Но он насильно прервал эти мысли, опасаясь, что в душе зародится и укоренится обида, и тогда душевное единение, к которому он стремился, летя сюда, просто рассыплется. Вспомнил, что собирался помочь дочери и внукам. И он это обязательно сделает. Сунул руку в карман брюк и ощутил там металлический футляр с пластиковой картой. Представил, сколько денег у него в банке. Вот скрытая тайна, которая осчастливит его семью, позволит построить им настоящий дом с большим участком на берегу озера. Где можно будет ловить рыбу и купаться. Ведь есть же в Америке такие озера, настоящие! Представил, как Валерия на мостках полощет белье, как дети плескаются рядом в воде, как недалеко от берега в лодке с удочкой сидит Тет. Идиллия…
Общая суета перетаскивания вещей вернула Василия к реальности. Перестав улыбаться, он свернул свою мечту, которую баюкал секунду назад, чтобы не распылить порывом недовольства.
Из кабины спустился Данила, направился к трейлеру. Но дорогу ему преградил старший брат. Виктор положил свою черную ладонь на белые кудряшки волос брата. Взлохматил, как это недавно делал отец с его волосами. На этот раз - черные подтеки. Засмеялся. Что-то сказал по-английски. Василий разобрал только "дэбил". Подумал - может неправильно понял? Даниил нервно скинул руку брата и, сделав пару шагов назад, прижался к деду.
Виктор продолжал скалиться, щуря глаза. Валерия сказала ему что-то резкое и замахнулась ладонью. Тот отступил. Скорчив неприятную гримасу, ответил матери на английском, а затем, продолжая говорить, снова обернулся к Даниилу. И опять Василий разобрал слово "дэбил"!
- Что он говорит? - спросил у дочери.
- Дразнится, гаденыш, - ответила она, - ему покоя не дает коррекционный шлем, который Даниил носил до шести лет. Сдался он ему! Половина детей Америки так ходит! Надо же, где-то слово это услышал. Только плохое запоминает!
- Да, ладно тебе, - примирительно сказал Василий, - они всё же дети! Он строго посмотрел на Виктора и погрозил указательным пальцем:
- Не говори так больше! Слышишь? Не надо. Вы же братья! Похоже, Виктор без перевода понял, чего хотел дед. Сплюнул сквозь зубы в сторону. Нехотя пошел разгружать вещи.
Василий погладил Данилу по светлым кудряшкам:
- Пойдем, отнесем вещи в дом… Достал из кузова свою сумку и черный полиэтиленовый мешок с игрушками, который передал внуку. Тот быстро пошел к домику и скрылся в дверях. Когда Василий подошел, Данила уже снова появился на крыльце. Радостно смеясь, он размахивал резиновым спасательным кругом для купания.
- Куда это ты собрался? - в шутку спросил дед. - Купаться надумал?
Но внук продолжал свои движения, глядя через его плечо. Василий обернулся назад и увидел Валерию. Она с сожалением развела руками, оправдываясь:
- Ну, забыла! Что тут поделаешь!
Теперь Василий вспомнил сборы в бассейн, обиду внука на слова матери. Все стало на свои места. Даниил с победным видом бросил круг в дом, а принесенные игрушки вынес на улицу и поставил у сдутого колеса трейлера.
Тет с Виктором выгрузили остальное и отнесли в дом. Затем сели в машину и укатили без объяснений. Даниил расположился под окошком, на старом выцветшем ковре. Высыпал на него содержимое мешка, стал выбирать шахматные фигуры, откладывать в две кучки на доске - белые к белым, черные к черным.
Василий поднялся в трейлер. Внутри он оказался гораздо больше, чем выглядел снаружи, такой… небольшой вагон. При входе слева и справа - шкафчики с пластиковыми дверцами. Далее - кухонька. Полка для посуды. Раковина умывальника, зеркальце. Чуть выше приоткрытое квадратное пластиковое окошко, помутневшее от времени. Под раковину встроен малогабаритный холодильник. Напротив - стол со стульями. В самом конце трейлера - отгороженная шторой кровать. Между ней и кухней - с одной стороны диван, с другой - кресло. Над креслом - плазменный телевизор. Какие тут у них программы показывают? Смотрят… или для интерьера? Чёрный небольшой экран тускло отражал растерянное лицо Василия. В трейлер вошла Лера. Открыла холодильник. Достала бутылку водки, открутила пробку. Спросила:
- Будешь? Протянула руку к посудной полочке над раковиной и застыла, словно раздумывая. Василий молчал.
