- Все когда-нибудь случается в первый раз, Тед.
- Так из-за чего вы поругались?
Дженет ничего не ответила.
- Понятно, - сказал Тед. - Молчание - золото.
- Да, Тед, - сказала Дженет, - я буду сидеть здесь и думать, что погорячилась. Погорячилась. Погорячилась, погорячилась. Брайан, ты не мог бы передать мне пакетик с солью? - Дженет вгрызлась в холодную бурую оладью. - Я слышала, вы прекрасно провели ночь на свежем воздухе.
- Этот придурок разлил бензин в фургоне. Мошки на мне живого места не оставили.
- По крайней мере, песок был прохладный, и мои ожоги не так чувствовались, - сказал Брайан.
- То-то Хауи обрадуется, услышав про ваши приключения в его машине, - сказала Дженет.
Ее слова вызвали заговорщические смешки. Она поставила чашку с кофе на стол.
- Знаете, я собиралась расспросить всех вас, что вы делаете в фургоне Хауи, и почему спите на пляже, и зачем едете в Дайтону-Бич, но вот что. Я решила, что, пожалуй, лучше мне ничего этого не знать.
- Папа вчера перевернул прокатную машину Бет, - сказал Брайан, - разбил вдрызг. Кстати - никогда не угадаешь - Пшш собирается сохранить ребенка!
- Мило, - сказала Дженет. Она поглядела на Уэйда, подняв брови: Брайан ничего не знает о том, что ребенка хотят продать? Уэйд покачал головой: Нет.
- ...а потом мы пошли пешком до ближайшей заправки, - продолжал свой рассказ Брайан, - но Пшш заметила нас, подобрала и заставила ехать в багажнике своей машины.
- Не может быть.
- Этот дурачок обгорел, пока шел по шоссе, - добавил Тед, - поэтому пришлось заглянуть в больницу.
- Бедненький мой.
Потом все трое остановились у гостиницы, чтобы забрать таблетки Уэйда, потом поехали по направлению к Дайтоне-Бич, но где-то по пути неправильно свернули, и у них кончился бензин. А поскольку денег ни у кого не было, пришлось провести ночь на пляже.
- Умницы вы все, как я погляжу.
Дженет ждала затишья в разговоре, чтобы задать несколько вопросов: Почему у вас фургон Хауи? Куда делся сам Хауи? Почему вы все трое так рьяно ищете эту нелепую маленькую Пшш? По всей столешнице валялся жизнерадостно яркий мусор в жирных пятнах.
- Мам, - сказал Уэйд, - мне нужны деньги.
Дженет и бровью не повела.
- Если бы ты смогла одолжить нам немного, было бы здорово, - продолжал Уэйд. - Нам нужно кое-куда съездить, иначе мы наделаем еще кучу глупостей и кто-нибудь из нас снова окажется в одном из американских исправительных учреждений, а разве мы этого заслуживаем?
- Я хочу знать, из-за чего ты поругалась с Сарой, - сказал Тед. - Что случилось?
Дженет застали врасплох.
- Если тебе так хочется знать, я сказала ей, что принимаю талидомид против воспаления десен. Я чувствовала, что обязана быть с ней искренней.
Лицо Теда мгновенно распухло.
- Ты принимаешь талидомид? Нет, этого не может быть! О Боже.
- Заткнись, Тед. Таким манером ты меня из седла не выбьешь.
- Глотать эту гадость - что может быть хуже? Да эту дрянь должны были истребить до последней молекулы.
Дженет была ошеломлена горячностью Теда.
- Тед, я не понимаю, почему ты поднимаешь из-за этого такой гвалт?
- И не поймешь. О Господи.
- Тогда я ничего тебе больше не скажу.
- А что, есть что-то еще?
- Да, есть. Она спросила, сделала ли бы я аборт, если бы знала о ее руке. Я недостаточно энергично сказала "нет". Разумеется, я собиралась сказать "нет", но я говорила своим обычным голосом, и тогда она обиделась и...
- И что?
- Повесила трубку. Вот и все.
- Моя девочка собирается лететь в космос, а ты не можешь сказать ей, что она всегда была самой желанной?
