* * *
Леший проверил, хорошо ли связаны Мишка с Санатовым, после чего подхватил Вику, потащил девушку в кусты.
– Что вы делаете? – охнула та от боли, когда наёмник бросил её на землю. – Вы же мне руку сломали!
– Вот и славно. Значит, не будешь сопротивляться.
Леший склонился над жертвой.
– Я ничего не знаю! – выкрикнула Вика. – Я никогда и ни с кем не общалась по телефону.
– Да мне плевать, общалась ты или нет. Какая рука сломана?
– Правая… – всхлипнув, пожаловалась девушка.
Наёмник определил место "допроса" в двух шагах от костра.
– Повернись на бок!
Когда Вика выполнила приказание, Кузьменко ножом разрезал верёвку, связывавшую ей руки. После чего толчком снова вернул тело девушки на спину. – Покажи. – Пальцы Лешего пробежались по девичьей руке, до локтя. – Где больно?..
– Возле кисти! – вскрикнула Виктория.
– Ничего страшного. Потянула связки. Несмертельно.
– Но больно!..
– Естественно. – Голодный мужской взгляд ощупывал женское тело. – А ты мне сразу понравилась. Мне тёлки с дойками нравятся…
С последними словами Леший оседлал пленницу. Вика от неожиданности вскрикнула, испуганно посмотрела на мужика, половина тела которого была освещена остатками костра, а вторая скрывалась в темени ночи, от чего внешний вид насильника стал ещё более устрашающим.
Наемник некоторое время разглядывал находившуюся под ним женщину, плотоядно усмехаясь в предвкушении будущего наслаждения. А потому он не заметил, как "сломанная" рука девушки метнулась к кострищу и на ощупь выхватила головню. Вика едва не застонала от боли, но всё равно, сцепив зубы, со всей силы ткнула шипящей головнёй в насильника, целясь в глаза. Леший охнул, схватившись за лицо, отшатнулся, чем и воспользовалась девушка. Она скинула с себя мужика, вскочила на ноги и бросилась в темноту.
Ночь стояла безлунная, чёрная. Вика в панике, вместо того чтобы сделать несколько шагов в сторону и скрыться в кустах, кинулась по прямой. Ледяная вода Гилюя моментально обволокла ноги девушки. Виктория вторично вскрикнула, на этот раз от неожиданности. Сзади, за спиной, послышался рёв: разъярённый наемник, левой рукой держась за лицо, кинулся вслед за ней. Ещё несколько секунд – и она снова окажется в его руках. Иного выхода не оставалось. Вика без раздумий окунулась в ледяную воду.
* * *
– Дядя Вилен, имеется любопытная запись допроса. Хочу, чтобы ты с ней ознакомился. Но это нужно срочно!
– Вези плёнку к нам, в "контору". Там оцифруют и мне перегонят. Один вопрос: что с ней делать потом?
– Думаю, когда прослушаешь, поймёшь. Только поторопись. Обстановка накалилась до предела. Лечу на Гилюй.
– Понял. Помощь нужна?.. Предупреждаю: мои люди успеют только к полудню. Продержитесь?
– А куда мы денемся? Но сначала прослушай разговор. Дай послушать кому нужно. Кому – догадаешься сам. Думаю, тогда поймёшь, какая мне помощь нужна. Поищи информацию о тех, кто в шестьдесят девятом году в ЦК компартии Союза был против возведения Зейской ГЭС. Фамилии. А самое главное: кто из них или их потомков продолжает работать в Москве, в структурах. Какие занимают посты. Ты меня понял, да? Ну, вроде всё. Жду звонка…
* * *
Щетинин поднял трубку служебного телефона, несколько секунд, в состоянии нерешительности, покрутил её в руке. Не хотелось будить начальство, да что поделаешь – без помощи Бирюкова обойтись никак нельзя. Указательный палец быстро набрал знакомую комбинацию кнопок.
Полковник поднял трубку не сразу. С пятого гудка.
– Серёга, – послышался сонный голос, – я тебя когда-нибудь убью.
– Извини. Я специально позвонил на мобильный. Чтобы Иру не разбудить.
– Щетинин, если тебе не спится, то это не значит, что и я не хочу спать.
