– Даже так?
Шонин задумчиво потёр подбородок ладонью левой руки. Надолго замолчал, не глядя на собеседника.
Щетинин понимал причину молчания. Так же как понимал, что если старик не заговорит, не откроется, сам, без принуждения, то дальнейшее прибывание генерала в гостях будет бессмысленным.
– Алексей Михайлович, – Вилен Иванович вложил в свой звонкий голос всю силу убеждения, на которую был способен, – я знаю, в шестьдесят девятом произошёл несчастный случай. И никто не виновен в гибели экспедиции. Ни вас, ни Ельцова никто не собирается обвинять. Но если вы мне не поможите сегодня, завтра могут снова погибнуть люди. В том же районе. В том числе и сын Дмитриева. Только в этом случае их смерть частично будет лежать на вашей совести. Впрочем, как и на моей.
– Вот даже как…
Шонин с силой хлопнул ладонью по колену:
– Значит, вычислили. Спустя сорок лет! – Алексей Михайлович тряхнул седой шевелюрой. – Молодцы! Хотя, признаться, я этого ждал. Всё время ждал. Рано или поздно это должно было произойти. И вы правы. Никакого преступления действительно не было. Мы сделали всё от нас зависящее. Единственное, за что себя казню, так это за то, что мы не дали возможности родным проститься с группой. Но на это и не имели права. – Алексей Михайлович с силой сжал губы, после чего выдохнул. – Рассказывать только по сути или с самого начала?
– С начала. Хотя времени мало, тем не менее лучше, если вы мне в сжатом формате сообщите обо всём, что вам известно. Для пользы дела.
– Так, может, для связки слов, по коньячку?
* * *
Вика, вжавшись в холодную, влажную землю, замерла. Ее бил мелкий озноб. Мокрая одежда прилипла к коже. Казалось, холод проникал во все поры, вгрызался в тело, бродил внутри него. Зубы наровили свое чечеткой выдать место нахождения хозяйки. Пришлось их с силой сжать.
Как она прорвалась на противоположный берег, сквозь бурный, ледяной поток, в темноте, по скользким камням, постоянно оступаясь и падая в воду, Виктория не помнила. Страх и ужас гнали вперёд. Девушка нашла в себе силы не поддаться панике и молча, без единого крика, покорить строптивый Гилюй.
Едва ступив на сухую почву противоположного берега, ноги сами собой подкосились, и Виктория упала на колени. Однако всплеки за спиной, говорившие о том, что погоня близко, не дали возможности сделать передышку. Вика кинулась в тайгу. Преодолеть пологий, заросший травой спуск к реке для сильной, молодой жещины оказалось секундным делом. Чёрная стена тайги не испугала. То, что преследовало, было намного страшнее ночного леса. И Виктория бросилась в чащу.
Ветки рвали одежду. Хлестали по лицу и телу. Ноги постоянно спотыкались о невидимые в темноте коряги и корни. Вика несколько раз падала, но тут же вскакивала и продолжала бег в неизвестность. Задыхаясь, обливаясь потом от страха и ужаса. С каждым шагом передвигать ногами становилось всё тяжелее и тяжелее: чувствовалось, она постоянно поднимается в горку. В темноте девушка не смогла сориентироваться и, вместо того чтобы принять правее и по более – менее равнинной местности устремиться к Зейскому водохранилищу, она приняла влево, к незаметной, заросшей полумёртвым сосняком сопке.
Викторию подгоняли шаги преследовавшего её насильника, его тяжёлое дыхание. Она не знала, что Леший, прекрасно ориентирующийся на местности даже в такое время суток, специально догонял Викторию шумно, с треском сучьев и веток. Стремясь тем самым морально сломать девушку. Кузьменко находился в состоянии предчувствия овладевания жертвой. Единственное, чего наёмник не делал – не подавал голоса. И это пугало ещё больше. Казалось, будто за спиной передвигается не человек, а зверь.
Сколько прошло времени, Вика не знала. Может, минут десять, может, час. Время в тот момент для неё стало понятием абстрактным. Несуществующим. А вот Кузьменко отмечал всё чётко, секунда в секунду. Отлично ориентируясь по звёздам. Лешему, поначалу обозлённому на строптивую девчонку за ожог, уже нравилась погоня. Теперь наёмник был на вершине блаженства: и работа будет выполнена, и похоть успокоена. Леший ощущал себя сильным самцом, который играет с ретивой самочкой. Ему было приятно чувствовать собственное сильное тело в движении. Но ещё более приятно было ощущать страх жертвы. Страх перед его вторжением. Предвкушать, что произойдёт после того, как он догонит её и повалит на землю. Это были не какие-то там надуманные ролевые игры с продажными женщинами, а настоящая страсть. Однажды он уже испытал нечто подобное, изнасиловав малолетку в Чечне. Тогда ему понравилось, как та сопротивлялась, царапалась, кричала, извивалась под ним. Сопротивление возбуждало, гоняло кровь по жилам, зашкаливая адриналином. Теперь у насильника появилась возможность повторить пережитое.
