Дурачат они меня, понял Денис с облегчением. Проучить решили. Корову увели для понта, а теперь уже разделанное мясо пластуют. Дурачки, хоть бы догадались, что на весу такую тушу не уработаешь – стало быть, если коровка не обрушилась, то живехонька пока.
От этого фединспектору сразу стало легче. Он радостно заулыбался Сании, которая наконец вышла из переговорного процесса и настигла подзаброшенную экспедицию.
– Чего стоим, кого ждем? – осведомилась Сания, пряча телефон в сумочку.
– Да вот, хозяева решили меня парным мясом угостить, – сообщил Денис. – Вот только…
Он резко замолчал.
За воротами что-то наконец обрушилось, и сразу плохо прокрашенная плоскость уступила место неконтрастному потоку света. Из потока сначала донеслась волна теплого душного воздуха, округло толкнула Дениса в глаза и неведомый орган, который до настоящего момента сидел где-то за носом и скулами и никак себя не обнаруживал. Ощущение было таким, будто в ноздри вкачали жбан густой жидкости надсадно медного свойства.
Следом из проема выступил Сашин силуэт. Он сделал несколько шагов в полной тишине – под шелест соломы и редкое "туп. туп". Капало с фартука. Даже не капало, а лило. Звуки были редкими от того, что большая часть капель не достигала досок, растекаясь по соломе.
Саша дошел до Дениса и протянул ему большой, на 30 кило, пакет с символикой района. Денис, так и не вынувший рук из карманов, замороженно разглядывал надпись Acdaxa rayonı под синим драконом, изогнувшимся на желто-зеленом поле.
Сания подхватила пакет вместо Дениса, охнула и воскликнула:
– Ох, ну куда же сколько. Смотрите, Денис Маратович, самое что ни на есть парное, как и обещали. Разобрать только надо, а то все тут вперемешку.
Денис выковырял наконец руки из карманов и принял пакет. Он был горячим. Денис, поколебавшись немного, поставил его на пол и развел ручки. В лицо пыхнуло паром. В пакете лежало несколько очень аккуратных, как в анатомической музее, оторванных кусков, которые, похоже, не резали ножом, а поддевали острым крюком, отслаивая всей мышцей. Сверху слегка кровоточил свернутый в кольцо фиолетовый язык.
Дошкольница
Отсидеться можно не только в кустах или закутке, но и на открытом пространстве. Оно даже необходимо после сильного испуга – чтобы не было вокруг ни худых кранов, ни близких углов, ни самостоятельно включающихся телевизоров. Чтобы не пришлось вздрагивать от звука капель или ждать, пока из-за угла вылезет или в окно вползет что-то страшное. Например, невыразительный мальчик Саша, умеющий за 40 секунд раскладывать на аккуратные кучки живую печальную корову.
Ловить обещанный звонок Сании Денис ушел за ограду гостиницы. Шагал, с некоторым недоумением вертя только что купленную пачку сигарет. Пришлось – долго стоял перед киоском, тупо расматривая ручки, пачки и газеты. Воротило ото всего, но с места сойти не мог. Лишь когда продавщица спросила, не помочь ли чем, Денис засуетился, купил первые попавшиеся сигареты и вальяжно вышел на улицу, даже не повернув головы в сторону гудящего вполголоса ресторанного зала. Улицы-то не было, был двор, который Денис спешно покинул. И теперь топтался по округе.
Прохожими округа не кишела. Денис редко попадал в сельскую местность и не мог поклясться, что нехватка народу является нетипичной. Но почему-то казалось, что в это время – был шестой час – люди должны возвращаться хотя бы с работы или из магазинов. А никто почти не возвращался. За десять минут, что Сайфиев рыскал по чистеньким улочкам, навстречу попались три мужика. Были они будто из одного инкубатора: коренастые, плавные в движениях и лысоватые. Видать, нефтяники, в некоторой оторопи подумал Денис – никогда не думал, что их можно отличить на вид, как, говорят, идентифицируются танкисты. Кожа у местных в самом деле была очень светлая и приятная глазу – как кожура наливного яблока, будто бы двуслойная, твердая и блестящая.
