– Бен прав, – дослушав до конца, сказала Сора, – всё дело в том, что мы не знаем, чего ожидать. Мы просто не готовы столкнуться лицом к лицу со своими самыми потаёнными, подсознательными страхами. Поэтому все мы разделили бы судьбу тех несчастных, которые сошли с ума.
– Это ты к чему? – Козетта растерянно глядела на черноволосую, некрасивую Сору, которая ни с того ни с сего отколола этот номер.
– Убивают не призраки, не чудовища, не ходячие куклы с проломленными черепами, – вздохнув, объяснила Сора. – Убивает страх. Страх, который мы носим в себе. А вот если бы мы решились заглянуть за угол и посмотреть в лицо реальности, какой бы пугающей она не была – мы, возможно, сохранили бы рассудок.
– …Это очень впечатляюще, Сора-сан, – произнёс Ли, в то время как остальные молчали и переваривали информацию.
– Да ничего особенного. Я читала об этом в книге. – Сора снова насупилась и поникла.
Козетта кашлянула, чтобы внимание перешло к ней.
– Спасибо, Сора-тян, за такую увлекательную… гм… интеллектуальную игру, – Козетта снова прокашлялась, чтобы проглотить комок в горле. – Надеюсь, все уловили главную мысль. Мы можем сидеть и трястись от страха, боясь заглянуть в мезонин и узнать, что там скрывается. А можем преодолеть себя и открыть, наконец, эту тайну.
– Даже если потом мы пожалеем об этом? – серьёзно спросил Бен.
– Мы можем пожалеть в любом случае. Тут заранее не угадаешь.
– Мы можем ещё немного подождать Бодлера! – робко предположил Ли. – Я уверен, что он обязательно вернётся за мной.
Козетта покачала головой.
– Нет, Ли, мы не будем ждать Бодлера.
– Ну а Куницу? – Ли так заискивающе улыбался, что Козетте сделалось противно. – Куницу мы должны дождаться! Он обязательно вернётся, вот увидите.
Бен и Сора молчали и не возражали. Козетта поняла, что никто из них не рискнёт сунуться в эту дверь даже при наличии ключа. Всё-таки она здесь самая сильная, и от этого совсем не весело.
– Хорошо, – скрепя сердце, согласилась Козетта. – Ждём до вечера. А потом идём в мезонин. Впрочем, вы можете и не ходить со мной, если трусите. Я пойду одна.
– Ты смелая, – серьёзно сказала Сора, посмотрев ей в глаза.
– А вы трусы, – выплюнула Козетта, – стоило показать вам отрубленную пятерню, и все заблеяли от ужаса, как бараны! Да на моём месте вы бы покорно позволили чудищу себя задушить…
– Простите, мне плохо! – пролепетал Ли, вскочил и бросился вон из комнаты, хватаясь руками за воротник.
Да он всё отвратительнее и отвратительнее, подумала Козетта. И это наследник финансовой империи! Слюнтяй, тряпка, кружевная салфетка…
– Давайте всё-таки исследуем мезонин до темноты, – помолчав, предложил Бен. – Я догадываюсь, что ты обо мне думаешь, Козетта, но я не отпущу тебя туда одну. Ли и Сора пусть остаются здесь…
– Я тоже пойду, – перебила его Сора, – достаточно я насиделась в заточении, спасибо.
– Ну, значит, пойдём втроём, – Бен слегка улыбнулся бледными губами. – Ты, я и Сора.
– А кофе Доротея так и не принесла… – Козетта вдруг смутилась и застыдилась своей недавней вспышки гнева. Просто она тоже боится, ужасно боится, вот и ведёт себя так вызывающе…
– Хочешь, я схожу на кухню и потороплю её! – мужественно предложил Бен.
– Не надо, мне и чая хватит, – махнула рукой Козетта. – Ох! Остыл…
В эту секунду раздался крик. И не просто крик – вопль. Козетта расплескала чай и почувствовала, что волосы становятся дыбом: кто-то в доме кричал так, словно его режут на части тупой пилой. Словно?..
