Тут из-за стола вышел совхозный зоотехник Боренька в синем костюме и черной бабочке. Значит, Серафима, которая имела на Бореньку матримониальные планы, раскрыла ему секрет, и тот тоже подготовился к сеансу.
- Дети мои, - сказала Зоя Платоновна. - Не хотите ли вы меня убедить, что именно в таком виде ухаживают за животными?
- Когда как, - сказал осторожно Боренька.
- А что, некрасивое платье? - спросила испуганно Серафима. - Уже не модное?
- Слишком модное, - сказала Зоя Платоновна. - Твоя свиноматка просто обалдела.
- Кто? - Серафима поглядела на свинью. Поросята суетились вокруг на неокрепших ножках и жалко попискивали.
Ничего не оставалось, как смириться с необходимостью сделать несколько кадров, на которых Серафима элегантно тянула наманикюренные лапки к свинье, а рядом стоял не менее элегантный Боренька и краснел, потому что заслуженно чувствовал себя дураком. Попробуй показать эти кадры в солидном журнале. На тебя посмотрят сочувственно и спросят: "Сами им бальные одеяния привезли или напрокат в области брали?" И будут правы.
Работая, Зоя Платоновна думала, конечно, о случае с петухом.
Когда съемка завершилась, Боренька мгновенно убежал куда-то, наверное, не хотел, чтобы его кто-нибудь еще застиг в таком виде, а Серафима, с облегчением сняв туфли, пошла проводить Зою Платоновну до дороги, поддерживая подол платья, чтобы не замарать травой.
Зоя спросила ее:
- Вот ты, Сима, всю жизнь здесь живешь. Как ты думаешь, кто мог бабу Ксеню обидеть?
- Как обидеть?
- Петуха подменить. Не слыхала?
- Ничего не слыхала, - сказала Серафима. - Я здесь с yтpa.
- Громобой пропал. А вместо него другого петуха принесли.
- Кто?
- Это я тебя спрашиваю - кто?
- Никто не мог, - сказала Серафима. - Никто из наших не мог. Что же, дурачье, что ли?
- И мальчишки не могли?
- Зачем?
- Вот этот вопрос меня и мучает - зачем?
Они остановились у дороги. Солнце поднялось уже совсем высоко, стало жарко. Зоя Платоновна подумала, что чудесно бы сейчас искупаться, она неплохо плавала, но здесь, на людях стеснялась - здесь старухи не плавают. Поэтому, когда хотела купаться, уходила далеко, за березовую рощу.
- Надо что сделать, - сказала Серафима, - надо узнать, чей это петух. Которого подложили.
- Правильно, - сказала Зоя Платоновна. - Как же я не догадалась.
- А вы, наверно, думаете, что петухов здесь тысяча. А их всего штук пять на деревню. Рыжий, говорите?
- Рыжий.
- Рыжий у Боренькиной мамаши есть. Но, сами понимаете…
- Боренька у нас выше подозрений.
- А мамаша с радикулитом.
- Я не подозреваю их ни в чем.
- И правильно, - сказала Серафима, она сама уже была не рада, что подсказала путь следствию. - Нет у нас таких петухов. Мне на работу пора.
И ушла, почти сердитая на Зою Платоновну.
Детективам не приходится рассчитывать на любовь всего человечества, подумала Зоя Платоновна и побрела домой - жарко было, лень спешить….
Любопытно, как порой передаются мысли. Когда Зоя Платоновна вернулась в деревню, то у дома бабы Ксени было оживленно. Все бабки с деревни собрались там, кто уселся на завалинку, кто стоял. В этом круге смущенно топтался подставной петух. Бабки рассуждали: чей он может быть?
Зоиного появления они даже не заметили. Решению их мешало то, что петух был крашеный, а как отмыть его, и отмывать ли вообще, было непонятно. Подозрения неизбежно сходились к Боренькиной матери. Ее самой на этом конклаве не было, она, как известно, болела радикулитом.
- Пошли к ней, - сказала наконец тетя Шура, женщина решительная, которая раньше гоняла своего мужика палкой на работу. Пять лет гоняла, потом мужик сбежал.