Денис не решился ни разговориться с кем-либо из прохожих, ни найти ближайший магазин и рядом с ним отнаблюдаться до ощутимого результата. Робость была остро непрофессиональной. Сайфиев соврал себе, что надо быть рядом с отелем на случай звонка – вдруг Сания подъедет, а подхватить высокого гостя не сможет, потому что высокий гость изображает доктора Ливингстона в поисках водопада Виктория.
Денис вернулся к гостинице, но у кованых ворот принял вправо и пошел вдоль забора. Там была еле заметная тропинка, выглядывавшая из густой травы, будто притворившийся спящим ребенок. Мучало сознание ошибки, которая еще не совершена, но уже необратима. Даже не ошибки, а стыдной опасности, и ты в нее вляпался. Будто забрел в брошенный деревенский сортир с гнилым полом, ненароком провалился, и сидишь уже по горлышко, потому что стеснялся позвать помощь. Теперь стесняешься уже по другому поводу – что окружающая среда преодолеет судорожно сплюснутые губы и станет твоей внутренней. При этом дно не нащупывается. Через минуту будешь проклинать свою стеснительность и брезгливость. Но это будут недолгие переживания. Потом ни их не будет, ни вообще ничего – даже погашенной густой прохладной вонью мысли "Хоть бы уж совсем не нашли".
Немало лет назад здесь, видимо, была улочка, упиравшаяся в лужок, отчеркнутый сосняком. Спутанные кусты шиповника и еще какой-то неласковой дичи торчали несколькими маловнятными периметрами, будто раньше окружали дома. Денис хотел проверить свою догадку, но вдруг резко передумал, потому что устал. Он огляделся и обнаружил, что боковое зрение не обмануло – из кустов, как раненый комиссар, выползла и косо припала к земле серая от ветхости скамейка. Видимо, потому организм и дал сигнал об усталости.
Упрекать его Денис не стал, а покорно дошагал до скамьи, проверил ее на прочность, удобно сел и вскрыл пачку. Не зря ж покупал, в конце концов. Мысль о том, что за 5 лет можно вообще отучиться курить, показалась забавной. Мысль о том, что, продержавшись 5 лет, глупо срываться ни с фига – смешной. Тот факт, что при себе не было ни спичек, ни зажигалки – просто ржачной.
Ржать Сайфиев не стал, потому что кусты робко зашуршали. Денис насторожился, но быстро все разглядел и успокоился. Боком, как краб, в траву вдвинулась рыжая с белым собачка с две ладони величиной. Не выдергивая хвоста, прочно засевшего между ног, она принялась крутить кренделя, постепенно приближаясь к скамейке, на которой сидел Сайфиев. Дениса в десятилетнем возрасте примерно такая шавка больно цапнула повыше пятки. Он неделю хромал, собак ненавидел год, и изживал эту ненависть до сих пор.
Денис посвистел. Собачка дернулась назад и слегка оскалилась, словно негромкий свист был для нее сигналом к достойному отступлению. Змеи ее запугали, что ли.
– Собака, ты чего боишься? Иди сюда, – пригласил Денис, похлопав себя по голени.
Собака сделала пару шагов почти по прямой к Денису, но вдруг застыла.
За плечом Дениса тонко сказали:
– Ma’may.
Денис вздрогнул и оглянулся. Рядом, касаясь ярко-желтым платьицем волокнистой древесины скамьи, стояла белобрысая девочка лет пяти.
– Вот ты Чингачгук, – сказал Денис почти ровным голосом. – Ты откуда взялась? И что за Мамай?
Девочка коротко посмотрела на него, как неинтересную картинку в книжке, и снова уставилась в собачку. Глаза у нее были зеленовато-карими и очень спокойными. Лицо – нежным и белым, как свеча.
– Девочка, ты чья? Ты из гостиницы? Тебе можно одной гулять? – спросил Денис.