Оказывается, в критической ситуации инстинкты действуют быстрее разума. Бен первым бросился к двери, за ним, путаясь в юбках, понеслась Козетта, а Сора выскочила вслед за ними.
– Где кричали? – задыхаясь, спросила Козетта.
– Не знаю, – отрывисто бросил Бен на бегу, – я в коридор для прислуги, а вы давайте наверх.
Козетта кивнула и побежала к лестнице. Перепрыгивая через три ступеньки, она в мгновение ока вбежала на второй этаж и завертела головой по сторонам. Задыхающаяся Сора поднялась вслед за нею.
– Ты вправо, я влево, – распорядилась Козетта и тут же побежала в указанную сторону. Она распахивала двери спален, но ни в одной комнате не было ничего подозрительного. Добежав до лестницы, ведущей в мезонин, Козетта с сильно колотящимся сердцем поспешила наверх. Но и там не было ничего особенного: площадка всё такая же тёмная, дверь всё так же надёжно заперта.
Тут Козетту пронзила шальная мысль: что если открыть дверь прямо сейчас, пока она на кураже и не чувствует страха? Она даже полезла в карман, но там ничего не было: ключ остался на столе в гостиной.
Чертыхнувшись, Козетта спустилась вниз. Там её уже ждала растерянная Сора.
– У тебя ничего? – одновременно спросили друг друга девушки.
– Значит, кричали внизу, – глотнув побольше воздуха, сказала Козетта, – пошли проверим.
Бен стоял у подножия лестницы, с тревогой глядя наверх. Увидев спускающихся девушек, он слегка расслабился.
– Нашли что-нибудь? – Бен зачем-то подал руку Козетте, будто она не спускалась с лестницы, а вылезала из омнибуса.
– Нет, – девушка проигнорировала протянутую руку, – а ты?
– И я ничего. Вообще ничего. Доротеи нет ни в коридоре, ни на кухне. Девочки тоже. А главное – Ли пропал.
– А Ли-то куда мог деться?!
– Мне кажется, – тихо вставила Сора, – что он на улице. Если ему стало дурно, логичнее всего было выйти на свежий воздух.
– Там же холодно! – поёжился Бен.
– Ну не зима ещё. Я проверю. – Козетта обхватила себя руками, чтобы сберечь хоть немного тепла, и пошла к двери.
Однако выйти наружу она не успела. Дверь отворилась и в прихожую ввалился трясущийся от холода Ли с посиневшими губами и зеленоватым лицом.
– Ужас, меня так стошнило! – тут же поделился он животрепещущими подробностями своей прогулки. – Меня нельзя пугать, я нервный!
Козетта брезгливо поморщилась:
– Так это ты орал как резаный? Мой тебе совет, друг: если тебя тошнит, учись издавать поменьше звуков.
– Кто орал? – Ли недоумённо выпучил глаза. – Я не орал. И никто не орал! Вы совсем, что ли, совесть потеряли, обвиняете меня в чём попало, как будто я тут самый…
– То есть ты не слышал крика? – перебил его Бен.
– Нет! – с глубокой обидой выдохнул Ли. – И я никогда не повышаю голос без веского повода!
Остальные переглянулись.
– Ладно, – вздохнула Козетта, – возвращаемся в гостиную. Не будем обсуждать важные дела на пороге.
И все поплелись в гостиную: растерянные, сердитые, нервные и непонятно почему разочарованные. Козетта чувствовала, что устала от постоянных диких выходок этого дома и его обитателей – видимых и невидимых. Живущий в ней страх временами сменялся апатией и равнодушием ко всему происходящему. И даже если сейчас из шкафа выскочит скелет и загремит костями, как кастаньетами…
– Ключ! – крикнула Козетта, едва глянув на стол. – Ключ пропал!
Она вбежала в комнату и с отчаянием огляделась вокруг. На столе ключа не было. Под столом тоже: это Козетта выяснила, заглянув под свисающую до пола скатерть.
– Упал, наверное, – Бен неловко попытался её успокоить, – он же маленький! Сейчас отыщем.