Вика поначалу не поняла, что произошло. Правая нога неожиданно не ощутила под собой почвы и провалилась в пустоту. Руки раскинулись в стороны, в надежде ухватиться хоть за что-нибудь, но ничего так и не нашли. Тело мгновенно потеряло опору, и девушка рухнула в пугающую пустоту. Вика даже не успела понять, что произошло, как оказалась на земле. Удар был чувствительным, но мягким: почву под ногами покрывал толстый слой мха и листвы. По-крайней мере, боли ни в ногах, ни в руках девушка не испытывала. Единственное, при падении сильно ударилась о почву грудью, так что теперь дышать стало довольно трудно. Но именно этот удар, подавив в зародыше, испуганный вскрик, готовый было вырваться из девичьих лёгких, временно спас Викторию. Она замерла, вжавшись в холодную, влажную землю, боясь шелохнуться и тем самым выдать себя.
Наёмник сделал несколько осторожных, неслышных шагов к краю склона. Во время бега он и девчонка поднялись на самую верхушку сопки, где растительность состояла из редких деревьев и плотного кустарника. Девчонка этого не заметила, вот и результат. Наёмник прислушался: судя по всему, "тёлка", потеряв опору, скатилась вниз. Но куда? Леший в нерешительности замер. Почему стоит такая тишина? Ни звука. Может, девчонка при падении ударилась головой о камень или о ствол сосны и потеряла сознание? Так нет, тогда бы послышался стон. А тут как раз был иной случай. Леший присел: игра становилась ещё более интересной и возбуждающей. Девочка спряталась. И где-то недалеко. Затаилась. Что ж, подождём.
* * *
Санатов, охнув, чуть повернулся в Мишкину сторону:
– Умело бьют, сволочи. Грамотно.
Дмитриев промолчал. Если бы Серёга приподнял голову, то в свете начинающего просыпаться рассвета смог бы раглядеть, как играют желваки под кожей на скулах друга. Мишка вот уже как полчаса пытался избавиться от верёвок. Кожа на руках стёрлась до крови и теперь кисти ныли от боли. Однако всё было бесполезно: узлы так и не желали поддаваться.
Дмитриев в очередной раз сделал тщетную попытку выдернуть руку из плена и, не сдержавшись, выматерился:
– Серый, да не лицом повернись ко мне. Спиной! – зло, сквозь зубы, прошептал Михаил. – Попытаюсь развязать.
Санатов, вторично охнув, принялся переворачиваться.
– Советую лежать тихо, – неожиданно донёсся до мужиков тихий, уверенный голос. – И не рыпаться!
– Шакалы!.. – Мишка вскинул голову на звук. – Где Вика? Говори, сука! Не дай бог с ней что случится – я вам пасти порву!
– И советую молчать. – Главный, как уже давно догадались Мишка с Серёгой, из наёмников мягким шагом приблизился к пленникам. – Берегите энергию – она вам ещё пригодится.
– Да пошёл ты со своими советами… – Дмитриев вскинул голову, заглянул наёмнику прямо в глаза. От чего тот резко отвернул голову. – Я тебя запомнил, гнида. Если твой гадёныш что-то сделает с моей девушкой, берегись! Оба берегитесь!
* * *
Шонин наполнил бокалы "на палец" дорогим французским коньяком, первым слегка пригубил из своего хрусталя.
– Инициатива строительства Зейской ГЭС исходила из Министерства энергетики, – начал воспоминания Алексей Михайлович, одновременно подкладывая на тарелку гостя ломтики лимона и бутерброды с тонкими прослойками сахалинской горбуши. – Дальневосточный регион в начале шестидесятых рассматривался, как развивающийся. А потому к шестидесятому году встал вопрос об энергоснабжении края. Рассматривались различные варианты, но остановились на проекте академика Ельцова. Глеб Борисович был большая умница. – Алексей Михайлович поднял бокал и, не чокаясь, сделал второй глоток. – Он выбрал оптимальный вариант для расположения ГЭС. Ведь проблема заключалась не только в получении электроэнергии.
