Итак, услышав евангельскую весть, человек понимает, что спасен. Не он сам спас себя, это сделал за него Бог. Теперь свое спасение человек связывает с самим Богом и только с Ним, а не с самим собой. А ведь это как раз и есть исполнение того, что требует Бог, исполнение первой заповеди: целиком и полностью уповать на Него, быть сосредоточенным только на Нем, только в Нем, а не в себе самом искать спасения. Это и есть восстановление доверия. Поэтому только вера может стать спасительной. Вера как отказ самому заслужить свое спасение. Вера как безусловное доверие тому, что Бог сам спасает меня.
В своей знаменитой работе "О свободе христианина" Мартин Лютер пишет: "Отсюда вы еще раз видите, что многое приписывается вере, а именно – то, что лишь она одна может исполнить закон и оправдать без дел. Вы видите, что первая заповедь, которая гласит: "Да не будет у тебя других богов, кроме Меня", может быть исполнена только верой. Даже если бы вы полностью, с головы до ног состояли бы из одних добрых дел, вы все равно не были бы праведными, не служили бы Богу и не исполнили бы первой заповеди, поскольку Богу невозможно служить по-другому, кроме как приписывая Ему всю верность и все добродетели, которые принадлежат Ему по праву. Это невозможно исполнить делами, но только лишь верой сердца. Не совершая дел, но веруя, мы прославляем Бога и признаем Его верность и праведность. Поэтому только вера является праведностью христианина и исполнением всех заповедей [Божьих], ибо тот, кто [таким образом, т. е. верой] исполняет первую заповедь, без труда может исполнить и все остальные".
Получается, вера в лютеранском понимании – это не некое внутреннее качество или совокупность качеств (как учат практически все остальные христианские церкви и нехристианские религии), таких как: смирение, твердость, уверенность в чем-то недоказуемом, но почитаемом за истину. Верить – значит принципиально отказаться связывать спасение со своими внутренними или внешними качествами, а уповать исключительно на самого Бога, это значит выпустить спасение, смысл и ценность своей жизни из своих рук и целиком и полностью отдать их в руки Божьи. Вера – это доверие к своей "спасенности". Того человека следует назвать верующим, кто не стремится достичь спасения своими стараниями, а понимая, что для него это совершенно невозможно, уповает на одну только на милость Божью. Здесь важно помнить: в лютеранстве мы сталкиваемся с совершенно иным представлением о вере, чем у большинства христиан или далеких от церкви людей.
Итак, Бог спасает человека независимо от усилий последнего, исключительно по своей милости. Это и есть Евангелие – главное, что Бог говорит нам. Чем больше мы стараемся сделать для того, чтобы спастись, тем дальше мы от спасительного доверия Богу. Таким образом, вера, как мы уже отмечали, есть противоположность греху. Грех – это стремление утвердить себя самого, прежде всего перед лицом вечности. Вера – это доверие к тому, что ты уже утвержден, независимо от своих усилий и качеств.
И теперь нам становится понятным смысл одного из самых знаменитых и сложных положений лютеранского вероучения – о том, что каждый верующий является грешником и праведником одновременно. Католические или православные богословы, богословы многих неопротестантских конфессий, скажем, вполне могут согласиться с тем, что мы, верующие, являемся частично грешниками и частично праведниками, что в нас еще остается грех, но уже растет понемногу и праведность, – в то время как Лютер, когда предложил свою формулировку, о которой мы сейчас размышляем, имел в виду нечто совершенно иное. По его убеждению, мы являемся и абсолютно грешными, и абсолютно праведными одновременно.
Абсолютно грешными мы являемся по своей природе. Никто из нас не пребывает постоянно в вере, снова и снова мы неизбежно будем ловить себя на том, что пытаемся утвердиться сами. В этом смысле мы не избавлены от греха. Он никуда не делся. Он по-прежнему действует в нас. И как показывает история церкви и богословия, это стремление к самоправедности способно сильнейшим образом исказить и Евангелие, и истинное представление о вере, превращая их в новый закон, новые требования. Все в нас направлено против Бога и противится Ему. Даже самые лучшие наши качества и поступки, в конце концов, как мы видели, проникнуты грехом. Говоря на традиционном языке, все в нас подлежит суду Божьему, все в нас вызывает Его гнев и проклятие. Даже самое хорошее в человеке все равно подвержено греху, более того, чем выше, чем лучше какое-то качество в человеке, тем больше в нем греха. Чем лучше, чем качественнее ружье, тем лучше и качественнее оно убивает. Все наши способности, силы и труды – хотим мы того или нет – работают против Бога, и чем эффективнее эти качества и способности, чем они совершеннее, тем эффективнее и совершеннее их работа против Бога.