И все принялись искать ключ: поднимали тарелки и соусники, обшаривали ворс ковра, смотрели на сиденьях и под сиденьями. Козетта в поисках не участвовала: она сразу поняла, ключ был украден. Но кем?
– Нас нарочно выманили из комнаты! – зарычала она, стуча кулаками по подоконнику. – Ключ похитили, чтобы мы не могли проникнуть в мезонин! А мы и попались на эту уловку!
– Значит, нам и не надо туда лезть! – снова захныкал Ли. – Любопытство до добра не доводит!
Козетта вдарила по подоконнику так, что на тыльной стороне ладони появилось красное пятно.
– Всё, я поняла. Нам нельзя ничего откладывать на потом, на вечер, на будущее. Решили – делаем сразу. Вот если бы мы сразу пошли исследовать мезонин, а не отложили это до возвращения Куницы…
– Что это вы собирались отложить до моего возвращения? – в холле послышались шаги и знакомый голос.
Все вздрогнули и повернули головы. В глубине души каждый боялся, что Куница, самый взрослый и самый уравновешенный из них, пропал навсегда.
– Куница! – радостно крикнул Ли, чьё настроение колебалось, как маятник.
Козетта прикусила язык. Она была и рада, и не рада. Рада, потому что теперь, когда Куница вернулся, можно уступить обязанности лидера более сильной личности. И не рада, потому что хотела принимать все решения сама, даже если придётся нести за них ответственность.
Юноша вошёл в гостиную и расслабленно улыбнулся. Вид у него был весьма экзотический: брюки и рубашка остались те же, что и вечером, но поверх рубашки на манер римской тоги была намотана ярко-алая бархатная штора с бахромой. В руке Куница держал канделябр, но без свечей.
– Я рада, что ты вернулся, – сказала Сора, и Козетта перевела удивлённый взгляд на неё.
– Я тоже, – кивнул Куница, – уф, ну и ночка! Вы все целы? Это хорошо. А где малышка?
– Долгая история, – Козетта нашла в себе силы улыбнуться. – Чай уже остыл, а Доротея куда-то делась, но еды всё ещё полно. Садись завтракать и расскажи, что с тобой произошло. А потом и мы расскажем.
История Куницы оказалась довольно короткой, но не скучнее, чем у других. Когда он подошёл к напольным часам, отбивающим удар за ударом, часы будто испугались его присутствия и тут же перестали бить. Зато показался некий тёмный проём в стене, там, где при свете дня были лишь гладкие шелковистые обои. Не раздумывая, Куница шагнул в проём, и с этой секунды путь назад был для него закрыт. Он долго шёл по узкому и высокому коридору, уходящему куда-то вперёд и вглубь, пока свечи не начали гаснуть. Дальнейший путь Кунице пришлось проделать в темноте, но канделябр он предусмотрительно не спешил выбрасывать: лишённый свечей, тяжёлый канделябр вполне мог сойти за оружие.
Наконец впереди слегка посветлело, коридор сильно расширился, изменил направление и вскоре превратился в каменную лестницу. Куница выбрался наружу посреди леса – сырого, осеннего, ночного леса, где и днём-то лучше не бывать. Оглядевшись, он понял, что находится в месте, где совсем недавно были люди…
– Подожди. Как ты это узнал? – прервала рассказ Козетта.
– По оставленным там вещам, – объяснил Куница. – Во-первых, подземный ход был хоть и замаскирован в чаще, но не закрыт. Во-вторых… но это вам лучше увидеть собственными глазами. Не хотите прогуляться в такую чудную погодку?
Козетта с сомнением покосилась на серую муть за окном.
– В лес?
– Да. Тут совсем недалеко.
Глава 15
Сора
Я всё думала о его словах. Смотреть с моря на берег интереснее, чем с берега на море. Я не помню, действительно ли говорила Хине нечто подобное, или это был один из тех мысленных аргументов, которые я придумывала сама для себя, оправдывая свой побег.
