О постели
Давным-давно кто-то вычислил, что примерно треть жизни человек проводит во сне. То есть в постели. Я знаю людей, проводящих там гораздо большую часть своей жизни, но вернемся к средним величинам. Итак: треть жизни - это двадцать с чем-то лет. А ведь ни за каким другим занятием, ни с каким приспособлением этот самый человек столько времени не проводит - ни за обеденным, ни за праздничным, ни за рабочим столом, ни за рулем, ни с музыкальным инструментом, ни с лопатой. В постели. Забавно, правда?
Когда я был еще относительно молод и романтичен, и мы с "Машиной" постоянно мотались с гастролями из города в город, из гостиницы в гостиницу, я с восхищением думал - сколько же всего помнят гостиничные кровати! Сколько тайн они хранят! А сейчас понимаю - ни черта они не помнят, да и тайн-то никаких нет - одни и те же, в общем, телодвижения, пьяный лепет. Или одинокая свинцовая усталость. Тоже не без запаха перегара. Вот и все тайны.
Впрочем, гостиницы я люблю до сих пор, как и гостиничные постели (как же они изменились с советских времен - и те и другие!). Нет, они все-таки насмотрелись. Мне нравится их молчаливое никчемное знание. Я гораздо лучше высыпаюсь в гостиничной кровати, чем дома. Хотя казалось бы - уж дома-то сооруди себе постель какую только хочешь, не жалей денег на предмет номер один! Нет, не в деньгах дело. Просто с гостиничной постелью ты не настолько близок, чтобы она без спросу вступала с тобой в диалоги - ничего личного, приехал - уехал. А домашняя, видимо, в той же степени считает тебя своей собственностью, в какой считаешь ты ее, да и помнит она меньше, следовательно лучше, и лезет со своими воспоминаниями когда ты меньше всего этого хочешь. А еще - я ненавижу убирать постель. Какие-то маленькие похороны неизвестно чего. А в гостинице разметал одеяла и подушки, а еще и полотенец на пол набросал - для красоты жизни. Ушел, вернулся к ночи - все свежее, все на местах. Спи с чистого листа.
Представим себе историю человеческой жизни как историю постелей этого человека. В таком, скажем, ракурсе. Я, например, не смог вспомнить свою первую кровать - хотя память моя проснулась очень рано - мне не было еще и года, и коляску свою я помню, например, очень хорошо - с белым откидным клеенчатым верхом на хромированной рамке, с небесно-голубыми овальными пластмассовыми боковинами. Подо мной между высокими колесами на белом резиновом ходу была натянута сетка - чтобы класть туда всякую всячину, граждане тогда без хозяйственных сумок и авосек в город не выходили, время такое было. Еще авоську можно было повесить на боковой (хромированный же!) крючочек - их было два, они располагались там, где рамка откидной крыши моего кабриолета крепилась к корпусу. В общем, крутая у меня была по тем временам коляска. Она же и служила мне первой постелью, как я выяснил с помощью своей тети Гали (дай ей Бог здоровья), потому что потом прямо из коляски я перебрался в тети-Галину кровать - она уже была не детская, а вполне себе подростковая - тетя Галя к этому моменту давно из нее выросла и спала тут же на раскладушке, а кровать не выбрасывали, держали мне на вырост. Прямо за моей головой стояла настоящая низкая и очень широкая (как мне тогда казалось) двуспальная кровать - там спали папа и мама. Происходило это все в одной весьма небольшой комнате коммунальной квартиры (хотите посмотреть? Угол Волхонки и Колымажного, Музей Изобразительных Искусств, желтый двухэтажный домик "Собрание частных коллекций", угловой полукруглый выступ с окошечком - вот это как раз окошечко нашей спальни. Внутри, правда, уже ничего общего - все поломали к чертовой матери).
