…По крайней мере, Себастиан может успокоиться, подумал я - почему-то я поверил Шевчуку. Чем бы он там ни занимался, никакого отношения к взрыву в Пассаже это не имело. Я брел по горбатому Андреевскому спуску, где, несмотря на мелкий дождь, было довольно много прохожих - лица чуть более возбужденные, чем обычно, голоса чуть более громкие - словно вчерашние события открыли какие-то скрытые клапаны. Последний раз крупные беспорядки на Подоле случились лет пятнадцать назад - я тогда был еще подростком, а телевизоров не было вовсе. Только три канала радиовещания и слухи… самые разнообразные, страшные слухи… Слухов-то и сейчас хватает, подумалось мне…
Ляшенко, по официальной версии, готовил серию таких взрывов - чтобы дестабилизировать обстановку… спровоцировать прогнивший режим на непопулярные меры… и, под шумок, прибрать власть к рукам, разумеется. Но Ляшенко арестован… Организация разгромлена - у них с самого начала не было никаких шансов…
Резкая трель милицейского свистка резанула мне уши, и я машинально обернулся, ища Себастиана…
Это, разумеется, чистое наваждение - просто что-то там творилось, у пропускного пункта… Здесь толпа была еще гуще, у кордона скопилось достаточно возбужденных людей; кого-то - из тех, кто возвращался на Подол с ночной смены в Верхнем Городе или просто шел к родственникам, - не пускали внутрь, кого-то, напротив, не выпускали… Люди в униформе прочесывали толпу, их толкали, мешали продвигаться… О, Господи, сообразил я, да они кого-то ищут!
Она буквально врезалась в меня - иначе бы я ее не узнал; сейчас она походила на любую жительницу окраин - белый платок надвинут на лоб, молодое тело скрыто бесформенной кофтой. Кофта была темная - я, скорее, почувствовал, чем увидел, что на плече у нее расплывается горячее пятно.
Ее пальцы вцепились мне в локоть, белое лицо - белее платка - оказалось совсем рядом.
Через руку у нее было перекинуто грубое шерстяное пальто - что-то уперлось мне в бок, металлическое, холодное.
- Идите рядом, - выдохнула она.
- Хорошо, - я понимал, что она на грани, и старался говорить как можно ровнее, - уберите пушку. Я вас не выдам…
Она поколебалась секунду, но ощущение холодного ствола под ребрами исчезло. Лишь теперь я понял, что она цеплялась за меня из последних сил - по той тяжести, с которой она навалилась мне на плечо.
Мы неторопливо двинулись вниз, по склону - обычная супружеская пара, застигнутая врасплох непонятными событиями этого недоступного пониманию мира.
Тропинка круто сворачивала к докам, растрепанные плакучие вербы заслоняли нас от пристальных взглядов патрульных.
Она начала вырываться - очень слабо, видимо, из последних сил. Я придержал ее за локоть.
- Спокойнее…
- Это дорога в доки, - она отчаянно мотнула головой так, что уголки платка взметнулись, точно белые крылья, - мне туда нельзя… Патрули…
За спиной раздался пронзительный свист. Она вновь отчаянно рванулась, пытаясь освободиться.
- Спокойнее, - повторил я, - я тут рос… Здесь где-то должен быть старый водосток… если его не замуровали…
Кирпичный зев водостока зарос бурьяном так, что я его чуть не пропустил. На полу скопилась грязная застоявшаяся вода.
- Сюда, - сказал я.
- Шевчук, - пробормотала она почти отстранение, - мне нужен Шевчук. Я видела - вы от него выходили…
- Вам нужен врач, - согласился я.
- Шевчук… он не выдаст…
- Я приведу Шевчука. Попробую.
Водосток резко забирал вверх, еще двести метров - и разлом, из которого бил мутный дневной свет. Мы когда-то играли здесь в защитников Новоградской Крепости - последнего вольного города, человеческого города, осмелившегося противостоять Объединенной Империи. Была такая легенда, что их не истребили совсем, а они ушли в подполье, в катакомбы, и выйдут, когда в них появится нужда.
