- Как так ничем?! - отвечал уже Сухов Игнату. - Ты соображай - что за хозяйство… Огородишко там, скотинишка кой-какая. А хлеб сеять - сообща… Вот чем отличается…
- Не только этим, Демьян, - говорил Веселов. - И скот общий у колхоза должен быть, помимо того, который…
- Который… помимо!.. - прерывал обычно беседы Исаев. - Не разобрать нам такие слова. Колхоз вот помимо нас - это ясно. А все остальное не понять нам.
- Не понять, верно, - осторожно отваживался все же иногда вставить слово Кузьма Разинкин. - Вот, слышно, раскулачивают по деревням кое-кого, а? - И лицо Кузьмы выражало тревогу.
- У нас некого раскулачивать, - успокаивал его Андрей. - Имущество Лопатина, знаете, конфисковали уже, староста сбежал… А середняков, вроде вас вот, мы не тронем…
- Почему?
И на этот вопрос надо было отвечать Веселову. И он отвечал, как умел:
- Потому что мы к чему стремимся? А к тому, чтоб и все другие в колхозе жили, как вы, зажиточно…
- Тогда к чему нам колхоз, ежели мы и так зажиточные? Н-нет, мы погодим…
До самых снегов толковали на завалинках старики о колхозе, о раскулачивании, ругались мужики, спорили о чем-то бабы. А потом началось и другое: нет-нет да и раздавались по ночам гулкие, с хрипотцой, выстрелы из обрезов, со звоном вылетали стекла из окон многих мужиков, вступивших в колхоз. "Кто же это палит по ночам? - мучительно раздумывал Веселов. - Неужели Игнат с Кузьмой?"
Веселов дал задание Тихону Ракитину и Степану Алабугину тихонько приглядеться к Исаеву, Сухову и особенно Разинкину с сыном. Однако ничего подозрительного в их поведении заметить не могли.
Не один Веселов был обеспокоен ночными выстрелами. Григорий Бородин, по-прежнему не вмешивающийся в ход событий, тревожно раздумывал теперь, ворочаясь без сна в постели: "Окна бьют - полбеды. Вот стреляет кто?" И невольно приходила ему, обжигая все внутри, мысль о Терентии Зеркалове: после долгих лет молчания не он ли напоминает о себе? И когда однажды Аниска, собирая завтрак, сказала: "Третий раз у Андрея Веселова окна бьют… Господи, чего им надо?" - Григорий даже вздрогнул.
- Кому это - им? - отчетливо выговорил он, поднимая на жену узкие, колючие глаза.
- Ну… кто бьет, - промолвила Аниска, жалея, что ввязалась в разговор. Но Григорий больше ничего не сказал, стал молча есть.
Думал Григорий в это время и о другом. Выгодно или невыгодно для него, но отстоялась как-то жизнь. Многие мужики-единоличники по деревням - те, кто посмелее, - за последние годы крепенько встали на ноги, подняли свои хозяйства, А он, Григорий, долго присматривался, боясь рисковать тем, что осталось в кожаном мешочке от отца. Наконец решился… Но и тут прогадал. Видно, на роду ему были написаны одни неудачи и несчастья! Только-только купил вторую лошаденку, хотел расширить посевы, как верзила Павел Туманов чуть не отправил его на тот свет, к отцу. Провалялся больше двух месяцев в больнице, вернулся в июле. Что тут сделаешь? Сена даже не сумел накосить вдосталь. Пришлось продать одну коровенку и утешаться мыслью: "Ничего, обождем еще… Отец вон под старость начал, и если бы…"
А теперь вон какие пошли разговоры о раскулачивании. Придется, однако, вслед за коровой одну лошадь продать на всякий случай, пока не поздно.
Предлагать коня в Локтях он не решался. Надо было куда-то ехать.
- Как у нас с мукой? - спросил он у Аниски.
- Есть пока. Зима ведь только началась. Да и, может, до новой хватит, - ответила она.
- А если не хватит? Весной где достанешь? Поеду на днях, сторгую мешка четыре у знакомого мужика в соседней деревне.
- Куда в такое время ехать? Стреляют по ночам-то…
- Ничего, я днем…
И через несколько дней в самом деле запряг утром рано коней и поехал.
