Мэтт равнодушно пожимает плечами:
- Как скажешь. Но если бы спросили мое мнение, я бы сказал, что пикник - это романтическое свидание. И это еще раз подтверждает, что Эми для тебя становится больше чем "просто друг". И еще я бы посоветовал тебе быть поосторожнее с Маккаллен, раз уж у тебя такие отношения с Эми.
- В смысле?
Мэтт допивает кофе, встает и надевает пиджак.
- В смысле, пора принимать решение, - говорит он, направляясь к двери.
Чтобы быстрее добраться до галереи Поли, еду на велосипеде. Минуты две вожусь с дверью, прежде чем мне удается ее открыть. Во вторник ночью кто-то безуспешно пытался ограбить галерею и сломал замок. Теперь поставили новые двери, новые замки, но самое главное, я сам раскошелился на их замену, и Поли должен мне возместить расходы. Я уже больше недели ничего от него не слышал - с тех пор, как он рванул в Непал лазать по горам.
Не считая этого долга, мне не на что жаловаться. По правде говоря, Поли - тот еще урод. Ему за сорок, раньше работал в Сити, а теперь вот мультимиллионер: весь из себя - какашка мышиная, но снобизма столько, что аж из ушей прет. Когда я поступал к нему на работу, еще на собеседовании понял, что искусство ему до фени, а галерею он себе завел, чтобы было о чем на званых коктейлях трепаться. Но Крис, коллега из "Пропиксел", посоветовал тогда: "Это работа. За нее платят. Вот и работай".
Убеждаю себя, что совет Криса по-прежнему мне подходит. Да, на этой работе можно помереть со скуки, ну и что? Она - средство для достижения цели. Благодаря ей мне есть чем платить за жилье. Так что я должен с ней мириться. И я мирюсь. Захожу в зал, делаю себе кофе. Усаживаюсь за столом у окна, улыбаюсь проходящим мимо людям, изо всех сил стараюсь выглядеть компетентным и радушным.
Меня хватает на пять минут. Потом иду на кухню, врубаю на полную громкость радио, закуриваю сигарету и думаю о нашем утреннем разговоре с Мэттом. Конечно, в том, что касается Маккаллен, он прав. Точнее, он прав насчет Эми и Маккаллен. Потому что проблема известная, и стоит она крайне остро. Проблема верности.
Те два года, что я встречался с Зоей, у меня не было проблемы с неверностью. Я был верен ей, а она, насколько мне известно, была верна мне. Моя точка зрения по этому поводу была ясна.
A. Разница между сексом с "твоей девушкой" и другой женщиной в эмоциональном содержании.
Б. Если секс с ней доставляет тебе эмоциональное удовольствие, то тебе она небезразлична.
B. Если она тебе не безразлична, то ты не захочешь ей изменять.
Г. Если ты с легкостью можешь изменить своей девушке, значит, она стала тебе безразлична.
Д. Если тебе она безразлична, то и не стоит с ней встречаться.
Е. Если твоя девушка тебе изменяет, то она не стоит твоего внимания.
Не могу сказать, что осуждаю измену в любом ее проявлении. Нет. И не могу сказать, что я не был вовлечен в чью-то измену. Был. С тех пор как мы с Зоей расстались, я переспал с одной замужней женщиной и еще с двумя девушками, которые уже несколько лет жили со своими парнями. Но во всех случаях это была не моя измена - они решали изменить своим мужчинам. По-моему, их неверность не имеет ко мне никакого отношения. Холостяки - хищники по определению. Бросив Зою, я стал свободен. Я никому не был обязан хранить верность в постели. Да, я не стал бы изменять своей постоянной партнерше, но это еще не значит, что я не обрадуюсь, если кто-то решит изменить кому-нибудь со мной.
Но я хорошо понимаю, что мой холостяцкий статус сейчас в большой опасности. Потому что к Эми у меня действительно есть чувство. Не могу сказать, что чувство это очень сильное. Я бы не стал ради нее стреляться или делать себе харакири. Но мысль о том, что увижу ее всего через несколько часов, мне приятна. У всего бывает начало. И если это начало наших отношений с Эми, то тогда нужно положить конец охоте на Маккаллен. Да, надо принять решение. Именно об этом сегодня утром говорил Мэтт. Вопрос вот в чем: хочу ли я продолжать отношения с Эми? Если да, то сколько бы они ни продлились, я буду ей верен. А это значит, что мне придется перестать гоняться за Маккаллен. И вообще перестать гоняться за юбками. А вот это и вправду серьезное решение.