– Помню, – отозвался генерал. – Наводнения. Я прибыл в Зею незадолго до перекрытия. Но и в то лето, помню, проблем хватило. Когда кладбища размыло так, что гробы по реке плавали. Всё боялись кишечных заболеваний. А когда нефтепродукты со складов леспромхоза потекли, помните…
– Вот-вот. – Шонин кинул в рот ломтик лимона. – Поначалу, в конце сороковых, планировали возвести дамбы. Только ничего не вышло. Институт Гипроводхоза сделал исследования по Зейскому региону и пришёл к неутешительному выводу: для предотвращения наводнений по обоим берегам Зеи следовало соорудить два бетонных сооружения, высотой более трёх метров и общей протяжённостью более 1700 километров. Аналог Великой Китайской стены. Плюс канавы и водосбросные шлюзы для перехвата поверхностных вод, да установка насосных станций для откачки воды… А электроэнергия для этих станций? Приплюсуйте затраты по обслуживанию дамб, их поддержке! Бешеные деньги! Вот тогда-то Ельцов в пятьдесят восьмом и вышел вновь со своим старым предложением о строительстве Зейской ГЭС.
– Что значит "вновь"? – Щетинин с удивлением посмотрел на собеседника. – Он что, уже предлагал этот проект?
– А вы не в курсе, что вопрос о Зейской ГЭС стоял ещё в 1952 году? – теперь настала очередь удивиться хозяину дома.
– Нет.
– Э-э, батенька, плохо работают ваши гаврики, коли не докопались до столь простых фактов. – Искорки мелькнули во взгляде Шонина. – На чём мы остановились? Да, так вот. И в том же году Глеб Борисович сделал безрезультатную попытку протолкнуть идею строительства ГЭС на стыке хребтов Тукурингра и Соктахан. В те годы мы с Ельцовым ещё знакомы не были. А вот с планами строительства ГЭС я поверхностно ознакомился. Впрочем, про истинную мотивацию проекта, естественно, не знал. Инициативу академика в тот год заблокировали, хотя не полностью. Только не учли одного: Глеб Борисович человеком оказался настырным, упёртым. А потому семь лет спустя дело сдвинулось с мёртвой точки.
– Кто блокировал инициативу? Не припомните?
– Ну, как же… Такого человека забыть трудно. – Алексей Михайлович откинулся на мягкую спинку кресла, поднёс бокал к губам, сделал очередной маленький глоток. – Некто Терёхин Леонид Филатович. Вредный был мужичишка. Как и Ельцов, член-корреспондент Академии наук. Только другого направления. Так сказать, охрана окружающей среды.
Тренированная память генерала моментально выдала информацию о "наезде" Благовещенской налоговой на фирму, где работал Дмитриев, и о том, кто из Москвы организовал проверку. Хотя внешне Вилен Иванович сделал вид, будто фамилия "Терёхин" ему ни о чём не говорит.
– Почему вы с таким сарказмом произнесли последнюю фразу? – полюбопытствовал Щетинин. Коньяк был отменный, приятный на вкус. – Или это негатив против конкретной личности, а не его профессиональной деятельности?
– Хорошо заметили. – Алексей Михайлович поставил бокал на столик, но не отпустил: принялся медленно крутить в пальцах, едва касаясь полированной поверхности. – Негатив против личности… Да. Скользкий был человечишка этот Терёхин. Иначе не скажешь. Да и сынок, говорят, пошёл в папашу.
– Он был противником строительства самой ГЭС или имели место личные мотивы с Ельцовым?
– Если драку за район считать личным мотивом, то личный. Я ЗеяГЭСстроем занялся в середине шестидесятых. У них к тому времени конфликт дошёл до стадии кипения.
– Вокруг чего крутился спор?
– Спор? Мягко сказано. Война!
– Хорошо, – согласился с улыбкой Вилен Иванович, – и вокруг чего велись военные действия?
– Официально вокруг последствий от строительства ГЭС. – Шонин оставил бокал в покое, взял с тарелки бутерброд.
– Какую позицию занял Терёхин?