Пока огибал холмы за Локтями, чувствовал себя еще спокойно. Место открытое, видно кругом далеко. Да и родная деревня рядом еще. Но едва въехал в лес - сробел. Казалось ему: вот-вот щелкнет из-за дерева выстрел, свалится он на дорогу, а его коней угонит тот, кто стрелял… И случится это на том месте, где подобрал он когда-то окровавленный топор… Ударив вожжами, Григорий что есть духу погнал лошадей вперед.
Несколько дней подряд гуляла первая в эту зиму вьюга. Ветер обдул занесенные сосны и ели. Вьюга стихла, с неделю стояла теплая погода. А потом ударил мороз, и за одни-двое суток деревья покрылись обильным, пушистым инеем.
Солнце пронизывало насквозь весь лес. Проливаясь сквозь ветви, оно окрашивало взмокшие крупы лошадей, и дугу, и самого Григория в желтовато-розовый цвет. Кони мчались, задрав головы, и из их ноздрей вырывался пар, тоже розоватый…
Григорий опомнился, только когда лошади стрелой вынесли его на главную улицу села, и натянул вожжи. И тут почувствовал, как бешено стучит его сердце, будто он всю дорогу бежал следом за своими санями.
Купив на базаре муки, Григорий договорился с бородатым угрюмым мужиком о продаже коня. Бородач долго щупал мерина со всех сторон, тыкал его кулаком в бока.
- Чего там щупать? Хорош конь! - потеряв терпение, проговорил Григорий. - Бери, не пожалеешь.
- Возьмет тот, кто нуждается в нем. Пошли…
- Так это что? Не сам, что ли, покупаешь?
- Пошли, пошли, - басом прогудел мужик.
Григорий подумал и тронулся следом.
Скоро бородач подошел к дому, стоявшему на окраине, обернулся, взял коня под уздцы и завел во двор. Потом ввел Григория в дом, втолкнул в комнату с единственным оконцем, плотно закрытым занавеской, но сам не вошел. Подозревая неладное, Григорий с тревогой подумал: "Что за берлога! Зарежет еще…"
Но в это время дверь распахнулась без скрипа, и Григорий почувствовал, что все вещи в комнате странно закачались, поплыли. В голове раздался тонкий гуд, словно кто ущипнул там туго натянутую струну… Странно вытянув губы, его внимательно, с головы до ног, осматривал Терентий Зеркалов.
Григорий не решался взглянуть Зеркалову прямо в глаза и смотрел на лоснящиеся плечи, по прежнему густо усыпанные перхотью.
- Вот и свиделись. Сколько лет, сколько зим… Здравствуй, что ли, - простуженным голосом сказал Зеркалов.
- Доброго э-э… здоровьица, - неуверенно промямлил Григорий. - Коня вот… где же он, который сторговал? Для тебя, должно… э-э…
Зеркалов, чуть прихрамывая, устало прошелся по комнате, сел в углу, подальше от окна, в кресло с тяжелыми отполированными подлокотниками. Григорий, поворачивая ему вслед голову, думал: "Прижали где-то, должно, лапу… Да сумел уволочь ее, дьявол…"
- Ну, рассказывай, - проговорил Терентий, вытянув ногу вперед, и тряхнул головой с уже жиденькими, но по-прежнему длинными волосами, висевшими на затылке сосульками.
- Чего рассказывать? Конь добрый, семилетний мерин, что под седло, что для хозяйства…
- Не прикидывайся дурее себя! Я про дела локтинские спрашиваю…
Григорий вздрогнул от окрика. Пальцы его опущенных рук несколько раз сжались и разжались. Заметив, что Зеркалов пристально смотрит на его руки, Григорий спрятал их в карманы полушубка.
- Дела - что? Колхоз вон организовали. Под названием - "Красный сибиряк"…
- Ну? Вступил? - отрывисто спросил Зеркалов, будто пролаял.
- Зачем? При коммуне жили - ничего… Не пропадем, может, и при колхозе…
Терентий погладил вытянутую больную ногу, поморщился не то от боли, не то еще от чего.
- Не пропаде-ем?! Думай, что говоришь. Колхоз не коммуна, болван…
Не зная, как вести себя, Григорий поспешно и молча закивал.
Зеркалов с минуту сидел задумавшись, разглядывая что-то на полу. Но вдруг в упор посмотрел на Бородина, жестко спросил:
- Задание почему не выполнил?
- Ка… какое з-зад… - от неожиданности Григорий побледнел, выдернул руки из карманов, взмахнул ими, несколько раз глотнул воздух.