Эми пришла в пять минут второго. Это я знаю точно, потому что последние девять минут беспрестанно поглядываю на часы, приняв живописную позу: ноги на столе, иллюстрированный альбом истории дадаизма картинно разложен на коленях. Эми легонько стучит по оконному стеклу, и я растерянно смотрю на нее, потом улыбаюсь и встаю. На ней сабо и яркое платьице, едва прикрывающее коленки, волосы забраны в высокий хвостик. Суждение о женской одежде моего друга Энди здесь подходит на все сто процентов: "Женщина хорошо одета, если, глядя на нее, ты с легкостью можешь представить ее голой". Иду к двери, открываю. Какое-то мгновение мы стоим у порога, нервно улыбаясь. Потом я наклоняюсь, и наши губы встречаются. Когда она отклоняется, я провожу пальцем по ее носу:
- Ожег прошел?
Она краснеет, морщит нос.
- Пять баночек "Нивеи" извела. - Потом смотрит мимо меня в глубь галереи, улыбается. - Ну и как тебе полный и честный рабочий день?
В эту секунду бригада по очистке совести строем выдвигается вперед. На всех белоснежная униформа, в руках швабры и ведра чистой мыльной воды. "Фу-у, вы посмотрите, какая запущенная совесть, - с отвращением говорят они. - Не пора ли нам ее как следует почистить?" Конечно, пора. Мне было бы намного легче, сели бы я сейчас повернулся к Эми и признался, что работаю здесь три дня в неделю.
И только решаюсь все честно ей рассказать, объяснить, что просто красовался перед ней, как вдруг пугаюсь. А что, если она меня не поймет? А вдруг подумает: "Он обманул меня один раз, обманет и во второй". Тогда наши отношения закончатся, едва успев начаться. И потом, я же не буду тут всю жизнь работать. Это лишь привал на моем долгом пути. Правду знают Мэтт и Хлоя, но им не привыкать - они меня всегда прикрывают. Эми не нужно об этом знать.
- Слушай, - говорю я, решив уклониться от ответа и не врать ей, - чем быстрее мы отсюда смотаемся, тем лучше.
Переворачиваю вывеску с "Открыто" на "Закрыто", запираю дверь, и мы направляемся в Гайд-парк. Болтаем о прошлых выходных, о том, что произошло за эти несколько дней. Заходим в кулинарию, покупаем пару сэндвичей и газировку. По дороге от кулинарии к парку наши руки встречаются, и вдруг я понимаю, что наши пальцы переплелись. Непроизвольно вздрагиваю. Испугался - не то слово. Знаю, что это глупо, мы ведь касались и более интимных частей тела. Но это было либо за закрытыми дверями, либо не в Лондоне, либо в пьяном состоянии. Но здесь, на моей территории, среди бела дня… Наверное, это меня и напугало. Мы как бы открыто всем признаемся, что теперь мы пара и что мы вместе.
- Ты что? - спрашивает она, смеясь, и глядит на наши сомкнутые руки.
Прикусываю щеку, а потом говорю:
- Да так, ничего. Просто странно это.
- Ты не обязан, если не хочешь. Вообще-то, - хитро добавляет она, убирая руку, - лучше и вправду не надо.
Я стою в полной растерянности, будто лишившись равновесия: в левой руке сумка с продуктами, а в правой ничего нет.
- Почему? - спрашиваю я наконец. Она щурит глаза:
- Ты что, думаешь, я дурочка? Я знаю, как это бывает.
Я по-прежнему в полном неведении. Даже не могу понять, шутит она или серьезно.
- Что бывает?
- Ну вот это. Когда за руки держатся. Меня мама предупредила, что бывают такие мужчины, как ты. Сначала за руки держатся, потом в щечку целуют. А там и глазом моргнуть не успеешь, как он тебя затащит в постель, и ты уже ждешь от него ребенка, а он в это время с другой шлюхой забавляется… - Она надувает губы. - Так вот, позвольте вам сказать, мистер Джек Росситер, что я не из таких девушек.
