* * *
Супруги с раннего детства приучали сыновей к помощи по хозяйству, доверяя им несложные дела. Во время исполнения одного из таких поручений произошла известная в истории встреча юного Варфоломея с таинственным старцем. Зная о склонности мальчика бродить в тишине лесов и лугов, отец послал его искать в поле коней. В дороге отрок предавался невеселым мыслям: ему никак не давалась грамота, тогда как братья его имели успехи в учении. Своей детской скорбью он поделился с первым встречным – странствующим монахом – и попросил его молитв. Старец дал отроку частицу святой просфоры и пообещал, что тот будет читать и понимать Священное Писание. Обрадованный Варфоломей пригласил инока в дом матери и отца.
В гостях у Кирилла и Марии нередко бывали священники, монахи, странники. Хозяева стремились дать им пищу и кров, а заодно услышать духовные наставления. Но в этот раз боярскую чету ждал не только благочестивый разговор, но и настоящее чудо: их сын сам, без труда стал читать псалмы по книге, именуемой Часослов [90] . Попрощавшись с утешенными родителями, старец вдруг сделался невидим, оставив их в недоумении: не Ангел ли это был? Супруги не могли ответить на этот вопрос, но сохранили память о таинственном явлении глубоко в своем сердце.
Сподобившись столь неожиданного успеха в учении, Варфоломей приобщился к чтению священных книг и с юных лет стал понуждать себя к строгому воздержанию. Мария смотрела на аскетическое усердие своего мальчика с естественной материнской тревогой.
– Как бы тебе не заболеть от истощения сил, – говорила она, – Посмотри, никто в твоем возрасте не принимает на себя такого поста. Не изнуряй себя, вкушай пищу как все, вместе с нами.
– Не ты ли рассказывала мне, что я постился еще в колыбели, отказываясь в среду и пятницу от материнского молока, – говорил на это отрок, – Так почему ты теперь советуешь мне неполезное? Я должен понуждать себя угождать Богу, чтобы он избавил меня от грехов моих.
– Да ведь тебе двенадцать лет, а ты уже толкуешь о грехах своих, – сокрушалась мать, – Какие у тебя могут быть прегрешения!
– Не слышала ли ты в Писании, – со сдержанным огорчением отвечал ей Варфоломей, – что никто не чист перед Богом, хотя бы прожил всего один день на земле [91] .
Так обычно заканчивался трогательный спор матери и сына. Увлекаемая любовью к детям, Мария желала им внешнего, телесного благополучия, но смирялась, понимая, что не может вставать на их пути к Богу и угашать в них желание совершенства. Детская вера ее сыновей укреплялась под влиянием знакомства с христианской книжностью и развивалась в целостное и стройное мировоззрение.
* * *
Семье Кирилла и Марии выпало жить в переломное, драматичное время. На глазах у двух-трех поколений погрузился в небытие целый мир: рухнула вся политическая система домонгольской Руси, изменились до неузнаваемости ее составные части. Ростовское княжение было причислено к Москве, а многие его бояре переселены в глухие, необжитые уголки Московского княжества. Отец Варфоломея был отправлен в небольшое село Радонежское, затерянное среди лесов. Жизнь в Радонеже была совсем не та, что в Ростове: приходилось заново обустраивать свой быт, терпеть материальные трудности, осваиваться в чужой, негостеприимной земле. Судьбы переселенцев складывались по-разному: одни, недолго думая, ехали искать счастья в Москву, другие норовили уйти в иные края, третьи смирялись и пытались выжить там, куда забросила их судьба.
Перед мучительным вопросом, что делать дальше, оказался и Кирилл. Менее всего его беспокоила собственная участь: жизнь клонилась к закату, и мирские заботы тяжким бременем лежали на плечах. Однако он был прежде всего главой семьи и думал о судьбе сыновей. Что ждет их в этом глухом краю, как помочь им встать на ноги?
Кирилл мог поехать в Москву, похлопотать за своих чад у влиятельных земляков, еще десятилетия назад перебравшихся на сытые московские хлеба. Возможно, приходила ему и мысль сняться тайком из Радонежа и уехать всей семьей в тверские или новгородские земли. Но кому и где нужны и он сам, и его потомки – обнищавшие, чужие, потерявшие в тяжелые годы все свое нажитое добро? Не знал ростовский боярин, что его обедневший род будет прославлен неизмеримой духовной славой – и не только в радонежской, но и во всей русской земле.
