* * *
- …Я тво-ою могилку искал, - выводил Гиви, - но ее найти нелегко. До-олго я томи-ился и… ик! Страдал!
- Где же ты, моя Сулико? - лояльно поддержал Шендерович.
И вправду, где?
Вечер над славным городом Константинополем сгустился как-то незаметно, словно вор, позарившийся на дневной свет. Вот еще недавно золотились на солнце купола и чернели на фоне желтого закатного неба минареты, а вот лишь полумесяц на башне горит, отражая невидимое уже с земли солнце, а вот и он почернел, погас и теперь кажется силуэтом, вырезанным из черной бумаги.
Орали цикады и муэдзины.
От воды несло гнилью.
Волны разбивались о сваи с еле слышным шорохом, влача на себе разнокалиберный мусор. Пришвартованные буксиры и рыбацкие суденышки мягко ударялись о мол просмоленными бортами, с притороченными к ним автомобильными камерами. Канаты удерживали их с видимой ленцой - чего стараться…
Картонными коробками-переростками возвышались пакгаузы, над ними, точно гигантские насекомые, застыли на растопыренных лапах подъемные краны.
- Гд-ее, - завел Гиви.
Он в ужасе понял, что не знает, как там дальше. То ли забыл, то ли никогда не знал… На всякий случай он повторил последнюю строчку, рассчитывая на вмешательство Шендеровича.
- Ну? - подбодрил Шендерович.
- Все, - сокрушенно сказал Гиви.
- Позор, - Шендерович покачал головой, на миг утратив равновесие, но тут же выровнял бортовой крен, - позор не знать вековую курту… культуру своего народа.
- Культур-мультур, - опечалился Гиви, - Эх!
Свежий воздух с моря ударил ему в лицо, он вздрогнул и огляделся.
- Миша, - сказал он почти трезвым голосом, - а где это мы?
- На складах, ессесно, - четко проговорил Шендерович. - Грузимся.
Он извлек из кармана карточку, полученную от Али в кофейне и, прищурившись, старался разобрать смутно видимые в полумраке координаты.
- Склад номер… какой же номер? Ага! Двадцать два. - пробормотал он, и на всякий случай пояснил Гиви, - Твенти ту.
- Арабскими? - тупо переспросил Гиви.
- А какие еще есть? - удивился Шендерович.
Он, по-прежнему щурясь, вглядывался во тьму, пытаясь разглядеть номера, черной масляной краской намалеванные на стенках пакгаузов.
- Восемь… - бормотал он, - одиннадцать… Ага, нам туда, брат Гиви…
Он решительно двинулся в узкий проем между контейнерами. Гиви плелся за ним.
- Заплутали маленько, - продолжал он бормотать на ходу, - а все из-за тебя, герой-любовник хренов. Пьешь как грек. Хуже Яни, ей-Богу…
Сухо кашлянула вспугнутая чайка.
Гиви стало неуютно.
- Миша, - произнес он шепотом, - почему так тихо?
- Потому что вечер пятницы, - пожал плечами Шендерович, - кто ж пашет вечером в пятницу?
- Мы - печально сказал Гиви. - А почему?
- Потому что Лысюк, - ответил Шендерович нервным шепотом. - Конспирация, знаешь такое слово? Ага, вот и наш…
Склад номер двадцать два стоял на отшибе, углом выдвигаясь к черной воде. Двери были широко распахнуты, открывая угрюмый проем, у порога застыл одинокий погрузочный кар.
Черные фигуры деловито передвигались на фоне проема.
- О! - оживленно воскликнул Шендерович, - уже грузят!
Гиви поежился. Благосклонный ангел, издавна опекающий хорошо поддавших грешников, нежно подул ему в затылок.
- Миша, - сказал Гиви неуверенным шепотом, - тут что-то не так… Миша…
Но Шендерович уже бодрым деловым шагом двинулся к складу и заглянул внутрь.
- А… это, - произнес он скучным и одновременно напористым тоном преуспевающего бизнесмена, - что, уже погрузились? Почему без меня? Я ж велел… Эй, что ты делаешь?
Гиви рванулся было на помощь другу, но с ужасом почувствовал, как между лопаток ему упирается что-то твердое и холодное.