У меня вырывается смешок:
- Ладно, буду иметь в виду.
Я протягиваю ей руку, но она в ответ поднимает брови, ожидая более подробного ответа.
- Ну пожалуйста, - говорю я, - я этого хочу.
- Ты уверен? - Да.
Она дает мне руку, и мы идем дальше. Должен признаться, мне это приятно.
Ближе к главным улицам парк забит народом. Мы пришли в обеденное время, когда все офисные работники устремляются на волю, получить свою дневную порцию нефильтрованного кислорода и солнечного света. Кругом приподнятые юбки, закатанные рукава и ослабленные галстуки. В траве валяются бутылки из-под воды "Эвиан", обертки сэндвичей из французского ресторана. Мы с Эми преодолеваем эту полосу препятствий и идем дальше, толпы редеют, и мы наконец находим тихое место в центре парка. Садимся в тени дерева, едим, пьем, говорим.
Поначалу эта сцена кажется мне нереальной. Я невольно начинаю ломать комедию. Смеюсь над шутками Эми, без конца задаю вопросы, пытаясь проникнуть ей в душу и убедиться, что мне с ней хорошо. То есть делаю то, что нравится девушкам, - точнее, то, что я научился делать, чтобы нравиться девушкам. Но потом я перестаю притворяться. Я уже не играю роль Лихого Джека, или Джека Приятного Собеседника, или любую другую из ролей, заученных после разрыва с Зоей. Я просто остаюсь самим собой. Какое облегчение! Я наконец-то расслабился. Мы лежим рядом, смотрим на небо сквозь крону дерева, и вдруг мне хочется поговорить с ней о том, что я не обсуждал ни с кем, с тех пор как познакомился с Зоей.
- Когда люди держатся за руки… - начинаю я. Она кончиками пальцев касается моей руки:
- Вот так?
- Да, - говорю я, сжимая ее ладонь, - так.
- И что в этом такого?
- Не знаю. Это… как бы сказать… это многое означает. Это связь. Смотришь на парня с девушкой, когда они держатся за руки, и кое-что о них становится тебе понятно. Так ведь?
- Да, я понимаю, что они вместе…
- Не только это. Что им хорошо вместе, и они счастливы.
Все еще держа меня за руку, она приподнимается на локтях и смотрит на меня:
- И? Ты это чувствуешь рядом со мной?
- Мне кажется, да.
Она слегка хмурит брови:
- Тебе кажется?
- Но нельзя же знать наверняка, правда? Пока еще рано делать выводы, - запинаюсь я. - По крайней мере, я пока не могу точно сказать.
У нее разочарованный взгляд. Но голос твердый:
- Либо ты что-то чувствуешь, либо нет. Все просто, Джек. Чувства нельзя запланировать. Их можно только испытывать, - говорит она таким тоном, словно сто раз уже все это проходила.
- Я веду себя как дурак, да?
- А ты как думал? Ты же парень, это у тебя в крови.
- Просто мне странно вот так сидеть тут и с тобой откровенничать. Ну или наоборот, скрытничать, если уж на то пошло.
- Ты не должен мне говорить того, что не хочешь, - отвечает она.
- Я знаю. Но я хочу тебе многое сказать, вот в чем дело, Эми.
- Что сказать?
- Что прошлые выходные были просто отличными, и сегодня день прекрасный, и… я хочу, чтобы все так было и дальше. Хочу, чтобы мы снова так вот встречались.
Эми молчит, потому что знает - я еще не все сказал.
Да, это так. Но я взволнован. А вдруг ей этого всего не надо? Да, она на меня запала, но насколько крепко запала? Может быть, для нее это все только флирт? А вдруг, услышав, что я хочу большего, что я наконец готов вывести отношения за пределы постели, она испугается? Я и сам себя боюсь. Может, у меня от солнца в голове помутнение, а через пару недель окажется, что у нас серьезные отношения, которые мне совсем не нужны.
Она крепче сжимает мою руку.
