Наполеон и Мария Луиза - Ги Бретон 12 стр.


"Он по-военному ответил на приветствие Теодора, – пишет она. – Поцеловал мне руку, галантно отогнул краешек перчатки моей сестры и спросил ее разрешения приложить губы к запястью. Поблагодарив ее за то, что она согласилась сопровождать меня, он сделал ей комплимент по поводу сходства с "ее очаровательной сестрой". Затем он взял на руки Александра, посадил его впереди себя на коня и поехал вслед за нашей каретой или лошадьми, когда условия местности заставляли нас пересаживаться из кареты в седла. Эмилия, которая не знала его, сказала мне тогда, что, несмотря на мундир, он был очень похож на толстого землевладельца. Но в ските она переменила мнение о нем. Оказываемое ему всеми почтение, неукоснительно соблюдавшийся этикет показали ей, кем он был на самом деле: монархом".

После ужина, который был подан на открытом воздухе в сени платанов, Мария, ее сестра и ребенок, сопровождаемые дамами из свиты, отправились ложиться спать в комнаты скита.

Теодор поехал в деревню, а император отправился в палатку, поставленную в саду.

Но в два часа ночи Наполеон на цыпочках вышел из палатки, перешагнул через лежавшего на траве и делавшего вид, что спит, мамелюка и бесшумно подкрался к дому. Там он поднялся по лесенке, толкнул дверь, открывшуюся без звука, и проскользнул в комнату Марии, ждавшей его прихода "с горением в неких местах тела".

Встреча после долгой разлуки прошла необыкновенно. Оставшийся неизвестным автор "Летописи острова Эльба" сообщает нам о том, что "Мария Валевская, чья чисто платоническая связь с д’Орнано только усилила ее пыл, набросилась на Наполеона, сумевшего показать себя общительным собеседником… Поднятая, перевернутая, раздавленная, распятая, согнутая пополам маленькая графиня наконец запросила пощады. Тогда император оделся. Было уже около пяти часов утра. Так же бесшумно, как и уходил, он вернулся в свою палатку, где его верный мамелюк Али продолжал делать вид, что спит…"

В девять утра Наполеон пригласил Марию совершить прогулку по горам.

Взявшись за руки, любовники бродили по тропинкам, проложенным горными козлами, останавливались попить воды из источников и долго наблюдали за сложной любовной игрой двух лесных клопов.

В одиннадцать часов они вернулись в скит, где Наполеон поиграл с сыном. Там находился и доктор Фуро де Борегар.

– Ну, доктор, – спросил у него император. – Как вы его находите?

– Государь, – ответил врач, – я вижу, что король Римский очень вырос…

Охваченный внезапным волнением, Наполеон погладил белокурые локоны Александра. Сходство обоих мальчиков было действительно таким поразительным, что в ошибке доктора де Фуро не было ничего удивительного.

После обеда император организовал сельский бал, а Эмилия спела старинную польскую песню. Затем, ближе к вечеру, к Наполеону пришел барон де Лапейрюс, бывший казначей Великой армии, ставший начальником всех работ, производимых на острове Эльба.

Мария навострила уши и записала в своей записной книжке:

"Слушая его разговор с мсье де Лапейрюсом, показывавшим ему испещренные цифирью бумаги, в то время как эти господа (польские офицеры) рассказывали мне поочередно о своих планах переселения на остров, я думала: "Решительно, я обманулась. Император смирился со своей долей. Он собирается сделать Эльбу крепостью и, подобно древним сеньорам-феодалам, жить здесь тем, что родит земля, будучи защищенным от всяких вражеских набегов. Может быть, он сумеет захватить весь архипелаг… Ему придется заняться своим ополчением и рабами"".

Вечером после ужина Мария встретила господина де Лапейрюса.

– Наконец-то Его Величество соизволил отдохнуть от дел, – сказала она со смехом. – Мне доставляет удовольствие видеть, как он живет в восхитительной стране, полной всяческих запасов.

Барон так стушевался, что Марии пришлось спросить:

– Неужели я ошибаюсь?

Барон опустил голову. И тогда заинтригованная молодая графиня взяла его под руку:

– Я должна все знать. Мне все время кажется, что передо мной разыгрывают комедию. Смирился император со своей участью или нет? Счастлив он или же несчастен? Богат или беден?

– Не мне отвечать на все ваши вопросы, – сказал Лапейрюс. – Кроме, конечно, последнего. Он, кстати, меня и не удивляет. Вы разве не в курсе? Его Величество еще ни разу не получил, несмотря на мои многочисленные требования, ни части из той суммы в два миллиона, которая положена ему по договору между Францией и союзниками.

– Этого я не знала.

– Но это, увы, еще не все, мадам.

– У императора есть деньги?

