Глава 12
Жозефина умирает от того, что царь влюбляется в ее дочь
Бойтесь любви великих мира сего.
Народная мудрость
Сразу же по прибытии в Париж Александр, сильно заинтересованный восторженными рассказами Фредерика-Людовика Мекленбург-Шверинского, бывшего любовника Жозефины, попросил, чтобы его приняли в Мальмезоне.
Ему было бы приятно прибавить к победе коалиции над Францией маленькую личную победу над бывшей женой Наполеона.
Креолка, знавшая о том, что все парижанки были без ума от российского императора, без колебаний согласилась встретиться с ним.
Спустя два дня слуга объявил ей о визите царя. Она поспешила в салон, увидела этого красивого белокурого кавалера с голубыми глазами и, как говорят, "почувствовала горение в чувственных местах"… И, позабыв о том, что имеет дело с победителем Наполеона, она пустила в ход все средства соблазнения, которыми она располагала.
Спустя полчаса Александр был покорен и готов прогнать из Франции Бурбонов для того, чтобы вернуть трон Жозефине…
Они отправились вдвоем бок о бок, как нежные друзья, прогуляться в парк. На одном из поворотов аллеи они встретили Гортензию с ее детьми.
– Вот моя дочь и мои внуки, – сказала Жозефина царю. – Рекомендую их вам.
Александр бросил взгляд на бывшую королеву Голландии, старавшуюся остаться спокойной перед столь красивым мужчиной, и почувствовал желание сменить предмет поклонения…
– С этого дня, – пылко произнес он, – они находятся под моим покровительством. – Затем, поклонившись Гортензии, добавил: – Что я могу для вас сделать?
Жозефина, как старая кокотка, обладала душой сводницы; она отошла в сторону, оставив дочь и царя наедине. Когда она снова присоединилась к ним, Александр обещал Гортензии герцогство…
Влекомый одновременно матерью и дочерью, российский император зачастил в Мальмезон. Он часами прогуливался под руку то с одной, то с другой женщиной. Но все же было видно, что он отдает предпочтение Гортензии, которая со своей стороны не оставалась бесчувственной к его очарованию. Между ними зародилась настоящая дружба влюбленных, и злые языки стали утверждать, что их флирт часто продолжался вечерами в одной потайной комнатке. Но ни у кого нет никаких доказательств этой связи. Однако лукавые и игривые письма, которые молодая женщина отправляла царю, вполне могли бы подтвердить то, что болтали эти злые языки…
Как бы там ни было, а император, полностью покоренный Гортензией, использовал все свое влияние на союзников и на Людовика XVIII для того, чтобы с семейством Богарнэ обошлись милостиво. Результат ошеломил роялистов. Жозефине не только оставили Мальмезон и Наварру с миллионным доходом, но еще и владение Гортензии в Сен-Ле было возведено в ранг герцогства с ежегодной пенсией в 400 000 франков.
Для того чтобы отпраздновать эту неслыханную удачу, вновь испеченная герцогиня пригласила 14 мая в Сен-Ле свою мать, брата и царя.
Однако в этот самый день Людовик XVIII организовал торжественный молебен в память Людовика XVI, на который пригласил всех монархов и принцев. К большому неудовольствию двора, Александр принес свои извинения, сел в свою карету и укатил к Гортензии…
После обеда молодая женщина предложила совершить прогулку в карете. На улице было сыро и холодно, уставшая Жозефина с удовольствием осталась бы у огня. Но кокетство заставило ее совершить неосторожность. Для того чтобы доставить удовольствие Александру, она согласилась выйти из дома…
Прогулка продлилась два часа, и Гортензия, поставившая ноги на колени царю, делала вид, что не замечает, как дрожит мать под прозрачной вуалью.
Вернувшись в дом, почувствовавшая недомогание и озноб Жозефина была вынуждена лечь в постель и пропустить ужин. В Мальмезон она приехала только на другой день.
