Хулио Кортасар (1914-1984) - классик не только аргентинской, но имировой литературы XX столетия. В настоящий сборник вошли избранные рассказыписателя, созданные им более чем за тридцать лет. Большинство переводовпубликуется впервые, в том числе и перевод пьесы "Цари".
Содержание:
Пространственное чутье времени 1
Из книги - "Бестиарий" 3
Из книги - "Конец игры" 17
Из книги - "Секретное оружие" 32
Из книг - "Все огни - огонь" - "Последний раунд" 56
Из книги - "Восьмигранник" 64
Из книги - "Тот, кто бродит вокруг" 86
Из книги - "Мы так любим Гленду" 107
Из книги - "Вне времени" 124
Из книги - "Истории хронопов и фамов" 139
Приложение 146
Пространственное чутье времени
- А ты кого больше любишь: Маркеса или Борхеса?
- Кортасара!
Из уличного разговора
Первая книга Хулио Кортасара в нашей стране - сборник рассказов"Другое небо" - появилась три десятилетия назад: в 1971 году. Она пришла кнам на гребне успеха "Ста лет одиночества". Этот роман колумбийца ГарсиаМаркеса, опубликованный в 1967 году (у нас - в 1970-м), вызвал во всем миренастоящий бум латиноамериканской прозы. Тогда в нашей стране все чаще - вжурналах, сборниках, отдельными книгами - стали публиковаться произведениякубинца Алехо Карпентьера и гватемальца Мигеля Анхела Астуриаса, мексиканцаХуана Рульфо и перуанца Марио Варгаса Льосы, уругвайца Хуана Карлоса Онеттии венесуэльца Мигеля Отеро Сильвы…
Но в длинном ряду имен латиноамериканских прозаиков имя аргентинцаХулио Кортасара отнюдь не затерялось - оно в этом ряду стало одним изпервых.
И в ряду, и вне ряда Кортасар был ни на кого не похож.
Проза Кортасара очаровала читателей сразу же - и не разочаровала вдальнейшем. Он пришел к нам со своими темами, со своей культурой, со своимвидением мира. Используя неологизм (а Кортасар любил придумыватьнеологизмы), рискну сказать: он был "чудожник слова".
Конечно, сейчас, когда русскому читателю известен практически весьКортасар, можно заметить некоторый схематизм, "заданность" его раннихрассказов - скажем, таких, как "Автобус". Но тогда, в начале 70-х, тот же"Автобус" или "Захваченный дом" благодаря своей недосказанности, ощущениюневедомой, но реальной угрозы оставляли сильнейшее впечатление.
В рассказах Кортасара была творческая свобода. В одной фразе он могсоединить голоса разных персонажей. Он по-своему обращался со временем ипространством. Творил по своим законам. Чувствовалось: никто не стоит у негонад душой, не тычет перстом указующим; более того: ему самому доставляетудовольствие писать. Читатель мог легко представить себе, как Кортасарсидит за рабочим столом и улыбается в - реальные или вымышленные -усы…
В начале 70-х в Ленинграде - в транспорте, на работе, в гостях -можно было нередко услышать: "А вы читали Кортасара, его "Другое небо"? Неправда ли, гениально? А что вы думаете о нем?"
Возможно, и Кортасар иной раз думал о том, что есть на свете такойгород - "Петра творенье". А как литературный миф - творенье сотен поэтов ипрозаиков.
Для Кортасара наш город был прежде всего Петербургом Достоевского.
I
Игрок
Преследуй меня неотступно, меня - во мне…
Тогда завоюю царство свое,
тогда появлюсь на свет…
И я прошу о том, о чем не просит никто: вонзи
иглы до самых ногтей. Сорви с меня это лицо;
заставь выкрикнуть имя подлинное мое.Х. Кортасар. "Заклинаю"
От своей любви к Достоевскому Кортасар не отрекался никогда.
В своих интервью он охотно говорил о влиянии на него русскогороманиста. Эпиграфом к своему первому опубликованному роману - "Выигрыши" -Кортасар поставил слова из "Идиота". Ряд эпизодов в кортасаровскихпроизведениях (например, в его главном романе - "Игра в классики") словнонавеян чтением Достоевского. Но о прямом заимствовании говорить, конечно,нельзя. Дело в том, что произведения и Достоевского, и Кортасара принадлежат кжанру мениппеи, где самым естественным образом соединяются трагическое исмешное, возвышенное и низкое, реальное и фантастическое. В некоторомпараллелизме образов и ситуаций у Достоевского и у Кортасара сказалась(если воспользоваться фразой Михаила Бахтина) "объективная память жанра".Кортасар, возможно, не читал книгу Бахтина "Проблемы поэтикиДостоевского", но как литератор он безошибочно угадал в русском романисте"своего" .