– Срочное дело.
– Твой дружок вместе с тобой у меня уже как клещ в заднице. И ночью от вас покоя нет. Что ещё?
– Самолёт на Зею. Срочно! И твой звонок в Зейское управление. Мне нужно пару-тройку человек. Но со знанием местности и, желательно, с военным опытом. Если таковые есть.
– Ты что, совсем охренел?! Какой самолёт в час ночи? Какие люди? Неужели не можешь подождать до утра?
– Не могу, – сказал СЧХ. – Они захватили лагерь. Сразу, как только мы освободили жену Урманского. И ещё. В Москве дали приказ не отзывать их. Понимаешь?.. На Гилюе сейчас такое творится…
– А твой дядька? – Голос на другом конце провода окреп.
– Пока бессилен.
– А мы, выходит, всесильные?
– Это мои друзья…
– Понимаю! – было слышно, как Бирюков еле сдерживает эмоции. – Но ничем помочь не могу. На меня тоже Москва давит! И вообще, на кой хер вы подняли всю эту историю? Сорок лет прошло! Нет, б… выпендрились! Хорошо, хоть Донченко с Рыбаковым взяли отпуск. А то бы и с этой стороны меня прижали.
– Значит, кресло тебе дороже?
– Не кресло, а нормальная, спокойная жизнь! Которую вы мне капитально подпортили!
– Что ж… – Щетинин, придерживая левой рукой телефонную трубку, правой рванул ворот рубашки. Верхняя пуговица оторвалась и со стуком упала на пол. – В таком случае готовься к тому, чтобы писать отписки в Москву по поводу семи трупов. В том числе и меня. Ну, там-то тебя поймут… Для вида вынесут выговор и на этом всё утихнет. Только готовься и к другому. Как ты будешь смотреть в глаза моей матери, когда придёшь сообщить обо мне? Или пошлёшь кого-то из молодняка? Да, точно, ты так и сделай. Так проще.
– Думай, что говоришь!
– Думаю, – хрипло выдохнул СЧХ. – По нашей с тобой земле ходит несколько десятков уродов с оружием, безпридельничают, а мы сопли жуём. Да мне после такого погоны стыдно носить. Если даже своих, близких защитить не можем, то дерьмо мы в лампасах, а не менты. Не знаю, как ты, а я вонять не хочу.
С последними словами Щетинин с силой кинул трубку на рычаг.
* * *
Донченко в пятый раз перечитал сообщение Щетинина на экране мобильного, с силой сжал телефон.
– Что нового? – Сашка подполз поближе. – Долго нам тут ещё прятаться? Задолбали эта темнота и сырость. И там, в лагере, творится непонятное…
– Всё, как и предполагал. – Лёха притянул к себе Савицкого. – А теперь, дяденька, как на духу. И смотри, старичок, если мне твои ответы не понравятся, шею сверну! – Донченко говорил тихо, сквозь зубы. Не говорил, шипел.
– Вы мне не верите?
– Уже нет.
– Почему?
– Потому что у нас по очень серьёзной причине всё сыпется и рушится. И рушат не здесь, в области, а в столице, откуда ты приехал. Итак, меня интересует, кто тебя послал сюда? Это первое. Кто помогает тебе в Благовещенске? Это второе. Есть и третье, но пока жду ответы на первые два вопроса. И с очень большим нетерпением.
– Лёха, да что случилось? – майор вцепился в рукав опера.
Донченко спрятал мобильник.
– Кажется, провели нас, как…
Савицкий тяжело дышал за спиной Рыбакова.
– Я понятия не имею о том, что происходит! Поверьте!.. Я не врал! Я действительно сам решил встретиться с Дмитриевым и дочерью профессора. Сам! Никто меня не заставлял.
– Тише! Говори тише, дедуля! – зашипел Лёха. – А если есть желание своих позвать, помни: я успею придушить тебя до того, как они прибегут. Понял?
– Я и не собирался никого звать, – быстро зашептал в ответ Савицкий. – А в городе у меня действительно есть свой человек. Это моя однокурсница. Она на пенсии, хоть и работает. Совершенно безобидный человек. И выполнила всего две мои просьбы. Отослала письмо по почте и в библиотеке подсела к жене Дмитриева, с альманахом. Всё.