- То самое! Мое… - угрюмо бросил Зеркалов.
- Н-не знаю, не слышал.
- Лопатин тебе передавал - насчет Андрея, - не спуская глаз с Бородина, быстро произнес Зеркалов.
Но Григорий уж несколько оправился от неожиданности.
- Говорю, ничего не знаю. Никто не передавал мне. Лопатина в глаза не видел.
- Врешь! Врешь, сволочь!.. - заорал Терентий, схватился за подлокотники, приподнялся. Впервые за весь разговор он потерял самообладание. - Лопатин сам докладывал мне, что передавал…
Григорий по-прежнему стоял посреди комнаты, но теперь он посматривал на Зеркалова с едва заметной усмешкой.
- Чего докладывал, когда? Позови его, пусть он при мне скажет это…
Зеркалов опустился обратно в кресло, отвернулся к занавешенному окну, снова долго гладил больную ногу.
Потом произнес сердито и ворчливо:
- Черт, сам бы ты догадался…
- Не особенно-то скараулишь Андрюху. Ночами не ходит, взаперти сидит дома… И днем нигде не появляется в одиночку. Что я, при народе его должен? Своя шкура дорога…
Терентий слушал, кивал головой. Григорий кашлянул осторожно в кулак.
- Так уж позвольте мне… уйти. И за коня… Где же тот бирюк, что купить хотел мерина-то?.. Пора ведь мне, - обернулся Бородин к двери.
Он не замечал уже, что обращается к Терентию на "вы", говорит "позвольте". Но тот все заметил и рявкнул, поднимая голову:
- Стой! Не торопись, дело еще будет к тебе. Ночуешь тут. А за коня - спасибо.
Григорий поднял на Зеркалова маленькие недоумевающие глаза:
- А?! Как ты говоришь? - И вытянул шею, будто это помогло бы лучше расслышать ответ.
- Беру, говорю коня. Спасибо, - повторил Зеркалов.
- Ну и езди на здоровье. Не конь - огонь. А… это… деньги?
- Какие деньги? Беру - и все. - Подумал и добавил: - В счет будущего. Ступай.
Григорий что-то промычал, двинулся к двери. На полдороге остановился, оглянулся вопросительно.
- Иди, иди, - крикнул Зеркалов.
У Григория хватило сил дойти только до порога. У дверей он резко обернулся, раскинул руки, оперся ладонями о стену, точно собирался оттолкнуться и прыгнуть на Зеркалова. Терентий привычным движением выхватил откуда-то из-под рубахи наган.
- Ну, и стреляй, и стреляй, сволочь!.. Ведь последнее отбираешь! Отец твой, кровопивец, обобрал нас чуть не до нитки. А теперь ты…
- Не кричи, дурак! Ведь за версту слышно…
- И пусть все слышат… Не отдам коня тебе! И не пугай… Ну, знаю, чем стращать собираешься… Выследил я для вас, где Андреев отряд, ладно… Пошли своих людей, пусть расскажут! Пусть посадят меня! Расстреляют!.. Все равно мне теперь… Что за жизнь, коли ни гроша за душой…
Григорий выкрикивал слова, странно подвывая, точно его часто и сильно били чем-то тяжелым. Зеркалов спрятал оружие, опустил руки на колени и внимательно смотрел на него. Тогда Бородин, как когда-то давно, у дверей Дуняшкиного дома, опустился на колени и пополз к Терентию, протягивая руки, всхлипывая:
- Ведь кони - все, что осталось у меня… Заплати, ради бога, что тебе стоит… А у меня, может, вся жизнь в них… в этих деньгах…
Не поднимаясь, Зеркалов достал из кармана кошелек, порылся в нем, бросил в лицо Григория несколько смятых бумажек и тихо сказал, отвернувшись брезгливо:
- Уходи с глаз. Ночуй в другой комнате.
Григорий схватил деньги, поднялся с колен, но разогнуться во весь рост не решился, попятился задом, потихоньку кланяясь.
4
На другое утро в комнатушку, где спал Григорий, заглянул вчерашний бородач и молча кивнул головой, приглашая следовать за собой. Он провел его через какое-то темное и душное помещение, опять втолкнул в ту же комнату, что и вчера.
