Но если бы мы при этом могли рассчитывать только на собственные силы, мы бы никогда не смогли создать течение любви, способное побороть то течение ненависти, которое мы порождаем ежедневно. Одни поэт это прекрасно понял и отлично выразил. Великий христианский поэт: Шарль Пеги. Как часто бывает у поэтов, здесь говорит Сам Бог и объясняет нам эти вопросы. Но с помощью такого чрезмерного, почти ребяческого (как в "Доне Камильо") антропоморфизма некоторые истины получается донести до нас во всей их глубине, без которой они показались бы просто абстракциями. Итак, Бог объясняет нам здесь, перед какой жестокой дилеммой оказался Он в Своем желании помочь нам стать лучше:
"Так отец учит своего сына плавать,
Поддерживая его посреди течения реки.
Но перед ним стоят две возможности, и он колеблется между ними.
Ибо если поддержка его будет сильна и верна, дитя понадеется на нее
И никогда не научится плавать.
Но если он не поддержит ребенка в нужную минуту,
он нырнет и легко захлебнется…
Так и Я вечно колеблюсь между двумя возможностями,
Ибо если Мой промысл будет неизменен и чрезмерен,
Люди никогда не станут самими собой.
Но если Я не поддержу их в нужную минуту,
Эти бедные дети захлебнутся в бездне греха.
Такова эта трудность; она велика.
И такова двойственность, такова противоречивость Моей задачи.
С одной стороны, надо, чтобы они совершали свое спасение сами.
Это закон. И его изменить нельзя.
Иначе все станет бессмысленным. И люди перестанут быть людьми.
А Я хочу, чтобы они были мужественны, смелы и свободны.
Но с другой стороны, нельзя допускать, чтобы они захлебнулись в безднегреха.
Такова тайна свободы человека, – говорит Бог.
Тайна Моего промысла о человеке и его свободе…
Таково достоинство, даруемое Нами свободе человека.
Ибо Я Сам свободен, – говорит Бог, – и сотворил человека по Моему образу и подобию…
И чем было бы спасение без свободы, без воли и труда свободного человека? Что оно может значить?
Какой в нем смысл?
Блаженство рабов, спасение рабов, рабье блаженство – к чему Мне оно.
Какой смысл в любви раба?"
2. Бог должен быть искушен
Единственное искушение в том, чтобы не любить
Итак, чтобы позволить нам любить, Богу нужно победить в нас все то, что нам мешает любить. Богу нужно победить наши соблазны.
Прежде, чем двинуться дальше, стоит сначала договориться, что же именно мы понимаем под этим словом. Это гораздо плодотворнее, чем составлять длинный список соблазнов и искушений, который обязательно окажется поверхностным и неполным, исходить нужно из самой сути понятия. Соблазном будет все то, что нам мешает участвовать в полноте Божественной жизни, все, что идет против любви. Это единственный закон, установленный Богом: "возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя" (Лк 10:27). Этим все сказано. Все усилия моралистов нужны лишь для того, чтобы помочь нам исполнить этот закон. Но, к сожалению, нередко бывает, что эти теоретики морали теряют из виду самую суть, и это уводит их очень далеко от закона любви. Сколько непоправимых ошибок и ужасных поступков было совершено во имя Бога любви!
И тут снова свидетельства тех, кому удалось вырваться из страны смерти, могут нам помочь нащупать эту суть. Вот, например, свидетельство Стефана фон Янковича, которого мне посчастливилось знать лично: мы не раз встречались на разных конференциях. С. фон Янкович – венгерский архитектор, получивший в детстве, как он сам признает, очень строгое католическое воспитание. В момент восстания в Будапеште осенью 1956 он с головой уходит в политику, в деятельность по освобождению страны. После вторжения советских войск он вместе с семьей бежит за границу, и ему удается добраться до Швейцарии. Он попадает в аварию, после которой получает восемнадцать переломов и чудесный опыт околосмертных переживаний. Оказавшись за пределами тела, он заново видит всю свою жизнь. Вот как позднее он описывал то, что пережил во время такого пересмотра жизни:
"Моя душа, вернее, мое сознание, оказалось чувствительным прибором. Оно сразу показало мне мои поступки и мои мысли в их динамике, и определило, хорош или плох был тот или иной поступок. Было интересно наблюдать за тем, как многие поступки, которые, по нашим социальным, моральным или религиозным критериям, должны были оказаться плохими, греховными, порой даже смертными грехами, оказывались на поверку гармоничными и позитивными. И наоборот, многие из сознательно совершенных на земле "добрых дел" перевешивали весы в сторону зла, если их первопричина оказывалась негативной, негармоничной для космоса, то есть если цель их была эгоистична" .