Не менее холодный голос что-то проговорил, явно не по-русски.
- Чего? - услужливо переспросил Гиви.
- А, шайтан! - сказал голос, - Инглиздже бийор? Спик инглиш?
- Ага, - заторопился Гиви, судорожно шаря в потемках сознания. - Это… йес, э литтл…
- Стэнд стилл, - сказал голос. И на всякий случай посильней прижал к гивиной спине холодный предмет.
- Окей, окей, - не стал спорить Гиви.
Внутри склада, за его огромным алчным зевом происходил какой-то неясный шум, словно несколько человек, тяжело ухая, лупили во что-то мягкое…
Холодное продолжало прижиматься к позвоночнику, но этим тактильные контакты не ограничились - Гиви ощутил деловитое похлопывание по бокам.
Три руки у него, что ли? - изумлялся Гиви.
Некто нащупал кинжал на поясе - Гиви почувствовал, как ловкие пальцы отстегнули ножны.
- Ого! - сказал некто.
- Ага, - уныло согласился Гиви.
Затянутая в черную перчатку рука мелькнула у Гиви перед носом - ловко, точно женская, залезла в нагрудный карман и вытащила оттуда изрядно отощавший бумажник. Бумажник издевательски мелькнул перед носом Гиви и исчез.
О- ля-ля! -подумал Гиви.
Аналогичный трюк проделали два цветных шелковых платочка - подарки бухгалтершам Лилечке и Эллочке.
Быстрые руки прошлись по остальным карманам, залезли в карманы брюк, даже пошевелили там. Гиви это совсем не понравилось - он стиснул зубы, решив ответить на оскорбление, как полагается мужчине. Чего, понимаешь, лапает?
Он дернулся и наугад двинул острым локтем.
Локоть наткнулся на что-то по твердости напоминающее сосновую доску.
Реакции не последовало.
На всякий случай Гиви дернулся еще раз - на этот раз ногой. И опять во что-то попал.
За спиной кто-то охнул.
И в свою очередь врезал Гиви коленкой под зад. Не прибегая к оружию. Да так, что Гиви взлетел в теплом воздухе и даже слегка там подвис.
- Ах, ты! - возмутился Гиви и в полете обернулся - поглядеть в глаза невидимому обидчику.
И тут же с ужасом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. На него смотрела страшная черная харя без носа и рта, с черной гладкой головой и впадинами на месте глаз.
Господи Боже ты мой! Да это ж пришельцы! - пронеслось в голове у Гиви.
Грозные марсиане, или кто они там такие, как это у них обычно водится, исподтишка высадившиеся на Землю на своих летательных аппаратах.
Гиви даже почувствовал некоторый приступ гордости - сердце его замерло в предчувствии того чудесного и ужасного, которое, чтобы случиться, почему-то выбрало именно его, Гиви. И тут же поник от разочарования.
- Сан оф бич! - произнесло существо, хватаясь за промежность.
Голос звучал приглушенно, и Гиви с внутренней печалью понял, что причиной тому был всего лишь капроновый черный чулок, плотно облегающий заурядную человеческую голову.
Цепкая хватка разжалась и Гиви, петляя меж складскими бараками, как заяц, ринулся прочь, ежесекундно ожидая выстрела в спину и время от времени спохватываясь и покрикивая на ходу:
- Спасите! Миша! Убивают! Кто-нибудь! Миша!
"Миша" он выкрикивал в подтверждение того, что вовсе не забыл о печальной судьбе Шендеровича, не бросил его в беде, а наоборот, очень даже беспокоится и хочет помочь.
Неизвестно, были ли виной тому его вопли, вспугнувшие нападавших, или же неведомые люди в чулках уже сделали все, что намеревались, но неожиданно все завершилось - как-то очень буднично; где-то за ангаром заурчал мотор, встревоженное ухо Гиви уловило торопливую пробежку нескольких пар тяжелообутых ног, невидимая машина фыркнула, хлопнула дверца, машина взревела, промчалась мимо Гиви, обдав его теплым южным воздухом, смешанным с выхлопными газами, и умчалась, еще больше размазав по асфальту одинокую лужу мазута.