- Ну, как хочешь… - не дождавшись ответа, она решительно взяла стакан. Плеснула в него водку. - А я выпью!
Не поворачиваясь, словно мучимая жаждой, вылила спиртное в рот. Выдохнула, прижав тыльную сторону ладони к губам. Поставив стакан в раковину, застыла, глядя в маленькое мутное окошко.
Казалось, время тянулось долго. Василий неслышно достал из сумки медвежонка и надел на руку. Осторожно провел игрушкой вверх по руке к плечу дочери. Она резко обернулась и с удивлением увидела перед своим лицом серенькую головку игрушки.
Василий, изменив голос на мультяшный, тихо спросил:
- Не хочешь поговорить?
- Перестань дурачиться, - отозвалась она, - я думала, ты как все нормальные люди, по путевке на две недели. Не пила, все пай девочку из себя строила! Зачем остался?
Василий продолжал молчать. Рука беспомощно опустилась, медвежонок повис. Мантия завернулась ему на голову.
- Наверно, хотел дождаться внука из спортивного лагеря…
- Дождался? - Валерия стала что-то искать взглядом на полке перед собой. Найдя в углу сигареты с зажигалкой, закурила. Положив на место, глубоко затянулась, медленно выдохнула дым прямо в лицо отцу. Затем протянула руку и приоткрыла окно. Снова затянулась. Василий увидел ее слезящиеся глаза. Подумал: то ли от водки, то ли от обиды.
- Вернулся бы к матери и рассказал, как у нас всё хорошо, - продолжила она, выдыхая дым, - дальше бы общались по скайпу! А? Почему так? Ну, скажи, почему?
Василий через плечо дочери тоже устремил пустой взгляд в открытое окошко. Тонкие веточки растущего куста огибали его полукругом, точно сторонились выходящих клубов дыма, и снова переплетались где-то наверху.
Именно сейчас Василий почувствовал, что все витавшие в его сознании несоответствия, несуразности, подозрительные переглядывания дочки с мужем, её странный темный загар и морщинистая кожа на шее - всё соединились. Круг замкнулся, как эти веточки. И теперь уже нечего скрывать. Надо думать, как жить. Как помочь друг другу! Ведь он это может, за этим приехал. Надо просто с чего-то начать!
- Некому рассказывать, дочка! - после долгой паузы решился он. Пытаясь подвести черту лжи, отсечь всё дурное, оставив его в прошлом. - Нет больше матери, дочка.
Снова наступила тишина. Лишь стук-перестук под окном - Данила, закончив с шахматами, складывает на доске пластиковые домики, издавая ртом отрывистые звуки, пытаясь их так же соединять языком, как строительный конструктор руками.
- Как - нет? Она же… она с компьютером не умеет обращаться…
Василий снял медвежонка с руки и, как единственную оставленную на память о жене реликвию, передал дочери. Прощальное письмо матери. Валерия взяла игрушку. Прижав к лицу, прошла в конец трейлера. Откинув штору, села на кровать. Тихо заплакала, нервно вздрагивая плечами.
Василий прошел за ней и встал рядом. В углу не стене висел знакомый ковер с ангелочками и приколотой иконкой Николая угодника. Перед кроватью на тумбочке лежали фрукты, торчали из вазы розы.
Неожиданно правой рукой, которой придерживала медвежонка у груди, Валерия наотмашь вскользь ударила по деревянной столешнице, сметая всё. Ваза ударилась о стену, зазвенело стекло. Покатились, подскакивая, как теннисные шарики, пластиковые фрукты, разлетелись по постели искусственные цветы.
- Вон там ваши платья валяются! - с тихой злостью указала она в угол за кровать, на груду белья. - Видал, сколько их купила!? На распродажах. Только для того, чтобы вас развлекать! Можешь на память забрать и фрукты заодно с цветами!