Многие сообщения, полученные от тех, кто перешел черту смерти уже окончательно и бесповоротно, свидетельствуют о том же. Например, сообщения Арно Гурвеннека, полученные от него с помощью автоматического письма его отцом. Арно был тринадцатилетним мальчиком, ставшим жертвой игры с шейным платком. Я хорошо знаком с его родителями. Меньше всего мне хочется обидеть или задеть отца мальчика, но должен признать, что он просто не смог бы сочинить сам подобные письма. Я знаю, до какой степени эти сообщения порой обескураживали их адресата. Итак, вот слова Арно по интересующему нас вопросу:
"Здесь перевернут с ног на голову весь привычный нам порядок вещей. Для нашего ума самым важным представляются мысли, поэтому все становится относительным: те мысли, которые нам казались пустяковыми, в глазах Бога оказываются самыми ценными, а поступки, которые нам казались значительными, для Бога оказываются пустяком" .
А вот еще одно сообщение, полученное в Италии тоже с помощью автоматического письма в 1986: "Конечно, наша католическая мораль вполне годится для жизни, и все же, я даже не знаю, как тебе это объяснить, но только здесь ко всему подходят с совсем другими мерками, так что совершенство зависит скорее от какой-то личной чувствительности, а уж никак не от образования или законов" .
И тут мы, оказывается, недалеко ушли от знаменитого текста Лао-Цзы:
Мудрец не ищет добра,
Поэтому добродетелен.
Глупец норовит причинить добро
И забывает о людях .
Можно было бы даже перевести так: настоящий мудрец не заботится о добродетели, ему не до нее. Но в даосской мудрости не так уж много любви. Тут лучше вспомнить слова блаженного Августина, уводящие нас еще дальше: "Люби – и делай, что хочешь". Если настоящая любовь именно такова, то она просто не может вдохновлять на плохие поступки . И все же, будем осторожны! Так легко ошибиться и перепутать настоящую любовь с нашими собственными иллюзиями.
Не бывает любви без страданий
Тут стоит прояснить ситуацию. Если у вас болят зубы – то нужно незамедлительно обратиться к зубному врачу. После этого вы будете гораздо добрее к окружающим. Ваше желание избежать страдания вполне законно. Это не "соблазн", не "искушение". Но если вы вдруг окажетесь в одном из бесчисленных городов нашей бедной планеты, где царит гражданская война и разруха, вот тогда, вероятно, стоит суметь отказаться от анальгетика, чтобы он достался кому-нибудь другому, кому он гораздо нужнее, чем вам.
Вот тогда-то облегчение страдания и окажется соблазном, которому нужно суметь противостоять.
Точно так же, если небольшой десерт в конце обеда поможет вам оказаться в форме и лучше работать в послеобеденное время, и, если эта маленькая радость никого ничего не лишит, не сомневайтесь и ешьте на здоровье. Наслаждайтесь этим десертом без всяких угрызений совести.
Но если вы в отличной форме, совершенно здоровы и физически, и психологически, то, может быть, вы можете отказаться от этого десерта, а его стоимость перечислить в один их фондов, помогающих другим людям элементарно выжить.
Может быть, даже не стоит заходить так далеко, как один мусульманский духовный учитель, который рекомендует: "Если рядом с тобой находится другой мусульманин, то остерегайся даже муху отогнать от себя, чтобы она не перелетела и не села на него" . Но что же тогда?
Где тут предел? Его нет. Вот тут-то и оказывается источник мучения для христиан . Поскольку любовь Бога ко мне беспредельна, то не может быть пределов и у той ответной любви, которой так ждет от меня Бог. А ведь с момента Боговоплощения, когда Бог ходил по земле среди нас, мы знаем, что любовь к Богу и любовь к ближнему – это одна и та же любовь. Представьте себе на миг ситуацию, когда, хотя бы только десять процентов людей, поймут это и станут жить в соответствии с таким пониманием. Только подумайте, ведь мир тогда совершенно изменится!