Кровать была для меня необыкновенно просторна - и вширь, и вдаль. Первые годы левый борт ее затягивали сеткой - чтобы я с нее не гукался. Борт правый примыкал к стене. Во всю эту стену папа соорудил книжные полки - до потолка. Папа строил полки сам, я помню мерзкий запах морилки. Мама очень боялась, что полки не выдержат веса книг и эти книги меня накроют. Но этого так и не произошло. Скоро, встав в кровати на цыпочки, я мог дотянуться до нижней полки - с учетом этого там и стояли мои книжки - Чуковский, "Чудо-дерево", рисунки Конашевича, "Приключения Буратино", рисунки Каневского, "Дядя Степа - милиционер" Сергея Михалкова, "Руслан и Людмила" (большая, цветные картинки, не помню чьи - чуть не Билибина), "Приключения Чиполлино" (большая, темно-синяя), "Джельсомино в стране лжецов", "Приключения Незнайки и его друзей" Носова, серый двухтомник Агнии Барто, чуть позже - двенадцать томов Жюля Верна. Они были коленкоровые, цвета военного корабля, на тисненом корешке синяя полосочка и на ней золотом - "Жюль Верн". Я обожал их нюхать. До второй полки я не допрыгивал, как меня ни подбрасывало панцирное нутро кровати, - а там располагались великолепные фолианты - "История гражданской войны", "Польский плакат", "История искусств" Гнедича, "Старинная русская икона" издательства ЮНЕСКО… Папины книги. Их можно было рассматривать только с ним. Однако мы отвлеклись.
Панцирная сетка - это хитрое переплетение стальных пружин внутри чугунной рамы. Рама синего цвета. Конструкция довольно упругая - раскачаться в ней можно было ого-го как. При этом она издавала дивные звуки. На поролоновом матрасе так хрен раскачаешься. А поверх пружинного плетения лежал обыкновенный советско-солдатский ватный матрасик (помните детскую загадку тех лет - "уссатый-полосатый"?). Действительно, бледно-голубые полосы украшали его вдоль. Простеган матрас был серыми ватными пумпочками и в целом являл собой амортизатор между бешенством стальных пружин и моим хлипким телом - а был я и вправду хлипок до чрезвычайности и кровать-то помню так близко из-за того, что все время в ней болел. А когда валяешься в кровати и делать абсолютно нечего - лучше всего запоминаешь ее спинку: нарисовать могу хоть сейчас, а словами описать непросто - в общем, весьма торжественная конструкция из хромированных и крашеных под рыжий мрамор (представляете себе?) стальных трубок и деталей. С двумя хромированными обязательными шарами по верхним углам. И за моей головой - точно такая же! Горделивая вещь, привет неоклассицизму.
Одеяло у меня было страшно колючее, в тревожных красно-белых разводах, изображавших каких-то жутких белок на ветвях, и когда оно вырывалось из пододеяльника в ночи - возникало ощущение, что ты укрыт наждаком.
Спал я в этом чуде довольно долго - до третьего класса. Помню, в конце нашей совместной жизни моя кровать уже совсем не казалось мне просторной. И мы переехали в отдельную квартиру - на Комсомольский проспект.
Я получил (невероятно!) почти отдельную комнату. Почти - потому что у окна стоял папин рабочий стол с большой чертежной доской - папа за ним работал и рисовал. Скоро стол у нас стал общим. Новая же кровать моя являла собой модный по тем временам диванчик с прямоугольным поролоновым местом для сидения и лежания и двумя прямоугольными же подушками, образующими спинку. Так как в длину диванчик был невелик, для полноценного превращения его в кровать из торца выдвигалась полочка-продолжение, и на нее укладывалась одна из подушек. При этом выдвинутая полочка перекрывала собой часть двери в мою комнату, и комната становилась недоступна снаружи. Преимущество этого факта я оценил чуть позже. А еще позже, когда вдруг оказалось, что диванчик может служить не только для спанья в одиночку, это его качество сделалось просто незаменимым, и мама безуспешно пыталась заглянуть в дверную щелочку, чтобы увидеть, кто это там у меня в гостях - ширина щелочки этого просто элементарно не позволяла. В конце концов мама, оставив на столе в кухне разгромную записку, убегала на работу, и я выпускал узницу из плена.