– Она работает в библиотеке?
– Да. Больше ни с кем в городе я не контактировал.
– В Москве вас основательно пасли?
– Постоянно.
– А как удалось уйти?
– Сосед у меня женатый, но бабник. Я использовал это обстоятельство, дал ключи. Те и решили, будто я ещё в доме: свет горит, тени ходят. Так и ушёл. – Старик встрепенулся. – Да если бы я с ними был заодно, неужели думаете, я бы вот так тут с вами сидел? Правильно заметили, я бы уже давно дал о себе знать.
– Я теперь вообще ничего не понимаю! – сорвался Донченко. – Всё, всё идёт не так, как нужно! Как планировалось. Будто кто-то точно просчитал наши ходы и теперь двигает нас, как фигурки на шахматной доске.
Рыбаков тронул товарища за руку.
– Лодок, так понимаю, на рассвете не будет?
– Правильно понимаешь. – Лёха с силой несколько раз укусил нижнюю губу: явный признак нервозности. – Да даже если бы и были, кто б нам позволил в них сесть?
– И что будем делать?
– Выход один – попытаться уйти.
– А как же наши? – выдохнул майор.
– Тогда всех повяжут! – не сдержался опер. – В капкане мы! Понимаешь?
– Я остаюсь! – Сашка притянул к себе рюкзак, принялся его расстёгивать. – Вы уходите. Подожду, когда подальше отойдёте, и попробую освободить Санатова. Он охотник, думаю, сориентируется.
Рука майора в рюкзаке нащупала ребристую рукоять пистолета, торчащую из кабуры.
– Бредовая идея, – тут же отозвался опер. – Скрутят – пикнуть не успеешь.
– Это мы ещё посмотрим.
Савицкий протянул руку, наткнулся на ладонь Рыбакова:
– Дайте и мне пистолет. Ножом, боюсь, не смогу. А вот на курок нажать легче. Наверное.
Лёха тихо выматерился:
– Тоже мне, последние герои!
– Там Вика, – никак не реагируя на мат, отозвался Рыбаков. – Хоть и двоюродная, а сестрёнка. Так что…
Донченко хотел было что-то ответить, но только махнул в темноте рукой. Всё одно все уговоры без толку. И полез за оружием.
* * *
Бирюков позвонил в час ночи. Без каких-либо лишних слов с ходу огорошил Щетинина: самолёт на взлётной полосе. В Зее их встретит группа оперативников из Зейского управления полиции. Приказ о полном подчинении подполковнику Щетинину им отдан.
И вот двадцать минут назад экипаж по тревоге поднял Як-40 в небо с двумя пассажирами на борту.
Перед отъездом Щетинин зашёл в кабинет, где ютились гости, предупредить, чтобы ни в коем случае не покидали здание. У него даже мелькнула шальная мысль захватить с собой Кононова, но он тут же отказался от столь безрассудной идеи. Если всё пройдёт нормально, то с инженером они и позже смогут посетить Нору и Гилюй. Ну а если нет, то…
Урманский почувствовал состояние подполковника.
– Знаете, – проговорил профессор во время прощания, – я жалею о том дне, когда решил опубликовать стихотворение. Если бы была возможность вернуть всё вспять…
– И напрасно, – тут же отозвался СЧХ, слегка хлопнув учёного по плечу. – Вы поступили именно так, как и должны были. Иначе это были бы не вы. Я думаю, всё будет хорошо…
В самолете СЧХ внимательно старался слушать старика, но вскоре оторвался от обзора ночного неба в иллюминаторе и повернулся к нему:
– От того, что человечество готово самоликвидироваться и даже при наличии Просвещенных все время наступает на те же грабли, я устал и спать хочу.
Закрыв глаза, он тут же уснул.
* * *
Над Зеей стоял утренний туман. Посмотрев в иллюминатор, Щетинин тяжело, прерывисто вздохнул: они летели в "молоке". Снизу, сверху, с боков – сплошная серовато-белесого цвета масса. Воображение тут же представило, как самолёт зависает в невесомости, в некоем межпространстве. И хоть сознание успокаивает, мол, у пилотов есть умные приборы, которые точно указывают высоту, чувство самосохранения протестует – а вдруг приборы не сработают и земля окажется не где-то там, а прямо тут, под ногами?