Терентий сидел на прежнем месте в той же позе, будто не вставал с кресла всю ночь. Однако Григорий подумал, что выстрелы из обрезов по ночам, звон выбиваемых из окошек стекол раздаются в Локтях именно потому, что Зеркалов сидит вот здесь, в этой комнате.
- Присаживайся, - кивнул он Григорию на свободный стул.
Григорий снял шапку и опустился на краешек стула, молча ожидая, что будет дальше. Зеркалов еще помедлил и спросил:
- Значит, не боишься, если… Андрею Веселову будет известно кое-что о тебе.
Григорий порывисто вскочил со стула. Но потом словно опомнился, медленно опустился обратно, облокотился о свои колени, держа шапку между ног обеими руками.
- Чем вы докажете? - буркнул Григорий.
- Ишь ты… - усмехнулся Терентий. - Доказать-то можно бы… Но не в этом дело. Не за тем я приехал сюда… в родные места, чтоб старых друзей выдавать…
Не меняя положения, Григорий исподлобья глянул на Зеркалова.
- А задание тебе, Григорий, прежнее… - И, видя, что Бородин опять вскочил с места, Зеркалов замахал руками.
- Да сиди ты! Слушай до конца… Как же, слыхал - тебе своя шкура дороже… Но… сделать так ладо, чтобы все было шито-крыто. Никто ведь не знает, что ты в Гнилое болото ходил тогда…
Григорий наконец выпрямился, легкий плетеный стул скрипнул под ним.
- Интересно, - промолвил он, положив руки на стол. - Ну, ну, слушаю.
- Не так хотя интересно, а надо.
- Чего тебе Андрей в печенки влез?
- А тебе не влез? - строго спросил Зеркалов. Потом вдруг иронически покривил губы. - Дуняшку ведь так и уволок у тебя… Ох, хор-роша девка была! А сейчас, чай, в самом соку бабенка… Зря ты меня тогда не послушал… М-да… Он, говорят, партийным теперь стал у вас?
- Как же… Большак.
- М-да.. - еще раз протянул Терентий. Прихрамывая, прошелся по комнате, подошел к висевшему на стене тускловатому зеркалу в массивной, когда-то золоченой раме.
- Эх, все ж таки годы, Гришка, идут да идут… Изменились мы, брат, с тобой, постарели. Смотри, у тебя уж усы как у настоящего мужика, возле глаз морщинки пробиваются. Да и я не помолодел. Волосы вот начинают с головы сыпаться, полысею скоро совсем. Не знаешь ли мази какой против облысения?
Григорий отрицательно мотнул головой думая: "Дьявол, еще и о красоте беспокоится. Все равно некому ее показывать, прячешься ведь от людей…"
Зеркалов подошел к Григорию, дружески похлопал его по плечу и снова повторил:
- М-да, постарели… А давно ли молодцами по деревне ходили? Помнишь, как мы с тобой Мавруху-то? Как она забилась в руках-то у нас? Как вытащенная из озера сильная рыбина…
- Хе-хе… - уронил Григорий тихий смешок и невольно заерзал на стуле. Но, словно испугавшись скрипа, тотчас затих и, не поднимая головы, промолвил: - А Веселов, что? Конечно, и мне он… А только уберешь Андрюху - Ракитин на его место встанет. Опять, что ли, убирать? Всех их не перебьешь.
- А может, и не встанет. Нам важно страху нагнать. А там посмотрим.
Бородин хмыкнул, но ничего не сказал.
- В конце концов, дело это не твое, - продолжал Зеркалов. - Так что ж, согласен?
Почувствовал Григорий, что не все еще сказал Зеркалов, и неопределенно покачал головой. Тогда Терентий выбросил на стол, поближе к Григорию, пачку денег. Она шлепнулась возле самого его локтя, как тяжелая, намокшая тряпка.
- Вот… плата…
Быстрым, жадным движением Григорий схватил деньги. Но тотчас бросил их обратно, будто обжегся. А в следующую секунду рука его опять поползла к деньгам, на этот раз медленно и несмело. Пальцы Григория дрожали, выбивали отчетливо слышимую дробь по клеенке. Лицо покрылось лиловыми пятнами, потом.
- Тут… сколько? - прошептал он.
- Хватит тебе. И главное - дело-то пустячное. Я бы и сам… да вот… - Зеркалов легонько стукнул себя по больной ноге.
- Н-ну, а… как же?.. Ты говоришь, шито-крыто, чтоб… - совсем задыхался Бородин.
