***
- Мне стыдно, - говорит Ленка.
Они стоят, облокотившись о парапет, и смотрят на мерцающие внизу огни, на насекомоподобные силуэты портовых кранов, на маяк, вспыхивающий чистым рубиновым пламенем, и вдыхают сумеречный ветер дальних странствий.
- Зримый мир, как камень, - говорит Августа, - белый, чистый, вымытый дождями.
Надёжный. Но стоит лишь его поднять - и там такой клубок червей… Убежище личинок, слизняки, мокрицы… Он извлёк на свет наших мокриц. Мы их прятали-прятали… Понятное дело, что тебе стыдно. Кстати, что такое шикса?
- Нееврейка. Молодая, - уныло говорит Ленка.
- Это он кого же имел в виду?
- Ох, да какая теперь разница!
- Ну, и что нам теперь делать?
Ленка задумчиво бьёт ладонью по низкому парапету.
- Послушай… Он ведь как сказал, этот самый Боря? Ограничил сам себя… Иными словами, он не может действовать напрямую, как бы он ни хотел обратно, в эту свою могилку… Но чужие-то желания он пока выполняет. Так что, если просто взять и захотеть…
Ветер пробегает по чёрным деревьям, и оттого кажется, что дальние огни, просвечивающие меж веток, шевелятся.
- А, - говорит Августа, - поняла.
- Ну, давай! - Ленка притоптывает ногой от нетерпения.
- Желаю, - громко говорит Августа, - чтобы он… э… Михаил Семёнович… Моисей Самуилович… упокоился обратно.
- Рабби Моше…
- Рабби Моше.
- Ну?
- Что - ну? - сердито спрашивает Августа.
- Получается?
- Откуда я знаю…
- Ты плохо желаешь.
- Пожелай ты.
У Ленки от натуги краснеют уши. Потом она шёпотом говорит:
- По-моему, не выходит.
Августа отталкивается от парапета и резко поворачивается к ней.
- Я знаю, почему не выходит! Ты этого не хочешь! Говоришь одно, а думаешь другое. Ты хочешь чуда! Лично для себя! Чтобы как Генриетта!
- Да на кой мне сдался этот чёртов Добролюбов?!
- Ну, не Добролюбов… Но что-то же очень нужно! Ну, признайся! Хоть мне признайся! А!?
- Иди ты!
- Таскаешься на кладбище, могилки вылизываешь. Триста баксов в сезон. Стишки свои дурацкие рассылаешь по редакциям, а они тебе в конвертах обратно приходят, приходят! Или - не приходят. Одна радость - что у Лохвицкой на твоих глазах крыша поехала! Замуж не вышла! Почему ты замуж не вышла, скажи пожалуйста? Что у тебя не так? Три ноги, что ли? А ты попроси! Он тебе Майкла Дугласа в постель за руку приведёт! Он может!
- Иди в задницу, - устало говорит Ленка. - Сама-то… сама… На себя посмотри!
Ты сколько лет на кафедре? Двадцать? Двадцать пять? Тебя скоро на пенсию спровадят и даже спасибо не скажут. Ну пожелай же что-нибудь толковое!
- Не хочу, - шёпотом отвечает Августа.
- Почему?
- Не знаю.
Ленка вздыхает.
- Тогда, - говорит она, - нужен другой подход.
- Камни! - спохватывается Августа. - Где эти чёртовы камни?
***
- Ты думаешь, - спрашивает Ленка, - они по-прежнему лежат рядом с могилой?
- Понятия не имею. Но, знаешь, - говорит Августа, - что-то мне не хочется лишний раз…
- Придётся, - сурово отвечает Ленка.
- А вдруг их там нет? Что, если… они тоже… разбрелись сами по себе.
- Странная гипотеза. И где же теперь, по-твоему, их искать?
- Не знаю, - говорит Августа, - но может… если ему так уж нужно, он их как-нибудь нам подбросит?
- Он что, жонглирует ими, что ли? Завтра с утра поедем на кладбище, подберём эти камешки и положим их… Делов-то…
- А вдруг…
- Не боись. Всё будет путём. По идее он должен нам обеспечить все условия. Ты домой идёшь или нет? Мы тут уже полчаса торчим столбом. Как жёны Лота…
- Ох, - спохватывается Августа, поднимая руку и пытаясь разглядеть циферблат в сгущающейся тьме, - да что же это я… Мне к семинару готовиться надо. Завтра семинар.