– Для нас его позиция и так была ясна. Но главное заключалось не в том, а как, какими методами Терёхин защищал свою точку зрения. А сие было полным паскудством. Даже по тем меркам. Да только не учёл он напористости Борисовича. Плюс Ельцову помогла внешняя обстановка. Брежнев только пришёл к власти. Молодой, энергичный, подавай новые грандиозные проекты, которые бы затмили сталинские и хрущёвские. Так что Глеб Борисович с Зейской ГЭС как раз пришёлся ко двору и ко времени. Хотя при всём моём негативном отношении к Терёхину следует отдать тому должное. В некоторых деталях он оказался пророком. К примеру, когда утверждал, что в связи с появлением водохранилища изменится и уровень грунтовых вод, что неизменно приведёт к заболачиванию и без того болотистой сельскохозяйственной местности. Фактически так оно и произошло. Или ещё. Терёхин предупреждал правительство о том, что перед тем как возводить плотину, следует сначала создать очистительные сооружения в таких населённых пунктах, как Тында, Верхнезейск, Бамнак, Горный, для того чтобы после не загрязнять будущее "море" постоянными отходами, которое и без того будет грязным от остатков гниющей древесины. Прав был? Прав. Хотя в сравнении с тем эффектом, который выдала Зейская, все эти разговоры остались беспочвенны.
– Вы сказали: предупреждал правительство. Терёхин был вхож в Кабинет министров?
– Берите выше. – Указательный палец Шонина устремился в потолок. – Леонид Филатович знался со многими членами ЦК, и даже с самим товарищем Сусловым.
– И тем не менее проиграл Ельцову?
– За скорейший ввод в действие Зейской ГЭС встал сам Леонид Ильич. Это и решило дело.
– Не припомните, какие годы были наиболее тяжёлыми во взаимоотношениях между Ельцовым и Терёхиным?
– Конец шестидесятых – начало семидесятых. Пик – семьдесят первый. Терёхин хотел поставить вопрос в ЦК о приостановке досрочного ввода ГЭС. Обещал предоставить аргументацию. Нервничал. Писал письма, делал звонки. Словом, поднял широкую волну. А на само заседание неожиданно для всех не явился. Заболел. Вообще странная история. Непонятная.
Щетинин припомнил присланную информацию из Хабаровска и сопоставил факты.
– Заседание ЦК должно было состояться в апреле семьдесят первого?
– Кажется, да. Точно помню, весной, а вот месяц…
Генерал сделал глубокий глоток, вторично скрыв эмоции: оно и понятно, почему не явился Терёхин на заседание ЦК. Ему не с чем было идти. Потому как он не дождался Колодникова, умершего во время перелёта.
* * *
СЧХ усмехнулся, когда Матвей Харитонович открыл своим ключом дверь и жестом пригласил подполковника первым войти в дом.
Одноэтажная деревянная изба, к которой их привезли на рассвете, ничем не выделялась из сотен таких же крепких, срубленных из сосны и берёзы строений, вытянувшихся вдоль центральной улицы города Зеи, до сих пор носящей имя вождя мирового пролетариата.
Перед калиткой Щетинин осмотрелся. Одноэтажные домики по Ленина стояли только с одной стороны, с той, что была ближе к реке. С противоположной стороны от трассы расположились деревянный Дом культуры и небольшой парк. В некоторых дворах к этому часу проснулись петухи, и теперь звонкие позывные летели по улице со всех сторон, вперемешку с собачьим лаем.
– Прямо как в деревне. – Щетинин кивнул на камень в центре парка: – В память о начале строительства ГЭС?
– Точно. Заложили в день перекрытия Зеи. – Старик хлопнул ладонью по калитке, распахивая её. – Милости просим.
– Самое плебейское состояние – просить милость, – едко заметил Сергей и прошёл во двор.
Осторожно осмотрелся. Собаки, как ни удивительно, во дворе не наблюдалось. Щетинин, по прошлым приездам в северный город, знал, в Зее лучшей сигнализацией и сторожами являлись именно псы. Их тут разводили чуть ли не все. И в основном неприхотливых к погодным условиям лаек.
Пройдя в глубь двора по деревянному настилу и поднявшись на невысокое крылечко, подполковник, с секунду постояв перед входной дверью, чуть сместился в сторону, разрешая старику и дальше проявлять инициативу. Ключ щёлкнул в замке, дверь послушно распахнулась.
Едва СЧХ вошёл в дом, точнее, на летнюю терассу, или как её называли дальневосточники, в "сенца", как дверь, ведущая в дом, тоже открылась и на пороге в сумрачном свете проявился силуэт до этой минуты незнакомого Щетинину, пожилого, полного мужчины, в майке и спортивных брюках. На лице хозяина дома светилась лёгкая улыбка.
– Добрый день, Сергей Викторович, – сильным, слегка простуженным голосом проговорил толстячок, протягивая руку. – Не удивлены?
– Нисколько, Юрий Николаевич, – отозвался СЧХ и, не откликаясь на рукопожатие, с силой придвинул к себе первый попавшийся стул. – Наконец-то я вас лицезрею живьём, товарищ декан!