- Пошли, - сказали бабки, но никуда не двинулись, потому что явиться к Боренькиной мамаше значило оскорбить соседку подозрением. И неизвестно, как бы они вышли из этого морального тупика, если бы на улице не показалась, скособочившись, зареванная и злая Боренькина мамаша - как-то услышала или узнала о бабьих пересудах и вот ковыляла к обвинителям, подгоняя перед собой хворостиной ярко-рыжего петуха, вещественное доказательство своей невиновности. При виде этой драматической сцены бабки начали спешно расходиться, а когда Боренькина мамаша дошла до завалинки, там оставались только тетя Шура, которая ничего не боялась, да сама баба Ксеня, которая при виде соседки в гаком состоянии расплакались снова. И может, это к лучшему - Боренькина мамаша все поняла, обняла Кссню, они сели рядом на завалинку и вместе поплакали. А тетя Шура достала папиросу, закурила и сказала:
- Так у вас, бабы, дело не пойдет.
И ушла. А два петуха стали ходить кругами, красоваться друг перед другом.
Таким образом, Зон Платоновна убедилась, что петух не местный. Значит, злоумышленник мог прийти из какой-то соседней деревни. К примеру, из Баскакова - выше по реке, или из Заречья. Но кто будет тащить петуха в такую даль, если для этого нет по-настоящему серьезной причины? Именно то, что смысла в этой истории не было, Зою Платоновну и беспокоило.
Положив камеру в комнате и умывшись, Зоя Платоновна вышла к сараю. Может, там с ночи остались следы? Наверное, смешно, если бабка из Москвы ищет следы у сарая, как комиссар Мегрэ, но кольты решил эту историческую тайну раскрыть, ничем нельзя пренебрегать.
Земля была сухая, утоптанная, никаких следов. Зоя Платоновна хотела было зайти в сарай и поглядеть как следует там, но тут ею внезапно завладела другая мысль, и она вернулась к бабкам на завалинке. И зря, потому что, загляни она в сарай, следствие бы продвинулось куда скорее, чем это случилось на самом деле. Но всем детективам, даже самым известным, свойственно делать ошибки. Иногда это случается потому, что автор повести сам не знает, куда дальше двинется его сюжет, порой это происходит от желания того же автора написать большую повесть, а не маленькую, так как за последнюю платят меньше, а бывает и то, что детективы и в самом деле ошибаются. Потому что им, как и всем людям, свойственно ошибаться.
- Баба Ксеня, - спросила Зоя, присаживаясь на завалинку и с удовлетворением замечая, что соседки уже отплакали и лица у них благостные, умиротворенные. - А художники у нас есть?
- Кто?
- Художники в деревне есть?
- Это в каком смысле? - подозрительно спросила Боренькина мамаша.
- В самом обыкновенном. Которые картины рисуют.
- Картин у нас не рисуют, - сказала баба Ксеня.
- Но кто-то красками петуха изрисовал, - сказала Зоя Платоновна. - Чтобы изрисовать, надо иметь краски. А вы поглядите.
Зоя Платоновна послюнила палец, протянула руку, дотронулась до хвоста гулявшего рядом подставного петуха и показала палец бабушкам. Палец был черным.
- Акварельные краски, - сказала Зоя Платоновна, - а может, и гуашь.
- Может, у кого из ребятишек? - спросила баба Ксеня. - Может, кто из города привез?
- Мой не рисует, - сказала Боренькина мамаша. - Стихи пишет для Симки, каждый вечер пишет. А рисовать не рисует.
- На твоего никто и не думает. Он у тебя сознательный, - поспешила баба Ксеня. - Ни на кого мы не думаем.
- Ты не думаешь, а она думает, - сказала Боренькина мамаша. - Для нее это интерес.
- Интереса в этом для меня нет, - сказала Зоя Платоновна. - Но зачем-то это сделали?
- Зачем-зачем? Сделали и ушли. Чего искать ветра в поле, - сказала Боренькина мамаша. - Своего оставили. Тоже неплохой петух. Научится петь, будет не хуже Громобоя.
- Ты так не говори, - возразила баба Ксеня, - Не научится он. Громобой мне как родной.
- Это правда, - сказала Боренькина мамаша. - Только нету у нас художников. Это в райцентре ищи. Там есть один алкоголик, стенгазету рисует и афишу в кино.
