Авторами белокаменной резьбы собора считаются местные владимирские резчики, работавшие вместе с какими-то выходцами с Балканского полуострова – болгарами, далматинцами или сербами. Поэтому в белокаменном убранстве собора так много общесредневековых мотивов, распространенных не только на Балканах и в Византии, но и по всей Европе.
Белокаменная резьба Дмитриевского собора давно стала предметом восхищения и изучения. 566 резных камней на фасадах храма развернуты в причудливую картину мира, где образы христианства мирно уживаются с образами народной мифологии и сюжетами средневековой литературы. Истоки владимиро-суздальской храмовой пластики пытались отыскать не только в Киеве и Галиче, но и в Ассирии, Индии, Александрии, Малой Азии, Кавказе и Иране, Саксонии, Швабии, Северной Италии и Франции.
Фасады здания разделены на три яруса. Нижний почти лишен всякого убранства, и на фоне его гладких стен выделяются только резные перспективные порталы. Средний ярус представлен колончатым аркатурным поясом с белокаменными резными фигурами и богатейшим орнаментом. Верхний ярус, прорезанный узкими высокими окнами, сплошь покрыт резьбой. Резьба покрывает и барабан купола. Храм увенчивает пологий золоченый купол, напоминающий богатырский шлем. На нем установлен ажурный широкий крест из прорезной золоченой меди.
То, что нижний ярус фасада Дмитриевского собора свободен от каких-либо украшений, отнюдь не является не художественным приемом – дело в том, что первоначально он был закрыт галереями, окружавшими собор с трех сторон. А с главного, западного фасада по углам галерей стояли две лестничные башни, напоминавшие лестничные башни Киевского Софийского собора. Галереи и башни также были украшены белокаменной резьбой. Но в своем первоначальном виде облик собора не дошел до наших дней.
В резьбе колончатого пояса помещена целая галерея святых, среди которых – русские князья Борис и Глеб. Большинство этих фигур поздние, самые ранние скульптуры сохранились только в части северного фасада. Под каждой фигурой вырезаны изображения причудливых растений или животных. Скульптуры разделяют резные колонки аркатурного пояса, напоминающие толстые плетеные шнуры, каждый из которых завершается фигуркой фантастического зверя или птицы – льва с "процветшим" хвостом, гусей со сплетенными шеями… Настоящая сказка в камне!
На южном фасаде храма выделяется крупная композиция "Вознесение Александра Македонского на небо". Этот сюжет нам, сегодняшним, кажется несколько необычным для христианского храма, но в Средние века он был чрезвычайно популярен и на Руси, и в Европе, и на Востоке – прежде всего благодаря византийской повести "Александрия", переведенной на многие языки. Этот сюжет можно видеть на стенах собора во Фрейбурге, собора Сан-Марко в Венеции, Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, на монетах Великого княжества Тверского и средневековых печатях. "В церковной скульптуре второй половины XII в. "Вознесение Александра" равноправно важнейшим христианским изображениям", – пишет академик Б. А. Рыбаков. Два грифона, или, как называл их древнерусский книжник, "грипы александрова воздухохождения", несут на своих крыльях царя, сидящего в плетеном коробе. В руках Александр держит маленьких львят – "приманку" для грифонов. Легендарные чудовища тянутся к приманке и тем самым увлекают царя в поднебесье.
Северный фасад собор украшает большой рельеф "Князь Всеволод с сыновьями". Великий князь владимирский Всеволод III, строитель храма, изображен сидящим на троне с новорожденным сыном на коленях в окружении остальных своих сыновей. Свое прозвище "Большое Гнездо" князь Всеволод, как известно, получил из-за многочисленности своего потомства: у него было двенадцать детей.
Главной фигурой в системе декоративного убранства Дмитриевского собора является фигура царя Давида, занимающая центральное положение на каждом из трех фасадов храма. Образ царя Давида-псалмопевца является ключом к пониманию символики белокаменной резьбы собора: "Всякое дыхание да хвалит Господа!" (Пс. 150, 6) Иллюстрацией к этим строкам Давидова псалма являются все персонажи дмитриевских рельефов. Это положение иногда пытаются оспаривать, утверждая, что, мол, "среди рельефов слишком много грозных хищников, воинственных всадников, сцен борьбы и кровопролития". Да, грозные хищники, воинственные всадники… Но ведь сказано-то: "всякое" дыхание да хвалит Господа. "Всякое"! А что касается сцен "борьбы и кровопролития", то ведь сказано же: "Сойду ли в преисподнюю – и там Ты…" (Пс. 138, 8). Мир людей, земной мир представлен на стенах собора во всех своих противоречиях – но как все эти образы объединены одним Дмитриевским собором, так и мир, сотканный из противоречий, объемлется Богом вместе со всеми существующими в этом мире противоречиями – и с псалмопевцами, и с "воинственными всадниками"…
…После сплошного ковра белокаменных узоров на фасадах храма ожидаешь увидеть нечто сопоставимое и внутри собора. Но он встречает нас почти первозданной белизной – кроме рядов тесаного белого камня, увы, на его стенах почти ничего нет.