- Не будь идиотом, Тед. Ты знаешь, что была.
- Думаешь, знаю? С каких это пор ты научилась читать мысли?
Голоса их звучали все громче.
- Пошли, мам, - сказал Уэйд и сгреб Дженет в объятия.
Они начали отступать к дверям, Брайан же выступал в роли щита против Теда, который преследовал их, продолжая на разные лады поносить Дженет.
- Как ты могла так с ней поступить?
- Я ничего не сделала ей, Тед. Просто она вбила себе это в голову.
Они уже были на стоянке рядом с оранжевым фургоном.
- Ты никогда не была близка с ней, - сказал Тед. - Ты всегда держалась замкнуто и холодно.
Дженет мгновенно обернулась.
- Прости, не расслышала.
- Все ты слышала, - ответил Тед. - Ты чувствуешь себя виноватой из-за ее руки. Тебе стыдно...
- Да как ты смеешь даже в мыслях обвинять меня?..
- Папа, извинись перед мамой, - сказал Уэйд, делая шаг вперед. - Сейчас же.
- И не подумаю. Потому что это правда. Посмотри ей внимательно в глаза, и ты увидишь. Я, по крайней мере, смотрел на увечье Сары как на признак избранности. А твоя мать видела в ней только увечную.
- Ага, - сказал Уэйд. Пригнувшись, он двинул отца головой под ребра и взвыл: - Брайан, давай веревку.
- Что ты собираешься делать? - спросила Дженет.
- Отстань от меня, псих ненормальный! Брайан быстро отыскал свернутую веревку в ящике с инструментами, пока Уэйд с полицейской сноровкой заламывал отцу руки за спину. В один миг Брайан пустил в ход всю свою бойскаутскую выучку, и ноги Теда оказались связанными, как у бычка на родео, причем сам Тед ругался отборной казарменной бранью.
- Хватай его за руки, - сказал Уэйд. - Вяжи.
С изрядной ловкостью и проворством Брайан завершил операцию по связыванию отца.
- Веревка режет, кретин. Развяжи меня.
- Нет, - сказал Брайан. - Лучше не надо.
- Джен, - позвал Тед, - пусть эти головорезы от меня отстанут. О Боже.
- Знаешь что, Тед, - ответила Дженет, посмотрев на него. - Мне кажется, так гораздо лучше.
- Брайан, хватай его за ноги, - сказал Уэйд. - Забросим его в фургон.
Сыновья размахнулись: раз-два-три-плюх! - и Тед шлепнулся на пол фургона, как старый физкультурный мат.
- Есть, - сказал Уэйд. - Теперь ты наш заложник.
- В обмен на что?
Мать с сыновьями немного подумали.
- На запуск шаттла, - сказала Дженет. - Не видать тебе, Тед, как твоя дочка полетит в космос.
- Ах вы, тупые ублюдки, ах вы, жалкие... - Но эта инвектива была заглушена Брайаном, который, порывшись в прекрасно укомплектованной аптечке, нашел толстый кораллово-красный пластырь и залепил отцу рот.
- Voila[2], - сияя, сказал он.
Засим последовало кратковременное затишье: Дженет с сыновьями стояли у фургона и любовались Тедом.
- Давай, мам, запрыгивай, - сказал Уэйд.
- Ладно, - после недолгого раздумья ответила Дженет, - но сначала мне нужно забрать вещи из своей машины.
Так они и сделали, и Дженет почувствовала себя... фантастически, когда они выехали на шоссе.
- Эй, мальчики, я думала, у вас нет бензина...
Уэйд с Брайаном ухмыльнулись.
Молчу, молчу.
- Уэйд, будь так добр, расскажи мне чуть поподробнее, что происходит.
Уэйд пожал плечами и рассказал матери о Диснейуорлде, смерти Норма от сердечного приступа, письме, багажнике Пшш, поездке в Дайтону-Бич... Под конец его рассказа Дженет приумолкла и только глядела на проносившиеся мимо заболоченные участки, рекламу кооперативных квартир и раздавленных животных.
- Ну, и что ты думаешь, мам?