Несколько дней она чувствовала себя усталой и была вынуждена делать над собой усилия для того, чтобы переносить визиты посетителей. Поскольку к ней приходили выразить свою благодарность многочисленные роялисты, которых она в свое время взяла под свое покровительство. Узнав, что двери дома бывшей императрицы снова открыты, в Мальмезон однажды примчалась мадам де Сталь. Болтливая, нахальная, претенциозная, ядовитая, она целых два часа изводила бедную Жозефину, которая едва стояла на ногах.
Когда несносный "синий чулок" села в свою карету, креолка рухнула на канапе.
– У меня только что была утомительная встреча, – сказала она одной из своих подруг. – Вы не поверите, что среди других вопросов, которые мадам де Сталь соизволила мне задать, был вопрос о том, люблю ли я еще императора! Уж коли я не переставала любить его, когда он был на вершине счастья, как я смогу охладеть к нему сегодня?
24 мая она слегла. Срочно вызванный к ней доктор Оро, личный врач бывшей императрицы, констатировал начало ангины. 26 мая больной стало трудно дышать. 28 мая она так ослабела, что царь не посмел войти в ее комнату, а 29-го, на Троицын день, после соборования, креолка, зрачки которой перестали двигаться, произнесла имя Наполеона, короля Римского и тихо отошла в мир иной…
В Мальмезон немедленно примчался Фредерик-Людовик Мекленбург-Шверинский. При виде смазанного благовониями тела он закричал. Его пришлось отвезти в Париж.
2 июня он вернулся для того, чтобы присутствовать при погребении. И мадемуазель Кошеле, горничная Гортензии, сообщает нам, что в часовне "он проливал слезы, молился у катафалка и подносил к губам краешек савана"…
В полдень кортеж отправился из замка в церковь, где собирались похоронить Жозефину. Траурное шествие возглавляли два внука покойной, два мальчугана, одному из которых суждено было царствовать под именем Наполеона III…
Жозефина умерла от инфекционной ангины. Однако же спустя несколько лет после этого пошли слухи о том, что она была отравлена. Говорили, что бывшая императрица заболела после того, как получила "отравленный" букет цветов от Талейрана…
Зачем бы князю де Беневану было нужно совершать это преступление?
Хорошо информированные люди перешептывались о неких таинственных историях, и это продолжалось до того дня, когда господин Набрели де Фонтен, библиотекарь герцогини Орлеанской, опубликовал книгу под названием: "Откровения о существовании Людовика XVII"…
Автор утверждал, что Жозефина рассказала царю о том, что Людовик XVII вовсе не умер в замке Тампль, а скрывается где-то в Вандее, ожидая, когда он сможет взойти на трон. Глубоко этим взволнованный, Александр якобы немедленно отправился к Талейрану и потребовал от того возвести на трон Франции человека, имеющего на это больше прав, нежели Людовик XVIII. И князь де Беневан якобы сразу после этого и отправил Жозефине пресловутый букет.
Это обвинение, естественно, было подхвачено многими, и в 1897 году газета "Законность" (Ла Лежитимите) опубликовала вот такую статью:
"Я, – сказала императрица Жозефина, – вместе с Баррасом освободила Дофина из Тампля с помощью моего слуги, выходца с Мартиники, назначенного благодаря моему влиянию комендантом Тампля вместо Симона. Баррас заменил Дофина на немого, тщедушного и золотушного мальчика, для того чтобы не иметь неприятностей с революционными комитетами. Дофин уехал в Вандею, затем немного пробыл в Бретани, после чего вернулся в Вандею и там спрятался. Когда Дофина на четыре года заключили в главную башню Венсенского замка, я снова помогла ему оттуда сбежать, для того чтобы отомстить Наполеону и эрцгерцогине Марии-Луизе". Тут Александр воскликнул: "Я завтра же увижусь с Талей-раном и скажу ему, что французский трон должен принадлежать сыну Людовика XVI, а не графу Прованскому". И Александр, действительно, на другой день имел разговор с Талейраном на эту тему. И в результате этого разговора Жозефина получила отравленный букет, явившийся причиной ее смерти спустя три дня. Император Александр, узнав об этой скоропостижной смерти, сказал громко: "Это – дело рук Талейрана".