Приглашенные князем Всеволодом греческие мастера расписали стены такими фресками, что у молящихся, вероятно, дух захватывало от восхищения. Остатки этих фресок, пострадавших за столетия от разорений и пожаров, были сбиты в 1843 году, тогда же собор был заново расписан масляными красками.
В 1918 году Всероссийская реставрационная комиссия при расчистке обнаружила под сводами хор остатки фресковой росписи XII века – сцены из "Страшного суда". Это явилось событием: из небытия возникло одно из лучших созданий древнерусского художественного гения.
Сохранился фрагмент композиции "Страшный суд". Судя по стилю росписи, над фреской работали два мастера – греческий и русский, оба незаурядные иконописцы. Несмотря на то что они придерживались византийского канона церковной живописи, фрески Дмитриевского собора своей реалистической манерой, высоким мастерством и исключительной цветистостью живописи вносят переворот в традиционные представления о византийском искусстве XII века. Лики апостолов исполнены строгой красоты и наделены ярко выраженными индивидуальными, портретными чертами. Колорит фресок построен на нежных полутонах – светло-зеленых, голубых, зеленовато-желтых, синевато-серых…
Внутри храм кажется небольшим, да он и на самом деле невелик – ведь Дмитриевский собор строился для княжеской семьи и не был рассчитан на большую массу молящихся. Широкий и мерный ритм поддерживающих своды арок придает внутреннему облику собора торжественное спокойствие, пространство наполнено воздухом и светом. Это, конечно, "дом молитвы" – именно таким и задумывали его древние зодчие. "Дом Мой домом молитвы наречется…" (Мф. 31, 13)
"Дмитриевский собор", – пишет искусствовед Л. Д. Любимов, – один из шедевров искусства, которые утверждают в нашем сознании веру в великие судьбы человеческого рода, ибо высшее благородство форм свидетельствует в искусстве о неиссякаемом величии человеческого духа".
Храм Покрова на Нерли
Церковь Покрова на Нерли называют шедевром мирового зодчества, вершиной творчества владимирских мастеров эпохи расцвета Владимиро-Суздальского княжества. Это маленькое, изящное здание поставлено на небольшом холме, на приречном лугу, там, где Нерль впадает в Клязьму. Бывало, что во время весеннего разлива вода подступала к самым стенам церкви, и тогда над водной гладью одиноко высился ослепительно сверкающий белизной легкий одноглавый храм, словно свеча вырастающий над просторами заливных лугов во всей своей ясности и красоте…
Во всей русской архитектуре, создавшей столько непревзойденных шедевров, вероятно, нет памятника более лирического, чем церковь Покрова на Нерли. Этот удивительно гармоничный белокаменный храм, органично сливающийся с окружающим пейзажем, называют поэмой, запечатленной в камне. "Идеальная согласованность общего и частного, целого и мельчайших деталей создает тонкую и просветленную гармонию, уподобляя архитектуру одухотворенной и летящей ввысь музыке или песне, – пишет Н. Н. Воронин, – "Образ прославленного творения владимирских мастеров столь совершенен, что никогда не возникало сомнения в том, что таким он был изначально, что таким он и был задуман его зодчими".
Предание рассказывает, что князь Андрей Боголюбский построил храм Покрова на Нерли после кончины своего любимого сына Изяслава – в память о нем. Вероятно, поэтому светлой грустью веет от этой уединенно стоящей на берегу Нерли церкви.
Храм Покрова на Нерли по лаконичности и совершенству форм сравнивают с древнегреческими храмами. Глядя на это удивительное творение русских мастеров, трудно поверить, что храм Покрова на Нерли только чудом спасен от гибели. И опасность ему грозила не от воинствующих безбожников эпохи коммунизма, а от православного духовенства. В 1784 году игумен Боголюбова монастыря ходатайствовал перед епархиальными властями о разрешении разобрать храм Покрова на Нерли, чтобы использовать его материал для постройки монастырской колокольни. Владимирский епископ такое разрешение дал. Церковь уцелела лишь благодаря тому, что заказчики и подрядчики не сошлись в цене.
