Мой 83-й год (1922–1923)
В том году храм Хуатин (также называемый Юньси, или Пристанище Облаков) был перестроен. К западу от озера Куньмин возвышалась гора Бицзи (Изумрудный Феникс). Когда второй сын индийского царя Ашоки посещал ее, он увидел стаю изумрудных фениксов и решил остаться там с целью практики самореализации и постижения Пути. Его называли "Духом изумрудного феникса", а потом его именем была названа эта гора. Ее ширмообразные вершины в более поздние времена стали местом возведения храма Хуатин. Чаньский учитель Сюань-фэн, живший во времена династии Юань (1280–1367), изучавший и познавший дхарму под руководством своего замечательного наставника Чжун-фэна (1263–1323), построил храм Юаньцзюэ (Полное Просветление), который позже был назван Хуатин (Цветочная Беседка) в честь горы, изобилующей цветами. Два года назад, когда это святое место собирались продать иностранцам, проживавшим в Юньнани, я вмешался, и губернатор Тан, купив этот монастырь, попросил меня стать его настоятелем. В процессе реконструкции выкопали древнюю каменную плиту. Она не была датирована, но содержала надпись из двух иероглифов "Юнь Си" (Пристанище Облаков). Позже ее прикрепили к верхней части ступы Хайхуй, в которой покоился прах учеников.
[Проявляя щедрость], академик Чэнь Сяофу обменял свой собственный цветочный сад на этот участок земли, некогда принадлежавший храму Шэнинь и находившийся тогда в собственности местной сельскохозяйственной школы. Таким образом, мы смогли восстановить храм Юньси, с его главным залом и усыпальницами. У подножия горы мы построили новый храм и назвали его Чжаоти. Такое же название получила ближняя деревня. Вырубая деревья в окрестных лесных чащах, мы однажды нашли сверток с золотыми и серебряными монетами на сумму, превышающую 200 000 юаней. Я предложил передать эти ценности правительству для учреждения фонда помощи нуждающимся. Когда присутствующие стали настаивать на том, чтобы находку оставить у себя для решения финансовых проблем монастыря, я сказал: "Согласно буддийским заповедям, монаху запрещено пользоваться деньгами, потерянными другими людьми. Мы и так нарушили заповеди, подобрав этот сверток, и было бы непростительно оставить его на свои нужды. Можно личные богатства раздавать на всеобщее благо для устройства общинных полей или для монахов, когда у них нет пропитания, но я не смею оставить потерянное кем-то имущество в храме". Мое предложение было одобрено, и монеты были переданы правительству на помощь нуждающимся.
Провинция Юньнань очень сильно пострадала от длительной засухи, начавшейся в предыдущем году, и было трудно подсчитать количество жертв дифтерии. Все население, от армейских офицеров до человека с улицы, стало вспоминать бывшего добропорядочного губернатора Тана и приветствовало его возвращение на должность губернатора провинции. Вернувшись на этот пост, он пришел к нам в храм и попросил меня помолиться о дожде. Тогда я соорудил для этой цели алтарь, и через три дня хлынул проливной дождь. К тому времени дождя уже не было в течение пяти месяцев. Поскольку дифтерия все еще продолжала свирепствовать, Тан сказал: "Я слышал, что снегопад может остановить эпидемию дифтерии, но сейчас лишь только конец весны. Как мы можем заполучить снег?"
Я сказал: "Я сооружу алтарь с этой целью, и вы со своей стороны, пожалуйста, от всего сердца молитесь, чтобы выпал снег".
Тан стал соблюдать правила праведной жизни и молиться о снеге. На следующий день выпало около фута снега. Эпидемия внезапно прекратилась, и все воздали хвалу непостижимой буддадхарме.
Мой 84-й год (1923–1924)
Тот год был свидетелем возведения ступы для упокоения праха семи рангов верующих . Во время землеройных работ при закладке фундамента был обнаружен гроб на глубине более 10 футов с надписью: "Госпожа Ли из Фаньяна, год четвертый правления под девизом цзя-цзин (1525–1526)". Ее лицо было свежим, будто она еще была жива, и когда ее тело кремировали, языки огня приняли форму цветков лотоса. Пепел был помещен в отделение, предназначенное упасикам. Все могилы справа от храма – они находились в неблагоприятном месте – были перенесены по просьбе собрания верующих и после кремации пепел покойных был также помещен в ступу.