- Зачем ты так, дочка? - потерялся Василий недоуменно. - Мы же с матерью не заставляли тебя устраивать спектакль! Зачем ты…
- Ох, не знаю. Сама не знаю. Хотелось вам угодить. Чтобы видели, что у меня всё хорошо! Да вы же сами постоянно расспрашивали, почему я в этом платье, а не другом. Откуда цветы? Зрелые ли фрукты?.. Надо было о чём-то говорить. Не молчать же…
- Но у нас ведь было только это, доченька! - голос Василия задрожал от обиды: - Пятнадцать лет только то, что читали в письмах, а потом видели на экране и слышали от тебя! Мы жили этой картинкой, а ты морочила нам головы, дурила натюрмортом, фруктами в руках детей. Рассказывала о цветах, только сорванных с клумбы! Слава богу, мать не успела узнать! Ей так нравились твои платья…
- А ты?.. А ты… - Валерия залилась истерическим смехом. В её голосе Василий почувствовал действие алкоголя, - Ты же сам здесь всё время лгал мне! Про маму! А!?
- Я… не лгал. Просто не говорил…
- О-о, как мы разбираемся в нюансах! Психотерапевт, однако! Хорош папашка, нечего сказать! Ел с нами за одним столом, спал и - лгал, лгал, лгал! Ненавижу!
- Понимаешь… - запнулся Василий. Он все сильнее сгибался под тяжестью слов дочери, будто в поклоне. Извиняясь за то, что не знает, как всё рассказать сейчас, и как можно быстрее, чтобы та связь, которая возникла, обрушив собой всю накопившуюся ложь, не оборвалась.
- Подкормиться сюда приехал?! - не давая ему сказать, продолжала распаляться Валерия. - Думал у нас здесь рай?! Она вскочила с постели, качнулась, с трудом удерживая равновесие. Развела руки в стороны:
- Смотри же, как мы живем, смотри! Вот наш дворец на берегу озера. Это окно с видом на океан! О, какие там волны бушуют! И яхта Тета стоит у пирса. На задворках - конюшни! Внуки твои купаются в роскоши, у них отдельные спальни, игровые комнаты, автомобили!.. Ты этого хотел?! Так хотел?! Из России американская статуя Свободы кажется больше… да? Ну, давай, гноби меня, непослушную дочь, сбежавшую с негром в Америку! Начинай, ну что же ты?..
- Милая, ну что ты? - Василий обнял дочку за плечи и вместе с ней сел на кровать. - Ведь у тебя ещё всё впереди, всё ещё будет! Кто из нас не делал ошибок в молодости. Ещё не поздно вернуться. Давай уедем в Россию. Пусть там не сладко, но ведь это наша с тобой родина. Посмотри на эти дома - они все из пластмассы. Где наши нормальные бревна? Эти дома похожи на спичечные коробки, все одинаковые! Где чердачок? Крылечко? Сени? Где лес? Вспомни, как мы гуляли с тобой в лесу. Ходили по грибы. Как щебетали птицы. По озеру плавали лебеди, а мы их кормили. Помнишь, как один ущипнул тебя за руку? Василий взял ладонь дочери и стал ее крутить, отыскивая шрам, затем взял другую, но так и не нашел. Медвежонок выпал из её рук. Василий взял пальцы дочери и приложил к своим губам. Поцеловал, словно вымаливая прощение. Быстро-быстро заговорил, чтобы она не смогла перебить:
- Вот у нас в деревне сосед взял и покрасил дом в зеленый цвет - ему сын с моря привез корабельную краску, несмываемую! Словно резина легла на бревна и застыла. А Авдотья покрыла красным - выпросила у строителей, которые неподалеку мост налаживали через речушку! Посмотри, какие здесь деревья - все корявые. Словно эмигранты с других континентов. Тоже пытаются здесь выжить, приспосабливаются, кто как может! Вроде клён, а извивается, как лиана, словно извиняясь перед хозяевами этой бывшей пустоши. Вроде сосна, а просела до основания, раскачевряжившись. Словно кто-то прихлопнул ее сверху многотонной ладонью. Так и вас эта Америка проклятая прихлопнула своими небоскребами! Давит она, понимаешь! Я чувствую это! Не могут озера жить без лодки, рыба - без рыбаков, вода - без плескающихся ребятишек! У вас все ещё будет! Ты всего не знаешь! Вернёмся!