Я осторожно высунулся в разлом - поблизости было пусто. Худая черная кошка шарахнулась в сторону. Помог выбраться своей спутнице - она еле шла, слепо цепляясь за мою руку… Какое-то время мы шли, пригнувшись, прячась за давно нестрижеными куртинами, потом пересекли сквер, и я вновь оказался в начале своего пути. Расписанная причудливыми узорами стенка, карниз… Еще полчаса назад Бучко был дома.
Я позвонил в колокольчик.
* * *
- Хорошенькое дело, - грустно сказал Бучко.
Дверь в кладовку была открыта, на полу валялись окровавленные тряпки.
Ей не поможет никакой Шевчук, подумал я. Она потеряла слишком много крови.
- Скорее, - пробормотала она сквозь зубы.
- Сейчас, - я подставил окровавленные ладони под хлипкую струйку из рукомойника. Рану я ей перетянул, вот, собственно, и все, что я мог сделать. Шевчук вряд ли сделает больше.
Бучко печально покачал головой.
- Она ж убийца, Лесь. Что ты с ней возишься?
- Потому что я хочу знать, что происходит на самом деле. А разве ты не хочешь?
- Еще чего, - отрезал Бучко.
Я выглянул в окно. Переулок был пуст - должно быть, все столпились около кордона.
Женщина сидела - скорее, лежала - на полу у стены. Я подсунул ей под голову свернутую куртку. Движение худых смуглых пальцев было слабым, почти незаметным, но я понял и наклонился над ней.
- Аскольд… - сказала она еле слышно.
- Что - Аскольд?
- Это он… Роману побег… если я…
- Что это она несет? - удивился Бучко.
- Похоже, она из группы Ляшенко. Видно, ей сказали, что Роману устроят побег, если акция удастся.
- Роман сам должен был… - Глаза у нее заволокло мутью, и они до странности напоминали глаза Себастиана. - Все уже было… Но он остановил операцию… в последнюю минуту… тогда они пришли и…
Я еле удержался, чтобы не встряхнуть ее.
- Дальше…
- Взяли группу… Только мне удалось бежать… Так я думала…
- Он дал вам уйти?
- Получается, так, - подтвердила она. - А потом нашел меня… Я сделала все, как он сказал. Все. А он…
- Расправился с вами.
- Попытался. - Она на миг вздернула голову, в глазах блеснул огонь. - С тем его человеком я сама расправилась…
Огонь погас, она откинулась к стене и недоуменно произнесла:
- Он же был на нашей стороне…
А Шевчук- то прав, подумал я, он-то сразу понял. Ненависть делает человека зорким.
Бучко растерянно поглядел на меня.
- Что-то я не просек…
- Все очень просто, Игорь, - пояснил я. - Аскольд исподволь готовил себе рычаги для захвата власти. Это он прикармливал группу Ляшенко. На какой-то момент их интересы совпали. Ляшенко, должно быть, готовил серию таких терактов…
- Зачем?
- Кто их поймет? Может, чтобы дестабилизировать обстановку…
Женщина пошевелилась.
- Вынудить их… на репрессии… пусть бы показали свое… истинное лицо. Тогда люди поймут - даже такие соглашатели, как вы. С ними нельзя сотрудничать. С ними можно только бороться.
- Да что там у них, у народовольцев, - пожал плечами Бучко, - одни идиоты, что ли?
- У них какая-то своя логика… Но потом Ляшенко, должно быть, все же заподозрил, что его используют… И отменил акцию. Тогда Аскольд напустил на них охранку. Боюсь, что… Нас ждут тяжелые времена. Аскольд рвется к власти. А для этого ему нужно убедить оппозицию, что люди - опасны… Или стали опасны - теперь, когда технологии вырвались из-под контроля. Он подгребет под себя весь аппарат подавления - под свой новый комитет. Армию, полицию, все…
- А… как же мы? - растерянно спросил Бучко.
- Что - мы?