На одном из надгробий была каменная стела с биографическими сведениями о бхикшу Дао-мине, родившемся во времена правления под девизом Дао-гуан (1821–1850) и впоследствии отданном родителями в храм, где он присоединился к сангхе. После посвящения в духовный сан он руководил культовыми церемониями и был сосредоточен на повторении имени бодхисаттвы Авалокитешвары. Однажды ему приснилось, что бодхисаттва велела ему помыться и вода уже была приготовлена. Он вымылся и Гуаньинь исчезла, а он почувствовал очень сильный прилив энергии к ногам. На следующее утро, поднявшись с постели, он обнаружил, что может ходить так же, как все (чего раньше не мог). С этого момента пробудилась его природная мудрость, и поэтому он неустанно взывал к бодхисаттве до конца дней своих. Крышка его гроба была изъедена муравьями таким образом, что образовались отчетливые контуры небольшой семиуровневой ступы, ориентированной по сторонам света, что свидетельствовало о духовных достижениях этого монаха.
Мой 85-й год (1924–1925)
В том году мы восстановили все ступы, включая ступу Семи Будд древности на нашей горе, и все статуи Будд (всего 16 мест), а также все Пятьсот архатов в нашем монастыре. В храме Шэн-инь были отлиты три бронзовые статуи для главного зала и вылеплены три глиняные для святыни Западного Рая. Чаньский бхикшу Цзюй-син умер весной, завершив исполнение дисциплинарного кодекса. Я записал историю его жизни в следующих словах.
История жизни чаньского бхикшу Цзюй-сина
Бхикшу Жи-бянь, известный также под прозвищем Цзюй-син, был родом из Хуйли и в детстве осиротел. Мужчина по фамилии Цэн стал заботиться о нем и позже отдал ему в жены свою дочь. Они имели двух сыновей, но были очень бедны. Когда я появился на горе Петушиная Ступня, вся семья из восьми человек работала при монастыре. В первый год правления под девизом Сюань-тун (1909) после моего возвращения на гору с конвоем, доставившим Трипитаку, я передал ему основы учения. Тогда ему было 20 лет. Когда ему исполнился 21 год, все эти восемь человек изъявили желание присоединиться к сангхе.
Он был тугоух, неграмотен и некрасив, днем в поте лица трудился, выращивая овощи, а по вечерам молился бодхисаттве Гуаньинь. Он также практиковал медитацию и иногда изучал сутры, но никогда не обращался за наставлениями к другим. Он усердно трудился и в 1915 г. попросился в отпуск, чтобы посетить ученых наставников в других краях страны. В 1920 г., когда я был в храме Юнь-си, он вернулся и снова стал работать на огороде. Потом он начал декламировать сутры в главном зале, а в свободное время занимался изготовлением одежды и предметов из бамбука для общины. Он раздавал все избытки овощей, заслуживая благоприятную карму, и не хранил ничего, превышающего жизненные потребности, и никогда не говорил без надобности.
Когда я был в храме Шэн-инь, я отметил его работу в огороде наряду с его духовной практикой как редкую и достойную подражания. В том году, когда я разъяснял дисциплинарные правила в разных монастырях на нашей горе, он пришел ко мне и попросил полного посвящения, после которого попросил отпустить его в монастырь Шэн-инь.
Двадцать девятого дня третьего месяца после полуденной медитации он пришел во двор за главным залом. Там он надел свою рясу, собрал несколько пучков соломы и сел на нее, скрестив ноги, лицом на запад, и стал произносить имя Будды. Затем он поджег под собой солому и стал одной рукой звонить в колокольчик, а другой отбивать ритм в деревянное било в форме рыбы. В храме находилось много людей, но никто поначалу не ведал о том, что случилось. Монахи вне храма, заметившие пламя, войдя в храм, не обнаружили там этого бхикшу. Когда они вышли во двор, то увидели его неподвижно сидящим со скрещенными ногами на пепле. Его одежда осталась нетронутой огнем, хотя рыба-било и рукоятка колокольчика превратились в пепел.
Мне сказали о его смерти, но поскольку я готовился к церемонии зачтения заповедей бодхисаттвы в восьмой день следующего месяца, я не мог спуститься с горы. Я написал письмо Ван Чжуцуню, заведующему финансовым управлением, и Чжан Цзюэсиню, начальнику ирригационного отдела, с просьбой присутствовать на его похоронах от моего имени. Увидев это чудо, они доложили губернатору Тану, который пришел со всей семьей, чтобы его засвидетельствовать. Когда колокольчик извлекли из руки бхикшу, его тело, остававшееся до тех пор в прямом сидячем положении, рассыпалось, превратившись в кучу пепла. Присутствующие с благоговейным трепетом отнеслись к увиденному и укрепились в вере в буддадхарму. Губернатор Тан приказал местным властям провести трехдневную памятную службу, которую посетило несколько тысяч человек. После этого он описал этот случай для хранения в библиотеке провинции.