- А знаешь, что я чувствую?
- Нет. Скажи.
- Мне нравится. Да что там нравится - я балдею. - Она улыбается и поднимает наши сомкнутые руки к моему лицу. - И это нравится. Очень. И именно этого я хочу.
- А если ничего у нас не выйдет?
- Значит, ничего не выйдет.
Вот оно! Как гора с плеч! Все так легко и просто. Никто ни на кого не давит. Поживем - увидим. Просто сделаем то, что делают миллионы людей каждый день: кинем кости и посмотрим, что нам выпадет. Испытаем судьбу.
- Ладно, - говорю я, - значит, если люди увидят нас взявшимися за руки и подумают, что мы - пара, они будут правы?
- Да.
Мы целуемся, и этот поцелуй не похож на все предыдущие. Этим поцелуем мы словно скрепляем наше соглашение. Страшно и восхитительно одновременно. Вот оно, думаю я, конец твоей прошлой жизни и начало будущей. Я понимаю, что наши жизни переплелись теперь так же тесно, как и наши языки. Но наши отношения не закончатся вместе с этим поцелуем. Только решение одного из нас сможет их разорвать. Это произойдет, только если мы перестанем верить в слова, которые только что сказали друг другу. Кто знает когда. А может, этого и не произойдет. В том-то и кайф. Потому что есть вероятность, что мы останемся вместе навсегда. Эта мысль вызывает у меня блаженную улыбку, мы снова устраиваемся на траве, я обнимаю Эми и засыпаю.
В галерею возвращаюсь часам к четырем, разморенный от солнца, ошалевший от происшедшего. Из почтового ящика у двери торчит конверт. Открываю его и читаю: "Позвони мне на мобильный, немедленно. Поли". Блин! Черт, вот невезение! Единственный раз слинял с работы, и, конечно же, в этот день приехал Поли! Вхожу в зал, беру себя в руки и звоню ему. Так, он явно в плохом настроении. В убийственном настроении. С помощью невероятного количества ругательств он объясняет мне, что я выставил его дураком перед его новой подружкой, потому что он не смог провести ее в собственную галерею, где какой-то хрен сменил замки. Но это, как оказалось, цветочки. Главная новость еще впереди.
Я. Послушайте, Поли. Я напорол дел, признаю. Мне очень жаль. И я обещаю, что такого больше не повторится.
Поли. Да уж, будь уверен, что не повторится. А знаешь почему?
Я. Почему?
Поли. Потому что ты на хрен уволен, вот почему. Сейчас же закрывай галерею и отдай ключи Тиму Ли из "Художественной керамики" рядом с нами. И чтобы после этого я тебя не видел и не слышал. Ясно?
Я. И это все?
Поли. Это все.
Я. Знаете, мне кое-что не ясно.
Поли. Что?
Я. Почему вас так плохо слышно?
Поли. Потому что я в вертолете. А тебе-то какое…
Я. Где вы сейчас конкретно?
Поли. На полпути к Парижу.
Я. Ой…
Поли. Что значит "ой"?
Я. Это значит, ой, придется вам разворачиваться и лететь сюда. Потому что я оставляю ваши гребаные ключи в вашем гребаном замке и дверь вашей хреновой галереи оставляю открытой.
Конечно, угрозы своей я не выполнил. Ведь если Поли пожелает нанять адвоката, тот будет в сто крат круче моего; кроме того, я в растерянности, а не в ярости. Поэтому я послушно в последний раз запираю дверь галереи и оставляю ключи Тиму.
По сравнению с этим несчастьем Столетняя война - сущий пустяк. И пагубные последствия нашей ссоры не поддаются описанию. Ноль доходов = ноль возможностей жить так, как сейчас, = ноль вариантов (за исключением одного - вернуться в ряды серых служащих дерьмовых фирм) = конец амбиций и начало нудного бессмысленного существования.
Все, я больше не хозяин своей жизни. Сажусь на велосипед и еду к дому, жить в котором мне отныне не по карману. Меня охватывает чувство полного бессилия.
Раньше у меня такого не случалось. Почти никогда.
* * *
Чистосердечное признание No 4:
Бессилие
Место действия: моя комната в общаге, Эдинбург.