- Уверяю тебя, - Ленка осторожно ощупывает ногой ступеньку, - никакого семинара завтра не будет. Гершензону семинары не нужны.
- Это, - сурово говорит Августа, - мы ещё посмотрим…
- Ты лучше под ноги смотри.
Чёрные акации на холме покачиваются под ветром, сухие стручки на ветках слабо потрескивают… Далеко внизу, под тусклым фонарём, за масляно-чёрной лентой шоссе, просвечивает стеклянная будка троллейбусной остановки.
- А транспорт ходит? - вдруг начинает беспокоиться Августа.
- Гершензон пригонит…
- Ну, знаешь… Это ты его гоняешь. В хвост и в гриву.
- Нет у него гривы. Насчёт хвоста я бы ещё подумала. А грива - вряд ли.
- Ох, неспокойно мне… - стонет Августа, - это же такой криминальный район.
Сплошные насильники…
- Это она из-за соли, - неожиданно говорит Ленка.
- Господь с тобой! Ты о чём?
- Да жена Лота. Когда эти… вестники… у них загостились, она подумала - сожрут всё в доме на фиг, и вообще - нелегалы, кто их знает. Ну и пошла по соседям… Одолжите, мол, соли, вся соль в доме вышла, а у нас, понимаешь, как раз гости… какие-такие гости? А чужеземцы. Подозрительные, между прочим, чужеземцы… Похоже, из верховной полиции нравов, и заложила их… вестников.
Соседи побежали, стукнули местной охранке… Те говорят - ничего не знаем, разбирайтесь сами… Они и разобрались.
- Всё ты выдумываешь… Чёрт, поставили парапет… Придётся в переход лезть. Не люблю я эти переходы.
- Брось, вон ребёнок идёт. Со скрипочкой. Из школы Столярского, наверное. И ничего. Не боится.
- Дитя невинное… - стонет Августа, пристраиваясь за маячащей в полутьме хрупкой фигуркой.
В переходе стены выложены бурым кафелем, отчего он напоминает общественный туалет. И пахнет примерно так же. Эхо шагов гулко разлетается в затхлом воздухе, отчего Августа каждый раз вздрагивает.
Мальчик со скрипочкой уже добрался до подножия лестницы, за которой клубится ватный туман.
- Вот видишь, - говорит Ленка, - а ты боялась.
- Девушки, - раздаётся весёлый голос, - закурить не найдётся?
Ленка оборачивается: сзади маячат две тёмные фигуры.
- Какая я тебе… - машинально бормочет Августа, но тут же спохватывается, - ох, бежим!
Они припускают вперёд. Мальчик со скрипочкой немножко вырастает в размерах, и Ленка понимает, что это ещё и оттого, что он пятится назад - ещё две фигуры перегораживают выход.
- Опять его шутки! - возмущается Ленка.
- А вдруг нет? Что, сами по себе, без мистического вмешательства, хулиганы уже не нападают?
- Тогда о чём он себе думает? Мы, посредники меж тьмой и светом, последняя надежда Гершензона, бежим, как две самые заурядные дуры…
- Куда мы бежим? - стонет Августа. - Бежать-то некуда…
- Эй, фраер, скрипочку одолжи…
- Тётя, а вы им скажите, что я ваш сын, - ноет ребёнок, пристроившись рядом.
- Какая я тебе тётя?
Взгляд Августы затравленно мечется по пустому коридору, как мячик отскакивая от стен.
Облупленная, когда-то зелёная дверь в подсобку неожиданно приоткрывается, из неё на кафельный выщербленный пол падает яркая полоса света.
- Скорее, - Ленка кидается навстречу неожиданному спасению.
- Это, наверное, трансформаторная будка, - визжит за её спиной Августа. - Там напряжение…
- Сейчас тут тебе такое напряжение сделают! На двести двадцать…
- И меня возьмите, - хнычет ребёнок.
Они, напирая друг на друга, протискиваются в дверь, которая захлопывается у них за спиной.
- Ну и ну! - говорит Ленка.
Августа ошеломлённо вертит головой.