- Прижмут. - Бучко щедро плеснул в стакан самогону из заветной бутыли и закусил перышком лука. - Точно, прижмут. На вегетарьянство переведут… говорю тебе, Лесь, под Фастовом эшелоны пустые вторые сутки стоят - кум своими глазами видел… Они туда весь скот сгонят и вывезут… А нас на силос посадят…
Женщина беспокойно пошевелилась. Грязное окно было сплошь в потеках дождя, гул толпы у кордона долетал неясный, смазанный, точно шум прибоя.
Я медленно сказал:
- Игорь… Это не для скота вагоны…
Бучко застыл со стаканом в руке.
- Что?… Всех?
- Ну, скорее всего - Нижний Город… Наверняка его потому и оцепили. Потом, Аскольд же не дурак - одновременно надо бить. Со всех сторон. Сейчас в губерниях вспыхнет - везде, где он дурачков этих прикармливал… Париж… Берлин… везде… пройдет волна терактов, потом найдут виновников… Сам знаешь, как оно делается… И кто докажет… Истинных соучастников он же уберет - уже убирает… Господи, да ее любой ценой спасти нужно… Беги за Шевчуком, Игорь… Пусть все тащит, что там у него - антибиотики? Кардиостимуляторы? И поскорее…
Вот он, его звездный час, Шевчука… Вся его жизнь, вся незадавшаяся карьера - все для того, чтобы один-единственный раз оказаться в нужном месте в нужное время…
- А ты? - нерешительно спросил Бучко.
- Нам нужен кто-то… кто бы смог прикрыть ее от людей Аскольда.
Гарик! Подумал я. Гарик входит в Опекунский совет - он же Попечитель округа. Их Аскольд прижмет в первую очередь - при новом порядке прежние структуры будут просто не нужны. Должно быть, среди мажоров тоже нет единодушия - иначе Аскольду не понадобилась бы та кровавая баня… в качестве наглядного пособия… Господи Боже, никогда бы не подумал, что Гарик может оказаться спасителем человечества…
- Давай, Игорь! Шевелись…
- Кого ты собираешься сюда тащить? - недовольно спросил Бучко. - Мажора? Мало мне неприятностей…
- Люди Аскольда не лучше. - Я нагнулся было к своей куртке, но побоялся тревожить женщину; глаза у нее совсем закрылись. Я положил пальцы ей на запястье, пытаясь прощупать пульс… слабый пульс… паршиво… - Он своих гвардейцев уже несколько лет прикармливает… Думаешь, они тебя пожалеют?
Бучко резко повернулся на каблуках и кинулся вниз по лестнице. Женщина вдруг открыла глаза.
- Выдаст… меня… - Она с трудом выталкивала слова вместе с дыханием.
- Нет, - сказал я мягко, - он приведет Шевчука.
- Выдаст… - Она снова прикрыла глаза. Что-то легло мне в ладонь, крохотное, точно коробок спичек. - Это вам… посольство…
- Что?
- Американцы… пусть они… тут все… записи переговоров… Еще Роман…
На ладони у меня лежала кассета… магнитная кассета. Я и не знал, что подобное возможно - она была такая маленькая.
На миг в ее взгляде блеснул прежний огонь.
- Наша… Это мы сами…
Должно быть, у них и впрямь были свои мастерские, подумал я. И свои конструкторы.
- Хорошо, хорошо. Я попробую.
Я спрятал кассету в карман. Территория посольства отлично охраняется - причем, с обеих сторон. Но сейчас я готов был обещать что угодно - ей нельзя волноваться…
Дверь хлопнула. Я оставил раненую и выглянул в коридор - но это вернулся Бучко.
- Собирается, - пробурчал он, торопливо поднимаясь наверх. - Ну, что она?
- Еще держится. Побежал я, Игорь…
- Не нравится мне это, - мрачно сказал мне вслед Бучко, - ох, не нравится!
* * *
У кордона уже творилось черт знает что - толпа напирала с обеих сторон, а люди Аскольда, благоразумно защищенные шлемами и нагрудниками, удерживали ее, растянувшись двойной цепью. Пока еще в ход не пошли ни камни, брошенные из толпы, ни дубинки патрульных, но, похоже, ждать осталось недолго. Беспорядки могли вспыхнуть самопроизвольно - а может, Аскольд подогрел их, распустив слухи… кто теперь знает?