Гиви, в растерянности присев на полусогнутых, наблюдал за удаляющимися кормовыми огнями. Огни издевательски мигнули и скрылись за поворотом.
- Эх! - сказал Гиви.
Под ложечкой притулился тягучий стыд. Гиви понимал, что в очередной раз оказался не на высоте. Мужчина с кинжалом на поясе не должен так себя вести. Даже мужчина без кинжала. Настоящий мужчина воспользовался бы минутным замешательством противника не для того, чтобы позорно нарезать, бросив друга на произвол судьбы, а для того, чтобы, развернувшись, въехать противнику в челюсть носком ботинка… Или, например, ребром ладони по горлу и - порядок! Противник повержен, он, Гиви, бросается в черную пугающую пасть ангара, слышны четкие, профессиональные удары, камера наезжает, он стоит, окруженный неподвижными телами, подает крепкую ладонь Шендеровичу, Шендерович встает, взволнованный и благодарный, Гиви спрашивает "Ты в порядке?". Потом говорит "А ну-ка посмотрим, кто у нас тут" и наклоняется, чтобы стащить с одного из злодеев черную маску.
А и правда, кто же это был?
И что там, в конце концов, с Шендеровичем?
Ссутулив плечи, Гиви побрел к ангару. Может, они его убили, попутно размышлял он. Может, там уже труп… Бедный, бедный Миша… И что он, Гиви, тогда будет говорить турецкой полиции? И вообще, что будет делать, оказавшись в Турции один одинешенек… Ну ладно, предположим, он всегда может вернуться на теплоход. Интересно, выдаст ли Украина туркам не своего подданного даже если он и приплыл на украинском теплоходе. И вообще, с чего это он взял, что теплоход украинский…
Ему опять стало стыдно - и чем это только голова забита в такую трагическую минуту!
Бедный, бедный Миша, торопливо подумал он…
Ангар был пуст и темен. То есть какая-то лампочка светилась под перекрытиями, голая и одинокая, как покинутая кинозвезда, но, как и водится в подобных случаях, толку от нее было мало. Гиви потоптался перед входом, потом все же набрался мужества и заглянул внутрь.
- Миша! - тихонько позвал он.
- Ш-ша, - ответил ангар.
Потом за пустым, перевернутым контейнером что-то пошевелилось. Из-за жесткого ребра высунулась встрепанная голова. Даже в тусклом свете одинокой кинозвезды было видно, что глаз у Шендеровича стремительно заплывает синим, а наполовину оторванный воротничок рубашки бесстыдно свисает с мощного плеча.
- Миша! - чуть не всхлипнул Гиви, - ты живой!
- Черт его знает, - сумрачно ответил Шендерович.
Страдальчески кряхтя и морщась, он окончательно вылез из-за контейнера, одновременно осторожно похлопывая себя по бокам на предмет целостности организма.
- Это… - сказал он, - ну и ну…
- Ты в порядке? - машинально спросил Гиви.
- Еще чего, - ответил Шендерович.
- Кто это был, Миша?
- Сволочи, - сухо ответил Шендерович. И тут же приободрился. - Ну, я им и врезал!.
Гиви в глубине души усомнился. Но уточнять не стал.
- Они меня ограбили, - просветил он Шендеровича, - бумажник взяли, эх! Документы взяли! Даже платки шелковые взяли…
И горько заключил:
- Кинжал отобрали. Зачем кинжал отобрали? Кому он нужен?
- Кинжал! - фыркнул Шендерович. Он постепенно приходил в себя. - Два поганых бакса цена твоему кинжалу. Что кинжал? Пять тысяч зеленых у меня было! Пять тысяч! Вот что они отобрали! Товар! Где товар? Нету товара! Где шарики? Улетели? Куда он товар дел?
- Кто? - удивился Гиви. - Али?
- Причем тут Али? Али - мелкая сошка. Ему что - продал себе товар и сиди в кофейне со своим бардаком… Нет, это та падла вонючая! Большой змей! Добрался до меня все-таки! Это он, говорю тебе!
- Лысюк? - догадался Гиви.