Я не пошла в школу, проигнорировала попытки Хины меня остановить и бросилась на берег моря. Раньше я жила где-то здесь: деревеньки тянулись одна за другой, переходя в город, и в какой-то из этих жалких бамбуковых хижин я родилась. А может, той хижины и нет давно? Где-то неподалёку отсюда я ползала на коленях, собирая по зёрнышку просыпанный рис, где-то рядом по-прежнему шумит рыбный рынок, на котором я работала… Тяжёлая, безрадостная жизнь никому не нужного ребёнка. Теперь мне предстояло снова к ней вернуться. В памяти всплыло прозвище "Рыбья Кишка", которым меня давным-давно не называли.
Я медленно брела вдоль берега моря – привычного, спокойного, понимающего. Пахло гниющими водорослями и рыбой, на лёгких волнах покачивалось десятка полтора рыбацких лодок, полуголые ребятишки, радостно крича, строили храмы из мокрого песка и ракушек. "Чистой" публики было немного, "богачи" предпочитали прогуливаться не здесь: десять лет назад в нашем городе построили набережную, но она была короткая и начиналась гораздо дальше – там, где равнодушно и сонно, как исполинское животное, дремал на серебристой глади английский пароход.
Иностранные пароходы стали довольно частыми гостями в наших прибрежных водах. Мы, японцы, хоть и островитяне, но не мореплаватели: тяга к путешествиям и к освоению новых земель нам незнакома. Наверное, поэтому мы столько лет не жаловали иноземцев. Да и сейчас держались с ними настороженно, несмотря на распоряжение правительства оказывать западным людям почёт. Говорили, что западные люди знают много такого, чего ещё не знаем мы, и наш долг – научиться у них, чтобы стать передовой страной. Обучение, насколько я могла понять, велось ни шатко ни валко: мы тоже строили корабли, но они не шли ни в какое сравнение с огромными, скоростными, маневренными судами английского и французского флота. Впрочем, жители нашего портового города давно уже не взирали на иностранцев разинув рты, только громады судов по-прежнему вызывали уважение и восхищение.
Чем ближе к набережной и причалу, тем меньше вокруг становилось рыбаков и простого люда. Утлые лачуги постепенно скрылись из виду, потянулись красивые, недавно выстроенные дома в два и даже в три этажа. Песчаный берег перешёл в дощатую мостовую, по которой звонко щёлкали деревянные гэта и стучали невесомые каблучки. Мне навстречу попались две девушки, завитые и напудренные на западный манер, обе в несуразных угловатых платьях со множеством оборок. Они высокомерно скользнули по мне глазами, и я застыдилась своей вылинявшей юкаты и простой крестьянской обуви.
Я была уже на таком близком расстоянии от парохода, что смогла прочитать его название: "Адмирал Нельсон". Все буквы были мне знакомы, а вот значение слов осталось туманным: я подумала, что это имя какой-нибудь гордой хищной птицы, какие у нас не водятся. Трёхпалубный исполин с тремя устремлёнными в небо трубами грузно лежал в воде, но я знала, что он быстр и силён, просто пока отдыхает. По трапу с берега и обратно спешили какие-то люди, несли ящики и тюки.
– Расторговались, послезавтра отплывают, – услышала я совсем рядом и слегка повернула голову.
Два господина, один в кимоно и хаори, а другой в мешковатом и явно неудобном западном костюме и с веером, торчащим из кармана, стояли подле меня и разговаривали.
– Лезут, как крысы, – с глубоким отвращением глядя на широкоплечих матросов-европейцев, выдавил из себя первый. – Что полезного они нам привезли? Оружие, дрянные картины, кислое красное саке… А уж эта их дикая мода…
– Ты меня пытаешься уязвить, Акити-сан, – дружелюбно усмехнулся второй, – брось, не стоит. В одном я с тобой согласен: мода ужасная, но они не доверяют людям, одетым в "ночные рубашки". Чтобы вести дела с европейцами, надо им подыгрывать. Это малая плата за то, что можем у них почерпнуть. Ты спрашиваешь, что они привезли? Друг мой, они привезли прогресс!
– Да, и где этот твой прогресс? – первый, очевидно, был любитель поспорить. – Может, прогресс – это та нелепая колея из железа, по которой теперь ездит целая вереница припаянных друг к другу повозок? Или рикша на керосиновой тяге, которая выпускает чёрный дым и отвратительно воняет? Всё это глупые выдумки, которые только мешают нормально жить своим грохотом, своим уродливым видом и дурными запахами, а никакой не прогресс!