А потом я женился, и мы переехали с женой в маленькую, но свою квартиру на Ленинский проспект (вот это было да!). Я к этому моменту уже неплохо зарабатывал как артист Росконцерта, и по этому случаю была самостоятельно куплена настоящая взрослая двуспальная - пусть не самая широкая в мире, но двуспальная - кровать венгерского производства. Это были принципиально новые отношения с жизнью. Как же это было замечательно! Какое-то время.
Почему все кончается?
Потом были другие жены, другие кровати, другие дома…
Сейчас на женской половине моей кровати лежит гитара и постоянно раскрытый гастрольный чемоданчик. Они всегда наготове. А кровать - кровать меня терпит. Так мне кажется.
Интересно: "умер в своей постели" - это хорошо?
О страсти
Необъяснима и загадочна природа страсти. Страсть - соединение божественного и земного, даже животного. Божественная составляющая необъяснима, как необъяснимо божественное вообще, а животная - да много ли мы на самом деле знаем о животных? Или человека создал Бог, а животных - Дарвин? Проявляется страсть в разных родах человеческой деятельности, но все это - сублимация той самой, основной страсти, и давайте не будем себя обманывать.
Готов рассуждать о проявлениях страсти мужской, так как при всем богатстве воображения не могу ощутить себя в теле женщины. Соответственно оказаться внутри ее головы. К тому же в устройстве органов, имеющих к страсти самое непосредственное отношение, обнаруживается принципиальное различие, и оно не только в строении - оно в возможностях. Совсем грубо говоря, мужчина не сможет овладеть женщиной, к которой он не испытывает страсти, как бы этого не требовали обстоятельства - этот самый его орган откажется участвовать в процессе: он сам решает, к кому испытывать страсть. Женщина же (вы уж меня простите) может теоретически осчастливить в течение ночи трех мужчин да еще каждому внушить, что именно он лучший на свете. И ведь верили!
По большому счету страсть питается собственной неудовлетворенностью. И препятствиями, неизбежно возникающими на пути ее удовлетворения. Страсть удовлетворенная перестает быть страстью по определению. Финал, музыка, титры. Я видел внезапные вспышки взаимной страсти (редко, но бывает). В этом случае (если сюжет писал не Шекспир, плюс она не замужем, он не женат и живут они в не враждующих странах) препятствий на пути значительно меньше. И вот они преодолены, и влюбленные бросаются в объятья друг друга. Иногда (тоже достаточно редко) из этого получается образцовая семья, и живут они долго и счастливо - но причем тут страсть?
А в девяноста девяти случаях страсть, увы, односторонняя - и опять же могу говорить только о мужчинах, хотя доводилось наблюдать проявления односторонней женской страсти в воспаленном состоянии - было это непредсказуемо и ужасно.
Итак, мужчина охвачен страстью. Заболевание это возникает внезапно и, как правило, сразу в самой острой стадии - вчера был здоров, а сегодня уже практически безнадежен. Объект же его страсти испытывает к нему равнодушие, пусть и окрашенное легким дружеским позитивом. Что делает в этой ситуации, скажем так, нестандартная женщина? Она мягко пытается объяснить больному, что не готова разделить с ним его порыв. В общем, не любит она его. Кушать любит, а так - нет. Разумеется, мужчина в состоянии измененного сознания ей не поверит. Он сейчас ничему не верит и целиком сосредоточен на собственном внутреннем пожаре. Что сделает женщина нормальная, коих большинство? В ней сработает древний инстинкт. Начнется игра "Рыбак и рыбка", только рыбаком будет она. Знаете, в какие моменты рыбак испытывает наибольший кайф? В момент вываживания рыбы. Добыча уже на крючке, но еще не в руках - длинная и тонкая леска может порваться, и вообще здесь необходимо хладнокровие в сочетании с опытом. Пойманную рыбу, кстати, измученную и обессиленную, по нынешним правилам следует отпустить. Поцеловав на прощанье.