Дженет подумала о письме - о безупречном словесном кристалле всего, что осталось невысказанным между матерью и сыном. И вдруг она заметила громоздившиеся в небе облака цвета пюре, похожие на заставку "Коламбия пикчерс". В ней шевельнулась мысль - пока еще только в зародыше.
- Я думаю, нам нужно остановиться у ближайшего универсама.
- Зачем?
- Надо купить конвертов и сделать дубликаты письма.
- О чем это ты?
- Уэйд, посмотри мне в глаза. Посмотри и скажи, что ты можешь отдать такое драгоценное письмо какому-то монстру, который готов за него заплатить. - Дженет выждала секунду. - Видишь? Не можешь. Если бы ты был на такое способен, то не был бы моим сыном.
Уэйд призадумался; Дженет показалось, что он отнесся к ее идее положительно.
- Ладно, договорились, - ответил Уэйд. - Но зачем нам эти дубликаты?
- Что - отказываться от таких легких денег? Может, я и ваша мать, но я еще в своем уме.
- Хорошо, - сказал Брайан, - меньше хлопот, не придется искать настоящее в багажнике у Пшш.
- Только через мой труп. Это письмо необходимо спасти.
- Но конверт из королевской канцелярии... - начал Брайан.
- Чушь. Они пишут на "холлмарке" или чем-нибудь вроде. Просто Норм не хотел, чтобы вы взяли письмо себе. Размеры помните?
- Да, - ответил Уэйд. - Семь на пять.
- Ты мерил линейкой? - Дженет чувствовала себя главарем мафии.
- Пальцами. От кончика указательного до кончика большого у меня ровно пять дюймов. А от большого до мизинца - семь.
- Заедем в этот универсам.
Следующий торговый центр был рассчитан скорее на туристов, чем на местных жителей. Они припарковались и оставили Теда на полу, как мешок с продуктами. Отдел поздравительных открыток начал работать как раз к их приезду.
- Видели? - спросила Дженет. - Хороший знак - вселенная хочет, чтобы мы сделали дубликат.
Обойдя отдел, они набрали несколько коробок с подходящими по размеру конвертами для свадебных приглашений, дюжину карточек, несколько разных ручек и блокнотов.
- Что дальше? - спросил Брайан.
- Теперь туда.
Они прошли в секцию уцененных книг и быстро нашли несколько книжек о принцессе Диане, в одной из которых была фотография с конвертом на гробе. Они купили ее, перебрались в "Старбакс", взяли кофе и расселись, разложив ручки и фломастеры по столу.
- Итак, мальчики, - сказала Дженет. - Попрактикуемся в чистописании. Первым делом надо правильно оформить конверт. А потом уже вложим карточку.
Они начали раз за разом писать слово "мамочке", стараясь как можно ближе скопировать оригинал.
- Уэйд, - сказал Брайан, - не позвонить ли тебе Бет? Ты ведь попросту бросил ее в гостинице.
Уэйд вспыхнул и посмотрел на Дженет.
- В папином телефоне сел аккумулятор. Давайте сначала покончим с конвертами.
Мамочке Мамочке Мамочке
Мамочке Мамочке
Мамочке
Дженет вспомнила о своей матери, которая умерла от удара, когда отдыхала на озере Гурон в семидесятых. Ее смерть сама по себе никак не опечалила Дженет. Печалило ее главным образом то, что она никогда не знала, что за человек ее мать. Дженет пугала мысль о том, что ее мать и вправду могла быть непознаваема, а следовательно, непознаваемыми могли оказаться и все остальные люди. Большая часть жизни ее матери безраздельно принадлежала мужу. Однажды, когда Дженет уже была замужем за Тедом и у нее появился третий ребенок, она спросила мать, не жалеет ли та о своей девичьей фамилии.
- О девичьей фамилии? Боже мой, нет. Я и думать о ней забыла, как только сказала "Да".