И в то же время верующий абсолютно праведен. Но эта праведность находится вне нас: мы остаемся грешниками, но через Иисуса Христа мы приняты Богом, причем приняты безо всяких условий. Сомневаться в нашей праведности, так сказать, из скромности умалять, преуменьшать ее – это значит сомневаться в любви Божьей и умалять, преуменьшать ее. Мы не можем испытать нашу праведность, почувствовать ее, ощутить ее внутри себя, ведь она находится вне нас, вне досягаемости наших чувств. О ней можно только услышать в слове, сказанном нам извне. Ее можно принять только верой, только доверившись этому слову. Она – это праведность по благодати, праведность по милости. Она – выражаясь на языке традиционного богословия – это вмененная нам праведность. Грех – это наше внутреннее качество; но наша праведность вменена нам Богом, и единственный способ ее постигнуть – вера. Наша праведность не в нас самих, а в том, что мы оправданы по милости Бога. Наша праведность в том, что Бог принимает нас. Это и есть подлинное откровение Бога. И это откровение дано нам в Иисусе Христе.
Глава 11. Откровение в Иисусе Христе
До сих пор мы рассуждали о Евангелии, о слове Евангелия. Но где и как мы слышим его? Чтобы быть услышанным, это слово должно прозвучать. Чтобы быть воспринятым, Евангелие нуждается в том, чтобы быть явленным нам. Причем, поскольку речь идет о том, что противоположно нашим обычным представлениям, мы не можем через собственные размышления придти к Евангелию, в котором Бог являет нам свою глубинную сущность и свою безусловную любовь. Оно может быть только открыто нам извне. Таким образом мы подходим к понятию откровения.
Откровение – это одно из центральных религиозных понятий. Традиционно любая религия основывается не на неких размышлениях рационального характера, а на откровении. Конечно, всегда были люди, которые утверждали, что к мысли о существовании Бога как Творца или как гаранта моральных ценностей можно придти путем логических умозаключений (например: "Этот мир устроен так прекрасно и так сложно, значит, кто-то должен был его создать"). Однако проблема заключается в том, что такой Бог не будет тайной. Он будет одним из звеньев вполне понятной и прозрачной логической цепочки и потому включенным в закономерности этого мира. Такой Бог будет частью (пусть и самой важной, пусть и самой первичной частью) картины мироздания. А именно этого и следует избегать. Кроме того, сам исторический опыт показывает, что ни одна религия не возникла из источника в виде каких-то логических рассуждений. Для возникновения религии требуется нечто куда более сильно, яркое. И это откровение, то есть буквальное и непосредственное соприкосновение с божественным. Для христиан подлинным и уникальным откровением Бога является Евангелие, Иисус Христос. Но мы часто используем понятие "откровение" в нашей повседневной жизни и в нашем религиозном языке, не задумываясь о том, что оно означает. И поэтому мы часто впадаем в разнообразные заблуждения относительно сущности откровения. Именно поэтому нам необходимо прояснить сейчас это понятие. Итак, что мы будем понимать под словом "откровение"?
Само слово "откровение" подразумевает открытость. Это и есть важнейший аспект откровения. Подлинное откровение – это не сообщение некой информации, как обычно считается, это нечто более глубокое. Откровение – это живая встреча, это открытость навстречу друг другу. Если молодой человек говорит девушке "Я тебя люблю", то, скорее всего, он не сообщает ей ничего такого, чего бы она уже не знала или о чем, по крайней мере, не догадывалась бы. Этими словами он не открывает ей новую информацию, а сам открывается ей, отдает, вручает ей себя самого, свою судьбу, отдается ее воле. Признание в любви – это не информация о любви, а акт любви.
Разумеется, в приведенном примере молодой человек открылся девушке через сообщение некоей информации. Поэтому откровения часто имеют эту внешнюю информативную сторону. Они могут осуществляться через передачу каких-либо сведений, но информация здесь не самоцель, она выполняет лишь служебную функцию. Она лишь помогает в достижении главной цели откровения. Более того: никакой особой позитивной информации в откровении может и не содержаться. Если мы возьмем уже приведенный пример: молодой человек может, ничего не говоря, просто поцеловать девушку. В этом не будет никакой полезной, рациональной информации, но момент откровенности станет еще сильнее: отреагировать нейтрально на такое откровение или проигнорировать его уже будет попросту невозможно. Просто слова, одну только информацию можно как-то замять, не услышать, – здесь же речь идет об отношениях "в чистом виде".