Гротеск, парадокс, карнавализация, характерные для мениппеи, отразилисьи на отношении Кортасара к слову. В старые мехи он должен был влить новое -и именно свое - вино…
Для любого литератора главная проблема - поиски своего собственного,нового слова. О языковых экспериментах Кортасара литературоведы сталиговорить уже давно. Но аргентинскому прозаику в поисках собственного языка- во всяком случае, в выборе верного направления для этих поисков - былона что ориентироваться. Язык, годный для литературного эксперимента, был унего "под боком". Это - лунфардо, буэнос-айресский жаргон. Хулио Кортасар,истинный портеньо (коренной житель Буэнос-Айреса), хорошо изучил законыэтого языка, представляющего собой "взрывчатую смесь", мешанину из различныхязыков, в основе которой испанский. Но не только знание лунфардо - владениелатынью, французским, итальянским, английским, немецким помогалоаргентинскому писателю находить необычное в привычной испанской речи, остреевслушиваться в ее звучание, по-детски удивляться каждому слову. И в концеконцов создать свой собственный вариант испанского языка.
В кортасаровском рассказе "Лукас - его дискуссии с единомышленниками"(из книги "Некто Лукас") герой говорит:
…Закадычные враги -
язык и выдумка! От их борьбы
рождается на свет литература, -
диалектическая встреча Музы
с Писцом, неизреченного - со словом.(Перевод Л. Грушко)
В контексте рассказа данная тирада звучит иронически. Но к этим словамможно отнестись и вполне серьезно. И тогда они прозвучат для нас как кредоКортасара в его работе над словом.
Для творца в слове не должно быть лжи. Он, как Адам, явился в мир датьимена всему, что его окружает. И всему, что только может вообразить.
Проза Кортасара парадоксальна и ассоциативна, точна и неуловима, легкаи мускулиста, поэтична и образна. "Словесное кружево" - поразительно. Также, как поразительно и единство, и разнообразие кортасаровских сюжетов.
Краткое предисловие к сборнику избранных рассказов Кортасара, своегоученика, Борхес закончил так: "Стиль кажется небрежным, но каждое слововзвешено. Передать сюжет кортасаровской новеллы невозможно: в каждой из нихсвои слова стоят на своем месте. Пробуя их пересказать, убеждаешься, чтоупустил главное" .
А сам Кортасар любил вспоминать совет уругвайского новеллиста ОрасиоКироги: "Пиши так, словно твой рассказ интересен только небольшому числутвоих героев, один из которых - ты сам". Может быть, секрет читательскогоуспеха, каким рассказы Кортасара неизменно пользуются, и в том, что онвсегда - сознательно ли, интуитивно - следовал этому совету? Ведь, в концеконцов, кто же, будучи, конечно, в здравом рассудке, станет на самого себянагонять скуку?!
Одно из главных, ключевых, "знаковых" слов кортасаровского творчества- слово игра.
В беседе с уругвайским журналистом Энрике Гонсалесом Бермехой Кортасарговорил: "Литература всегда была для меня сферой игровой деятельности… Мнеона (литература) кажется самой серьезной игрой. Если бы мы расположилиразличные виды игры, от самых невинных до самых хитро придуманных, по шкалеоценок, то, думаю, литературу, музыку и вообще искусство пришлось быпоставить на самую отчаянную, головокружительную (в хорошем смысле слова)высоту" .
Создавая свои книги, Кортасар играет с удовольствием, вдохновенно илегко. Но всегда это - "игра всерьез". ("Я играю, когда пишу. Но играюсерьезно, как играл ребенком… В моем случае речь идет о продолжающемся ипоныне детстве, о многом, что остается во мне от ребенка, и это нечто такое,от чего я не могу и не хочу отказываться".)
Играет сам автор - со словами, с сюжетом, с жанрами, с ситуациями, современем и пространством (у Кортасара, если перефразировать название одногоиз его рассказов, было пространственное чутье времени). Играют и его герои- подчас беззлобно, радостно (любимые автором хронопы, "некто Лукас" илигерои раннего романа "Дивертисмент"), но чаще жестоко, беспощадно к себе и кдругим (здесь не составляют исключения и дети).
Одно из своих программных произведений Кортасар назвал на редкостьудачно - "Преследователь". Он сам постоянно был преследователем (а также,разумеется, и преследуемым, коль скоро познал "искушение словом" и никогдане был удовлетворен достигнутым). Преследователями были и его герои - чащевсего преследователями цели, которую невозможно достичь, но стремление ккоторой позволяет им подниматься "на самую отчаянную, головокружительнуювысоту" искусства.