И думать забыла? Подобное вычеркивание какой-то частицы себя было для Дженет непостижимо. Ей это почему-то напоминало о квебекских монахинях, которые позволяли замуровать себя в кирпичную стену во имя извращенной идеи поклонения. Но при всем том мать Дженет - для человека, родившегося с женскими гениталиями в 1902 году, - построила свою жизнь весьма конструктивно, тогда как Дженет, которой было предоставлено несравненно больше вариантов выбора и свобод, пустила все прахом. Прахом? Это как посмотреть. Если бы я правильно вела свою игру, то кем бы я была сейчас - судьей? Носила бы пиджаки с подкладными плечами и возглавляла бы какую-нибудь электронную корпорацию? Владела кондитерской? И это успех? Успех - это поражение; поражение - это успех. Нам подавали так много противоречивых сигналов сразу, что в конце концов мы стали ничем. Но моя дочь - она избежала этого.
Стоит только закрыть глаза...
- Может, отпустить папу в туалет? - спросил Брайан.
- Нет, - ответил Уэйд.
- Очень некрасиво с вашей стороны было так его связать, - сказала Дженет.
- Он это заслужил.
- Я и не говорю, что нет.
- Уф, ладно.
Они продолжали старательно выводить "Мамочке". К удивлению Дженет, лучше всего это получалось у Брайана.
- Знаешь, Брайан, у тебя отлично получается.
- Спасибо. У меня пальцы ловчее, оттого что я играю на гитаре.
- Понятно.
- О чем ты думаешь? - спросил Уэйд мать. - У тебя такой загадочный вид.
- Да ни о чем особенном. О своей матери. Ты ведь никогда ее не знал.
- Немножко, - ответил Уэйд. - Бабуля Кей. Она все время молчала, и от нее пахло косметическим кремом.
- Да, действительно, разговорчивой ее трудно было назвать, - сказала Дженет.
- А что ты о ней думала? - продолжал Уэйд.
- Что ее жизнь не была богата событиями - впрочем, это не беда, посмотрите на нас. Но мне хотелось бы думать, что если я буду достаточно долго вглядываться в свою жизнь, то обнаружу в ней что-то вроде высшего плана или замысла. Впрочем, я в этом не уверена.
- Это тебя пугает? - спросил Уэйд.
- Нет. И мне кажется, будущее тоже достаточно бесцельно.
- Мам, - сказал Брайан. - Ты говоришь словами из песни "Секс Пистолз".
- Этих ужасных панк-рокеров, - Дженет поджала губы.
- Мам, - сказал Уэйд, - одного никак не могу в тебе понять: как ты можешь быть такой высоконравственной, ну прямо мамулей из телесериала, и при этом ни во что не верить. Не понимаю.
- А с чего ты взял, Уэйд, что эти телемамули во что-то верят?
- Хмммм...
- Ничего подобного. Правда. Мы не были роботами, но и полноценными людьми не были тоже. - Маленькие птички суетились у ног Дженет. - Так или иначе, это было много эпох назад. Давно, очень давно. Живя в две тысячи первом году, я чувствую себя обманщицей. Я не должна была во всем этом участвовать. - Она отложила ручку и посмотрела, как ее сыновья усердно трудятся над подделкой. - Брайан, ты будешь нашим официальным каллиграфом. - Она передала ему пачку конвертов. - Надпиши их, пожалуйста.
Брайан, счастливый тем, что именно его выбрали на такую роль, продолжал писать с ученой невозмутимостью. Дженет повернулась к Уэйду:
- Бет говорит, что у тебя трещины на ногах. Можно взглянуть?
- Почему бы и нет?
Уэйд закатал брюки, и Дженет увидела пурпурные трещины, очертаниями напоминавшие набросанные наспех границы американских штатов и округов.
- Больно? - спросила она.
- Не-а. Нисколечко. Но смотреть тяжело. Я чувствую себя как яблоко, месяц провалявшееся в корзине и начавшее гнить изнутри.
- Можно потрогать?
- Милости прошу.
- Дай-ка.
Дженет нагнулась, дотронулась до ног своего сына и вспомнила воскресную школу и Христа, моющего ноги своим ученикам, и снова рассердилась на то, как ее прошлое всегда бесцеремонно вторгается в ее настоящее.
- Можно что-нибудь с этим сделать?
- Да. Нет. Они не проходят, если ты про это.
- Бедняжка ты мой.