- Куда я вернусь? - плакала дочь. - У меня здесь работа, дети, муж, подруги…
- Такую работу и в России тебе найдем. И Толику найдем! А через месяц получите страховку, и будет у вас свой бизнес!
- Ну что ты, папа! А Виктор, как он будет там жить? Он не хочет говорить по-русски! Он же черный - ему проходу не дадут! А мое гражданство? Ведь у меня скоро экзамены. Неужели столько лет я этого ждала - и всё прахом?
- Не надо тебе этого гражданства, доченька, не попрошайки мы! У нас свое отечество есть, путь гадкое оно, но это же дом наш!
- Какое отечество, папа? - Валерия подняла голову и с неожиданной жалостью поглядела на отца. - Ну, какое? Безродные вы все - детдомовские! Брошенные! Ни порядка у вас, ни закона! Президент то электричку водит, то комбайн, то на дельтаплане с журавлями летает, бездельем мается. И ты меня хочешь в это болото затащить обратно? Мать угробил нищетой, теперь хочешь и меня туда же с детьми?
- Подожди, подожди, милая… - успокаивал ее Василий, не давая гневу дочки развиться в страшные фантазии, которые потом снова повиснут между ними и запутают, запеленают все откровения, к которым они так долго шли. Он вскочил и сделал шаг, чтобы бежать за сумкой в машину, но вспомнил, что принёс ее в трейлер и остановился. Заскользил взглядом по сторонам, отыскивая. Неожиданно увидел внизу у своих ног. Сел на кровать и стал быстро шарить в ней рукой, но никак не мог найти нужные бумаги. Пальцы, словно растопыренные щупальца, касались каждой вещи, отталкивая в сторону, обследуя следующую. Наконец он вытащил несколько сложенных в четверть листов.
- Не торопись, не говори ничего, - умолял он, - прочти, прочти, пожалуйста! А потом можешь говорить, что хочешь! Прости меня! Прости доченька!
- Ах, папка… - Валерия обняла отца за шею, слезы хлынули бурным потоком.
Василий усиленно моргал, отгоняя накатывающую на глаза пелену. Он осторожно отстранил дочь от себя. Дрожащей рукой протянул найденные листки наугад куда-то перед собой, во вздымающееся, как живое, большое алое сердце дочери. Почувствовал, как её руки, отпустив его шею, скользнули по предплечью, нащупали документы.
Валерия, вытирая ладонью слезы, повернулась с бумагами к свету, льющемуся из окна. В трейлере стояла духота, пахло табачным дымом. Василий вышел на свежий воздух.
Данила всё возился с конструктором, складывал очередную фигуру. Пластиковые детали капризно упирались, не желая попадать в пазы. Собранные узлы рассыпались при креплении. Внук фыркал, нервничал. Пытался вогнать их силой. Брал новую деталь, рассеянно стыковал не той стороной.
Василий присел на корточки рядом. Внезапно внук приподнялся с колен. Бросив фигурки в стороны, повернулся к деду и обнял сбоку за шею. Навалился грудью на плечо. Прижался своей белой головой. Засопел, как борец, пытаясь что-то произнести. Приоткрыл рот, выдавливая откуда-то изнутри гортанные звуки.
Василий хотел обнять его, но не смог развернуться и, потеряв равновесие, упал левым предплечьем на траву. Повернулся на спину, обхватив Данилу, затянул на себя. Услышал его писклявый икающий смех и не сдержался - расхохотался сам. Громко, от души. А затем перенес внука через себя, уложив на ковер. Упер ладони в материю, навис сверху.
Футболка внука задралась и Василий, делая вид, что кусает, зарычал. Осторожно впился зубами в нежную прохладную плоть детского живота. Это вызвало ещё больший восторг. Данила стал извиваться. Прижав колени, уперся ногами в грудь Василию. Переполняемый радостью, изо всех сил сопротивлялся. Тужился, хрипел, часто дыша, высовывая язык между зубов. Выпускал слюни, лопающиеся пузырьками в уголках губ.