- А Симоненко, Глашин племянник, который из Заречья? - спросила вдруг баба Ксения.
- Колька-то? Колька все фотографировать собирается. Аппарат купит, настырный парень. Перевозчиком нанялся, слыхала?
- Я еще в том году слыхала, что он в школе лучше всех рожи рисовал, чуть не выгнали.
- За что же? - спросила Зоя Платоновна.
- Директорскую рожу нарисовал. Видно, похоже. -Нет, - сказала Зоя Платоновна. - Он совершенно не производит впечатления.
- Какого такого впечатления? - спросила Боренькина мамаша.
- Преступного, - сказала баба Ксеня.
- А что? - подумала вслух Боренькина мамаша. - Если кто рожи на своего директора может рисовать, он и петуха разрисует.
- Но зачем? - повторила свой главный вопрос Зоя Платоновна.
И надо же было так случиться, что именно в этот момент в конце улицы показался Симоненко, который сделал перерыв в переправе и решил навестить москвичку, чтобы задушевно поговорить с ней об объективах.
Бабки прямо подскочили.
- Он, - сказали они хором. И Зоя Платоновна вдруг подумала, как мало надо, чтобы изменить мнение о человеке, которого знаешь сызмальства и ни в чем дурном не подозреваешь. А вот сейчас у бабок зловеще пылают щеки, и они видят не мирного подростка, а злодея и похитителя.
И тогда, чтобы свидетельницы не испортили разговора, Зоя Платоновна быстро пошла навстречу Николаю.
Он несколько удивился, остановился, даже кинул взгляд назад, через плечо, полагая, видно, что Зоя Платоновна торопится к кому-то идущему сзади.
- Коля, - сказала Зоя Платоновна. - Ты мне можешь помочь.
- А, вот вы о чем, - сказал Коля. - Нет, не знаю. Не видел. Я же на вахту только утром заступил. Если кто И проносил вашего петуха, то в темноте.
Тут Зоя Платоновна поняла, что вся деревня о петухе уже знает, и даже знает, что Зоя Платоновна добровольно выступает в роли комиссара Мегрэ.
- Но все-таки ты, наверно, имеешь свое мнение, - сказала Зоя Платоновна.
- Дурак какой-то, - сказал Коля. - Если мешал петух, сверни ему шею, и дело с концом, а если в суп себе понес, зачем другого подсовывать?
- Я с тобой совершенно согласна, - сказала Зоя Платоновна. - Но мне очень бабу Ксеню жалко. Она такая одинокая.
- Это правда, - согласился Симоненко. - Я и говорю, что дурак сделал. А может, из зависти, а?
- Какая зависть? - удивилась Зоя Платоновна.
- Самая простая. Громобой на всю округу известен. Второго такого голоса нет. И может, тот человек захотел, чтобы Громобой у него дома пел. А бабке своего подсунул.
- Нет, - сказала Зоя Платоновна. - Твоя версия не годится.
- Почему же? - Симоненко понравилось слово "версия", оно звучало как в детективном фильме.
- Да потому что запоет завтра Громобой на чужом дворе, и все узнают его голос. Получится конфуз.
- Это точно, - согласился Симоненко. - Значит, Громобою уже свернули шею.
- Но почему же?
- Я же сказал - от зависти.
- Неубедительно. Разве ты такого завистника знаешь?
- Такого завистника, чтобы ночью в чужой курятник лазить, не знаю.
Но почему-то Зое показалось, что голос подростка звучит неуверенно.
- А зачем его покрасили?
- Завистника? - Мысли Николая были где-то далеко.
- Петуха.
- Громобоя?
- Нет, подставного петуха. Под Громобоя раскрасили. Этого Николай не знал. Или очень ловко притворялся. Что не вязалось с его простодушным удивлением.
- Не врете? - спросил Николай.
- Нет. Акварельной краской. Или гуашью.
- А где он взял акварельную краску? - спросил Симоненко.
- Это - вопрос.
- Я вам точно скажу - в этой деревне вообще ни у кого акварельных красок нет. Ни к чему они бабкам. А в Заречье только у меня есть. И то я год как оставил попытки стать художником. Фотография куда более прогрессивный вид искусства. Вы как думаете?