Нужно еще раз подчеркнуть: в откровении (в нашем примере – в форме признания в любви) молодой человек открывает девушке не некие сведения о себе или об их взаимоотношениях. Он открывает ей себя самого. Он сам, как живая человеческая личность, является субъектом откровения. И принимая откровение (признание в любви), девушка принимает не некую информацию об этом молодом человеке, а его самого, принимает его в свою жизнь.
Откровения могут быть самыми разными. Признание в любви является одним из примеров. Но для нас сейчас важно откровение религиозное. Именно о нем и пойдет речь. "Субъектом" религиозного откровения (если вообще возможно говорить о Нем, пользуясь субъектно-объектной схемой) является Бог. Именно Он, выражаясь привычным языком, дает откровение, является источником откровения. Подлинное религиозное откровение – это откровение от Бога.
Но и здесь откровение является прежде всего открытостью. Поэтому откровение от Бога – это, опять же, не сообщение Богом нам какой-то информации о чем-то, будь то информация о нас самих, о мире, об истории, о прошлом или о будущем, будь то даже информация о самом Боге. Откровение Бога – это открытость Бога навстречу нам. Всякое божественное откровение – это самооткровение Бога. В откровении Бог раскрывается нам навстречу, скажем больше – вручает себя нам.
Сам Бог является в этом смысле содержанием откровения.
Но это совсем не значит, что откровение может объяснить нам Бога. Задача откровения не в этом. Откровение дает нам возможность ощутить прикосновение Бога и самим "прикоснуться" к нему. Получив откровение, мы можем даже не узнать о Боге ничего нового в обыденном, в рационалистическом смысле этого слова, как практически ничего нового не узнает девушка о молодом человеке, поцеловав его. Но в результате откровения мы вступаем с Богом в новые отношения, отношения откровенности и открытости.
Откровение как информация является немыслимым в применении к Богу уже и потому, что никакая информация не может объяснить вечного и трансцендентного. И никакое откровение не может отнять у него Его таинственный характер. Более того, именно в откровении, "прикасаясь" к Богу, мы понимаем по-настоящему всю Его таинственность. Поэтому оно не смягчает Его таинственность, наоборот, лишь подчеркивает ее. Подлинное откровение – это не раскрытие некоего знания Боге, обладание которым делало бы Бога более понятным, а глубокое переживание Его тайны. Без откровения Бог остается, согласно известной мысли Лапласа, просто "гипотезой", которая "объясняет" нам что-то (например, возникновение мира или существование морали), остается чем-то, о чем можно сколько угодно рассуждать, но не становится для нас живым Богом. Без откровения мы не можем пережить Бога как тайну: ужасающую, увлекательную, волнующую. Только откровение дает нам такую возможность.
В предыдущей главе речь шла об оправдании. Так вот, откровение (если понять его правильно, а не как просто сообщение некой информации) и оправдание неразрывно связаны между собой. Оправдание означает, что человек становится праведным, то есть, другими словами, обретает право быть, существовать перед Богом. Оправдание означает принятие человека Богом, Божье "да", сказанное человеку. Оправдание означает, что человек желанен, любим Богом. Получается, что сам факт, само наличие откровения Божьего с неизбежностью говорит нам об оправдании. Бог прикасается к нам, Бог раскрывается нам навстречу, полностью открывается нам. Через это устанавливаются наши новые отношения с Ним: отношения открытия и принятия. Бог принимает нас, причем не "издалека", отстранено и равнодушно, а вкладывая в этот акт принятия самого себя, всего себя, всем своим существом говоря нам свое "да". Вот что означает учение об оправдании. Правильно понятое, откровение уже означает оправдание. И потому только Евангелие, только весть о прощении и принятии Божьем, только ее (а не закон в каком бы то ни было его виде и употреблении) можно признать подлинным откровением Бога в полном смысле этого слова.