18
Поездка в Милан оставила у Уэйда с Бет мрачное воспоминание о постоянной экономии - чартерный рейс, маленькие узкие кресла, каждое движение в которых причиняло Уэйду боль на протяжении всего полета; у него все плыло перед глазами, и в голову лезла всякая чертовщина, когда они добрались до крохотного pensione[3] в Милане - городе цвета пшеничных крекеров и сажи, который больше напоминал Торонто, чем заранее сложившуюся у Уэйда в голове картинку: рыбацкие деревушки, где все пьют кьянти и разъезжают в игрушечных машинках с помятыми бамперами. Путешествие на такси в клинику было уже из области научной фантастики: они проезжали промышленные предместья Милана, обесцвеченные, без намека на растительность, как будто дело происходило в 2525 году. Едва они добрались до места, Уэйду сказали, что он может ехать обратно в город, поскольку Бет предстоит "пройти ряд процедур" - словосочетание, от которого мурашки начинали бегать по коже, - и она задержится на весь день. Уэйд может заехать за ней около пяти.
Целый день Уэйд бродил по улицам, пока ему не стало невмоготу от тоски по дому. Стоило ностальгии отпустить его, как он начинал дергаться из-за денег и того, выйдет ли из этой затеи толк. Весь он превратился в сгусток накоротко замкнутых мыслей. Европа - разве можно представить более безотрадное зрелище? Где вся та история, о которой я столько слышал? Вместо этого Уэйду постоянно попадались на глаза вещи, выглядевшие попросту... старыми. Магазины были не просто закрыты, но забаррикадированы металлическими ставнями, изукрашенными граффити. Граффити? Это что-то из начала девяностых. Улицы выглядели донельзя серыми и скучными. Магазины, казалось, открываются, чтобы сразу снова закрыться, в силу необъяснимых капризов культуры. Сколько времени нужно, чтобы ввести сперму в яйцо? Могла ли бы эта страна стать еще дороже, постарайся она немного?
В пять он забрал Бет, совершенно измочаленную, и оба поспешили лечь в постель. Бет начала в шутку касаться кончиками пальцев закрытых век Уэйда.
- Эй, Уэйд, что ты чувствуешь?
- Как будто ангелочек пяточками топает по моим векам.
- Кого ты больше хочешь - мальчика или девочку?
- Девочку. Мальчишки такие козлы - хотя нет, постой, - может быть, и мальчика, чтобы я мог отделаться от этого чертова страха, которым наградил меня папочка.
- Например?
- Ничего определенного, - помолчав, ответил Уэйд. - То есть я хочу сказать, что он бил меня всю дорогу, но дело даже не в этом.
- Все это уже не важно, Уэйд. Твои родители - пропащие люди. Они уже ничем не могут тебе помочь. Они уже ничего не чувствуют и ни о чем не мечтают. Единственное, что стоит принимать в расчет, это вечность.
- Нет, Бет, перестань... - Уэйд открыл глаза и сел. Потом заглянул ей в глаза. - Мы это уже проходили. Если твой родитель не обращает на тебя никакого внимания первые пятнадцать лет, даже не скажет "здравствуй" или "до свиданья", не говоря уж о том, чтобы научить тебя бриться или играть в бейсбол, - а общается с тобой только с помощью кулаков, то это жестоко - это все равно что посадить ребенка в одиночку.
- Пожалуй, я бы выбрала такую жестокость.
Уэйд откинулся на подушки.
- Не надо накликивать на себя жестокость. Даже мысленно. - Он повернулся на бок и погладил Бет по щекам. В детстве у нее были прыщи, и при виде оставшихся от них шрамов Уэйду становилось грустно. - Не надо.
Бет ничего не ответила.
- Нашему малышу не придется ничего бояться, - сказал Уэйд. - На нашего малыша никогда не будут кричать. Мы будем любить нашего малыша вечно. Мы не пьем. Не колемся. Не читаем нотаций. Мы...
- Стой.
- А? Почему?
- Потому что мы порченые. Мы больше уже не нормальные люди, Уэйд, мы оба. Не то чтобы мы прокляты или что еще, но мы...
- Что мы?
Бет привстала, прикурила итальянскую сигарету от розовой пластмассовой зажигалки и выпустила дым.