Эту статью, почти без изменений, можно найти в неизданных пока "Мемуарах" Франсуазы Пеллапра. Возможно, что редактор газеты "Законность" именно оттуда и взял материал для своей статьи.
Бывшая любовница Наполеона, кроме того, добавляет:
"Мадам Жобер, родившаяся в 1767 году и проживающая по адресу: Монруж, Орлеанская дорога, 34, сообщила мне о том, что в то время, когда в Париже было объявлено о смерти Дофина, она узнала совсем другое от своей старшей сестры, которая была принята мадам де Богарнэ в качестве санитарки в то время, когда та очищалась с помощью масла "Пальма Кристи", которое оказалось или слишком ядовитым или поддельным и стало причиной сильного расстройства здоровья, после чего несколько дней у нее была высокая температура".
И что с того?
Значит ли это, что Жозефина не была отравлена по приказу Талейрана?
– Да! – говорит Фредерик Массон.
– Нет! – утверждает доктор Кабанес.
Во всяком случае, это кажется маловероятным. И если ее отравил цветок, то им мог быть только цветок лилии…
Наполеон узнал о смерти Жозефины из газеты, которую сумел доставить ему из Генуи его камердинер.
Это его очень огорчило и заставило снова проявить свою непосредственность.
– Ах! Она-то меня любила, – прошептал он.
Затем он заперся у себя в комнате и проплакал два дня… Когда его боль несколько улеглась, он вызвал к себе Маршана и приказал ему приготовить кареты и провиант.
– Мы отправляемся обедать на пляж, – весело сказал он. – Чтобы жить, надо уметь забывать. Я хочу искупаться. Море будет моей Летой…
Наполеон обожал такие пикники. Удивленные крестьяне острова имели возможность часами наблюдать за тем, как он прыгал по скалам, играл в прятки в кустах или играл в камешки на песке…
Его склонность к шуткам толкнула его тогда на совершение невероятных проделок. "В один прекрасный день, – сообщает нам господин Поль Бартель, – после вкусного завтрака на берегу он повел себя совсем по-ребячески перед своим двором и сэром Нейлом Кэмпбелом, который не верил своим глазам. После "развлечений, напоминающих забавы простонародья", он вдруг увидел горку рыбешек, оставшихся на песке от рыбаков. Он нагнулся и набрал горсть рыбешек. Затем, незаметно подойдя к Бертрану, он ловко сунул рыбок в карман Великого маршала. После чего, сделав вид, что потерял свой носовой платок, он попросил у Бертрана одолжить ему платок. Тот немедленно сунул руку в карман, но тут же стремительно вынул ее оттуда. Прикосновение к склизким и еще живым рыбешкам вызвало у него глубокое отвращение, а плавники укололи ему пальцы. Довольный тем, что сумел сыграть над Великим маршалом, вечной жертвой его проделок, столь замечательную шутку, Наполеон захохотал, а Бертран тем временем был занят тем, что с ворчанием освобождал свой карман и вытирал намоченный морской водой мундир".
Шутка довольно невинная, но она показывает, до чего Наполеон был в душе ребенком…
Во время таких обедов на природе новоиспеченный король Эльбы любил, когда его окружали женщины, составлявшие с начала его ссылки маленький гарем, в котором он тайно утолял жажду, когда "весенний жар вызывал у него зуд естества"…
Вот и в тот раз Маршан отдал распоряжение приготовить все необходимое для обеда под открытым небом и пригласил девиц, которые поочередно, на софе или на канапе, позволяли "потоптать себя", как говорили в то время молодые люди, не зараженные пока романтизмом…
Спустя пару часов коляски, в которые уселись Наполеон и его двор, покатили, качаясь на ухабах, к песчаному пляжу, защищенному от ветров.