– Не переживай, – донёсся голос с правого боку. – Посадят. – Старик неожиданно похлопал подполковника по руке. – У нас в Амурском авиаотряде самые лучшие пилоты на Дальнем. Особенно те, кто работает на этих трассах – спецы.
Как бы в подтверждение, самолёт, будто собака, почуяв след, "клюнул носом", слегка качнувшись, сделал лёгкий крен влево и тут же провалился в яму. Сергей моментально ощутил неприятную невесомость, которая, впрочем, тут же закончилась. Машина вздрогнула от соприкосновения с бетонной поверхностью, и Щетинина приятно вдавило в кресло от торможения двигателей. Через минуту "Яшка" "пришвартовался" невдалеке от служебного входа в здание аэропорта.
Спускаясь по трапу, старик поинтересовался:
– Куда поедем?
Сергей окинул взглядом освещённую прожекторами взлётную полосу, поёжился от свежего ночного воздуха, после чего ответил:
– В участок. Оттуда ты вызвонишь того, ради кого мы сюда прилетели. А он приедет к нам.
– Я бы поступил иначе.
СЧХ достал пачку сигарет, закурил.
– Аргументируй.
– За УВД скорее всего следят. Они не дураки, понимают, что ты здесь в скором времени появишься. А про меня не догадываются. На этом и предлагаю сыграть. – Матвей Харитонович спрыгнул с последней ступеньки. – Едем к нему. И не на вашем "бобике". На "частнике". Собьём собак со следа. От него позвонишь своим ментам. Кстати, у него и лодка имеется.
– Мне нужно, как минимум, три лодки.
– Не проблема. Так как?
Щетинин выбросил окурок.
– Поехали.
* * *
Вилен Иванович надавил на кнопку звонка несколько раз. Группа, что подбирала материал по Шонину Алексею Михайловичу, доложила: старик на данный момент проживал в трёхкомнатной московской квартире, на Садовом кольце. Один. Временно. Жена бывшего начальника ЗеяГЭСстроя выехала на две недели к сыну, в Питер. Днём пенсионер гулял, ходил в магазины за продуктами. Вечера проводил в домашней обстановке.
Генерал вскинул руку, посмотрел на часы: десять вечера. Исходя из полученной информации, хозяин квартиры в это время должен был находиться дома. Щетинин отругал себя: мыслить определёнными категориями стало для него привычкой. Что допустимо у простого военного, но недопустимо в их специфике. Разведчик должен мыслить свободно, пространственно. Исходя из информации, должен находиться… Да никому пенсионер Шонин ничего не должен. Потому как свой долг он давным-давно исполнил. И теперь имел полное право плюнуть на вечерний график, пойти поиграть в шахматы к соседу со второго этажа или попить пиво с соседом по площадке.
Вилен Иванович снова поднял руку к звонку, но так и не надавил на кнопку. Замер от неожиданной мысли.
А что если… Щетинин с силой провёл ладонью по ёжику седых волос на голове: никаких если! На девятнадцать ноль-ноль, по возвращении домой из ближайшего супермаркета, старик находился в полном здравии. Какого-либо слежения за ним группа не установила. В квартиру Шонина никто и никаких попыток проникновения не делал. А если с ним разобрались в магазине? В метро? Медленно действующий яд. Оцарапали руку. Прыснули специальным дезодорантом. Дьявол…
Палец с силой надавил на кнопку. Заливистый звонок в третий раз оглушил генерала. И Щетинин расслабленно выдохнул: за дверью послышался характерный шорох, за которым последовало покашливание.
– Кто? – донёсся до генерала знакомый голос. Слава богу…
– Щетинин Вилен Иванович. Комитет госбезопасности. Не помните такого?
Замок щёлкнул, дверное полотно распахнулось. На пороге стоял пожилой мужчина в джинсах и джинсовой куртке на голое тело. С морщинистым лицом, худенький, невысокого росточка. И огромными, светлыми глазами.
– Капитан, задержавший в Зее шпиона? – глаза выстрелили в Щетинина. – Помню, как же…
Вилен Иванович окинул хозяина квартиры долгим взглядом.