– Ну-ну, успокойся, – всё так же добродушно отвечал второй, – ты так сердишься потому, что не успел купить для дочек те смешные круглые шляпки с цветами. Надо было торопиться, друг, товар раскупили в первый же день, модницы теперь требуют всё западное…
– Они ж меня живьём съедят! Живьём съедят! – интонация мужчины в кимоно вдруг изменилась с гневной на жалобную. – Ну как я им скажу, что не купил эту – тьфу! – модную пакость?
Второй принялся утешать первого, а я потихоньку пошла дальше. Значит, послезавтра пароход отплывает обратно в эту странную, пугающую, дикую Европу, полную дыма, машин и огромных зданий?..
И тут меня пронзила сумасшедшая мысль. Сладкая, ядовитая мысль.
Я всегда любила деревья, цветы, траву, но этот лес наводил на меня ужас. Он был тёмный, густой, постоянно влажный и какой-то удивительно тихий, будто склеп. Идя по нему, приходилось постоянно смотреть под ноги: острые сучки и колючие шишки будто специально выстраивались в ряд на нашем пути. Козетта, чертыхаясь, обеими руками придерживала подол длинного платья, так что показались даже колени в белых чулках, но в такую минуту это ни на кого не произвело впечатления. Я изо всех сил прижимала к себе Хину, больше всего боясь, что она выскользнет из моих объятий и разобьёт своё нежное фарфоровое лицо. В этот раз мы шли не по дороге, а устремились в самую чащу. Я была почти уверена, что мы скоро заблудимся. О чём думали остальные, не знаю.
Куница утверждал, что идти предстоит недолго, но мы ковыляли не меньше часа. В одиночку Куница может и добрался бы до места минут за пятнадцать, но ему приходилось идти медленнее ради нас с Козеттой и ради Ли, который поминутно хныкал и на что-нибудь жаловался. Бен, идущий вровень с Куницей, деревянным голосом рассказывал ему о происшествиях минувшей ночи, умалчивая о своём обмороке. Козетта прислушивалась к их разговору, но не вмешивалась в него.
Наконец, мы вышли на большую поляну. Деревья вокруг неё росли так густо, что в двадцати шагах от поляны она совершенно терялась из виду. В центре было сложено костровище, причём под свежими дровами виднелись многочисленные чёрные уголья, пересыпанные золой. Но ещё интереснее было каменное сооружение на самой кромке леса – невысокое полуразрушенное строение, очень похожее на склеп. Это уже второе сравнение со склепом, которое пришло мне в голову за последний час.
Двери в сложенном из грубых камней "склепе" не было, вместо неё зияла неровная дыра, в которую без труда мог бы залезть человек.
– Это ещё что? – спросила Козетта, оглядываясь.
Жухлая трава под нашими ногами была хорошо утоптанной, да и вообще всё здесь хранило следы недавнего присутствия человека. На бревне, лежащем недалеко от костровища, явно кто-то сидел, и не один раз. Крупная галька валялась так, будто её перекатывали ногами. Низкорастущие ветви нескольких ближайших деревьев были отломаны, и места надлома мучительно белели в сизом октябрьском полумраке.
И никого тут не было сейчас, только мы.
– Значит, тут всё-таки есть люди, – чуть дрогнувшим голосом снова произнесла Козетта.
– Мы с самого начала это знали, – мягко заметил Куница.
– Одно дело – знать, а другое – видеть своими глазами… Но кто эти люди? Что они тут делают? Что им от нас нужно?
Эти вопросы повисли в воздухе. Бен подошёл к костру, рассеянно глядя на сложенные конусом поленья.
– Мне кажется, я уже был здесь. Я всё это видел, – неуверенно сказал он.
Козетта обернулась к нему, и он чуть покраснел:
– Девочка… малышка показала мне это место. Пару дней назад.
– А почему ты нам не рассказал? – обиженно поинтересовался Ли.