- Лысюк, конечно, - буднично ответил Шендерович, - натравил на меня своих головорезов. Выследил, нанял каких-то сволочей, и натравил. Ну, я его! Ну я ему! Дай только вернуться…
Он запнулся, заморгал и сполз по стене ангара, охватив голову руками.
- Ох ты! Куда ж я вернусь? Меня ж тут же на счетчик поставят… Кранты мне!
- Так те пять тысяч, - сообразил Гиви, - не твои, да?
- А то, - мрачно подтвердил Шендерович, - откуда у меня свои. Я их под проценты… Я б за месяц втрое больше наварил… Там знаешь, какой оборот, у шариков? Знаешь, как они крутятся?
- Крутятся-вертятся, - печально сказал Гиви. - Чего волнуешься? Не вернемся мы домой. Не пустят нас. Покажите, скажут, паспорта, а где паспорта? Нету паспортов?
- Господи, - выдохнул Шендерович, - да причем тут паспорта? Не мы первые, не мы последние. Пойдем в посольство, скажем, так мол и так… Синяки покажем.
- В полицию надо заявить, Миша, - твердо сказал Гиви. - Без этого - никак. Полиция даст нам бумагу, мы с ней пойдем в посольство, они нам дадут другую бумагу…
- Подотрись ты своей бумагой, - отрезал Шендерович. Он медленно возврашался в исходное вертикальное положение, по прежнему упираясь спиной в стену ангара.
- Ты как хочешь, - твердо сказал Гиви, - а я пойду в полицию. Пускай они разбираются. Надоели мне, Миша, авантюры эти. Все путем, все путем, не боись, прорвемся… А вот оно, во что все вылилось…
- Ну иди, - вздохнул Шендерович, отряхивая колени, - иди в полицию. Расскажи им про Грецию, про свою историческую родину расскажи…
- И расскажу…
- Давай-давай. Турки знаешь как греков любят! До гроба!
Гиви на миг задумался.
- Миша, послушай, - сказал он наконец… - Ты Али этому задаток давал?
- А то, - горько ответил Шендерович, - треть суммы, все путем.
- Он товар отгрузил? Где товар? Пусть вернет деньги.
- С Али какой спрос? - вздохнул Шендерович, - говорю тебе, Лысюк это… Выследил нас и…
- Ага… Только они, Миша, склад очистили раньше, чем мы сюда подошли. А вот откуда они номер склада узнали? Кто его еще знал? Мы да Али, вот и все. Их Али навел. Так что пусть отдает задаток. Так дела не делают.
Шендерович напряженно задумался.
- А и верно, - сказал он наконец. - Ну я его, паршивца… Всю душу вытрясу. "Надежный человек, надежный человек"! Ну, Яни! Ну, Ставраки! Ну, сволочь!
- Где он живет, знаешь?
- Итальянская угол Канатной.
- Да не Ставраки! Али!
- Откуда? Ставраки, может, знает.
- В кофейню надо. Сам говорил, он туда как на работу ходит.
- Верно! - еще раз обрадовался Шендерович. - В кофейню. Прижмем его, гада ползучего. Пусть бабки отдаст! Все! А не отдаст, в полицию на него настучу. Пошли отсюда, брат мой мудрый, пока мы еще в какое-нибудь дерьмо не вляпались.
- Куда? - с надеждой спросил Гиви, - в полицию?
Шендерович вновь задумался.
- Не-а… с полицией погодим. Они приметы начнут спрашивать… Ты этого урода хорошо разглядел?
- Как тебя, - сказал Гиви.
- Ну?
- В черном чулке, понимаешь…
- Это, - сухо сказал Шендерович, - я и без тебя заметил. Еще что?
- Сам в черном…
- Это я тоже заметил.
- Машину видел.
- Цвет? - деловито спросил Шендерович, - марка? Номер?
- Зверь машина, - печально сказал Гиви.
- И все?
- Ага.
- Ну вот. А ты - полиция, полиция… Что мы им скажем?
- В луже отпечаток протектора остался.