– Были. Те, что он собрал по займу. Все уже ушло. Было отдано армии во время последней кампании… Мне приходится творить чудеса для того, чтобы изыскивать средства на покрытие огромных расходов, идущих на содержание свиты, увеличение штата полиции, на семью Его Величества. Мы смогли бы продержаться до того дня, когда сможем пожинать плоды реформ на острове. Но император слишком щедр…

Мария вернулась к себе в комнату сильно погрустневшей. К ней вскоре пришел Наполеон. Превратив постель в поле битвы, он исчез, словно ураган.

Утром она навестила его в палатке.

– Вот что я вам принесла, – сказала она ему, положив на стол какой-то сверток. – Все, кто может, обязаны таким образом поддерживать материально наши комитеты. Надеюсь, что Главная касса находится здесь?

– Тут – деньги? – спросил Наполеон.

– Да так, кое-что, и это никакое не самопожертвование. Тут драгоценности, которые я никогда не надеваю.

Она развернула бумагу и вынула восхитительное жемчужное колье, которое Наполеон подарил ей в день рождения Александра.

– Понимаю, – прошептал император. – Ну, я покажу этому Лапейрюсу…

Затем он взял в свои руки ладони маленькой графини:

– Ваш подарок мог бы оскорбить меня, Мария… Не возражайте. Оставьте это колье себе. Я еще не впал в нищету. Когда мне будут очень нужны деньги, я попрошу у матери или у моих кредиторов. У меня их достаточно… Это мне надлежит возместить вам расходы, связанные с вашим приездом сюда, и я дам вам гарантии того, что вам выплатят все недоимки с майората Александра. Сегодня вечером вы уедете, имея на руках все необходимые документы, если, конечно, вы не так устали.

Мария Валевская признается нам в том, что в тот момент она едва не упала в обморок. Все ее планы совместной, почти супружеской жизни с Наполеоном разом рухнули.

"Я почувствовала, что умираю", – пишет она.

Говорит ли она правду?

Был ли ее приезд на остров Эльбу продиктован одной только любовью?

Некоторые авторы мемуаров оспаривают это и утверждают, что здесь не обошлось без политики.

Что ж, в этом стоит разобраться…

"Мария Валевская, – пишет Андре Сабуре, – прибыла на остров Эльбу с почтой, в которой была точная и подробная информация о состоянии умов во Франции, о недовольстве народа, о растущей непопулярности Бурбонов, о ностальгии по императорской власти и о некоторых банкирах, решивших финансировать восстановление Наполеона у власти в стране. Когда она уехала из скита, император дал ей важное поручение к Мюрату, поскольку она ехала в Неаполь для того, чтобы снять секвестр с денег на содержание Александра. Кроме того, она нанесла визит генуэзским банкирам, которые спустя несколько недель после этого предоставили Наполеону двенадцать миллионов, доставленных ночью и послуживших для финансирования экспедиции к Гольф-Хуан…

Таким образом, Марию Валевскую можно считать тайным агентом Наполеона. Хотя и несколько оригинальным, поскольку единственной движущей причиной ее поступков была любовь. И все же ее политическую роль в этом оспаривать нельзя никоим образом".

С точки зрения д’Орнано, Мария и ее братец Теодор являлись парой бонапартистских шпионов.

"Немного спустя после отъезда императора, – пишет он, – Теодор Лещинский взялся осуществлять связь между бонапартистскими организациями в Польше и в различных странах: в Баварии, где находился Евгений Богарнэ, в Швейцарии, в некоторых областях Италии, в том числе и в Неаполе, где король Мюрат вместе со своей полицией делал вид, что не знает об их существовании. Эта деятельность вскоре привела его на остров Эльбу. Переписка Наполеона свидетельствует о том, что там его приняли очень хорошо, что он уехал оттуда со многими поручениями; Мария не замедлила оказать ему помощь, когда она оказалась в Италии".

Граф д’Орнано добавляет:

"Однако же император ею не воспользовался".

Но это мнение не разделяет Поль Бартель, который в своем опирающемся на многочисленные документы труде о проживании императора на острове Эльба упоминает об оккультной деятельности Марии Валевской. Он, в частности, пишет:

"Во время выполнения этих поручений, заставлявших его неоднократно наведываться в Порто-Феррайо, Теодор Лещинский передавал императору письма своей сестры и немедленно отправлялся обратно в Италию с посланиями для нее".