Освещён только вход в подземелье - дальняя стенка его теряется во мраке. В полутёмном, неожиданно просторном помещении на конторских стульях сидят молчаливые фигуры.
- Тайное общество! - драматическим шёпотом говорит Августа.
- Интересно только, какое, - задумчиво говорит Ленка. - За Гершензона или против?
- А они вообще живые? - тихонько спрашивает мальчик со скрипочкой.
- Ох, не знаю… пусть сами скажут…
- Они скажут…
- А этого зачем? - строго говорит человек в чёрном костюме и хорошем сером галстуке, - этого не надо.
- Мне страшно, - ноет ребёнок, - они меня сейчас обратно вытолкнут… Те-то точно живые…
- Это мой племянник, - говорит Августа, - как тебя зовут, мальчик?
- Изя…
- Это мой племянник Изя. Я его из школы Столярского провожаю…
- Встречаешь…
- Ну да… Оберегаю от влияния улицы.
Глаза Ленки начинают привыкать к полумраку, и она видит, что ещё один сидящий одет в какой-то чёрный балахон, а макушку его прикрывает кипа. Ещё один - в хасидском лапсердаке и лихо сдвинутой на ухо шляпе. Что касается четвёртого, то его одежда здорово смахивает на саван. Впрочем, тут она не уверена.
- Шолом, - вежливо говорит она.
- Приветствую вас в нашем собрании, - говорит человек в галстуке, видимо, исполняющий роль председателя, - собственно, мы уже больше двухсот лет не собирались, но кто-то так сильно дёргает за ткань мироздания, что она трещит по швам…
- Да ладно, хоть есть повод встретиться, - весело говорит хасид, - а то всё недосуг…
- Тебе бы всё повеселиться, - кисло замечает человек в саване.
- Да хватит вам, коллеги… - Председательствующий хлопает ладонью по стулу - звук получается сухой и гулкий. - Послушайте, дамы, вы тут такого натворили…
- А вы, - осеняет Ленку, - какой-нибудь тайный и мистический Совет Девяти, да?
- Не ваше дело, - холодно говорит председатель.
- Наблюдаете за человечеством, чтобы оно не постигло страшных тайн мироздания…
- Нам что, делать больше нечего? И не надо мне зубы заговаривать. Я о вас говорю. За вами тянется, извиняюсь, астральный след вот такой ширины…
- Мы что, нарочно?
- Куда я попал? - ноет Изя. - Я домой хочу.
- Помолчи, мальчик.
- Это, - объясняет Ленка, - из-за Гершензона.
- Без вас знаю.
- Если вы такой умный, - неожиданно громко и веско говорит Августа, - почему бы вам самим не уложить его обратно?
- Да, - Ленка невольно перенимает противную ноющую интонацию Изи, - мы-то простые смертные… А вы-то…
- Мы пытались… - неохотно говорит председатель.
- И?
- Что - и? Над ним мы не властны.
- Над одним каким-то Гершензоном, - фыркает Августа.
- Вот этого не надо…
- От нас-то вы чего хотите?
- От вас требуется уложить его в могилу. Тихо и аккуратно.
- Подожди, рабби, - неожиданно вмешивается человек в кипе, - ты упустил из виду одну мелочь. Они сейчас облечены силой и ничем не ограничены.
- Да, - подхватывает человек в саване, и Ленка видит, что ногти на его руках длинные и чёрные, - может быть, наконец…
- Вечную субботу? - говорит за их спинами ещё кто-то, невидимый в темноте.
- А, - кивает Ленка, - знаю… это когда все мертвецы начнут самовосстанавливаться из своих сезамовидных косточек. И что это, по-вашему, получится?
- Ну, нет, - твёрдо говорит Августа. - Через мой труп.
- Что тут творится? - бормочет Изя. - Я уже сошёл с ума? Или ещё нет?
- Я, конечно, дико извиняюсь, - вступается хасид, - но это, цадики, не наше дело. И даже не Гершензона.
- Всем же будет лучше…
- Хаверим…
- Панове…
- Везде одно и то же, - безнадёжно машет рукой Августа, - ты у нас на заседании кафедры когда-нибудь была?