* * *
Так шли дни, месяцы, годы. Сыновья Кирилла и Марии превратились из отроков в статных юношей. Все трое были разными, непохожими. Старший, Стефан, рос вспыльчивым, горячим. Средний, Варфоломей, напротив, всегда держался спокойно, сдержанно, приветливо. Младший, Петр, был прост, деловит и домовит. Каждый из братьев по-своему переживал разлуку с родным Ростовом и унижение радонежской ссылки. Однако никто из них ни словом, ни вздохом не упрекнул отца и мать в том, что те не обеспечили им лучшей доли.
Семейство осталось в Радонеже. Стефан и Петр обзавелись семьями, зажили своим домом. Старость Кирилла и Марии скрашивало рождение внуков. Однако, как и многим людям, избравшим христианский духовный путь, им предстояло дальнейшее испытание скорбями. Жена старшего сына, Анна, скончалась в расцвете лет, оставив на попечение родственников двух малолетних детей, Климента и Иоанна. Событие это произвело сильное впечатление на всех членов семьи и подвигло ко многим размышлениям. Прежние, материальные бедствия убедили их в призрачности земного благополучия – преждевременная смерть жены Стефана наглядно показала мимолетность земного счастья.
Анну похоронили в Покровском Хотьковом монастыре, и муж ее после того уже не пожелал возвратиться в мир – сделав необходимые распоряжения о доме и хозяйстве, он тут же, в Хотькове, и остался, чтобы принять монашеский постриг. Впоследствии Стефан стал архимандритом Московского Богоявленского монастыря и духовником великого князя Симеона Гордого. Попросил родителей благословить его в иночество и Варфоломей. Кирилл возлагал на среднего сына надежды на продолжение рода, видел его главой и опорой своих наследников. Однако, узнав о его намерениях, не смутился духом и ответил так:
– Помедли немного, мы стары, немощны и скудны. Хорошо, что ты печешься, как угодить
Богу, но проводи нас во гроб, и после исполнишь свое желание.
Церковные обычаи не дают родителям права удерживать детей, пожелавших посвятить себя служению Богу. Жития святых полны рассказами о том, как будущий подвижник бежал из дома вопреки воле матери и отца. Именно так поступил некогда и один из основателей русского монашества Феодосий Печерский [92] , чей образ неизменно служил Варфоломею примером для подражания. Однако будущий игумен земли русской слишком любил своих родителей, чтобы нанести им такой удар. Оставшись в отчем доме, он ждал, когда Сам Господь укажет ему путь.
* * *
Будучи глубоко верующими людьми, Кирилл и Мария за несколько лет до кончины приняли монашеский постриг. Они скончались почти одновременно [93] и были похоронены рядом, у стен Покровской церкви Хотькова монастыря. Сыновья по православной традиции почтили память умерших панихидами и милостыней, отдавая им последний долг земной любви.
По окончании сорока дней Варфоломей, передав свою долю отцовского наследства младшему брату Петру, вступил на избранный им путь иночества – и стал в дальнейшем известен по всей Руси с монашеским именем Сергий. На месте его подвигов возникла обитель Святой Троицы, выросшая со временем в знаменитую Троице-Сергиеву Лавру, где и сейчас покоятся мощи преподобного. На протяжении многих веков не угасает почитание и преподобных Кирилла и Марии. По установившемуся обычаю, многие благочестивые паломники, приезжающие к преподобному Сергию, посещают и Хотьков монастырь, чтобы поклониться его родителям и попросить их о ходатайстве перед Богом.
СОСТАВЛЕНО ПО ИСТОЧНИКАМ:
Борисов Н.С. Сергий Радонежский. М.: Молодая гвардия, 2006.
Житие преподобного Сергия Радонежского // Жития святых Российской Церкви. М.: ACT: Транзиткнига, 2005.
Преподобный Сергий Радонежский: Житие, подвиги. Минск: Лучи Софии, 2001.
Благоверная княгиня Анна Кашинская [94]
Святая благоверная княгиня Анна была женой князя Михаила Тверского [95] , также прославленного Православной Церковью в лике святых. Ее можно назвать одной из самых ярких представительниц своеобразного, уникального типа женской святости, который знали и любила Древняя Русь. В жизни Анны Кашинской воплотились все его черты: верность в браке, материнская любовь, горькие испытания, безутешное вдовство и поразительное, смиренное долготерпение. Судьба святой – одна из самых скорбних в княжеском ряду. Кажется, все ее земное существование было наполнено пепелищами пожарищ, ужасами погромов, оплакиванием мужа и сыновей. Но было в нем и другое– тайна жизни в Боге, ведомая ей с детства и озарявшая душу радостью до самой кончины. Эта сокровенная, молитвенная жизнь служила для нее стержнем, позволившим перенести все тяготы непростого семейного подвига.