Церковь Покрова на Нерли построена в 1165 году. Исторические источники связывают ее постройку с победоносным походом владимирских полков на Волжскую Булгарию в 1164 году. В этом походе и погиб молодой князь Изяслав. В память об этих событиях Андрей Боголюбский заложил Покровский храм. По некоторым известиям, белый камень для постройки церкви доставили в качестве контрибуции сами побежденные волжские булгары.
Храм был посвящен новому на Руси празднику – Покрова Богородицы. Этот праздник был установлен владимирским духовенством и князем без согласия киевского митрополита и Константинопольского Патриарха и призван был свидетельствовать об особом покровительстве Богородицы над Владимирской землей. Ведь главный храм Владимира, Успенский собор, также был посвящен Богоматери – в отличие от Киева, Новгорода, Полоцка, Пскова и других княжеских столиц.
Место для постройки церкви – пойменный луг при впадении Нерли в Клязьму – указал сам князь Андрей Боголюбский. Так как здесь каждую весну разливалось широкое половодье, специально под храм был сооружено высокое основание – искусственный холм из глины и булыжного камня, в котором были заложены фундаменты будущей постройки. Снаружи этот холм был облицован белокаменными плитами. Когда весной разливается Нерль, церковь остается на небольшом островке, отражаясь в быстротекущих водах, подступающих прямо к ее стенам. Когда-то здесь была пристань, где причаливали идущие по Клязьме речные суда.
Конструктивно храм Покрова на Нерли чрезвычайно прост – это обычный для древнерусского зодчества одноглавый крестово-купольный четырехстолпный храм. Но строители церкви сумели воплотить в нем совершенно новый художественный образ. От более ранних владимирских храмов церковь Покрова на Нерли отличается изысканностью пропорций, предельной ясностью и простотой композиции. Здесь нет царственности владимирского Успенского собора, нет мужественной величавости Дмитриевского собора. Светлый и легкий, храм Покрова на Нерли – это воплощенная победа духа над материей. С помощью удачно выбранных пропорций, форм и деталей зодчие добились удивительного преодоления тяжести камня. Сказочная легкость форм храма Покрова на Нерли создает впечатление невесомости, устремленности ввысь.
Всеми доступными приемами неизвестные архитекторы постарались придать своему сооружению ощущение движения. В значительной мере это достигается спокойным равновесием и симметрией здания, а также множеством оригинальных строительных находок. Например, практически невозможно заметить, что стены церкви слегка наклонены внутрь, и этот еле заметный наклон зрительно увеличивает высоту здания. Этой же цели служат большое количество бросающихся в глаза вертикальных линий – удлиненные колонки аркатурного пояса, узкие высокие окна, вытянутый барабан купола. Существующая луковичная глава установлена в 1803 году, сменив древний шлемовидный купол.
Стены храма украшает традиционная для владимиро-суздальского зодчества белокаменная резьба. На всех трех фасадах повторяется одна и та же композиция: царь Давид-псалмопевец, сидящий на троне. По обеим сторонам от него симметрично расположены два голубя, а под ними – фигуры львов. Еще ниже – три женских маски с волосами, заплетенными в косы. Такие же маски помещены и на боковых частях фасада – храм как бы опоясывается ими. Эти маски символизируют Богородицу и присутствуют на всех владимирских храмах той эпохи.
Археологические раскопки позволили установить, что первоначально храм с трех сторон опоясывала открытая белокаменная галерея, вымощенная яркими майоликовыми плитками. В юго-западном углу галереи находилась лестница, ведущая на хоры. Галерея опиралась на резные белокаменные столбы, а ее парапет украшали многочисленные резные камни, изображавшие грифонов и других мифических животных. Среди них выделялись изображения поднявшихся в прыжке барсов – эмблема владимирской княжеской династии.
Внутреннее пространство церкви подчинено той же идее – движению ввысь. Четыре столба, на которые опираются своды, слегка суживаются кверху, зрительно увеличивая тем самым высоту храма. Высоко над головой парит полный света купол. Некогда в нем помещалось изображение Христа Пантократора, окруженного архангелами и серафимами, а стены храма покрывал пестрый ковер фресок, которому вторил цветной майоликовый пол. Древняя живопись, пострадавшая за семь веков, была окончательно уничтожена в 1877 году во время очередного "поновления" храма.
Но несмотря на все утраты, храм Покрова на Нерли сохранил главное, к чему стремились создававшие его безвестные зодчие – гениально выраженную в камне идею превосходства духовного над материальным, которая является краеугольным камнем любой религии. И, вероятно, именно поэтому храм получил всемирную известность и признание, став своеобразной визитной карточкой России.