- Через труп? - задумчиво бормочет хасид. - А может, их это… изолировать… ну, до вечной субботы? Его-то дух не упокоится, но без медиумов он всё-таки немножко потеряет эффективность?
- Поглядите на нас, - успокаивающе говорит Августа, - ну разве мы можем устроить что-нибудь глобальное? Даже с помощью Гершензона?
- Да-да, - подхватывает Ленка, - мы же такие маленькие, такие жалкие… Ну отпустите нас, а? Что с нас толку?
- Да ещё немного, и вы напустите на город тьму египетскую, - брезгливо говорит председатель, - вам дай только воли… Вот вы пришли к рабби Баруху, растревожили его, а там теперь такое творится…
- Мы тут причём? Вот и ограничьте рабби Баруха… А мы завтра, с утра пораньше, пойдём себе на кладбище, упокоим Гершензона…
- Ничего себе, - неожиданно говорит Изя. - Это что же выходит? Будешь лежать, и не будет устрашающего; и многие будут заискивать у тебя…
- Вот именно, - кивает Ленка.
- Книга Иова, - мрачно говорит кто-то из темноты. - Одиннадцать тире девятнадцать.
- Культурный мальчик, - неодобрительно замечает председатель.
- Я в хедер хожу, - объясняет Изя.
- Наш человек, - бормочет в полумраке хасид.
- Честно говоря, - замечает председатель, - я отнюдь не уверен, что эти камни лежат там именно так, как вы, две шаи, их оставили. Я вообще не уверен, что они там лежат. Они прожгли материю мира. Полагаю, они сами вас найдут.
- Ребе, - говорит человек в саване, - я не уверен, что это лучший выход…
- Тебе просто надоело ждать вечной субботы, дружище, - миролюбиво замечает председатель.
- Ещё бы. В моём-то состоянии…
- А я тебе ещё при жизни говорил - следить за собой надо…
- Теперь-то что толку… - уныло говорит человек в саване.
- А вы правда каббалисты? - с интересом вдруг спрашивает мальчик Изя, просовывая голову между Ленкой и Августой: - Или кто?
- Или кто, - сухо говорит председатель. - Вы уберетесь или нет?
- Как же мы дойдём? - укоризненно говорит Августа: - Когда на улице тьма египетская. И кругом сплошные насильники.
- Такси им вызови, - подсказывает человек в саване.
- Вот навязались на мою голову, - председатель извлекает из кармана пиджака сотовый телефон. - Деньги-то у вас есть?
- У меня десятка, - говорит Изя. - Мама на дорогу дала. А вам куда?
- В Аркадию через Французский бульвар.
- Ой, - говорит мальчик, - а я на Гамарника живу. По дороге получается.
- Ещё бы, - бурчит Августа.
- Тут, - зловеще отвечает человек в саване, - всё по дороге.
- Алё, диспетчерская, - тем временем говорит председатель, - девушка, нам бы такси по вызову. К переходу на морвокзале. Через десять минут? Хорошо…
- Ну и чего? - интересуется Ленка, - что дальше-то делать будем?
- Что собирались, то и делайте.
- Ох, - зловеще говорит хасид, - не той дорогой идёте, товарищи…
- Уймись, геноссе. Набрали вас, радикалов, на свою голову…
- Он дело говорит…
- Пошло-поехало, - бормочет Ленка.
- Валите отсюда, - шипит председатель, - пока не передумал.
- Пошли, - взвизгнула Августа, - а то они нас сейчас упокоят!
Дверь медленно раскрывается, за ней клубится сырая приморская мгла…
Августа хватает Ленку за локоть и выталкивает её из трансформаторной.
- Хоть на что похожи эти камни-то? - умоляюще вопит Ленка, продвигаясь к двери.
Свет у неё за спиной начинает меркнуть, фигура председателя блекнет и расплывается…
- Буквы на них начертаны, - замогильным голосом говорит председатель.
- Сколько всего их-то?
Дверь с треском захлопывается, оставляя их снаружи.
- Четыре, - несётся из-за двери. - А вам сколько надо?
- Ну и ну, - говорит мальчик Изя. - Вот это цирк!
- Тебе всё цирк, - злобно говорит Августа.
- Ой, - вдруг обрадовался Изя, - а я вас знаю. Вы у нас в лицее информатику вели. Когда Шендерович заболел.