* * *
Благоверная княгиня Анна Кашинская происходила из именитого и древнего рода. Она появилась на свет в конце XIII века в семье князя Дмитрия Ростовского и была одной из трех его дочерей. Ее детство прошло в простой и светлой христианской обстановке: домашние любили и часто посещали церковь, со вниманием относились к духовенству и монахам, чтили память мучеников, бывших в их роду.
Анна с юных лет слышала рассказы о предках, пострадавших за веру. За несколько десятилетий до ее рождения принял мученическую смерть в Орде, отказавшись поклониться идолам, князь Михаил Черниговский [96] . Чуть раньше был пленен и замучен татарами ростовский князь Василько [97] . Дух стояния за правду, святыню рано коснулся восприимчивой девичьей души. Кажется, Господь уже тогда начал подготавливать ее к страданиям, волнуя сердце и воображение судьбами замученных князей.
Тогда же возник перед ней и живой образ святости. Княжескому дому был близок глава Ростовской епархии епископ Игнатий [98] , известный современникам и потомкам твердой патриотической позицией и суровым аскетизмом жизни. Такой же вере – строгой, непреклонной, готовой к трудностям – он учил и князя Дмитрия Борисовича, и его детей.
* * *
Ростовский период жизни княжны закончился со смертью отца. Ее вместе с сестрой Василисой отдали на попечение дяди, который в том же году решил выдать обеих девушек замуж. К Анне посватался князь Михаил Тверской. Его мать, княгиня Ксения, была наслышана о добродетелях невесты и, вероятно, весьма симпатизировала ей. Вместе с тем, это был обычный для того времени дипломатический брак, призванный укрепить отношения между княжествами и не предполагавший участия молодых в судьбоносном выборе.
В день Архистратига Михаила, небесного покровителя жениха, Анну в сопровождении ростовских бояр повезли к венцу. Будущих супругов встречал епископ Андрей, глава совсем молодой тогда Тверской епархии. Тогда, перед венчанием, молодожены впервые увидели друг друга.
Рассказы о характере тверского князя не обещали безоблачной супружеской жизни. Михаил родился на сороковой день после кончины отца и вырос под одним руководством матери. Она воспитала сына в твердой любви к правде, Богу и совести, однако это не могло угасить непростых свойств его характера. Горячий и своевольный молодой князь был подчеркнуто независим и горд. Он показал себя способным на редкое мужество, в одиночку защищаясь в Твери от нашествия ордынского царевича Дюденя [99] , но при этом был лишен важнейшего для правителя умения приспосабливаться к обстоятельствам и видеть последствия своих поступков. Супружеский союз с таким человеком мог быть счастливым, но не безмятежным – он обещал неминуемые тревоги, скорби и испытания.
Тверь совсем не походила на родной молодой княгине Ростов. Жизнь здесь казалась деловитой и прозаической, наполненной суетой и ссорами. У Анны почти не было времени на то, чтобы привыкнуть к роли молодой жены, направить жизнь в неторопливое семейное русло. В первый же год брака по весне в Твери случился большой пожар, и князю пришлось почти целиком отстраивать свой город. Не успели обустроиться – новая беда. Опять по весне, в ночь на Фомино воскресенье, загорелся княжий двор. В том же году была великая засуха и горели леса. В довершение всего заболел и сам князь.
Юной, беззаботной еще княгине к тому времени не исполнилось и двадцати лет. Все, что могла она перед лицом этих недетских бед, – стараться быть разумной советницей и деятельной хозяйкой, помогать мужу в доступных ей делах. Это составляло внешнюю, видимую сторону ее жизни и являло собой добрый пример для жителей княжества. В душе же наверняка было непросто, но никто не видел на лице княжеской жены ни отчаяния, ни меланхолии.
Жизнь Анны-матери началась на пятом году брака. В 1299 году у супругов родилась дочь Феодора, скончавшаяся в младенчестве. Затем появились на свет погодки Дмитрий и Александр, спустя пять лет – сын Константин и в 1309 году – младший, Василий. В этот период произошли важные события, во многом решившие судьбу князя Михаила, его семьи и всего Тверского княжества.
