ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ!!!
НАЛЕТАЙ, ПОКА НЕ КОНЧИЛОСЬ!!!
Вокруг текста резвятся причудливые существа. Фигура в сутане и высокой короне, очевидно, папа римский. У ног его неряшливо наклеены вырезанные из бумаги колокола. Все они улыбаются.
Почти всю вторую половину дня я обрабатываю новую партию брикетов шоколадной глазури и украшаю витрину. Трава - толстый слой зелёной папиросной бумаги. Цветы - бумажные нарциссы и маргаритки. К оконной раме пришпилены поделки Анук. Скалистый склон горы сооружён из наставленных одна на другую жестяных банок из-под какао-порошка, выкрашенных в зелёный цвет. Склон покрыт мятым целлофаном, изображающим наледь. Мимо вьётся змейкой, убегая в долину, синяя шёлковая лента реки, на которой мирно восседают, не отражаясь в воде, плавучие дома. А внизу процессия шоколадных фигурок: кошки, собаки, кролики, кто с глазами-изюминами, кто с розовыми марципановыми ушками, хвосты из лакричника, в зубах сахарные цветочки… И мыши. Всюду, где только можно. На косогорах, в укромных уголках, даже на палубах плавучих домов. Розовые и белые мышки из засахаренного арахиса, из шоколада всех цветов, пёстрые, отлитые под мрамор мышки из трюфелей и вишнёвого ликёра-крема, изящно подкрашенные мышки, пятнистые мышки в сахарной глазури. А над ними возвышается во всём своём великолепии Крысолов. На нём красно-жёлтый наряд, в одной руке дудочка из ячменного сахара, в другой - шляпа. У меня на кухне сотни формочек: тонкие пластмассовые - для яиц и фигурок, керамические - для рельефных изображений и шоколадных конфет с ликёром. Благодаря им я могу воссоздать любое выражение лица на полой шоколадной скорлупке, на которой потом узкой трубочкой выдавливаю волосы и прочие детали. Туловище и конечности я делаю из отдельных кусочков и скрепляю их в цельный силуэт с помощью проволоки и расплавленного шоколада… Осталось только приодеть фигурку: красный плащ из марципана, из этого же материала рубаха с поясом и шляпа с длинным пером, подметающим землю у его ног в сапогах. Мой Крысолов немного похож на Ру - такой же рыжий, в таком же нелепом наряде.
Витрина получилась привлекательной, но мне хочется ещё подзолотить её, и я, не в силах устоять перед искушением, закрываю глаза, озаряя своё творение радушным золотистым теплом. Воображаемая вывеска сверкает призывно, как огонь маяка: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. Что в этом плохого? Я хочу подарить людям счастье. И я сознаю, что этим гостеприимным кличем бросаю вызов Каролине Клэрмон, стремящейся изгнать из городка скитальцев, но, довольная своим успехом, я не нахожу в том никакого вреда. Я хочу, чтобы они пришли. Со дня нашего разговора я порой мельком видела их на улице, но они вели себя, как бродячие собаки в больших городах, роющиеся в мусоре и не подпускающие к себе никого, - держались всё время настороже, ловко уклоняясь от столкновений с кем бы то ни было. Чаще мне попадался на глаза их Крысолов, или Дудочник из Гамельна, - Ру, - обычно, с коробками или пакетами продуктов, - иногда Зезет, худенькая девушка с проколотой бровью. Накануне вечером двое ребятишек пытались торговать лавандой у церкви, но Рейно их прогнал. Я окликнула детей, намереваясь зазвать их к себе, но они были слишком недоверчивы, - лишь настороженно покосились на меня и со всех ног помчались с холма в Марод.