Во второй коляске сидела плотно окруженная и вызывавшая ревность, поскольку она была в тот момент фавориткой, величественная Адель Болли, супруга Яниса Теологоса, турецкого дипломата греческого происхождения, прибывшего на остров Эльба с одной-единственной целью: украсить себя рогами заботами человека, которым он восхищался более, чем кем другим в этом мире…
Наполеон с радостью этой возможностью воспользовался.
В одиннадцать часов весь маленький двор был на пляже. Бывший император немедленно поспешил за скалы для того, чтобы раздеться. В окружении двадцати охранников в парадных мундирах, сопровождавших его во всех морских вылазках и стоически входящих в воду по пояс, он начал купаться совершенно голым…
Обед прошел очень весело. После десерта Наполеон организовал всеобщую игру в жмурки, затем в прятки, что дало ему возможность укрыться с прекрасной гречанкой в кустах, которые водящие почтительно не замечали…
На сей раз Жозефина была забыта.
Вечером произошла любопытная сцена, о которой рассказал нам оставшийся неизвестным автор "Тайной летописи острова Эльба".
Вернувшись домой из Порто-Феррайо, Наполеон, находясь в отличном настроении, пожелал продемонстрировать прекрасной Адели свою силу. И немедленно пригласил ее в свои покои, но тут ему представили рапорт, который заставил его заколебаться. Дело было в том, что ему сообщали о том, что на остров прибыл австрийский шпион. А поскольку любовь бывшего императора к Марии-Луизе ничуть не ослабла, он стал опасаться, как бы слухи о его любовных приключениях не дошли до Вены…
"Возбужденный желанием мозг Наполеона, – рассказывает нам неизвестный летописец, – быстро нашел решение этого вопроса. Он вызвал к себе Маршала и приказал ему отправиться к прекрасной гречанке и отнести в мешке мужскую одежду.
– Скажи мадам Теологос, чтобы она переоделась в эту одежду, и немедленно приведи ее сюда.
Маршан исполнил приказание и спустя час вернулся с резвым юношей с рыбацким колпаком на голове, поскольку было решено, что этот головной убор был необходим для того, чтобы спрятать длинные вьющиеся волосы Адель".
Довольный своей выдумкой, Наполеон выставил Маршана за дверь, налетел на гречанку, поспешно раздел ее и перенес на кровать, где "на сбитых простынях" принялся трудиться со свойственным ему пылом.
В восемь часов бывший император приказал Маршану отвезти мадам Теологос в ее покои. Но коварнице-судьбе было угодно сделать так, чтобы ось кареты, на которой молодая женщина возвращалась к мужу, сломалась на центральной площади города. К карете немедленно сбежались зеваки, некоторые из которых решили, что "у спутника слуги Наполеона был слишком круглый зад, явно выдававший женский пол"…
В толпе пошли разговоры об этом, и несчастная Адель "подумала, что ее единственным спасением было бегство. И она юркнула в какую-то улочку. Но люди добрые, решив, что эта таинственная личность, возможно, прибыла в Порто-Феррайо для того, чтобы посягнуть на жизнь Наполеона, бросились вслед за ней".
На бегу с Адель слетел ее рыбацкий колпак.
– Да это же женщина! Это женщина! – заорала возбужденная толпа.
Наконец двоим мужчинам удалось догнать прекрасную гречанку. Полагая, что они имеют дело со шпионкой, они разорвали ее одежду, чтобы убедиться в том, что у нее нет каких-нибудь бумаг либо оружия.
Под средиземноморским солнцем заблестели две очаровательного вида груди.