Я пробился сквозь толпу - кто-то ощутимо двинул меня кулаком в спину; я уже был чужаком, был оттуда, сверху, - и, очутившись у пропускного пункта, полез в карман за пропуском. Наткнулся на кассету и похолодел, наконец, извлек пластиковую карточку и протянул ее патрульному.
Тот кинул на нее рассеянный взгляд и посторонился.
Я прошел мимо с равнодушным, отсутствующим лицом. Спокойно, говорил я себе, спокойно, не торопись…
- Эй! - окликнул патрульный.
Я обернулся.
- Мой вам совет, - сказал тот негромко, - держитесь отсюда подальше…
Я печально сказал:
- Уже понял.
С внешней стороны кордона толпа была меньше и напирала она не с тем энтузиазмом. Я легко выбрался наружу - и вздрогнул, когда кто-то судорожно вцепился мне в локоть.
И тут же облегченно вздохнул.
- О, Господи! Себастиан.
И он все это время околачивался тут, поджидая меня! Я же проболтался на Подоле больше двух часов…
- Ну что? - Он уставился на меня лихорадочно блестевшими глазами. Мне потребовалось время, чтобы сообразить, о чем это он…
- Ах, это… Все это ерунда… Шевчук совершенно ни при чем.
- Точно?
- Абсолютно точно.
Я- то мог сказать это с полной уверенностью… Должно быть, и он это почувствовал, потому что явно расслабился.
- Тут такое творится…
- Да, - сказал я, - творится… Послушай, Себастиан…
Я двинулся вверх по улице, он тащился за мной как привязанный.
- Хочешь помочь нам? Людям? Действительно, помочь?
- Конечно! - пылко сказал он. И вдруг насторожился. - Если это не…
Здорово же он сам себя напугал…
- Не противозаконно? - услужливо подсказал я.
- Да… нет… Просто я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал…
Куда уж больше, подумал я. А вслух сказал:
- Никто и не пострадает. Напротив… Если удастся… ты предотвратишь преступление. Против человечества.
- Преступление Против Человечества! - Я отчетливо услышал, как он это произнес - каждое слово с большой буквы. Господи, подумал я, да он же еще совсем мальчишка… Ну, ладно, не совсем мальчишка… Все равно…
- Мне случайно удалось раздобыть кое-какие очень серьезные материалы, - я говорил спокойно, стараясь сбить с него этот избыточный аффект, - их нужно передать в американское посольство. Сам я не могу - нужно кое-что сделать… Да и шансов у тебя больше.
Он задумался. Видно, пришел в себя и сейчас прикидывал варианты. Мажору легче связаться с посольскими, чем человеку, - какое-нибудь общество Евразийско-Американской дружбы или культурный центр, куда людям путь, в общем, заказан…
- Пожалуй… Да, наверное, это возможно. А кому передать?
- Все равно - кому. Хоть мажору, хоть человеку. Не важно.
Надеюсь, у них найдется оборудование, чтобы прослушать эту пленку - говорят, у американцев такая техника, что нам и не снилась…
Я вложил ему в ладонь кассету.
- Тогда действуй.
- А… Что там? - недоуменно спросил он.
- Неважно. Ты просто передай, и все. Но сам… не через кого-то, сам. Американцу. Понял? Не нашему - только американцу! И не говори никому…
- Да я понял.
- Надеюсь.
Он помолчал. Потом спросил:
- Это и, правда, так важно?
- Да, - устало согласился я, - правда. Ну, беги - не нужно, чтобы нас видели вместе…
Он так и рванул - аж крылья захлопали. А я поспешил в Центр. Хоть бы Гарик был еще там - может, его вызвали в какие-то высшие инстанции, раз такое творится. Шевчук мне этого не простит - навести на них контору… ладно, потом разберемся… Если будет время…
* * *
- Ты выдвигаешь очень серьезные обвинения, - сказал Гарик.
Окна в помещении были заклеены липкой лентой - крест-накрест. Они что ж, ожидают еще взрывов? Аскольд их припугнул?