Поглощённая своими планами и украшением витрины, я потеряла счёт времени. Анук сделала на кухне бутерброды своим друзьям, и они всей гурьбой вновь исчезли в направлении реки. Я включила радио и стала напевать себе под нос, аккуратно укладывая шоколад в пирамиды. В пещере волшебной горы мерцают, словно жемчужины, несметные сокровища: разноцветные горки кристаллического сахара, засахаренные фрукты, конфеты. За горой, укрытые от света её невидимым склоном, лежат сладости на продажу. В сущности, мне уже сегодня следует приступить к приготовлению пасхальной продукции, ведь на Пасху покупателей у меня должно прибавиться. Хорошо, что в холодном подвале есть место для хранения припасов. Нужно ещё заказать подарочные упаковки, ленты, целлофан и сопутствующие аксессуары.
В пылу работы я не сразу заметила Арманду, вошедшую в полуоткрытую дверь.
- Ну-ну, привет, - с присущей ей бесцеремонностью поздоровалась она. - Вот, захотелось опять отведать твоего фирменного шоколада, но ты, вижу, занята.
Я осторожно выбралась из витрины.
- Вовсе нет. Я ждала вас. К тому же я почти закончила, да и спина у меня разламывается.
- Что ж, если не помешаю… - Сегодня она держится иначе. Голос по-особенному бодрый, в манерах - напускная беспечность, чтобы скрыть напряжение. На ней чёрная соломенная шляпка, украшенная лентой, и плащ, тоже чёрный, но менее поношенный.
- Сегодня вы выглядите на редкость элегантно, - заметила я.
Арманда отрывисто хохотнула.
- Такого о себе я давненько не слышала. - Она ткнула пальцем на один из табуретов. - Как думаешь, сумею я взобраться на него, не сломав ногу?
- Давайте я вам лучше кресло из кухни принесу, - предложила я, но старушка остановила меня властным жестом.
- Чепуха! - Её взгляд был прикован к табурету. - В молодости я очень даже ловко лазила. - Она задрала длинные юбки, открыв моему взору тяжёлые ботинки и плотные серые чулки. - В основном по деревьям. Обычно залезала на них и швыряла сверху ветки на головы прохожим. Ха! - Опираясь на прилавок, она взобралась на табурет и удовлетворённо крякнула. Из-под чёрной юбки на мгновенье взметнулось что-то пугающе алое.
Довольная собой, Арманда удобнее устроилась на табурете и разгладила на коленях платье, из-под которого выглядывал краешек красной нижней юбки.
- Исподнее из красного шёлка, - усмехнулась она, заметив мой удивлённый взгляд. - Наверно, думаешь, что я - старая дура. А мне нравится это бельё. Я уже так долго хожу в трауре… как только надену что-нибудь приличное, сразу кто-то да умирает. Поэтому я, кроме чёрного, ничего теперь и не ношу. - Она посмотрела на меня со смехом. - А вот нижнее бельё - другое дело. - Она заговорщицки понизила голос. - По почте выписала из самого Парижа. Заплатила целое состояние. - Арманда затряслась в беззвучном смехе. - Ну что, шоколад-то будет?
Я приготовила крепкий чёрный шоколадный напиток и, памятуя о её диабете, лишь самую малость сдобрила его сахаром. Арманда, видя мою нерешительность, недовольно ткнула пальцем в предназначенную для неё чашку.
- Никаких ограничений! - распорядилась она. - Готовь, как полагается. Чтоб шоколадная стружка была, и ложечка для помешивания сахара, в общем, всё. Или ты тоже, как и все остальные, считаешь, что я выжила из ума? Разве я похожа на дряхлую старуху?
Я поспешила уверить её в обратном.
- Тогда ладно. - Она с видимым наслаждением глотнула крепкий подслащённый напиток. - Вкусно. Очень вкусно. Должно быть, бодрящий напиток, да? Так называемый стимулятор.
Я кивнула.
- Говорят, также усиливает половое влечение, - добавила Арманда, проказливо поглядывая на меня из-за чашки. - Мужчинам, что сидят в кафе, я посоветовала бы не терять бдительности. Любви все возрасты покорны! - Она пронзительно рассмеялась. Чувствовалось, что она взвинчена; её когтистые руки дрожали. Несколько раз она хваталась за свою шляпку, якобы поправляя её.