Всякое откровение нуждается в своем носителе. Бога как такового мы не можем никак ощутить, увидеть, почувствовать. Мы, будучи земными мирскими людьми, всегда имеем дело с мирской реальностью. Выйти за положенные нам границы времени, пространства и материи мы не можем. Поэтому и божественное откровение, для того чтобы быть воспринятым нами, должно совершаться в этих категориях. Откровение осуществляется в условиях этого мира и по его законам. Иными словами, откровение можно описать как "прикосновение" Бога к нам, которое мы ощущаем в явлениях этого мира, посредством нашей с вами реальности. Наполненным таким содержанием может в принципе стать практически любое явление или событие. Важно лишь одно: чтобы воспринять, понять и принять весть о спасении, нам нужно с чем-то столкнуться: с каким-то событием, предметом, явлением, которое стало бы для нас носителем, выразителем, в самом глубоком смысле этого слова символом этой вести.
В христианстве таким носителем откровения является человек по имени Иисус из Назарета (которого Его последователи стали называть Христом), Его жизнь, Его воскресение, и, прежде всего, Его крестная смерть. Мы можем назвать это "событием Иисуса Христа". Именно в этом событии христиане ощущают прикосновение к Богу. Иисус Христос становится важнейшим, ультимативным символом божественного. В Иисусе Христе, в проповеди о Нем христиане узнают Бога. Узнают Его во всей Его глубине, не только через поверхность закона, понятную практически каждому человеку, а в евангельской открытости Бога. В Иисусе Христе мы имеем дело с самой сущностью Бога. На традиционном богословском языке эта истина выражается словами: Иисус Христос – наш Бог. Но что означают эти слова, как можно понять божественность Христа?
Это самая главная тема христианского богословия на протяжении всей его истории. Именно здесь и сегодня возникает множество споров и случаев недопонимания. Чтобы избежать их, обратимся к классическому церковному учению. Важнейшей формулировкой здесь является, пожалуй, решение Халкидонского собора 451 г. Вот как оно звучит: "Итак, последуя святым отцам, все согласно поучаем исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного по Божеству, совершенного по человечеству, истинного Бога, истинного человека, одного и того же, из разумной души и тела, единосущного Отцу по Божеству и единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха, рожденного прежде всего от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии девы Богородицы по человечеству, одного и того же Христа, Сына Господа, Единородного, в двух естествах, неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно Лицо, в одну Ипостась, – не два лица рассекаемого или разделяемого; но одного и того же Сына, единородного, Бога слова, Господа Иисуса Христа".
Суть этой формулировки в том, что Иисус Христос был одновременно вполне Богом и вполне человеком, божественное и человеческое соединились в нем, не сливаясь, не смешиваясь, но и так, что их невозможно разделить, помыслить отдельно. Это прозрение очень важно, поскольку чаще всего Христа ошибочно воспринимают таким образом, что божественное замещает собой что-то человеческое или наоборот. Например, Христос творил такие вещи, которые человеку не под силу – скажем, воскрешение мертвых или чудеса в отношении природных сил – это божественное. Или: Христос как Бог обладал всеведением, но, будучи человеком, Он отказывается от его части. Божественное уступает место человеческому и наоборот. Иисус получается существом, состоящим из смешанных божественно-человеческих качеств. Можно сказать: это в Нем божественное, а это человеческое, то есть Христос становится своего рода полубогом. Наше привычное, повседневное благочестие имеет отчетливую тенденцию в этом направлении.
В противоположность этому халкидонское учение подчеркивает, что Христос был полностью человеком, и полностью Богом: без всякого изъяна в божественном и без превозношения человеческого. Божественным является, например, не необычность чудес, о которых рассказывают Евангелия, не сверхъестественность сама по себе, а тот смысл, что несли в себе эти события. Точно так же Его совершенно человеческая смерть на кресте есть одновременно и нечто абсолютно божественное. Божественное и человеческое во Христе нераздельны. То, что в нем является человеческим, является одновременно и божественным. Человеческое и божественное существуют в Нем не рядом друг с другом, а одно в одном, одно через другое.
И в то же время человеческая и божественная природа во Христе не сливаются и не смешиваются. Смерть Христа является подлинной человеческой смертью. Он, скажем так, при своей божественности страдал не меньше и не больше, чем любой другой распятый. Точно так же факт, что Он не обладал всеведением, никак не умаляет Его божественности.
Итак, халкидонский догмат, если понять его правильно, противостоит всяким попыткам (столь понятным, привычным и распространенным) сделать из Христа некое полубожественное существо. Типичным является такой диалог: если сказать, что Христос был человеком, то сразу последует ответ: "Но ведь не просто человеком!". Вот это и есть уклонение от халкидонского догмата. Все дело в том, что Христос был просто человеком. Но, будучи просто человеком, Он был и Богом. В мужестве сделать подобное утверждение – главная заслуга Халкидона.