Игровое начало привело (и не могло не привести) Кортасара к важной - исерьезнейшей - теме: "Культура и современная жизнь, взаимоотношенияхудожника и общества, художник и создаваемый им мир".
Мир искусства бесконечен и неисчерпаем. Даже простой список рассказовКортасара, целиком посвященных литературе, музыке, живописи, кино, займетнемало строк. Иногда - не без лукавства - автор приглашает читателя насвою "творческую кухню" ("Слюни дьявола", "Лодка, или Еще одно возвращение вВенецию", "Клон", "Бутылка в море", "Рассказ из дневниковых записей"). Какзаправский фокусник, он словно бы открывает читателю тайны своего искусства("читатель - мой сообщник"), но в том-то и фокус, что тайна так и остаетсятайной. А автор наблюдает за нами, за нашей реакцией и посмеивается себе вусы - реальные или вымышленные… Ну а получится рассказ или нет - зависиттолько от воображения творца, от его опыта и мастерства, от умения подчинитьсебе материал.
Мир искусства разнообразен. И столь же разнообразны кортасаровскиеновеллы об искусстве. Здесь и реалистический рассказ "безо всякогоизобретательства" ("Преследователь"), и притча ("Бесконечность сада"), игротеск ("Менады", "Мы так любим Гленду"), и серьезно-ироническая"литературная игра" ("Шаги по следам"), и фантастический рассказ ("Письмо вПариж одной сеньорите", "Далекая", "Врата неба", "Кикладский идол","Инструкции для Джона Хауэлла").
II
Другое небо
Я выдумал тебя - я существую;
орлица, с берега, из тьмы слежу я,
как гордо ты паришь, мое созданье,
и тень твоя - сверкание огня;
из-под небес я слышу заклинанье,
которым ты воссоздаешь меня.Х. Кортасар. "Двойной вымысел"
Казалось бы, определить, что такое фантастика, это так просто!
Но попробуйте-ка провести границу между "реалистическим" произведениеми "фантастическим", отделить "правдивое отражение действительности" от"вымысла", яви от сна! Сплошь и рядом фантастика погружена в обыденное, илинадо сказать иначе: обыденность погружена в фантастическое?..
Почти полтора столетия назад Достоевский (реалист? фантаст?) размышляло "фантастических" рассказах Эдгара По: "Он почти всегда берет самуюисключительную действительность, ставит своего героя в самое исключительноевнешнее или психологическое положение, и с какою поражающею верностиюрассказывает он о состоянии души этого человека!".
Эти слова процитировал в своей книге "Проблемы поэтики Достоевского" М.Бахтин и, определяя главную особенность творчества великого русскогороманиста, переадресовал их самому Достоевскому. Но будет ли большим грехом,если переадресовать их и аргентинцу Хулио Кортасару (любившему иДостоевского, и Эдгара По)? Ведь и его главная задача: рассказать "споражающею верностию о состоянии души человека" - в какое бы"исключительное внешнее или психологическое положение" он ни поставил своихгероев.
Как понимал "фантастическое" сам Кортасар?
В уже цитировавшейся беседе с Гонсалесом Бермехой он дает такоеопределение: "…Фантастическое - это нечто совсем простое. Оно вторгаетсяв нашу повседневную жизнь… Это нечто соврешенно исключительное, но в своихпроявлениях оно не обязательно должно отличаться от окружающего нас мира.Фантастическое может случиться таким образом, что вокруг нас ничего неизменится с виду. Для меня фантастическое - это всего лишь указание на то,что где-то вне аристотелевских единств и трезвости нашего рациональногомышления существует слаженно действующий механизм, который не поддаетсялогическому осмыслению, но иногда, врываясь в нашу жизнь, дает себяпочувствовать… Это в обычной ситуации причина вызывает следствие, и еслисоздать аналогичные условия, то, исходя из этой же причины, можно добитьсятого же самого следствия… Но фантастическое происшествие бывает лишь раз,ибо оно соответствует лишь одному циклу "причина-следствие", которыйускользает от логики и сознания. Тем не менее его можно ощутить, но нерационально, а интуитивно".
Писатель стремится в своем творчестве - и своим творчеством - уйти отразмеренной, скучной, логически выверенной повседневности в мир вымысла, гдевсе существует лишь единожды. Постичь глубинную суть жизни. Увидеть "другоенебо". И может быть, чем скучнее реальность, тем ярче солнце этого другогонеба, тем необычнее игра воображения.