Я украдкой глянула на свои наручные часы под прилавком, но Арманда заметила моё движение.
- Не надейся, что он объявится, - бросила она. - Мой внук. Я так и так его не жду. - Но вид её свидетельствовал об обратном. Сухожилия на её горле вздулись, как у старой танцовщицы.
Мы немного посудачили о пустяках, обсудили ребячью идею о празднике шоколада - Арманда закатывалась смехом, когда я рассказывала ей об Иисусе и папе римском из белого шоколада, - поговорили о речных цыганах. Судя по всему, Арманда сама, на своё имя, заказала для них провизию. К великому негодованию Рейно. Ру предложил заплатить наличными, но она предпочла, чтобы он в благодарность залатал ей течь в крыше. Жорж Клэрмон будет в бешенстве, с озорной усмешкой доложила она.
- Он думает, будто, кроме него, мне не на кого положиться, - злорадствовала Арманда. - Такой же противный, как она, тоже вечно скулит об упадке, о сырости. На пару хотят выжить меня из моего дома, вот к чему клонят. Хотят, чтобы я променяла свой чудесный домик на какой-нибудь мерзкий приют для престарелых, где даже в туалет нужно отпрашиваться! - возмущалась она, гневно сверкая глазами. - Ничего, я им покажу. Ру прежде был строителем, до того, как стал речным бродягой. Со своими друзьями он из моего дома конфетку сделает. И я уж лучше честно заплачу чужим, чем позволю этому недоумку чинить мою крышу бесплатно.
Дрожащими руками она опять поправила поля шляпы.
- Я вовсе его не жду.
Её слова относились отнюдь не к зятю. Я глянула на часы. Двадцать минут пятого. Уже начинало темнеть. А ведь я была так уверена… Вот к чему приводит вмешательство в чужие дела, ругала я себя. Как же просто причинить боль - себе и другим.
- Я и не думала, что он придёт, - продолжала Арманда всё тем же бодрым безапелляционным тоном. - Она уж об этом позаботилась. Растолковала ему, что к чему. - Старушка начала слезать с табурета. - Я отняла у тебя слишком много времени. Должно быть…
- М-м-мне.
Арманда резко обернулась, чудом не опрокинувшись с табурета. В дверях стоял её внук. На нём джинсы и синяя спортивная фуфайка, на голове - мокрая бейсболка. В одной руке он держит маленькую потрёпанную книжку в твёрдом переплёте. Голос тихий и робкий.
- Мне пришлось д-дождаться, когда м-мама уйдёт. Она в п-парикмахерской. Вернётся не раньше шести.
Арманда впилась в него взглядом. Они не коснулись друг друга, но мне показалось, будто между ними сверкнул электрический разряд. Обоими владели сложные чувства, которые мне было трудно анализировать, но я ощущала исходящие от них душевное тепло, гнев, смущение, угрызения совести… и за всем этим - притаившуюся нежность.
- Ты же вымок до нитки, - нарушила молчание я. - Пойду приготовлю тебе горячее питьё. - Я направилась на кухню. Едва я удалилась, голос мальчика вновь зазвучал - тихо и нерешительно.
- Спасибо за к-книгу, - сказал он. - Я принёс её с собой. - Он вытянул её в руке, словно белый флаг. Потрёпанный томик, как и всякая книга, которую читают и перечитывают с любовью по многу раз. Это не укрылось от внимания Арманды, и черты её смягчились.
- Прочти своё любимое стихотворение, - попросила она.
Я возилась на кухне, наливая шоколад в два высоких бокала, мешая в них сливки и ликёр "Калуа", гремя горшками и бутылками, чтобы у бабушки с внуком создалась иллюзия уединения, и слушала, как мальчик декламирует. Поначалу он читал скованно, но постепенно его голос обрёл силу и ритмичность. Слов я не различала, издалека казалось, будто он произносит то ли молитву, то ли обличительную речь.
Я отметила, что, читая стихотворение, мальчик не заикается.