Церковь Илии Пророка в Ярославле
На протяжении без малого двух столетий соперничали между собой богатые ярославские слободы: чей храм будет красивее и благолепнее? Благодаря этому в городе сегодня можно видеть превеликое множество самых разнообразных по архитектуре церквей (до 1917 года по их количеству Ярославль занимал третье место в России после Киева и Москвы). Что же касается "самого-самого" ярославского храма, то тут мнения и вкусы, возможно, разойдутся, но одно можно утверждать наверняка: в любом списке "первейших" ярославских церквей, несомненно, окажется знаменитая церковь Илии Пророка.
Этот храм – один из немногих, дошедших до наших дней с XVII века практически нетронутым – расположен на территории бывшего "земляного города". В его облике нашли свое воплощение и суровая простота XVI столетия, и живописная, декоративная архитектура следующего, XVII века. Церковь Илии Пророка представляет собой прекрасный образец пятиглавого посадского храма на высоком подклете; ее смело можно считать вершиной ярославского зодчества первой половины XVII столетия.
Ильинская церковь построена в 1647–1650 годах на месте старого деревянного храма по заказу богатых купцов, торговцев пушниной Аникея и Нифантея Скрипиных, род которых переселился в Ярославль из Новгорода после известного новгородского погрома, учиненного Иваном Грозным. Несметные богатства Скрипиных заставляли считаться с ними даже царя и патриарха. Говоря современным языком, это были крупнейшие налогоплательщики Ярославля – только с сибирских промыслов Аникея Скрипина казна получала в виде пошлины ежегодно более тысячи рублей (в то время корова стоила рубль, а то и меньше). И не случайно в 1648 году царь Алексей Михайлович и патриарх Иосиф пожаловали братьев Скрипиных драгоценной реликвией – частицей Ризы Господней. Это обстоятельство и подвигло Скрипиных на постройку нового, невероятно красивого храма, которому отныне предстояло стать своеобразным реликварием, хранящим в своих стенах царский подарок.
Поставленная в центре обширной усадьбы Скрипиных, на перекрестке двух главных улиц, церковь Илии Пророка вместе с каменной оградой, жилыми палатами и складскими помещениями первоначально составляла небольшой замкнутый ансамбль и резко выделялась на фоне в целом деревянной городской застройки двумя своими высокими шатрами, фланкирующими могучее пятиглавие. При реконструкции Ярославля в 1778 году старые палаты Скрипиных были сломаны, так что храм оказался в центре обширной площади, замкнув перспективу нескольких улиц и сразу превратившись в одну из главных архитектурных доминант центра Ярославля.
По своим размерам церковь Илии Пророка превосходит даже некоторые городские и монастырские соборы. Суровая простота ее внешнего облика напоминает древние храмы Московской Руси. Пятиглавый храм окружают широкие, в два яруса, крытые галереи с крыльцами; по сторонам высятся два придела и шатровая колокольня. Все это сливается в очень живописный и в то же время гармоничный ансамбль. Стремление к узорочью, красочности, столь характерное для русского зодчества XVII века, проявилось в первую очередь оформлении галерей и крылец: они щедро украшены резным декором и белокаменными вставками с изображениями фантастических зверей и птиц. Центральную главу храма увенчивает могучий кованый крест – одно из лучших произведений ярославских мастеров XVIII столетия. К северо-западному углу храма примыкает нарядная, стройная восьмигранная колокольня, а с противоположной стороны поднимается Ризоположенский придел, один из лучших образцов русского шатрового зодчества. Другой придел, во имя святых Гурия, Самона и Авива, завершается горкой кокошников и луковичной главой. Высокий подклет, на котором поставлен основной объем храма, служил фамильной усыпальницей Скрипиных: здесь погребено девять членов этого купеческого семейства.
Внутри стены храма покрыты драгоценными росписями, созданными в 1680–1681 годах артелью костромских мастеров во главе с выдающимися художниками того времени Гурием Никитиным и Силой Савиным. В работе принимали участие и четыре местных, ярославских художника во главе с Дмитрием Семеновым. Эти грандиозные фрески дошли до наших дней в редкостной сохранности. Заказчицей стенной живописи храма была Улита Макарова, вдова Нифонтея Скрипина. Работая над росписями, мастера надеялись, что их "изографное воображение" будет давать людям "духовное наслаждение в вечные времена", и эти надежды их, надо сказать, оправдались с лихвой. Немеркнущие краски фресок Ильинской церкви и сейчас, спустя более чем триста лет после их создания, вызывают чувство радостного волнения.