Женщины захохотали. Что же касается мужчин, они смотрели на столь неожиданное явление с горящими, как уголья, глазами. И вдруг все вместе набросились на мадам Теологос и стали своими грубыми руками трогать то, чем совсем недавно так наслаждался Наполеон…
Бедняжке довелось в конце концов в углу хлева, куда ее затащили, принять деревенские почести от двух десятков обитателей острова Эльбы…
На следующий день, само собой разумеется, каждый житель Порто-Феррайо знал личность этого лжеюноши…
Взбудораженная на некоторое время этим происшествием, жизнь ссыльных вскоре снова вошла в спокойное русло. В июле Мадам Мать приехала пожить с сыном, которого этот поступок очень растрогал. Вот уже и Полина объявила о своем скором приезде. Значит, клан Бонапартов решил собраться на Эльбе, подобно тому как это было в Аяччо? Некоторые так и подумали. Но в конце августа находившаяся в Неаполе Мария Валевская попросила удостоить ее чести быть принятой в Порто-Феррайо.
Очень взволнованный, Наполеон дал свое согласие.
Раз уж не приезжала Мария-Луиза, для которой он распорядился приготовить "любовное гнездышко", он решил встретиться со своей "польской женой"…
И этой встрече суждено было определить его дальнейшую судьбу…
Глава 13
Тайная миссия Марии Валевской на острове Эльба
Вот она-то его любила.
Артюр-Леви
1 сентября часов около пяти пополудни Наполеон, с утра занявший наблюдательный пост на невысоком холме и с помощью подзорной трубы наблюдавший за морем, закричал:
– Вот она!
На горизонте, увеличиваясь в размерах, показалась белая точка. Спутники императора вскоре увидели паруса направлявшегося к острову Эльба брига.
Наполеон продолжал прижимать к глазу подзорную трубу, пытаясь увидеть на палубе силуэт женщины. Была ли Мария Валевская одна? Везла ли она с собой маленького Александра, которому уже исполнилось четыре года?
Император глядел с большим нетерпением. Вдруг он обернулся к капитану Бернотти:
– Отправляйтесь в Порто-Феррайо. Возьмите карету с четырьмя лошадьми, три верховых коня и два мула и поезжайте в Сан-Джованни, куда причалит судно с наступлением сумерек…
Офицер немедленно отправился выполнять приказание.
Наполеон опасался того, что Марии-Луизе станет известно о визите Марии Валевской. По договоренности с братом молодой графини он решил, что бриг бросит якорь на рейде Сан-Джованни и пассажирка сойдет на берег на пустынном пляже, вдали от любопытных глаз…
В девять часов вечера Бернотти и Великий маршал Бертран, укрывшись в оливковой рощице, что росла в тридцати метрах от пляжа, ждали дальнейших распоряжений императора.
Однако Наполеон, укрывшись в ските Мадонны дель Монте на Монте Джионе (где он собирался тайно встретиться с Марией), только что получил одно сообщение, которое могло задержать высадку графини на берег: жители острова, увидев таинственный корабль, решили, что это наконец-то к мужу приплыла императрица, и поэтому толпами повалили на пляж…
– Прогоните их оттуда! – взревел император.
В половине десятого командир охраны доложил, что все любопытные разошлись по домам. Наполеон облегченно вздохнул.
– Хорошо, – сказал он. – Подайте сигнал. Я сейчас приду!
И сразу же после этого от брига отделилась шлюпка. Она бесшумно заскользила к берегу и так же бесшумно причалила. Из нее вышла, закрыв лицо вуалью, Мария, вслед за ней ее сестра Эмилия (также под вуалью) и ее брат Теодор, державший на руках маленького Александра.
Навстречу вновь прибывшим устремился Бертран. Поприветствовав их, он усадил путешественников в карету, которая немедленно тронулась с места в сопровождении всадников с факелами в руках…
На одном из поворотов дороги они увидели силуэт всадника, державшего в руках фонарь. Это был император, у которого не хватило терпения, чтобы дождаться Марии. Спрыгнув с коня, он приблизился к карете.
Послушаем, как сама Мария Валевская рассказывает об этой встрече при лунном свете.