Но вот - передержали. Или просто прошло какое-то время. Времени свойственно проходить. И мужчина изумленно глядит на объект, являвший причину его вчерашнего безумия, и не может понять - что это было? Вот тут рыбак, чувствуя, что рыба уходит, делает движение вслед. Нет, никто не за кем не бросается - достаточно неожиданного телефонного звонка или даже просто особенного взгляда. Ваши варианты? Некоторые разворачиваются и летят навстречу, очертя голову - вдруг болезнь еще не совсем прошла? Да нет, прошла окончательно и рецидивов не будет. Возвращаться на место, где вчера полыхал костер страсти, пытаться раздуть остывшие головешки - бессмысленно. И не верьте переменам, в ней якобы произошедшим, - это сработал инстинкт собственника: добыча уходит! А как было приятно водить на леске!
Есть мужчины самолюбивые и мстительные - они попытаются оттоптаться на предмете вчерашнего своего обожания за все унижения, ими испытанные. Не стоит этого делать. Это непродуктивно и просто некрасиво. Постарайтесь остаться друзьями - вам сейчас лучше, чем ей. Потому что теперь она нет-нет да и подумает - а не дура ли была?
А вы - вы вновь совершенно здоровы. И в грядущей жизни вам предстоит пережить это состояние еще несколько раз, вы уж мне поверьте.
Ведь вы так молоды!
ОПЯТЬ О ЕДЕ
Опять о еде
Правда, не знаю, как это вышло. Вообще, я считал, что мои взаимоотношения с едой и ее приготовлением уже много лет носят совершенно личный характер. Ну сколько можно, право. Каждый телеканал сегодня учит нас, как выбирать продукты, готовить их и есть что получилось. Программу "Смак" уже много лет блистательно ведет Ваня Ургант - спасибо ему. И вообще, я не настоящий сварщик - я интуитивный художник-примитивист. И если мы сойдемся в утверждении, что приготовление еды - это искусство, то ничему я вас не научил и не научу: нельзя научить делать искусство. Можно, правда, привить к нему интерес. Само же искусство - мистика. Одна из моих бывших жен страшно переживала из-за того, что у нее не выходило пожарить кусок мяса так, чтоб получилось как у меня. Я тоже переживал - за нее: вроде бы пустяковое дело. И вот однажды я вознамерился исправить эту несправедливость. Мы встали к одной плите, взяли две одинаковые сковородки, два одинаковых стейка, зажгли одинаковый огонь и дальше она секунда в секунду повторяла все мои действия. У меня получилось, у нее нет. Вот как это? Слезы, развод, девичья фамилия.
А ведь если приготовление пищи - это искусство, то это самое древнее и при этом самое консервативное из искусств. Все прочие направления и жанры менялись от века к веку - иногда до неузнаваемости, до полной противоположности. С едой, конечно, тоже что-то происходило - вряд ли мы оценили бы сейчас главный древнеримский деликатес - соус из мелкой рыбешки, перебродившей с солью в каменной ванне на жаре (хотя удивительным образом русское северное блюдо "кислая рыба" с этим ужасом пересекается почти вплотную), да и сегодня нет-нет и наткнешься на очередную попытку оказаться умнее вечности - какая-нибудь молекулярная кухня по тыще рублей за плевок, - но это быстро проходит. Как "актуальное искусство". Пройдет, поверьте. Все равно были, есть и будут вечные базовые вещи - огонь, вода, мука, мясо, овощи, фрукты. И на мой взгляд, самые древние блюда продолжают оставаться самыми вкусными и много тысяч лет присутствуют во всех кухнях мира. Ну у какого народа, например, в ассортименте нет своей разновидности пельменей? Разница только в размерах и начинке. Нет, правда, только подумайте - шли века за веками, воевали страны, рушились династии, Пушкина пытались сбросить с корабля современности, "Мадонна" превращалась в "Черный квадрат", а мяса на углях никто не отменял. Кишка тонка - в прямом смысле.