Он знал, что не умеет обращаться с детьми, ему это сестра тысячу раз говорила, да и сам он видел, что племянник Димка его и не слишком любит, и не уважает совсем. Но одно дело Димка, здоровый дурак с чугунной головой, которого Денис тоже не сказать чтобы обожал. Другое – девочка на вечерней опушке. Ее надо было как минимум отвести к людям, не напугав при этом.
Денис не дождался ни ответа, ни повторного взгляда, и терпеливо осведомился:
– Тебя как зовут? Ты не глухая?
По нулям.
– Милая, ты по-русски понимаешь?
Денси подозревал, что найти на территории республики пятилетнего человека, знавшего татарский и не знавшего при этом русский, в наше суровое время практически невозможно. Тем не менее, он прищурился, вспоминая, и, слегка запинаясь, спросил:
– Qızım, sin rusça beläseñme?
– Ma’may, – повторила девочка, не отрывая глаз от собачки.
Денис, разозлившись, решил тупо набрать Санию, доложить ей обстановку и пускай уже она сама вызывает милицию, переводчиков, ушных мастеров и скорую педагогическую помощь. Голову дернул отчаянный визг. Денис вздрогнул, решив, что это девочка верещит, не раскрывая рта. Потом сообразил и посмотрел на псинку.
Собачка припала к земле, крупно дрожа и не отрывая взгляда от девочки. Передними лапами она слабо возила по траве, желая отползти задним ходом, но нижняя половина пса была будто воткнута в землю. Визг выпадал из оскаленной пасти неровными отчаянными кусками.
– Собака, ты чего? – ошарашенно спросил Денис.
Собака не отвлеклась на него. Она была целиком занята пожиравшим ее ужасом. Денис подумал, что сейчас рехнется, и решительно встал со скамьи, чтобы успокоить животное. Или заткнуть ему рот каким-то другим способом – пока оно, в конце концов, не испугало ребенка. И тут собака заткнулась сама – резко, будто раздавленная сапогом.
Денис остановился на полдороге, не понимая, в чем дело. Собака сидела все в той же позе, словно прибитая к земле гвоздем-двухсоткой, но ныть перестала, зубы спрятала, а глазами рыскала по сторонам. Передние лапы перестали елозить, а потом вовсе расслабились. Шавка тряпкой опала в траву, затем перекинулась на бок и принялась деловито вылизываться. Видимо, после припадка там было что вылизывать. Впрочем, приглядываться Денису не хотелось. Он вдруг подумал, что псина может быть и бешеной. И спросил, повернувшись к девочке:
– Малышка, а собаки у вас вообще?..
Умолк. Не потому, что вспомнил, что девочка не то глухая, не то глупая, не то по-русски не понимает (два последних обстоятельства, впрочем, были тождественными). Просто не было девочки. И кусты поодаль не шевелились, и по тропке никто не удалялся. А тропка просматривалась метров на пятьдесят, так что скрыться из виду за время, что Денис наблюдал за тонкостями собачьего выхода из истерики, мог бы только какой-нибудь Бен Джонсон – да и то до позорной дисквалификации и после имплантации в дыхательные пути мощного глушителя. Денис был уверен, что с того момента, как псина замолчала, не слышал ни звука. Если не считать, конечно, ставшего совсем неприличным саундтрека вылизывания собачьих причиндалов.
Денис снова присел, потом встал и следующий вопрос направил собаке – больше и некому ведь было:
– Собачка, а собачка. А куда девочка-то делась?
Собачка приостановила свое увлекательное занятие и коротко рыкнула, не вынув, впрочем, морды из скудного хозяйства.
– Ну, ангелочек такой желтенький. Мамаем нас еще пугал. А?
Собака подняла наконец голову и уставилась в Дениса.
Сайфиев встал со скамейки, сделал пару шагов к неблагодарной слушательнице, присел перед нею на корточки и сказал, аккуратно протягивая руку:
– Ты не говори, просто мордой покажи. Может, она как прыг…
Реакция у Дениса была хорошей – он выдернул кисть практически из клацнувших зубов псины. Зато отшатнулся будто нетренированый – кабы второй рукой в землю не уперся, непременно проехался бы задом по траве. И хана брюкам.