Я сказал:
- Еще бы… А как бы ты поступил на моем месте? Позволил бы тащить себя на бойню?
Он пожал плечами.
- Пока еще я на своем… А если это провокация?
- Тебе решать, Георгий. Тем более, есть доказательства.
- Эта пленка? А где она - у тебя?
- Разумеется, нет. Не такой я дурак. Я передал ее американцам.
- Что? - Гарик явно заинтересовался. - В посольство?
- Ага.
- Ну и глупо… - сказал он без должной уверенности в голосе. - Пленка может быть подделкой… От них всего можно ожидать, от этих бандитов - это ж нелюди.
"Сам- то ты кто?" -чуть было не спросил я. Но сказал только:
- Эта женщина… если она еще жива… допросите ее.
- Сдаешь ее мне, значит? - ядовито спросил он.
- Лучше тебе, чем Аскольду. Какой у меня выбор?
Как всегда, подумал я, как всегда; между большей и меньшей подлостью.
Он молчал. Потом стал накручивать диск телефона - я ждал, прикусив губу. А если я ошибался, и он под крылом Аскольда? Тогда все… конец…
Но он сказал:
- Машину к подъезду. Шофер свободен - я поведу сам.
И уже мне:
- Ладно. Поехали.
… Я забрался в машину. Какое-то время Гарик рулил молча, потом повернулся ко мне:
- Так что, вы там из Аскольда какого-то палача народов сделали?
Я пожал плечами.
Он задумчиво продолжил:
- То, что он предлагал… казалось разумным… В сущности, попечительские комитеты действуют нескоординировано… Порою нас прижимают из личных амбиций, из каких-то частных соображений.
- Он сосредоточил в своих руках слишком большую власть.
- Сама по себе власть еще не катастрофа. Вспомни, при Петре… Самодур? Самодержец, милый мой! В сущности, он же тогда положил начало Евразийскому Союзу.
- А сколько народу он положил, ваш Петр?
- Так он же грандов не меньше, чем людей, прижал.
Я ухмыльнулся:
- Это, разумеется, говорит в его пользу…
Гарик, казалось, не слышал.
- Я сам за Аскольда голосовал. Хотя мой комитет по его плану следовало упразднить… Он ратовал за самоуправление - по крайней мере, местное, за централизацию…
- Я не хочу централизованно отправляться в резервацию. Чтобы как в Китае? Нет уж, спасибо!
- Да откуда ты знаешь, как оно там в Китае? Никто же наверняка не знает.
- Вот это, - сухо сказал я, - меня и беспокоит.
Он покачал головой.
- Знаешь, что меня поражает? Чуть ли не тысячу лет живем бок о бок, а кое-где и больше - и что? Чуть обстановка обостряется - мы виноваты! Террористке, бабе этой истеричной, ты поверил. Что ты из нас захватчиков делаешь? Завоевателей? А то не знаешь, как оно было. Да предки ваши, чтобы от набегов спастись, сами к нам на коленях приползли - приходите, мол, правьте! Детей своих продавали… да что там продавали - подкидывали, чтобы лишний рот не кормить…
- Хватит, Гарик… Нечего тут мне пропагандировать… Без того тошно.
Высшее существо он из себя корчит… Благодетеля. Господи, да если бы не этот их странный облик - не помогли бы им никакие аэростаты… Ничего бы не помогло. Вырезали бы, они бы и пикнуть не успели…
Машина притормозила у кордона. Толпа почти разбрелась - словно кто-то резко повернул выключатель. Лишь с той стороны оцепления бродили возбужденные, затянутые в черную кожу подростки. Патрульные демонстративно их игнорировали. Дождь кончился, солнце уже садилось, и деревья на углу, казалось, были охвачены пламенем. Вода была как жидкое золото, мосты, перекинутые над Днепром, растворялись в этом огне.
Гарик опустил боковое стекло и высунулся наружу, но патрульные уже расступились, увидев номера.
- Куда теперь? - спросил он, выруливая на середину горбатой мостовой.
- К "Човену".
- А… - Он укоризненно покачал головой. - Опять этот Себастиан.