Даже не доходя до такой степени самоотречения, чтобы подставлять себя мухам, дабы спасти от них окружающих, огромным шагом вперед будет уже, если мы научимся хотя бы немного смотреть на себя со стороны, как на детей Божиих среди таких же детей, как и мы. Тогда, войдя в переполненный вагон метро или автобус, мы окинем пространство быстрым взглядом не только для того, чтобы определить, не найдется ли свободное место, но и для того, чтобы выяснить, нет ли рядом кого-то, кому это место нужнее, чем мне. И если заметим, что рядом с нами есть кто-то, кто гораздо старше нас или плохо себя чувствует, то уступим это место ему. А если на этот раз мы чувствуем, что сами едва держимся на ногах, и что это место нужно нам, то спокойно его займем. Идея в том, чтобы смотреть на все глазами отца, одинаково любящего всех своих детей и уделяющего больше внимания тому, кому оно сейчас нужнее.
О, конечно, моему примеру с метро далеко до утонченности примера с мухами! Речь тут всего лишь о начале, несмелом и робком. Конечно, его не хватит на то, чтоб изменить мир. Но тут важно начать, важно перестать воспринимать себя центром мира, перестать думать только о собственных интересах и действовать только ради них, наплевательски относясь к счастью других людей. Если мы займемся хотя бы этой, маленькой переменой в нас самих, сделаем к ней хотя бы первый, робкий шаг, тогда и значительные мировые перемены будут не за горами.
Иными словами, соблазн в том, чтобы все время искать, как получить облегчение страдания или удовольствие за счет других. Сопротивление соблазну тут в том, чтобы согласиться на страдание или отказаться от удовольствия ради любви к другим людям. Вот поэтому в мире сем подлинная любовь всегда несет с собой толику страдания. Именно эта таинственная связь, видимо, так поразила в свое время западных богословов, что они решили, что Бог спасает нас Своим страданием. Но как Страдание может нас спасти, каким странным механизмом?
Увы, эти страшные богословские теории, изобретенные нашими духовными учителями, слишком хорошо известны во всем мире: требование искупить наши бесчисленные прегрешения, исходящее от разгневанного Бога; космическое равновесие, нарушенное нашими грехами, которое может быть восстановлено лишь страданием невинной жертвы, и т. д.
3. Бог, наиболее искушенный из людей
Итак, Бог спасает нас не своим страданием, а любя так, как мы любить пока не способны. Не забывайте, что Христос в нас, как дощечка голограммы или самая маленькая из матрешек, Он излучает в нас свет, расходящийся из самого центра. И все это поверх пространства и времени: "прежде нежели был Авраам, Я есмь" (Ин 8:58). Итак, существует странная связь, взаимопроникновение, между Христом и Авраамом или Моисеем, как и между Христом и каждым из нас. А значит мы в своей жизни, в ее испытаниях никогда не бываем одиноки. Все, что мы проживаем, мы проживаем вместе со Христом. И, естественно, мы проживаем это вместе со всем человечеством: и тогда каждый, своими проявлениями эгоизма или поступками любви, окажет влияние на свободу всех людей. Но в центре человечества будет эта сила любви, которая сильнее всех сил ненависти, поскольку она напрямую исходит из Бога, поскольку она и есть Бог.
Бог, несмотря на всю свою Любовь, не может произвольным и властным жестом избавить нас от кармы, извне. Мы уже видели, что не может быть спасения без нашего внутреннего и глубокого обращения. И такое обращение не вызовет в нас никакая магическая формула или практика, оно невозможно без нашего полного и целостного участия в нем, т. е., к сожалению, без того, что оно нам ох как дорого обходится и тяжело дается.
Но тут есть еще и другая невозможность: Бог не может вообще отпустить нас на произвол судьбы, отвернуться от нас: нет, ведь тогда мы совсем пропадем. Мы просто неспособны своими силами стать совершенными, как совершенен Отец наш небесный. Именно этот аргумент чаще всего приводят те, кто надеется после смерти вернуться на землю и родиться еще раз. Стоит взглянуть на то, в каком состоянии находится мир и человечество, и поймешь, что вторые попытки, скорее всего, провалятся так же, как и первые, и не только вторые, но и третьи, и четвертые… Решение проблемы таким способом мне представляется совершенно безнадежным!