- Ты же в хедер ходишь.
- Я и в лицей тоже хожу. Одно другому не мешает…
- Чёрт знает, что за дети. Послушай, а что он тут толковал про тьму египетскую?
Что там у Бори творится?
- Акриды, - зловеще говорит Ленка, - тучи злобных акридов…
- Акриды?
- Ну, саранча.
- А я думала, это тараканы были. Думала, он просто квартиру запустил - знаешь, как бывает? У меня у самой однажды…
- Брось, тебе до него далеко. Знаю я, как это бывает. Сначала акриды пожрут всё живое… а потом начнут воскресать мёртвые. Из сезамовидной косточки.
- Армагеддон! - голос Изи замирает от восторга. - А сезамовидная кость - это где?
- На большом пальце ноги, - говорит Ленка. - Маленькая такая косточка, и неподвержена тлению.
- Вроде как матрица, - с пониманием кивает Августа.
- Он своё дело знает, - благожелательно кивает Изя.
Такси подкатывает бесшумно, на его крыше мерцают жёлтые шашечки.
- А это точно такси? - вдруг сомневается Августа.
- Он же его при тебе вызывал.
- А шофёр - живой?
- У мёртвого были бы большие неприятности с автоинспекцией. Пошли, хуже быть не может…
- Дамы, - спрашивает шофёр, высовываясь из окна, - вам ехать или как?
- Вроде живой, - неуверенно говорит Августа.
- Ехать, ехать, - Ленка, отдуваясь, хлопается на сиденье.
Машина вспыхивает фарами и мягко трогается. Мимо проносится чёрный зев подземного перехода, стеклянная шкатулка остановки и за ней, вдали, сияющее огнями здание морвокзала, а дальше, до невидимой во тьме черты горизонта, мерно, почти бесшумно дыша, громоздится молчаливая чёрная масса солёной воды.
Потом такси выезжает на сумрачные городские улицы, скупо освещённые фонарями.
Туман давно сполз в море, жестяная листва грохочет в конусе света, меж ней вьётся одуревшая осенняя мошкара.
- Так что, - говорит Ленка, - завтра с утра - на кладбище?
- Ох, не знаю, - Августа поджала губы.
- Что такой красивой даме делать на кладбище? - кокетничает шофёр с Августой.
- Я тоже хочу, - ноет Изя.
- А ты-то тут причём? - Ленка свирепо таращит глаза. - Отвали, дитя хедера…
- Во дают! - восхищается шофёр. - Лучше бы в зоопарк сходили. Всё веселее.
Слониха недавно родила…
- Зачем нам слониха, - говорит Ленка, - у нас своих слонов полно. Розовых.
Они проносятся мимо освещённого огнями кафе, на террасе на белых кружевных стульях сидят нарядные люди, музыка окатывает их как волна…
- Вот, - говорит мальчик Изя, тыча пальцем в стекло, - видели, как покрашено?
- Плохо покрашено, - говорит Августа, - небрежно…
- Да не в этом дело. Те кафе, которые под белыми тентами с жёлтой полосой, те Али-Бабы. А те, которые под белым с синим, - это Зямы. Это чтобы те не трогали этих… А то путаница выйдет.
- На нём написано "Ротманс", - говорит Ленка.
- Это для отвода глаз, - уверенно говорит Изя. - Те, кому надо, знают.
- Ты что, малый, - удивляется шофёр, - чушь порешь… Ты хоть раз в жизни Али-Бабу видел? Тихий такой мужик, небольшого роста, культурный. Будет он тебе ларьки красить…
- Да не он же их красит…
- Ещё бы. Тоже мне, придумал занятие для Али-Бабы. Да он в теннис на корте каждое утро играет. В белом костюме.
- Остановите тут, - говорит Ленка.
- Завтра-то как?
- Завтра, - решительно говорит Ленка, - жду тебя на остановке восьмого. Ровно в девять.
- Пожалей! Опять в такую рань…
- Я-то пожалею. Гершензон не пожалеет.
- Ладно-ладно.
- Через Гамарника проедем, - решительно говорит Изя.
- Пятёрку надбавите, поеду, - отвечает шофёр.
- Пусть она платит. Она и так на мои деньги катается.
- Поехали, - говорит Августа, - кровопийца.