил глаза, чтобы они не закрывались, и, запинаясь, проговорил:
- Вышел я, значит, за фабричные ворота, потому как собрался там народ…
Он остановился, мучительно соображая, почему за воротами мог собраться народ…
- Так, Муртаза-эфенди, - произнес директор, - вышел ты, стало быть, за фабричные ворота, и там собрался народ… Что же дальше было?
- Прежде всего, мой директор, я страшно виноват, очень провинился…
- В чем?
- Разве Нух не докладывал?
- Не-е-ет!
- Значит, не выполнил он своих прямых служебных обязанностей.
- О чем ты говоришь? Ничего не понимаю.
- Я никак не могу считаться хорошим отцом! - выпалил Муртаза и придвинулся к столу, в упор глядя директору в глаза. - Потому как, был бы я хорошим отцом, научил бы детей своих понимать, что значит строгая дисциплина…
Технический директор недоуменно смотрел на Муртазу.
- Они бы знали у меня, что служба превыше всего, и не спали бы во время работы! Значит, Нух не докладывал?
- Да нет, я же сказал.
- Он обязан был доложить! Все потому, что он сам не знает, что значит служба. Думает, что служба - это орехи грызть, хлеб с сыром трескать…
- Постой, расскажи толком, что случилось.
- У меня две дочери, мой директор, работают здесь, на фабрике, в очистительном… Я находился в комнате военнообязанных, чистил обмундирование, когда заявился неожиданно Нух и сказал, что дочери мои спят на работе, прямо за машинами…
- Эту форму, Муртаза, нельзя носить повседневно, - перебив надзирателя, строго сказал директор, обративший вдруг внимание на то, что Муртаза одет в форму командира отряда допризывников. - Ее положено надевать только по праздникам, в крайнем случае во время занятий. А ты ее таскаешь каждый божий день.
- Так точно, мой директор! Есть не одевать в обычные дни! Будет в точности все исполнено!
- Ну, так что дальше?
- Дальше, мой директор, как получил я такое известие, что дочери мои спят на работе, так будто рассудка лишился. От гнева даже зубами заскрежетал. Прибежал в очистительный, гляжу: точно, спят дочери за станком, и тут помрачилось сознание, не помню, что потом со мною было… Если бы люди не удержали меня, душу из них, паршивок, своими руками бы вытряс…
Муртаза стоял, и взгляд его побагровевших, налившихся кровью глаз был устремлен на директора.
- Ну ладно, - не выдержал директор молчания, - что же ты хочешь?
- Чтобы вы наказали!
- Наказал? Кого наказал? Тебя?
- Так точно, мой начальник, и меня, и моих дочерей, и Нуха.
- А Нуха за что?
- Как за что, мой директор? На фабрике чрезвычайное происшествие, а он даже не изволит доложить господину техническому директору.
- Ну ладно, а тебя за что?
- Я тоже заслуживаю наказания, потому что не являюсь образцовым отцом, каким должен быть человек, окончивший курсы и получивший строгую науку от старших.
- Я доволен тобой, - улыбнулся директор. - Хочу, чтоб все мои рабочие, все мастера, все служащие были бы такими, как ты!
- Не могут они быть такими, мой директор! Потому как не прошли курсов, не приучены к железной дисциплине, не знают, что есть порядок и служба!
- Правильно, Муртаза-эфенди! На этот раз я всем вам прощаю…
- Не могу никак с этим я согласиться! - Муртаза покачал головой.
- Но почему же?
- Не могу согласиться, мой директор, ибо этим вы нарушаете установленный порядок!
- О аллах, вы только послушайте!
- Вот так, и никак не иначе!
- И что же следует предпринять?
- Вы не должны прощать!
- Не хочу я наказывать на этот раз…
- Что значит "не хочу", мой директор? Увидели, что мы провинились, сидим по уши в грязи, так что надо? Дать пинка!
Директор тупо глядел на разошедшегося Муртазу.
- Дать такого пинка, чтоб запомнили навеки. Потому, мой директор, что ни в коем случае нельзя отпускать поводья. Стоит обронить кнут, как он окажется в наших руках! Тогда будет поздно…
Директор взял листок бумаги и написал на нем имена Нуха, Муртазы и его дочерей.
- Прекрасно! Я сделаю, как ты говоришь, чтоб успокоилась твоя душа. Я наложу на всех штраф. А теперь иди и отдыхай.
Удовлетворенный Муртаза отдал честь и, чеканя шаг, покинул кабинет. Едва он вышел, директор нажал на кнопку звонка и приказал рассыльному разыскать Нуха.
На душе у Муртазы было спокойно: он честно выполнил свой долг. Теперь он может с чистой совестью идти домой и поспать часок-другой… Позевывая, он вышел за ворота; голова гудела, звенело в ушах.
Он шагал по грязной улице рабочего квартала, с трудом переставляя ноги от усталости. После бессонной ночи тяжелые, словно налитые свинцом, веки слипались сами собой, глаза щипало, будто от соли.
Муртазе вдруг захотелось покурить, он пошарил в карманах, ничего не нашел и заглянул в лавку.
В эти часы там всегда безлюдно. Муртаза попросил пачку сигарет. Лавочник, резавший пастырму, завидев надзирателя, подошел к прилавку.