Время действия: 11.30 ночи, 2 октября 1991 года.
Элла Трент была красоткой. Нет. Элла Трент была потрясающей красоткой. Ноги - как у дублерши Джулии Роберте в "Красотке". Лицо Умы Турман, когда она танцует с Траволтой в "Криминальном чтиве". Грудь Джеми Ли Кертис в "Поменяться местами". И холодное обаяние Лорен Баколл. Если бы существовал на свете колледж, куда принимали по внешности, а не по умственным способностям, то на обложке их проспекта была бы Элла Трент. Когда она входила в комнату, парни не просто устремляли на нее взгляды, они себе шеи сворачивали.
И я только что ее закадрил.
Этого, конечно, никогда не должно было случиться. Вот она, а вот я. Север и Юг, лед и пламень, Красавица и Чудовище. Две противоположности, которые никогда не должны соединиться. У меня не было ни малейшего шанса понравиться Элле Трент. Она и рок-звезда или известный актер? Да. Она на свидании в фешенебельном ресторане? Да. Она и Джек Росситер под проливным дождем у дверей "Последней капли"? Нет. Никогда и ни за что на свете.
Понятное дело, я не жаловался на столь невероятный поворот событий. Мне было девятнадцать лет, и я учился на втором курсе художественного факультета в Эдинбурге. Единственная причина, по которой я смог закончить первый курс, - то, что мы с Эллой Трент сидели рядом в библиотеке. Когда я не сидел уткнувшись носом в книги, я сидел упершись взглядом в нее. Я смотрел, составлял планы и схемы. В конце концов я набрался храбрости и заговорил с ней. После нескольких ловких ходов с моей стороны (то ручку одолжу, то еще какую мелочь) мы уже стали кивком приветствовать друг друга.
Однако меня интересовало не содержимое ее шариковой ручки. Пять моих самых заветных эротических фантазий - в обратном порядке, для большего возбуждающего эффекта:
5. Заняться сексом втроем с Хейли и Бэки, близняшками с моего курса.
4. Попасть в плен к амазонкам в качестве племенного бычка для получения потомства.
3. Быть выпоротым мадемуазель Шапталь, моей школьной учительницей французского, и чтобы непременно она порола меня мокрым палтусом.
2. Остаться единственным выжившим в авиакатастрофе мужчиной, на необитаемом острове, с другими спасшимися - претендентками на титул "Мисс Мира".
1. Достичь оргазма одновременно с Эллой Трент после долгого и бурного секса.
За исключением рыбного фетиша под номером три (влияние моей рыбно-картофельной студенческой диеты), вполне стандартный для молодого человека список. Но вы посмотрите, в каком порядке стоят мои фантазии! Элла Трент круче неограниченного доступа к амазонкам? Нет, ну в самом деле. Придется это признать: она - номер один. Тут уж ничего не попишешь.
И вот мы у меня в комнате. Только что я тискал ее у входа в "Последнюю каплю" и потом в такси, по дороге сюда. Пока мы раздевались, я жадно пожирал ее глазами, смакуя каждый момент. Мне выпал шанс воплотить в жизнь самую желанную мечту. И если она делала это просто потому, что была под кайфом или потеряла свои очки и по ошибке приняла меня за Брэда, студента из Австралии, который ей нравился, - даже если и так, что тут такого? На тот момент ее присутствие в моей комнате было победой в долгой завоевательной кампании. Я подготовил почву для знакомства в библиотеке. Я выследил ее в "Последней капле" и "нечаянно" наткнулся на нее в баре. Я с ней болтал, очаровывал с таким усердием, словно от этого зависела вся моя жизнь.
И мой план сработал.
Она находилась в моей комнате, она лежала голая на моей кровати. Я увидел и победил. И вот-вот должен был кончить. Точнее, согласно моим эротическим фантазиям, мы должны были кончить вместе. Мы были на кровати, и все шло как надо. Нет, это будет не просто перепих. Это будет Секс Века. Я решил, что буду сексалепен, трахитителен, просто трахаделичен! Я буду ее Клинтом Иствудом, Шоном Коннери и Ричардом Гиром одновременно. Этого требовало от меня мое самолюбие.