В данном случае вымысел близок к сновидению. (Сам Кортасар признавался:"Большая часть моих рассказов родилась из моих снов и ночных кошмаров изаписана сразу по пробуждении".)
Сны "поселились" в литературе с давних пор и поныне "чувствуют себя" вней преотлично. Сейчас, пожалуй, и не понять: то ли сны породили литературу,то ли литература - сны…
Русскому читателю вспоминается, наверное, прежде всего гениальный,тройной "Сон" Лермонтова. Есть сатирический "Сон Попова" А.К.Толстого и -бывший настоящим кошмаром для многих школьников моего поколения -"Четвертый сон Веры Павловны". Сны есть у Пушкина, у Гоголя, у ЛьваТолстого, у Достоевского.
Но у Кортасара был предшественник гораздо более близкий, чемДостоевский, - Хорхе Луис Борхес. Сон в творчестве Борхеса - и прозаика, ипоэта, и эссеиста - играет исключительно важную роль. Но сны у Борхеса (дапростят меня те, кто ставит его превыше всех) - это скорее комментарии кфилософским и культурологическим размышлениям, чем литературныепроизведения. Сны у Кортасара - это прежде всего литература. Это хитроумнопостроенный сюжет (например, "Истории, которые я сочиняю"). Его сны будятвоображение. Они, конечно, "придуманы", но они не менее, а, пожалуй, дажеболее реальны, чем подлинная реальность.
Литературовед-испанист Всеволод Багно писал: "В основе фантастики ХулиоКортасара лежит двоящаяся реальность, хорошо нам знакомая по первому романунового времени - "Дон Кихоту" Сервантеса… Впрочем, не забудем и о разницемежду двоящейся реальностью романа Сервантеса и новеллистики Кортасара.Между реальностью Дон Кихота и его окружения была граница. Кортасара преждевсего и неизменно влекла тема прорыва, растворения, перетекания, феноменпограничных ситуаций, возможность преодоления границы".
Ряд рассказов аргентинского писателя строится на "провалах во времени"("Ночью, лицом кверху", "Секретное оружие", "Другое небо", "Все огни -огонь"). Может быть, "время" - это (как бы поученее выразиться?!) основнаядоминанта творчества Хулио Кортасара. В детстве, видимо, его мучил вопрос:почему время течет только из прошлого в будущее? Если вспомнить - у нас увсех было так, только потом, с годами, этот "детский" вопрос исчез среди"взрослых" проблем… Став взрослым (взрослым ребенком), Кортасар решилизменить ход времени в своей вселенной.
Какое время реально и какое вымышлено - для автора? Какое реально,какое вымышлено - для его героев? Как взаимодействуют эти времена?Вероятно, каждый из кортасаровских героев (из тех, кто, как и автор, наделенпространственным чутьем времени) ответил бы на эти вопросы по-своему.
А среди кортасаровских героев были не только люди. "Если произвестисвоеобразный статистический подсчет животных среди образов, созданных мной,то число это окажется огромным. Начать хоть с того, что первый мой сборникрассказов называется "Бестиарий". Нередко у меня люди представлены в видеживотных или показаны "с точки зрения" животных… Моя территорияфантастического действительно кишмя кишит животными. Я думаю, что это имееткакое-то отношение к области бессознательного, потому что у меня встречаютсяюнгианские архетипы. Тема быка, тема льва… Меня в животном мирезавораживает - особенно на низшей его ступени, скажем, в царстве насекомых,- то, что там я сталкиваюсь с чем-то, что живет своей жизнью, но со мной неимеет никакой связи… И до сих пор не разгадана загадка улья, тайнамуравейника, которые сами по себе тоже представляют социальную структуру, нотакую, которой не знакомо понятие истории… Это значит, что животныеразвиваются вне времени - ведь история-то помещена во временной контекст -и до бесконечности повторяют одни и те же движения. А зачем, почему?"
Снова - "детские" вопросы Кортасара.
Все разнообразные миры могло объединить - конечно, кроме Бога -искусство. То искусство, где царит "роковая свобода" - свобода творца.
И, пожалуй, наиболее интересно сплетены реальность и вымысел в"буэнос-айресских рассказах" Кортасара ("Оркестр", "После завтрака", "Здесь,но где, как", "Фазы Северо", "Во второй раз", "Записи в блокноте", "Танговозвращения"). Город, из которого он уехал в 51-м и который остался в"памяти сердца", что, как известно, "сильней рассудка памяти печальной", описан реалистическии точно до мельчайших подробностей (столь милых сердцу автора) - и в то жевремя фантастически.