- О-о-о! Кого я вижу! - воскликнул он. - Где ты пропадаешь? Тут о тебе только и разговоров. Твое имя по всему городу поминают… Послушай, это верно, что ты один поймал вора?
- Ну…
- И даже высадил дверь, ворвался в дом и зацапал его в объятиях жены! Так?
- Ну и что? Я выполнил свой служебный долг! Дай мне сигареты.
- Подожди. Как же это ты у чужих людей дверь взломал?
- Коли надо, и башку проломаю…
- А вдруг бы он в тебя… ну, взял бы и выстрелил?
- Ну и что с того? При исполнении служебных обязанностей не существует ни трудностей, ни опасности…
- Ишь ты, герой!
- Дай мне, говорю, сигареты!
- Да пропади они пропадом, твои сигареты! Поговорить с человеком не можешь? Заладил свое. Хочешь, я тебе по-братски совет дам?
Муртаза вопросительно поглядел на бакалейщика.
- Остерегись, Муртаза, иль у тебя жалости к другим нет? Смотри, как бы не просчитался…
- Это как понимать?
- До меня разговоры дошли… Знаешь, негоже защищать богачей, против своего брата идти, рабочего человека. Да тебя с потрохами проглотят… Сам посуди, ты на фабрике всех против себя восстановил, и рабочих, и мастеров.
- Давай мои сигареты! - взревел Муртаза. - Волков бояться - в лес не ходить!
- Ладно, только скажи, какая тебе от этого польза?
- Про какую пользу ты говоришь, человек?
- Ну, там озолотил он тебя, что ли, твой начальник? Деньги пожаловал?
- Ну что ты городишь? Я долг свой выполняю не за то, чтоб меня деньгами жаловали! Знаешь ты, что такое служба?
- Ну?
- Служба превыше всего! Ясно?
- Надоел ты всем со своими глупостями, Муртаза! Заладил одно.
- Сколько можно повторять: дай сигареты! Не нуждаюсь я в твоих советах, оставь их при себе. Пусть плешивый свою лысину мажет…
- Хорошо, не будем про это больше. Ты, пожалуй, прав… Лучше вот о чем скажи: говорят, из Измира пожаловали, твою дочь сватают, правда это?
Лицо Муртазы просветлело, даже морщины разгладились.
- От кого ты слышал?
Бакалейщик не стал говорить, что узнал об этом от Нуха, которому все рассказал привратник Ферхад.
- Да это не только мне известно, весь город говорит. Передают, что отец жениха так прямо и сказал, что другой невесты не желает, кроме дочери Муртазы… Выходит, слава о ней до Измира дошла.
Муртаза даже раскраснелся от гордости.
- А еще знающие люди сказывают, будто отец жениха очень богат.
Муртаза утвердительно кивнул.
- Есть у него и оливковые рощи, и дома, и, кроме того…
- Значит, прослышал о твоей дочери?..
- А как же! И его не интересовало, есть ли у меня в доме табуретки! Пусть, так и сказал, будет порядочная, а больше мне ничего не надобно!
- О дисциплине, о порядке ничего не спрашивал?
- Он обо мне слыхал! И сказал: во что бы то ни стало возьму для сына дочь такого человека!
- Этак завтра он возьмет тебя в компаньоны! Лучше уж тебя, чем кого другого. Только надо с умом, расчетливо.
Муртаза задумчиво опустил глаза.
- Он, говорят, сказал: дам ему особняк, пусть в нем живет. Пускай заведет себе коляску-фаэтон, ездит в ней, пьет-гуляет со своими дружками… Эх, Рыфат-эфенди, уж я-то знаю, как пожить в свое удовольствие… В сердце моем, коли хочешь знать, тоже гордость есть…
Муртаза вспомнил про своего земляка Хайдара, тот тоже, когда обмен был, приехал в Турцию без гроша в кармане. А теперь обзавелся имуществом, дом у него большущий в том же квартале, где живет младший брат Муртазы. Землю купил этот Хайдар, хозяйство завел. У него четыре экипажа. Дела идут, дай бог каждому! И что ни вечер, то с друзьями-приятелями пирует, потом все рассядутся по экипажам и давай кататься по городу - от одного бара к другому, от одного казино к другому, и так до самого утра с песнями на весь город… В этих развлечениях иной раз и Муртаза участвовал.
- Знаешь, чего бы мне хотелось? - задумчиво произнес Муртаза. - Чтоб был у меня большой, крепкий домина, хозяйство, большое стадо овец и коров. Чтоб свежее молоко всегда было и масло сбивалось… И чтоб мы ели, пили, веселились… И жилось нам радостно… Сегодня у меня, завтра у тебя… И песни наши неслись до самых небес… А потом все рассядемся по коляскам и айда! Э-э-эх! Рыфат-эфенди!.. - Тут Муртаза замолчал и зевнул во весь рот. - Спать хочется, сил нет. Глаза сами закрываются. Дай сигареты, я пойду хоть посплю.
- Куда там спать, когда скоро на работу! - Он достал часы, поглядел. - Уже четыре. И двух часов не осталось до смены.
- Ничего, хватит. Пусть хоть кости мои отдохнут.