Ниже он, описывая отъезд графини вечером 3 сентября, добавляет:

"Наполеон пожелал неприменно проводить Марию и ее спутников хотя бы часть пути. На полдороге к Марчиана-Альта он остановился, слез с лошади и о чем-то долго разговаривал с Марией. О чем они говорили? Это нам знать не дано. Однако вполне возможно, что он дал ей тайное поручение к Мюрату, равно как и какое-либо поручение к оставшимся во Франции друзьям. В противном случае это было бы удивительно. На протяжении многих месяцев графиня и ее брат были тесно связаны с императором. Они постоянно держали его в курсе всего, что происходило на континенте. Мария продолжала таким образом служить ему, даже если предположить, что этот визит ее очень разочаровал. Бескорыстная, верная во всех испытаниях, она просто не могла поступить иначе. Она чувствовала, что мечта о возрождении могущества Наполеона захватила все ее существо, она должна была принять это как должное и смириться со своей участью".

И наконец, человек, шпионивший за императором в пользу союзников, пишет:

"Графиня Валевская была исполнительницей тайных планов. Она передала Наполеону список официальных лиц, на поддержку которых он мог рассчитывать после высадки во Франции". Он добавляет: "Приехав на остров как обыкновенная любовница, истосковавшаяся по нежности, она была уверена в том, что бумаги, письма, планы, которые она везет, никоим образом не будут перехвачены. Ее настоящую роль все поняли только спустя несколько месяцев".

Была ли Мария Валевская одной из самых очаровательных тайных агентов Наполеона? Принесла ли она с собой, со своей любовью, нежностью и безумной надеждой остаться жить рядом с императором, все необходимые сведения, позволившие ему вернуться с острова Эльба?

Не имея бесспорных документов относительно этого, мы не можем утверждать категорично. И все же кажется вполне возможным, если принять во внимание деятельность ее брата, что она была очень причастна к этой необыкновенной истории…

Возможно, что когда-нибудь, где-то на чердаке в одном из домов в глубинке, найдутся письма Наполеона к Марии, которые смогут определенным образом установить тайную роль, которую сыграла красивая польская графиня.

А пока мы можем только строить различные предположения и самое большее – ставить любовные чувства под сомнение…

Зная о том, что ей придется в тот же вечер покинуть остров Эльбу, Мария Валевская сделала все, чтобы последние часы ее пребывания рядом с любовником прошли в обстановке семейного счастья. Она привела с собой маленького Александра, чтобы Наполеон смог с ним поиграть. Ребенок, явно разделявший обожание своей матери к императору, повел себя еще ласковее, чем накануне. Взволнованный Наполеон усадил его на колени и завел разговор:

– А любишь ли ты играть со своими друзьями? Любишь ли ты трудиться? Учишься ли читать и писать? Учишься ли кататься верхом?

Затем лукаво добавил:

– Мой мизинец подсказывает мне, что ты никогда не вспоминаешь мое имя в своих молитвах.

– Это неправда, – ответил Александр. – Да, я не говорю Наполеон, но я всегда говорю папа-император.

Этот ответ очень понравился Наполеону. Обернувшись к графине, он сказал:

– Он будет иметь успех в свете. Он очень умен.

За обедом император пожелал, чтобы ребенок сел за стол вместе с ним. Поначалу Александр вел себя хорошо, но это продлилось недолго. Когда же мать начала упрекать его в плохом поведении, император сказал:

– Значит, ты не боишься плетки? Ну, ладно! Я советую тебе бояться ее: я получил одну только взбучку, но помню об этом всю свою жизнь.

И он рассказал, как это произошло:

– Моя бабушка была очень старая и вся согнутая. Она казалась мне и Полине старой феей. Она ходила, опираясь на палку, а ее любовь всегда заставляла приносить нам конфеты. Что не мешало нам с Полиной ходить за ней и передразнивать ее. К несчастью нашему, она заметила это и пожаловалась нашей матери, сказав, что она не научила уважать бабушку. Мама, хотя она нас и очень любила, не на шутку рассердилась, и по глазам ее я понял, что дела мои плохи. Полина немедленно получила по попке, поскольку задрать юбки было намного проще, чем расстегнуть штаны. Вечером мать попыталась было поймать меня, но ей это не удалось. Я уже подумал, что все закончилось. На следующее утро, когда я попытался было поцеловать ее, она оттолкнула меня от себя. Я об этом уже не помнил, но днем она вдруг сказала мне: "Наполеон, ты приглашен к губернатору, пойди переоденься". Я, довольный тем, что смогу поужинать с офицерами, поднялся к себе и быстро разделся. Но в тот вечер мама была кошкой, которая подкарауливала мышь. Она вдруг вошла в мою комнату и заперла за собой дверь. Я понял, что попался в ловушку, но было слишком поздно, и мне пришлось получить по мягкому месту…

Все гости засмеялись, а Наполеон повернулся к Александру:

– Ну, что ты на это скажешь?

– Но я ведь никогда не насмехаюсь над мамой, – ответил мальчик смущенно.

Император поцеловал его и сказал:

– Отлично сказано.