– Вот же сука ты вредная, – злобно, но справедливо сказал Денис.
Он поспешно встал, отряхнул ладони и двинулся к моське с намерением двинуть пяткой в мелкий сморщенный нос. Собака приняла положение низкого старта и утробно зарычала. Это укрепило Денис в необходимости провести маленькую карательную операцию. Но тут он опять обнаружил, что уже не отряхивает ладони, а скребет под манжетой левой руки, и скрести ему скользко. Да что такое, подумал, он, швырнул наземь изувеченные сигареты, задрал рукава и с некоторой оторопью обнаружил, что кровь сочится не из расчесанных укусов, а из пальцев правой руки. Псинка до них не дотянулась, трава не посекла. Но как-то Денис умудрился заиметь незаметные среди папиллярных линий, но глубокие порезы – словно чиркнул по кассете бритвенного станка.
Короткое исследование показало, что роль кассеты успешно примерило на себя запястье. Цепочка укусов на нем подсохла так причудливо, что ее край образовал тонкий заусенец, твердый и острый, как кость какого-нибудь солидного вяленого леща. Это пугало. Еще сильнее пугало, что таким же натянуто-твердым оказался почти весь участок кожи, широким браслетом опоясывающий запястье и уже запустивший язык на тыльную сторону ладони.
Скорее домой надо, подумал Денис, но немедленно постарался подавить панику. Для этого пришлось потоптаться на месте, собраться с мыслями и сделать пару специальных вдохов.
– Вот кого тебе бояться надо, а не соплюшек мелких. Инспектор Твердая рука сломает тебе все зубы, а потом сожрет с этим самым, – сказал Денис собаке, присмотрелся, удостверился, что это самое – действительно неизбежная приправа к строптивой собеседнице, пробормотал "Фу, гадость" и поспешил уйти подальше от неприятного места.
Через пару шагов он сочинил правдоподобную версию, объясняющую странность собачье-девичьего поведения. Очевидно, местные жители ударились в Восток, жрут собак, как корейцы с вьетнамцами, блин. Восточная диета позволила аждахаевцам, в первую очередь юным, самым воспримчивым, овладеть сакральным знаниями и умениями, в число которых входит доведение животных до инфаркта именами монгольских мятежных ханов, а также нинзевское умение появляться и исчезать, не тревожа слуха и зрения потенциального противника.
Развеселиться или хотя бы отвлечься такие размышления не помогли. Хотелось кричать. Хотелось бежать к дерматологу. Хотелось домой, наконец. К Светке, хоть она и дура оголтелая.
Денис решил, что все, его командировка завершена, он собирает вещи, плюет на завтрашний самолет, вышибает из Сании машину и едет домой. А ГФИ докладывает, что Насыров либо щедринский майор Прыщ с фаршированной головой, либо безнадежно больной параноик.
Приняв решение, Сайфиев даже рассмеялся вполне по-детски и решительно направился ко входу в гостиницу. Звонок Сании застал его на пороге номера. Сания сухо сообщила, что машина за Денисом Маратовичем подойдет к воротам гостиницы через 10 минут. Альберт Гимаевич ждет.
Глава администрации
Ехали минут пятнадцать, довольно заковыристо. Большая часть пути пропетляла внутри могучей ограды, скрывавшейся странные аллеи и новостройки за несколькими сосновыми линиями. Сайфиев чувствовал себя плохо. Вернее, не себя он чувствовал, а будто своего клона, чуть большего по всем параметрам, надетого поверх настоящего Дениса. Себя настоящего Денис не чувствовал, пытался исправить этот непорядок всю дорогу до Насырова – и не мог. Оттого намеревался на любые – особенно соболезнующие – расспросы Сании ответить в лучшем случае раздраженно. А то и вовсе сцену закатить. Но то ли Сания от гостя не меньше устала, то ли действительно была очень толковой дамой, но по пути не проронила ни слова – хотя, казалось, и должна была объяснять: это санаторий строим, а здесь промплощадка, а Альберт Гимаевич очень на врачей ругался и сегодня все процедуры отменил, чтобы с вами встретиться, да вы не бойтесь, это не заразно. На любой из этих вариантов у Дениса был готов развернутый ответ. Нет, отмолчалась Сания. Тем веселее будет Насырову.