- Ты сперва ответь - согласен или нет, - усмехнулся Зеркалов.
Множество мыслей крутилось в голове у Григория. "Взять, взять деньги… Ведь как зажить можно!.. Андрюшку трудно выследить, верно… Можно самому пропасть… А коль сойдет все с рук? Ведь никто же не знает про Гнилое болото… И про Лопатина тоже… Взять, а там видно будет… Может, Тереха-то жив сегодня, а завтра… Плохо его дело, видать, коль боится нос высунуть наружу…"
И сам не заметил Григорий, когда схватил со стола грязноватую, скользкую пачку и сунул за пазуху, под рубаху, к голому телу. Очнулся, услышав голос Зеркалова:
- Ну, вот и все… Пойдем завтракать. Потом договоримся обо всем…
Григорий машинально поднялся и пошел следом за прихрамывающим Терентием.
Вчерашний бородач, который сторговал у Григория коня, молча принес чугунок с лапшой. Так же молча разлил по тарелкам, высыпал на стол кучу деревянных ложек.
Если бы не вчерашний разговор на базаре, Григорий подумал бы, что бородач немой.
Позавтракав, Зеркалов и Григорий опять ушли в комнату с единственным оконцем. Терентий осторожно приподнял край занавески, долго смотрел на улицу, стоя спиной к Бородину.
- Когда лавка у вас сгорела, сколько убытку пожар принес? - вдруг резко спросил он, оборачиваясь.
- Сколько убытку? Не знаю, не считал. - Говорил Григорий медленно, пытаясь догадаться, куда клонит Зеркалов. Неспроста же завел он речь о пожаре.
Зеркалов сел на стоявшую у стены кровать.
- Они жгли нас, а мы их должны теперь… Понял?
- Так ведь… Лопатин, должно, тогда… Он все отговаривал лавку ставить.
- Лопатин? - Зеркалов усмехнулся. - Да его и в деревне не было в ту пору. А Веселов со своей компанией особенно косо поглядывал на вас… Но дело не в том, Григорий. Сейчас ты можешь вернуть с лихвой все, что сгорело. Вот…
Он вынул еще одну пачку денег, точно такую же, что дал Григорию до завтрака, и положил на кровать возле себя.
- Что получил ты - это задаток только, - продолжал Зеркалов. - Мы щедрые, не поскупимся, если ты…
- Господи, да что я должен делать? - воскликнул Григорий. - Ты скажи толком… Второй день мучаешь!
- Ну, твоя задача будет нетрудной… Веселов, говоришь, ночами дома сидит? Вот и надо… двери подпереть, облить керосином да поджечь…
Не обращая внимания на Григория, он взял с кровати пачку денег, осмотрел ее со всех сторон и медленно опустил в карман.
Бородин наблюдал за ним, не мигая.
- Так что же, согласен? - спросил Зеркалов. - Если нет, давай-ка сюда ту пачечку - и ступай с богом. Только… язык держи! А то - вместе с головой потеряешь…
Григорий встал, спрятал в карманы руки и проговорил:
- Не так легко все это, поджечь то есть… Дома снегом завалены… да и… подойди попробуй к дому неслышно! Кошка пробежит - и то снег под ней хрустит…
Зеркалов, поморщившись, поднялся с кровати, подошел вплотную, положил ему на плечи обе руки. Они были тяжелые, точно каменные.
- Это все верно… Гришка. Но такие дела не сразу делаются… Нам важно пока договориться с тобой, раз удобный случай вышел. А жарить Андрюху летом будем…
Как-то свободней, полной грудью вздохнул Григорий: "Летом, ага… До лета сколь воды утечет еще… Может, к тому времени ты в земле сгнить успеешь…"
- Ладно… - сказал он. - Тогда что же… я поеду.
- Езжай, - коротко ответил Зеркалов.
Запрягая коня во дворе, Григорий, опасаясь за полученную пачку денег, с тревогой думал о том, как поедет через лес. Он вернулся в комнату и, помявшись, спросил:
- Там, в лесу, Терентий Гордеич… Не твои людишки пошаливают?
Зеркалов, не отвечая, царапнул его глазами.
- Я к тому, значит… - смутился Григорий. - Опасно мне… с такими деньгами. К тому же на одной лошаденке тащиться буду. Дал бы обрезишко какой…
- А-а… Это можно.
Зеркалов вынул из-под перины тяжелый обрез.