- Хулиганье! - услышали они наигранно строгий крик Валерии, выглянувшей из трейлера. - Хватит валяться бездельники! Она встала на колени и уперлась руками в спину отца. Пыталась оттолкнуть его в сторону, чтобы освободить сына. Но Василий обернулся и, перекинув руку через её голову, обнял за спину. Затянул в общую кучу. Прижал к себе эти два родные и любимые существа, самые близкие для него. Погрузился в источаемый ими удивительный аромат родства, доверия и спокойствия, который он давно уже не ощущал.
Глава 14. Новоселье
- Ну, все! Хватит баловаться! - Валерия поднялась и стала отряхиваться. - Сейчас наши мужчины подъедут, а у нас ни обеда нет, ни уборки. Пока я в порядок буду дом приводить, займитесь чистотой территории! Она вернулась в трейлер.
- Ты понял, что нам велели, Данила? - внушая чувство возложенной на них ответственности, спросил Василий.
Внук кивнул головой. Взял деда за руку, повел за трейлер. Там, прислонённый к дереву, оказался целый набор садового и шанцевого инструмента. Проходя мимо открытой двери, они услышали, как жалобно взвыл пылесос и стал то тише, то громче нудно сосать пыль.
Даниил вручил деду швабру с совком на длинной ручке и закрывающейся створкой. Себе взял веник. Показал деду на валяющуюся бумажку - ткнул в нее пальцем. Василий, приставив совок, затолкал ее шваброй в контейнер. Сам Данила принялся веником сметать землю в щели между цементными плитами, расчищая площадку вокруг трейлера.
Потом они вместе собрали обломанные сучья деревьев, занесенные ветром.
Пока приводили в порядок свою территорию, у одного из кунгов появилась группа подростков. Затеяли футбол. Ворота поставили из брошенных детских колясок. Даниил периодически оглядывался на них, улыбаясь, когда громкие крики сопровождали очередное поражение ворот.
- Ты знаешь этих ребят? - спросил Василий. Внук кивнул и снова углубился в работу.
- Не хочешь с ними поиграть? Глаза Данилы на мгновенье засветились радостью: здорово! Но он, тут же, помрачнел, категорически мотнул головой.
- Ну, как знаешь, - разочарованно подвел итог Василий.
Через некоторое время мяч отлетел в сторону и приземлился почти у ног Василия. Он подтолкнул его внуку и присел, ожидая. Даниил покрутил головой.
- Ну же! - подначивал его дед, - Стукни им, покажи, как ты умеешь!
Игроки на площадке замерли в ожидании. Даниил сделал два быстрых шага и, что было силы, ударил по мячу ногой. Тот полетел мимо ребят, коснулся края выступающей цементной плиты и поскакал к лесополосе. Мальчишки взорвались недовольными криками, словно для этого специально запасли в себя больше воздуха. Вроде похоже на всеобщее ликование. Но Василий видел, как съежился внук. Бросив метелку и, понурив голову, отошел к трейлеру.
- Ты что, Данила? - пытался ободрить его Василий, стараясь не слышать знакомого, многократно повторенного футболистами, слова "дэбил". - Плакать не надо! Ты же русский богатырь, Данила! Купим завтра футбольный мяч, будет у нас свой чемпионат! Встанешь на ворота?
Внук кивнул. Улыбнулся. Подошел, потянулся и обнял деда за шею. Прижался щекой к шершавой щетине, поцеловал в ухо. Василий поднял его на руки. Прижал к себе. Не удержался и показал из-за спины внука кулак футболистам, продолжающим гримасничать и кривляться.
Пылесос затих - Валерия уже убрала в доме. Она резала салат на пластиковой доске. В кастрюле варилась картошка.
- Нагулялись? - спросила она, когда дед с внуком появились внутри трейлера.
- Устали, пора и подкрепиться чуток, - отозвался Василий.
- Сейчас наши подъедут, и устроим праздник! - посулила дочь.
- Что за праздник? - насторожился Василий, поморщился. Ему не нравились частые пьянки, и он думал, как бы прекратить это дело.