Я осторожно поставила на прилавок два бокала. При моём появлении Люк умолк на полуслове, глядя на меня с вежливым недоверием из-под падающей на глаза чёлки, словно пугливый пони, прикрывающийся гривой. Он церемонно поблагодарил меня и пригубил бокал, - больше с опаской, чем с удовольствием.
- Вообще-то, мне это н-нельзя, - неуверенно произнёс он. - Мама г-говорит, у меня от ш-шоколада высыпают п-прыщи.
- А я от него, того и гляди, подохну, - сострила Арманда.
При виде выражения лица внука она рассмеялась.
- Да будет тебе, парень. Неужели ты веришь всему, что говорит твоя мать? Или она настолько промыла тебе мозги, что у тебя не осталось и крупицы здравого смысла, унаследованного от меня?
Люк растерялся.
- Я… просто это о-она так г-говорит, - запинаясь, повторил он.
Арманда покачала головой.
- Если мне захочется послушать Каро, я попрошу её о встрече, - заявила она. - А вот тебе-то самому есть что сказать? Ты ведь умный парень, - во всяком случае, был не глуп когда-то. Ты сам что думаешь?
Люк глотнул из бокала.
- Думаю, она, возможно, преувеличивает. - Он едва заметно улыбнулся. - Ты з-здорово выглядишь.
- И, как видишь, без прыщей, - сказала Арманда.
Мальчик от неожиданности рассмеялся. Мне он так нравился больше. Его глаза выразительно зазеленели, на губах заиграла озорная улыбка, как ни странно, такая же, как у его бабушки. Он продолжал держаться скованно, но под его чопорностью я стала видеть живой ум и отточенное чувство юмора.
Люк допил шоколад, но от пирога отказался, хотя Арманда съела аж целых два куска. Следующие полчаса они мило беседовали, а я, чтобы не смущать их, сосредоточенно занималась своими делами. Раз или два я ловила на себе его взгляд, наблюдавший за мной с настороженным любопытством, но едва я перехватывала его, мальчик тут же отводил глаза. Я предоставила их самим себе.
В половине шестого они попрощались. О следующем свидании разговора не было, но, судя по их непринуждённой манере расставания, чувствовалось, что оба подумывают об очередной встрече. Меня несколько удивило, что в них так много общего. Они вели себя одинаково, кружа друг возле друга с осторожностью друзей, воссоединившихся после долгих лет разлуки, демонстрировали одни и те же повадки, обоим был присущ прямой взгляд, оба были наделены схожестью черт - скошенными скулами и заострённым подбородком. Когда черты мальчика застывали в неподвижности, это сходство не так бросалось в глаза, но, оживляясь, он становился поразительно похож на бабушку, и главное - с его лица исчезало столь ненавистное ей выражение холодной учтивости. Глаза Арманды сияли из-под полей шляпы. Люк теперь был менее напряжён и почти не заикался; казалось, он просто чуть растягивает слова. Я заметила, что мальчик замешкался на выходе, очевидно, решая, должен ли он поцеловать бабушку. Возобладала свойственная подросткам нелюбовь к физическому выражению чувств. Он нерешительно махнул на прощание и вышел на улицу.
Арманда, раскрасневшаяся от радости, повернулась ко мне. Мгновение её лицо светится любовью, надеждой, гордостью. Но в следующую секунду она уже овладела собой, к ней вернулась сдержанность, характерная и для её внука. Напустив на себя беспечность, она грубовато произнесла:
- Мне было очень приятно, Вианн. Пожалуй, ещё как-нибудь зайду. - Потом, глядя на меня прямо, она коснулась моей руки. - Мы встретились только благодаря тебе. Сама я никогда не придумала бы, как это сделать.
Я пожала плечами.
- Рано или поздно вы встретились бы и без моей помощи. Люк уже не ребёнок. Пора ему принимать самостоятельные решения.
- Нет, это твоя заслуга, - упрямо заявила она, качая головой. Я стояла довольно близко от Арманды и ощущала аромат её духов с запахом ландыша. - Ветер стал дуть иначе с тех пор, как ты поселилась здесь. Я и теперь ещё это чувствую. И не только я. Весь город пришёл в движение, жужжит, как улей. Вжих! - Она довольно хохотнула.