- Они друг другу не мешают, - сказала Зоя Платоновна. - И выполняют разные задачи.
- Все задачи, я вам фотографией выполню. Даю слово, - сказал Симоненко.
- И кроме тебя, никто не рисует? - спросила Зоя Платоновна.
Симоненко с такой легкостью и непосредственностью сознался, что у него есть краски, что не верить ему было очень трудно. Зоя Платоновна всей спиной ощущала напряженные взгляды бабок на завалинке, которые ждали того момента, когда Симоненко Николай под тяжестью улик рухнет на колени и во всем покается.
- Некому, - сказал Симоненко. - А может, это какие другие краски?
- А ты посмотри, - сказала Зоя Платоновна. - Только на бабок внимания не обращай, они нервничают, сам понимаешь.
Симоненко пожал плечами, он был невысокого мнения о бабках, подошел к завалинке, поздоровался, но бабки не откликнулись. Они его уже побаивались.
- Какой из них крашеный? - спросил Симоненко.
Оба петуха подняли головы, презрительно глядя на молодого человека, который не может отличить истинного петуха от замаскированного.
Не получив ответа, Симоненко неосторожно шагнул к петухам, и те как по команде отскочили.
- Понимаю, - сказал Симоненко. - С черным хвостом. Неожиданно он по-вратарски прыгнул вперед, схватил псевдо-Громобоя за хвост, бабки ахнули, второй петух взлетел до крыши, псевдо-Громобой вырвался и умчался за сарай. А Симоненко как ни в чем не бывало поднялся с земли и, не отряхнув колен, начал исследовать перо. Понюхал, потрогал, только что не лизнул. Потом сказал голосом эксперта:
- Акварель "Нева" из тюбиков. Однотипная с моей. В нашем селе не продается, приобретается в области. Рубль восемьдесят коробка.
Он отбросил перо, и оно плавно полетело в крапиву.
- Спасибо, Николай, - сказала Зоя Платоновна. - Ты мне очень помог.
- Помог, да не очень, - сказал Николай. - Потому что направил подозрения на самого себя. А я петухов не таскаю.
- Вот-вот, - сказала Боренькина мамаша таким тоном, словно никаких сомнений в преступных наклонностях начальника перевоза у нее не оставалось.
- Да не смотрите вы так! - Симоненко расстроился, забыл, что приходил поговорить о фотографии, и пошел прямо к реке, огородами, не оглядываясь.
- Вот и попался, - сказала Боренькина мамаша, но тут с ней не согласилась баба Ксеня.
- Чего на людей думать, - сказала она. - Только злобу под сердцем носить.
Зоя Платоновна была с ней согласна, но в то же время в ней росло нетерпение и даже раздражение - все близко, все просто, все наверняка имеет свое логическое и простое объяснение. Но ни одной улики, не считая краски, А всего-то двенадцать дворов в деревне.
Зоя Платоновна постояла, размышляя, что же предпринять дальше, и тут все вокруг внезапно потемнело. Из-за реки шла сизая туча, гоня перед собой волну ветра. Пришлось забыть о расследовании и бежать за сарай, снимать с веревки белье, которое Зоя Платоновна вчера постирала. Туча неслась так быстро, что Зое
Платоновне пришлось торопиться, прищепки не слушались, не отстегивались, простыня парусила, как будто хотела унестись в открытое море. Когда Зоя Платоновна собрала все-таки белье в охапку и побежала к дому, первые капли дождя, тяжелые, как пули, уже ударили по пыли и зазвенели по крыше.
Зое Платоновне показалось, что белый носовой платок упал на землю, она наклонилась. Нет, ошиблась, просто светлое пятно на земле.
Пока шел дождь, они с бабой Ксеней пообедали, цотом Ксеня пошла мыть посуду и плакать, а Зоя Платоновна уселась на диван думать. Детектив обязательно должен думать, когда следствие заходит в тупик.