* * *
В 1304 году Михаилу Тверскому неожиданно досталось великое княжение. После смерти нескольких князей он оказался старшим в порядке престолонаследия – можно сказать, что первенство и связанные с ним блага свалились на супруга Анны с неба. Но после ряда усобиц и политических промахов Михаил потерял все и вернулся домой простым тверским князем, лишившимся союзников и славы.
Что пережила Анна, встречая развенчанного мужа? Князь-неудачник… Этими словами можно охватить всю путаницу бед и фатальных ошибок Михаила, его благородных намерений и их бесплодных результатов, неожиданных преимуществ и неумения ими воспользоваться. Жена не только была свидетельницей его неровной судьбы, но и несла с ним на равных всю тяжесть ее превратностей. Беспрестанные тревоги, неуверенность в будущем, опасения за жизнь детей, долгие разлуки, недобрые предчувствия – вот тверское супружеское "счастье" Анны на протяжении двадцати трех лет брака. И вместе с тем, она любила – тихо, трогательно. Силу и красоту этой любви обнажил, вывел за пределы сокровенного дальнейший резкий поворот в ее судьбе.
В августе 1318 года Михаилу необходимо было ехать в Орду. На княжество надвигалась политическая гроза, и это путешествие не обещало ничего хорошего. По городу ходили неясные слухи, бояре и народ плакали, предчувствуя гибель своего правителя. Перед поездкой князь исповедался, причастился Святых Тайн и пожелал наедине проститься с Анной.
Их прощальная беседа была согрета теплотой глубокого религиозного чувства. Михаил со скорбью открыл жене свои намерения: он отправляется к хану, чтобы лично держать ответ за все и, если на то воля Божия, душу положить за своих тверичей.
В ответ Анна пытается внушить мужу веру в свои силы и помощь Господа; она призывает его бороться, чтобы вернуться домой живым. Но душа Михаила не жаждет земного триумфа – он желает пострадать за Христа. Услышав сердцем этот Божий зов, Анна перестает сопротивляться и убеждает мужа принять свою гибель без страха, не помышляя малодушно о временных благах мира. Супруги в последний раз видятся на земле, и в их словах – святая взволнованность торжественностью минуты. Такое расставание навсегда русские люди знали и до монголов, и во время ига, и после – до наших дней. Вот почему христианская разлука Михаила и Анны запечатлелась в народной памяти, о ней рассказывали как о подвиге, являющем глубину супружеской любви.
Князь Михаил был осужден и казнен в Орде. Спустя некоторое время его тело привезли в Москву и положили в Спасовом монастыре. Анна десять месяцев томилась в полной неизвестности о судьбе мужа. Лишь летом пришла в Тверь страшная весть, а следом был привезен и гроб с телом князя. О том, как приняла эту весть овдовевшая княгиня, летописи говорят лаконично: плакала неутешно многие дни. Теперь ей предстояло нести семейный крест одной.
* * *
Образ вдовы на Руси налагал на женщину печать отрешенности и сиротства. Глубокая душевная драма находила свое гармоничное разрешение в принятии монашества. Анна не явилась исключением, но путь к монастырской ограде был еще очень долог. Ей предстояло двадцать лет вдовства в миру, и они стали для нее временем полного развития редкого дара: с покорностью воле Божией, в совершенном терпении страдать. "В женском естестве имела мужескую крепость" – так воспевает Церковь ее душевную стойкость [100] .
За эти два десятилетия княгиня пережила гибель старшего сына Дмитрия, более других унаследовавшего отцовские свойства характера. Вместе с сыновьями и внуками она находилась в Твери в страшные часы восстания, вызванного прибытием в город татарского посла Шевкала [101] . Второго сына, Александра, и внука, княжича Феодора, Анна проводила на гибель, как когда-то мужа, – в Орду. Оплакивать их было вдвойне горько и тяжело, но и тогда святая не позволила себе роптать, заключив свою скорбь словами: "Не судил Господь, не мои руки закрывают глаза дорогих моих людей…".
Плач над убиенными сыном и внуком – последняя строка мирского жития Анны-вдовы. Две эти смерти исполнили меру положенных ей страданий и открыли праведной душе путь к иному образу существования – к ангельскому [т. е. монашескому] чину, в котором ей суждено будет сиять в сонме русских святых.