А еще еда - это не просто пожрать - это ритуал. Общение. Праздник. Прием гостей. Поэтому ее старались сделать изысканной. Исключения крайне редки. Недавно мы путешествовали с друзьями по Монголии, и я удивился примитивности местной кухни. В общем, это была баранина. Либо просто вареная, либо запеченная на костре целой тушей, причем брюхо набивали раскаленными камнями из этого же костра. В исключительном случае ту же баранину жарили на воинском щите. Какие-либо специи отсутствовали как класс. Думаю, точно так же готовили пойманную добычу на заре человечества. Нет, это было вкусно - я вообще люблю простые вещи, - но полное отсутствие вариантов несколько удручало. На пятый день я не выдержал и обратился к проводнику - почему так? Ведь совсем рядом Китай - страна великой и разнообразнейшей кухни. Проводник ответил: в Монголии еда никогда не была социальным актом - выполняла чисто физиологическую функцию. Искусство не получило развития.
И вот еще интересно - почему никто не видел женщину-шеф-повара ресторана? Посмотрите: королевы и министры есть, звезды балета, театра и кино есть, художницы и писательницы есть. Есть замечательные руководители клиник и научных учреждений. Поварихи есть. А шеф-поваров нет. А шеф-повар и повар - это примерно как режиссер и режиссер-постановщик, для тех кто понимает разницу. Как так получается? А знаете, сколько сегодня стоит шеф-повар в хорошем ресторане?
В общем, много, много вопросов.
Я представляю себе огромную и интереснейшую книгу - историю кухни, нанизанную на историю человечества. (С историей человечества, правда, тоже много вопросов, но есть же описанные современниками праздничные столы Древнего Рима, есть обеды Людовиков, есть "Большой кулинарный словарь" Дюма, есть Гоголь, Чехов, "Советы молодым хозяйкам" Елены Молоховец и "Книга о вкусной и здоровой пище" с цитатами Сталина и Микояна. Да еще много всего - если порыться. Никто не написал?)
Так вот. С учетом, как говорится, вышеизложенного я возвращаюсь к этой теме. Имейте только в виду - я не историк, не шеф мишленовского ресторана и не Онищенко. Я просто дилетант, которому интересно. Надеюсь, я в этом не одинок.
Про картошку
Вы будете смеяться - я про картошку. Ну казалось бы - чего мы еще про нее не знаем? Картошка - наше все! Когда с сольцой ее намять…
И тем не менее.
Еще совсем недавно (по историческим меркам) - лет 300 назад - о картошке у нас и не слыхали. Функцию ее выполняли брюква и репа. Если тушить что-нибудь такое в горшке - хорошо. А вот поджарить с хрустящей корочкой - никак. Впрочем, в те времена особо ничего и не жарили - тушили и запекали в русской печи.
Родина картошки - Южная Америка: Чили, Перу, Бразилия. В Боливии инки растили картофель в горах на искусственных террасах. Там мне показали интересную штуку - больше всего это напоминало обточенную морем гальку: камушки были черно-серые и ослепительно белые. На вес эти камушки оказались неожиданно легкими - как пемза. Оказалось, это сушеный картофель. Процесс долог и непрост: черную картошку сушили на солнце, периодически подмораживая (благо перепад температур в горах очень серьезный). Что касается белой - ее сначала морозили, потом очищали от кожуры (шлифуя при помощи пальцев ног!), потом погружали в холодную воду аж на двадцать с лишним дней и только потом сушили на солнце. Такая картошка может храниться десятилетиями (говорят, и столетиями.) От себя добавлю: пробовал. Чудовищно невкусно. Но когда речь идет о выживании - выбирать не приходится: урожай собирают раз в году, а год может случиться и неурожайным. Вообще у инков еда была не удовольствием, а именно средством поддержания жизни, но это тема для отдельного разговора.