По всему судя, в нашей деревне делать больше нечего. Остается Заречье. Оно на том берегу, не так далеко. До прочих населенных пунктов надо добираться транспортом - двадцать километров ночью с петухом за пазухой не пройдешь. В Заречье Громобой известен. Его там знают. Следовательно, преступление могли подготовить за рекой, потом ночью перебраться через водную преграду и незаметно вернуться обратно. Тем более что в Заречье куда больше мужчин, чем здесь. Почему-то - называйте это интуицией - Зоя Платоновна была убеждена, что Громобоя украл мужчина, не мальчик, не женщина, не бабушка - мужчина. И задумал это преступление давно.
- Баба Ксеня! - позвала Зоя Платоновна. - У вас никто раньше Громобоя не просил?
- Зачем? - удивилась за перегородкой Ксеня. - На мясо, что ли?
- Значит, не предлагали купить?
- Да кроме Симоненко, никто не предлагал. Я ему тогда и говорю, на мясо, что ли? Он же жесткий! У тебя молодых курят полный двор. Так молчит, не отвечает. Червонец предлагал. Не скупился. И на что ему Громобой?., - Баба Ксеня помолчала немного, пока Зоя Платоновна с изумлением усваивала эту новость, потом добавила со вздохом: - Лучше бы согласилась, продала. Хоть деньги были бы…
Что же получается? Зоя Платоновна поднялась с дивана и подошла к окну. Краски у Симоненко. И вот, оказывается, он же и петуха хотел купить. И он же говорил о зависти…
Дождь постепенно стихал. Он прошел так бурно, что за десять минут наполнил лужи, а теперь выбивал по ним дробь.
Все это косвенные улики. Нет главного - нет повода к преступлению, и пока детектив не поймет этого, преступление не будет раскрыто.
- Ой! - сказала Зоя Платоновна. - Ну и дура же я!
- Чего? - послышалось из-за перегородки.
- Дура слепая!
- Ты куда? Дождь идет!
Но Зоя Платоновна уже выбежала на двор, побежала, не разбирая луж, к сараю, к веревке, с которой недавно сняла белье. Нагнулась. Но дождь уже смыл белое пятно, только по ручейку воды, бежавшему к улице, тянулась белая полоска, будто кто-то пролил туда молока. А если были следы, то их тоже смыло. Что ей мешало все осмотреть вокруг до дождя, нет, увлеклась версией с красками, забыла о главном: первое и обязательное условие следствия - осмотр места преступления. Вот так.
Зоя Платоновна открыла дверь в сарай. Зашевелились куры. Неуверенно гаркнул подставной петух. Зоя Платоновна огляделась. Фонарь бы сюда. Она зажмурилась, чтобы глаза привыкли к полумраку, а когда, сосчитав до ста, открыла их, оказалось, что в сарае совсем светло.
За эту минуту мир успел преобразиться - вышло солнце, и за дверью последние редкие капли дождя сверкали, как бриллианты. Куры засуетились, потянулись к выходу, осторожно обходя Зою Платоновну.
- И чего ж вы такие дуры, - сказала им Зоя Платоновна. - Ведь все видели, а помочь не хотите.
Подставной петух поглядел на нее укоризненно. Он, видно, полагал, что настоящий детектив не должен опускаться до пустых разговоров.
Но тут Зоя Платоновна поняла, что не зря пришла в сарай. На полу она увидела белые полоски - соломинки, примятые сапогом, на подошве которого была белая краска. Зоя Платоновна подобрала раздавленные соломинки, достала из кармана платья носовой платок и завернула в него улику. Потом прошла еще немного в глубь сарая, под насест. Здесь похититель наверняка останавливался, чтобы снять с насеста сонного петуха. А вернее всего, птицы волновались, шумели, и ему пришлось повозиться.
Следующие пять минут Зое Платоновне пришлось провести на корточках, осматривая каждый квадратный сантиметр пола. Но в конце концов ее терпение было вознаграждено. Похититель, как и положено, обронил улику. Она поднялась, держа в руке смятый билет на автобус. Билет был довольно новым, не успел еще пожелтеть.
Автобус останавливался на дороге, которая подходила к реке у свинофермы. Ходил он два раза в день. Вчера было воскресенье, и несколько человек из деревни и из Заречья ездили в район. В том числе ездила Серафима - Зоя Платоновна как раз просила ее привезти печенья.