Мой 86-й год (1925–1926)
В том году после чтения заповедей я занимался толкованием сутр, и провел недельную чаньскую медитацию. Поскольку монастырские владения на горе составляли земельные угодья, большая часть которых нуждалась в вырубке леса, я пригласил сельчан на помощь общине. Они были счастливы, поскольку получали половину вырубленного леса. В том году должность губернатора провинции была упразднена и заменена административным комитетом. Таким образом, губернатор Тан ушел в отставку, но часто навещал нас, останавливаясь на нашей горе.
Мой 87-й год (1926–1927)
В том году в провинции Юньнань была тревожная жизнь. Солдаты были расквартированы по частным домам, и никто не знал покоя и не осмеливался пойти в поля для сбора урожая. Я отправился в штаб армии и обсудил ситуацию с командующим. Он издал указ, запрещающий его подчиненным задерживать крестьян, отправляющихся на поля в сопровождении монахов. В результате этого несколько тысяч крестьян пришли в монастырь, где монахи делились с ними сначала рисом, потом рисовой размазней, затем отрубями, когда кончились запасы риса, и, наконец, простой водой, чтобы облегчить муки голода. Они были глубоко тронуты и плакали, видя, что монахи страдают так же, как они. Только с улучшением положения крестьяне вернулись в свои дома, и с тех пор всегда при необходимости, добровольно, по зову сердца, шли защищать монастырь.
Став настоятелем монастыря Юньси, каждый год я читал заповеди, давал толкование сутрам и проводил недели чаньской медитации. В том году, когда я читал заповеди, на нескольких высохших деревьях сливы мэйхуа во дворе перед главным залом неожиданно распустилось 10 белых лотосов, а на капусте в огороде распустились синие лотосы, в сердцевинах которых были образы стоящего Будды. Упасака Чжан Чжосянь отметил это необычное явление гатхой, текст которой был вырезан на камне.
Мой 88-й год (1927–1928)
В том году я, как обычно, излагал основы учения, давал толкование сутрам и проводил недели чаньской медитации. Были выстроены новые залы священных реликвий и спальные помещения, а также реконструирована колокольня.
Мой 89-й год (1928–1929)
Я отправился вместе с упасакой Ван Цзюлином в Гонконг для сбора средств на изготовление очередных статуй Будды. Губернатор Гуандуна, генерал Чэнь Чжэньжу, послал представителя сопроводить меня в Гуанчжоу, где я остановился в доме престарелых Иянъюане. Мы вместе отправились в храм Нэнжэнь на горе Байюнь, где я вынужден был отказаться от сделанного им предложения вступить в должность настоятеля монастыря Наньхуа в Цаоси. Потом я продолжил свой путь через Амой и Фучжоу, возвращаясь в Гушань, где дал толкование сутрам. После этого я посетил монастырь царя Ашоки в Нинбо и поклонился останкам Будды, а оттуда отправился на остров Путо, где встретил учителя Вэнь-чжи. Он сопровождал меня до Шанхая, где я потом остановился в приюте Сяншань храма Лунгуан. К концу той осени преставился настоятель Дагун из монастыря Гу-шань, и монастырская община прислала за мной своего представителя в Шанхай. Год близился к концу, и я встретил в Шанхае Новый год.
Мой 90-й год (1929–1930)
В первом месяце я покинул Шанхай и вернулся на гору Гушань. Там я получил предложение стать настоятелем монастыря Гушань. Оно исходило от министра военно-морского флота Ян Шучжуана, административного главы провинции Фуцзянь, и от Фан Шэнтао, бывшего главы, которые пришли в сопровождении местной знати и чиновников. Я вспомнил место, где мне впервые обрили голову при вступлении в сангху, и о моем высокодобродетельном покойном учителе, и не нашел оправдания, позволявшего отказаться от этой должности. В общем, я принял предложение.
Мой 91-й год (1930–1931)
В прошлом году на горе Гушань мне удалось улучшить жизнь монастыря в организационном отношении. Весной я попросил учителя Вэнь-чжи стать моим помощником в качестве управляющего (кармадана) на время чтения мною заповедей. В первом месяце того года я читал лекции о "Брахмаджала сутре" всему собранию. Во дворе монастыря росли два "железных" дерева с листьями, похожими на хвост феникса, посаженных, по преданию, около десяти столетий назад, во времена династии Тан, одно – принцем государства Минь (современная провинция Фуцзянь), а другое – настоятелем Шэн-цзянем. Эти деревья растут медленно и живут очень долго, распуская только один или два листка в год. В наше время они оба были высотой в десять футов, но никогда не цвели. Говорили, что они расцветут не раньше чем через тысячу лет. Но во время чтения заповедей они расцвели в полную силу. Люди, местные и приехавшие издалека, толпами собирались в монастыре, чтобы взглянуть на них. По этому случаю учитель Вэнь-чжи сделал соответствующую надпись.