Вечером Мария, Эмилия и Александр сели в карету и поехали в направлении Марчьяна-Марина, где их ждал корабль.

Наполеон проводил их до холма, с которого было видно море. Там он вручил Марии какой-то конверт, подарил Эмилии ларец, а Александру – коробки с игрушками и распрощался с ними.

Когда он возвращался к себе, разыгралась буря. Обеспокоенный тем, что любовница и сын подвергаются опасности, он дал одному из стражников приказ догнать их и вернуть в скит. Но Мария, увидев, что море стало неспокойным, приняла решение взойти на корабль в Порто-Лонгоне, в пятнадцати милях от Марчьяны. Стражник их не нашел, а Наполеон всю ночь промучился, ожидая их возвращения.

А Мария тем временем под ужасной грозой огибала остров, перебирая в уме те горькие мысли, которые она не замедлила изложить на бумаге позднее на борту корабля:

"Я долгое время колебалась. Заставить так мучиться от усталости двух женщин и ребенка казалось мне нехорошим поступком с его стороны. Я не боялась его. Но если мне придется еще раз увидеться с императором, для меня это было бы пыткой, так он меня обидел. Все эти меры предосторожности: его переселение сразу же по получении известия о моем прибытии, время, проведенное по прибытии в ожидании на борту корабля до самой ночи, эта тайная высадка, которую он заставил меня произвести. Зачем все это? Затем, чтобы императрица не узнала о моем прибытии, а ей на это откровенно наплевать, чуть было не сказала я ему. Она – плохая жена и плохая мать. Будь это не так, она была бы здесь. Я пишу только то, что думаю".

Эта горечь все же не помешала Марии сразу же по прибытии в Неаполь в точности выполнить поручение, которое дал ей любовник…

Глава 14
Мария-Луиза изменяет Наполеону с генералом Нойпергом

Она была с орлом, а осталась с кривым…

Андре Сабуре

После отъезда Марии Валевской Наполеон уехал из скита и снова поселился в своем доме в Порто-Феррайо. Рабочие там уже закончили работы по обустройству апартаментов для Марии-Луизы. Верный своей привычке все делать самому, он занялся украшением комнат и придумал для потолка гостиной аллегорический мотив сладострастного романтизма: он захотел, чтобы там изобразили двух связанных голубков и чтобы узел затягивался по мере того, как они удаляются друг от друга…

Однако по очередной превратности коварной судьбы в тот самый момент, когда художники заканчивали свою прелестную работу, Мария-Луиза в постели одной швейцарской деревенской гостиницы отдавалась прекрасному офицеру, "дрожа при этом всем телом"…

Представленное таким необычным образом, это положение может удивить кого угодно. Поэтому нам надлежит для того, чтобы повествование было логичным, вернуться, как говорят, назад во времени.

21 мая 1814 года Мария-Луиза прибыла в Шен-брунн под восторженные крики многочисленной толпы. Австрийцы полагали, что их эрцгерцогиня возвращалась в родной дворец после четырехлетней, полной лишений ссылки.

– Да здравствует Мария-Луиза! Да здравствует Австрия! Долой корсиканца! – орала толпа.

Видя, что ее возвращение стало выражением окончательной победы союзников над Наполеоном, бывшая императрица погрустнела и прошла в свои апартаменты. Войдя в спальню, она упала на кровать и горько зарыдала.

На следующий день, собрав остатки мужества, она взяла в руки перо и написала Наполеону пространное нежное письмо:

"…Не обвиняй меня в том, что я тебя забыла, это огорчило бы меня еще сильнее, чем все печали, которые я до сих пор испытала… Вдали от тебя я провожу время в грусти; я хочу вышить для тебя накидки на мебель для спальни; я хочу, чтобы они были вышиты моей рукой…"

Но Мария-Луиза была фривольна и слаба. Несмотря на нежность, которую питала к Наполеону, она не замедлила совершить серию измен ему. Сначала она согласилась заменить имперские гербы на своей карете своими собственными вензелями. Затем удовольствовалась тем, что ее стали называть "герцогиней Пармской". И наконец, поддавшись уговорам красивых придворных, она перестала вести затворническую жизнь, стала посещать праздники, танцевать и, казалось, забыла про несчастного мужа, ожидавшего ее на своем острове.

Это ее беззастенчивое поведение возмутило не только французов в Вене, но даже и некоторых австрийцев. Однажды старая королева Мария-Каролина, сестра Марии-Антуанетты, отнюдь не питавшая любви к Наполеону, сказала Марии-Луизе:

– Девочка моя, когда человек женится, это на всю жизнь. Если бы я была на вашем месте, я привязала бы простыни к окну и сбежала бы отсюда к мужу…

Назад Дальше