– Что, постарел? – улыбнувшись, поинтересовался Шонин.
– Ростом меньше стали. И плечи ýже. А так всё в порядке.
Щетинин протянул руку для приветствия. Алексей Михайлович ответил сильным пожатием и похлопыванием по плечу.
– У меня уже далеко не всё в порядке. Желудок барахлит. Правая нога при ходьбе отказывает. Вены, чтоб их… Проходи в зал. На диван. Нечего в коридоре топтаться. И не разувайся. Тут и так…
Щетинин послушно прошёл внутрь квартиры. Убранство жилища бывшего начальника огромной, союзного значения, стройки было, по большей части, совдеповским. Чешская мебельная сборная "стенка", за которой в семидесятых нужно было отстоять очередь ночами. Журнальный столик, два кресла. Над столиком – огромная фотография Зейской ГЭС. Чёрно-белая. Контрастная. С противоположной стороны от "стенки" – два книжных шкафа, наполненные в основном подписками русской и зарубежной классики. Единственное, что выпирало из обстановки и бросалось в глаза – плазменный телевизор, стоящий у дальней стены, напротив кресел.
На одно из них хозяин кивнул головой:
– Садитесь. Каким ветром занесло? Только не говорите, будто вспомнили про старика на досуге и вот решили его навестить. У людей вашего ранга досуг наступит только на пенсии. А вот когда настанет пенсия – неизвестно. Так что не будем терять время. С чем пожаловали?
Хозяин квартиры с трудом опустился в соседнее кресло. "Ноги болят, – догадался генерал, – потому сразу и не открыл".
– А откуда вам известно о моём ранге?
Шонин рассмеялся. Тихо, с хрипотцой.
– Я хоть и отошёл от бурной жизни, но не настолько, чтобы ничего не замечать. Два месяца назад вас показали по телевизору.
– Я не выступал на телевидении.
– Мельком. Передача о событиях в Грузии. Вы попали в хронику.
"Точно, – тут же вспомнил Щетинин. – Было дело. Ай да память у старичка…"
– Простите, Алексей Михайлович, действительно, я пришёл по делу. Хотя должен бы был…
– Бросьте, – отмахнулся старик. – Для меня теперь приход любого гостя из прежней жизни в радость. Что случилось?
Щетинин снова посмотрел на фото ГЭС:
– Алексей Михайлович, я прекрасно помню, как вы возводили это сооружение. Хорошее было время.
– Время было хорошее, потому что мы были молоды. Так что интересует? Кстати, кофе? Чай? Или…
– Нет, спасибо. – Щетинин замотал головой. – В следующий раз. Обязательно приеду и мы…
– Ну, смотрите. Итак?
– Меня интересует, кто в Центральном Комитете партии, в Кабинете министров, в самом министерстве был ярым противником строительства Зейской ГЭС? Были такие? Или не помните?
Шонин запахнул на груди куртку.
– Противники… – Бывший директор положил ладонь на столик, несколько раз постучал пальцами по его поверхности. – Ну, это смотря что понимать под словом "противники". Аргументы против строительства ГЭС выдвигались довольно убедительные. Даже сегодня я не мог бы с ними не согласиться. Но назвать это активным сопротивлением…
– И всё-таки. Может, припомните? Вдруг у вас имели место некие стычки, которые доходили до вышестоящего руководства? И едва не отразились на судьбе станции?
Шонин повёл худеньким плечиком:
– Навскидку не припомню. А для чего вам это? Станция работает. Проблем, насколько мне известно, с ней нет. Только не подумайте, будто пытаюсь выведать ваши секреты. Но если вам необходима чёткая информация, так будет сподручнее припомнить детали.
"Хитрит, – с облегчением подумал генерал, – не изменился. Это хорошо. Значит, память у него не отшибло".
– Да тут, Алексей Михайлович, такое дело. Всплыли новые факты по пропавшей экспедиции. Помните, в шестьдесят девятом?
– Геологов? Конечно, помню. А при чём здесь ГЭС?
– Да вот некоторые недавно обнаруженные моменты вопиют, будто ваше детище к пропаже экспедиции имело если не прямое, то уж точно не косвенное отношение.