Итак, Бог хочет разделить с нами нашу планетарную, коллективную, индивидуальную карму, чтобы помочь нам от нее освободиться. Он не освобождает нас от нее. Он дарует нам силу, необходимую на то, чтобы освободиться самим. И это уже третье решение проблемы. Спасение приходит тогда не извне. Но оно и не зависит только от нас одних. Оно идет изнутри, потому что Бог поселился внутри нас.
Чтобы помочь нам изнутри победить в нас наши соблазны, нужно, чтобы эта сила любви испытала их в нас и с нами. Нужно, чтобы Христос разделил с нами наши соблазны, чтобы мы смогли разделить Его славу. И нужно, чтобы Он разделил их вполне и всецело.
Тут мы оказываемся еще перед одной дилеммой, наподобие той, о которой так прекрасно писал Пеги в процитированной выше поэме. Если бы соблазны были не настоящими, Христос не смог бы по-настоящему помочь нам их победить. Если бы соблазн охватил Его целиком и затопил с головой, тогда Христос не смог бы нам помочь с ним совладать. Он стал бы просто еще одним грешником, а их тут и так уже более, чем достаточно! Но если Он побеждает лишь слабые соблазны, то значит Он помогает лишь тем, кто не слишком сильно искушен. Чтобы в самом деле помочь тем, кто сильно искушен, кого одолевают самые жутки соблазны, наваждения, на кого всею мощью ополчились силы зла, действительно нужно, чтобы Христос был искушен так же глубоко, как и они, не меньше, но при этом не сломлен грехом. И чтобы спасти, вернее, чтобы дать силу спастись самому искушенному из всех людей в истории человечества, нужно, чтобы Христос был искушен в той же степени, что и он. Иначе этот человек не сможет получить спасение от Христа, а без Христа такой человек точно погибнет.
4. Наши богословы ничего не поняли
Да, я знаю. Вам, вероятно, никогда не показывали христианство в таком свете. Наш бедный христианский Запад сумел по-настоящему понять тайну Христа только через наших святых и мистиков, а уж никак не через наших богословов. Я вам это покажу.
И все-таки, мне кажется, что и об этом нужно сказать вам несколько слов. Я знаю, конечно, что это будет не самая увлекательная глава в этой книги. Но, возможно, кто-то из вас когда-то получил какие-то обрывки христианского образования. Ведь всякое бывает. Ну, может, хотя бы те из вас, кто уже достиг пожилого возраста. Самые молодые, как правило, в наше время от этого уже хорошо защищены. Я помню, как несколько лет назад ученики выпускного класса религиозного лицея в центре Парижа были очень удивлены и даже возмущены. Только вообразите: им показали несколько принесенных мною диапозитивов с иконами Христа, и я им сказал, что на этих иконах Он изображен как Бог, пришедший на землю, как Сын Божий и как сам Бог. О ужас! Такую неслыханную новость они услышали впервые в жизни! К счастью, эти бесстрашные молодые люди были еще и честными. Новость застала их врасплох и поставила перед вопросом. На следующей неделе они мне сообщили, что после лекции обратились в поисках информации к книге Жана-Клода Барро, и что он думает точно так же, как и я. Уф! Стоит все же поздравить христианские семьи, выбравшие для своих детей именно этот лицей. Стоит поздравить преподавателей и администрацию этого учебного заведения. И в самом деле, один прекрасный священник, работавший в том же лицее с теми же группами детей, так и не понял, почему я уделяю столько внимания такой малозначительной детали. Мои дорогие лицеисты углубленно изучали Платона и Декарта, они, конечно, могли без запинки прочитать наизусть Символ веры, и читали его не раз, но фраза из него: "иже от Отца рожденного прежде всех век, Света от Света, Бога истинна от Бога истинна" – прошла незамеченной и не пронзила их до глубины души.
Итак, следующий экскурс в богословие адресован как раз молодежи. Мне кажется, что краткий рассказ о том, какие представления о Христе сложились на Западе, поможет вам понять, почему то, о чем я уже начал говорить, показалось вам столь неслыханным и даже немного скандальным. Попробую вкратце объяснить, как веками на Западе складывалась ставшая привычной модель понимания тайны Христовой; конечно, здесь неизбежны упрощения, ведь сложно в нескольких словах передать столетия размышлений и споров.