Мой 92-й год (1931–1932)
Я продолжал служить настоятелем монастыря Гушань, где читал заповеди, давал толкование сутрам, основал школу практики винаи и построил храмы Пинчу, Силинь и Юньо.
Мой 93-й год (1932–1933)
Весной во время чтения заповедей пришел седовласый бородатый старик с необычным лицом и сразу направился в комнату настоятеля, где, встав на колени, стал просить меня обучить его правилам практики винаи. Я спросил, кто он такой. Он ответил, что его фамилия Ян и что он родом из Наньтая. Монах по имени Мяо-цзун, в то время слушающий заповеди, также был родом из Наньтая. Он сказал мне, что никогда прежде не встречал этого старика. Старик бесследно исчез после слушания заповедей бодхисаттвы и раздачи удостверений о принятии пострига.
Когда Мяо-цзун вернулся в Наньтай, он обнаружил в храме Лунван (Правитель драконов) статую, не только сильно походившую на того старика, но и державшую в руках удостоверение о принятии пострига. Новость о том, что Правитель драконов получил наставления, распространилась по всему Наньтаю. В то же время в храм пришел с целью получить полное посвящение в духовный сан упасака из Гуандуна по имени Чжан Ютао, бывший академиком во времена предыдущей династии Цин. Ему дали дхармовое имя Гуань-бэнь (Созерцающий корень) и поручили составить каталог сутр в библиотеке монастыря Гушань. После церемонии я попросил учителя Цы-чжоу дать толкование четырех разделов винаи в зале дхармы, а учителей дхармы Синь-дао и Инь-шунь – заняться обучением новичков в школе винаи.
Мой 94-й год (1933–1934)
В ту весну я попросил учителя дхармы Инь-цы дать толкование "Брахмаджала сутры" в период чтения заповедей. В первом месяце года японская армия заняла шанхайское укрепление и создала напряженность во всей стране. Поскольку Девятнадцатая действующая армия объявила чрезвычайное положение, все храмы провинции отказывались принимать гостей в лице монахов за исключением монастыря Гушань, который все еще принимал монахов, прибывавших морем. Собралось порядка пятнадцати или шестнадцати сотен монахов в нашем монастыре, но, несмотря на наши скудные запасы продуктов, на кашу по утрам и рис на обед хватило. На шестом месяце была завершена подготовка к открытию парка-заповедника для животных. В стае гусей, присланных упасакой Чжэн Циньцяо для заповедника, был один необычный гусак, весивший около шестнадцати цзиней. Заслышав стук монастырского деревянного била, он расправлял крылья и вытягивал шею. В главном зале он весь день глазел на будда-рупу. Месяцем позже он умер, стоя перед изображением Будды, но не упал на пол. Упасака Чжэн удивился такому необычному явлению и попросил кремировать птицу по всем буддийским правилам. На седьмой день во время кремации не чувствовалось никакого запаха разложения. Была вырыта общая могила для пепла всех умерших и кремированных птиц.
Мой 95-й год (1934–1935)
Весной, в качестве следующего шага в направлении улучшения работы школы винаи, я попросил учителя дхармы Цы-чжоу стать ее директором. На втором месяце, во время вечерней медитации, находясь в состоянии между сном и бодрствованием, я увидел шестого патриарха , который подошел ко мне и сказал: "Пора тебе возвращаться".
На следующее утро я сказал своему ученику Гуань-бэню: "Прошлой ночью я видел во сне шестого патриарха, который призывал меня вернуться назад. Может быть, моя обусловленная законом причины и следствия жизнь (в этом мире) подходит к концу?" Мы побеседовали с Гуань-бэнем ко взаимному утешению. На четвертом месяце мне опять приснился шестой патриарх, трижды побуждающий меня вернуться назад. Я был очень удивлен этим, но вскоре после этого получил несколько телеграмм от администрации провинции в Гуандуне с приглашением принять и реставрировать храм шестого патриарха. Я вспомнил об этом святом месте шестого патриарха (Хуй-нэна). Оно остро нуждалось в ремонте, который не производился со времен последней реставрации учителем Хань-шанем (1546–1623), так что я отправился в Линнань (древнее название провинции Гуандун).
Генерал Ли Ханьхунь, командовавший армией в северной части Гуандуна, в свое время отмечал, что монастырь Наньхуа находится в полуразрушенном состоянии, и произвел кое-какие мелкие ремонтные работы, которые начались в ноябре 1933 г. и закончились в октябре 1934-го.