- Но ведь я ничего особенного не делаю, - возразила я, тоже рассмеявшись. - Живу, никого не трогаю. Продаю шоколад. Просто живу. - Я испытывала неловкость, хоть и смеялась вместе с ней.
- Это не имеет значения, - отвечала Арманда. - Твоё влияние заметно во всём. Посмотри, сколько всего изменилось: я, Люк, Каро, люди на реке… - она дёрнула головой в направлении Марода, - даже этот в своей башне из слоновой кости на той стороне площади. Все мы начали меняться. Ожили. Как старые часы, долгие годы показывавшие одно и то же время.
Её рассуждения почти в точности повторяли мои собственные мысли недельной давности. Я энергично помотала головой и сказала:
- Я тут ни при чём. Это его работа. Рейно. Не моя.
На задворках сознания внезапно, будто перевернули карту, всплыл образ: Чёрный человек в часовой башне раскручивает часовой механизм, боем извещая о переменах и выдворяя нас из города… И вместе с этой тревожной картиной возникло другое видение: старик в кровати с трубочками в носу и руках, рядом стоит Чёрный человек, то ли горюя, то ли торжествуя, а у него за спиной пылает огонь…
- Это его отец? - спросила я первое, что пришло в голову. - Тот старик, которого он навещает. В больнице. Кто он?
Арманда удивлённо посмотрела на меня:
- Откуда тебе это известно?
- Иногда у меня возникают… предчувствия… в отношении некоторых людей. - Почему-то мне не хотелось признаваться, что я гадаю на шоколаде, не хотелось использовать терминологию, с которой познакомила меня мать.
- Предчувствия. - Я видела, что Арманду распирает любопытство, но она не стала пытать меня.
- Значит, старик всё-таки существует? - Мне не давала покоя мысль, что я коснулась чего-то очень важного. Возможно, это нечто и есть моё оружие в моей тайной борьбе против Рейно. - Кто он? - не сдавалась я.
Арманда пожала плечами.
- Да так, тоже священник, - только и ответила она презрительно, кладя конец дальнейшим расспросам.
Глава 16
26 февраля. Среда
Утром, как всегда, я открыла магазин и увидела у входа Ру. На нём джинсовый комбинезон, волосы на затылке стянуты в хвостик. Должно быть, он ждал уже некоторое время, потому что на его волосах и плечах блестят капельки осевшего утреннего тумана. Он изобразил некое подобие улыбки и через моё плечо заглянул в шоколадную, где играла Анук.
- Привет, маленькая незнакомка, - поздоровался он с ней и улыбнулся, на этот раз по-настоящему, отчего его недоверчивое лицо на мгновение просияло.
- Входи. - Я поманила его внутрь. - Нужно было постучать. Я ведь не видела, что ты стоишь здесь.
Ру буркнул что-то с сильным марсельским акцентом и, тушуясь, нерешительно переступил порог. Двигался он с некоей странной грациозной неуклюжестью, будто стены стесняли его.
Я налила ему в высокий бокал горький шоколад, приправленный ликёром "Калуа".
- Мог бы и друзей своих привести, - беззаботно бросила я.
В ответ он пожал плечами. Я видела, что он осматривается - подозрительно, но с интересом, - отмечая каждую деталь окружающей обстановки.
- Присаживайся, - предложила я, показывая на один из табуретов у прилавка. Ру мотнул головой.
- Спасибо. - Он глотнул из бокала. - Вообще-то, я пришёл спросить, не согласитесь ли вы помочь мне. Нам. - Голос у него смущённый и одновременно сердитый. - Речь не о деньгах, - быстро добавил он, словно предупреждая мой отказ. - Мы бы за всё заплатили. У нас трудности… организационные.
Он бросил на меня негодующий взгляд, но было ясно, что гнев его направлен не на меня.
- Арманда… мадам Вуазен… сказала, что вы поможете.