И не дай бог ему сейчас крутого дать – заставив фединспектора в приемной или там в больничном холле потомиться больше 5 минут. Фединспектор устроит ему Мамаев курган, упоротых коровок и недорезанных собачек.
Ждать не пришлось, наоборот – Сания вылетела из джипа со сноровкой спецназовца, застигнутого приступом поноса, и почти не обождав, пока на землю ступит Денис, вчесала в обе лопатки. Здание было крупным, в три нестандартно высоких этажа, обширным и мрачноватым – фасад обделан глыбами печаника, а что там, под отделкой, дерево, кирпич или крупная панель, только опытный строитель разберет. Дорогие двери впечатления не подсветляли. Были они толстыми, как бы не дубовыми, вделанными в длинные бронзовые петли среднеевропейско-крепостного типа. Пол был похожим – деревянным в морилке и, похоже не из досок, а из брусов. Нога так чувствовала – хотя до сих пор Денис за своей ногой подобных талантов не знал. Крепостное ощущение подкрепляли узкие высокие окна, забранные дымчатым стеклом. Дачно-базоотдохновенного впечатления не подгоняла даже евростандартная вагонка, которой были убраны стены. И пахло не базой отдыха. Совсем ничем не пахло.
Интерьер Денис разглядел краем глаза, потому что Сания не сбавляла темпа – только длинная юбка бурлила кильватерной струей. Холл проскочили в две секунды, Денис не успел даже расмотреть лестницы, ведущие вверх и вниз, вошли в гулкое помещение с кафельным полом. Бассейн, решил Денис, и оказался прав. Даже два бассейна, как в турецком отеле – большой прямоугольный и маленький замысловатой формы. Денис удивился было глупости проектировщика, и тут же понял: за бассейном будет предбанник, а Насыров ждет его в бане. С чемоданом денег и девками. Короткая мысль о девках внезапно обожгла – вот такого Денис от себя не ожидал, не шестнадцать ведь лет. Он решил поразмышлять, сколько Насыров будет ему предлагать, и на какой сумме можно позволить себе сломаться. Но вечная игра не принесла удовольствия – только раздражение.
Вот же идиот. Господи, на кого я трачу время. ГФИ сожрет меня с говном и будет прав, тоскливо подумал Денис сквозь раскаты шагов и поплескивание воды. У двери Сания сделала приглашающий жест и затормозила, явно не собираясь составлять Денису пару. Что неудивительно. Он усмехнулся, вошел в ожидаемый предбанник – и остановился. Это был не предбанник, а здоровенный кабинет – с овальным столом для заседаний по центру и рабочим секретером у дальней стены. За секретером, увенчанным красивой бутылью с символикой района и краником, восседал Насыров.
Он встал навстречу гостю и, хоть и не сделал шага навстречу, но руку протянул первым. Денис решил извинить недостаточную куртуазность, сделав скидку на тяжелую продолжительную болезнь визави. Ладонь у Насырова, почти не ответившего на пожатие, была странной – сухой, прохладной, при этом как-то притаенно твердой – словно кусок толстой доски, сверху обтянутый пористой резиной. Сайфиев сдержанно улыбнулся, готовясь сопроводить ритуальное рукопожатие столь же ритуальным "Очень рад наконец-то воочию". Видимо, Насыров был движим тем же намерением. Он приоткрыл рот, и тут же закрыл, внимательно поглядев на Дениса. Денису чуть подурнело – который раз за этот день – желудок толсто прыгнул в диафрагму, отдача на мгновение прихватила горло. Да что же со мной такое, устало подумал федеральный инспектор. Тут же и отпустило.
Насыров приглашающе указал на кожаное офисное кресло, придвинутое к столу, и грузно сел в свое, такое же. Денис поспешил дать отдых задрожавшим ногам и с досадой подумал: и чего они мне голову мучили. Здоров чувак как бык. Кровь с молоком, не то что моли эти бледные.