- Это плюс, конечно, - согласился Шендерович. - Только мы вот как сделаем… Вернемся на теплоход, придем в себя, залечим нервы, а завтра, с утра, Алку под мышку - и в кофейню. На теплоход, так на теплоход, - покорно ответил Гиви, - расклад, в общем приемлемый. Толковый расклад. А нас пустят туда, на теплоход-то?
- А то, - пожал плечами Шендерович.
Ночь обнимала их, темная и горячая, точно смола. В черном далеком море мерцали огоньки стоявших ра рейде судов - точно драгоценные камни из рассыпанного ожерелья. Гиви вдруг очень захотелось оказаться там - как можно подальше от берега.
Он вздохнул и, насколько мог, расправил плечи.
- А я своему тоже оч-чень неплохо врезал, - сказал он Шендеровичу.
* * *
На теплоходе было тихо - так тихо, что Гиви различал слабый плеск ударяющихся о борт крохотных волн. Пассажиры - и беспечные туристы, и деловитые челноки разбрелись по Стамбулу в поисках относительно дешевых развлечений, пили кофе за белыми столиками на увитых виноградом террасах, поглощали кебаб и лукум, парились в хамамах, любовались на танец живота… Да мало ли чем можно заняться вечером в благословенном городе, столице благословенной страны, омываемой с трех сторон тремя морями…
Гиви вновь стало жалко себя.
Он с тоской поглядел на освещенные окна салона, потом горько махнул рукой - все выданные Шендеровичем командировочные исчезли в алчных лапах грабителей.
Каюта, к удивлению Гиви, была освещена - Варвара Тимофеевна, о которой Гиви успел напрочь позабыть, с деловитым видом выкладывала на койку какое-то пестрое барахло. Барахло струилось и сверкало в тусклом свете корабельного фонаря.
Она обернулась, расцвела, было, при виде красавца Шендеровича, но тут же всплеснула полными руками.
- Ой, голубчик! Да где ж тебя так?
- Да вот так, - неопределенно отозвался Шендерович, - а я-то думал, мамочка, что вы давно уж в Анталии. Бэбиситтерствуете.
- А я, золотко мое, подумала - когда я еще Стамбул увижу? - благодушно отозвалась Варвара Тимофеевна, - вот и позвонила в Анталию, дайте мне, говорю, еще пару денечков догулять. Понравилось мне тут. Люди приятные, вежливые. Не то, что наши.
Даже в экономном каютном освещении было видно, что за день пребывания в вольном городе Стамбуле, Варвара Тимофеевна переменилась разительно. Волосы ее завились баранчиком и приобрели богатый рубенсовский оттенок, брови изогнулись дугой, уютные круглые плечи лукаво высовывались из винно-алой, с искрой, блузки с таким глубоким вырезом, что Гиви застеснялся и отвел глаза. На ногах у Варвары Тимофеевны красовались добротные но изящные черные лаковые туфельки на низком каблучке, а сами ноги переливались шелком, гордясь своими круглыми, аккуратными коленками.
- Похорошели вы, мамочка, - удивился Шендерович. - просто роза персидская!
- А я в хамам сходила. Вежливые они там, в хамаме. И девочки у них толковые. Любезные… Вы, говорят, красавица-ханум, услада очей, только приодеться немножко… В магазин направили, одна даже со мной пошла, помогла, вот, кофточку подобрать…
- Да она с этого проценты стрижет, - прозаически заметил Шендерович.
- А хоть бы и так. Им хорошо - и мне хорошо. В косметический кабинет отвела, кофем напоила. Заходите, говорит, еще, ханум-красавица, к нам, говорит, в хамам наш люди приличные заглядывают, состоятельные… А вы женщина молодая, интересная…
И Варвара Тимофевна застенчиво одернула юбку, сверкнув круглой коленкой.
- Вот так-то брат Яни, - загрустил Шендерович, - кому война, а кому мать родна…
- А что ж вы Аллочку оставили? - полюбопытствовала Варвара Тимофеевна.
- Это она нас оставила, - сухо сказал Шендерович, - Аллочка с капитаном гуляет.
- Это с таким высоким? Красивым?
Гиви поник.
- Да, - согласился беспристрастный Шендерович, - высоким-красивым.
- Так он же тут, - удивилась Варвара Тимофеевна. - Тут наш капитан. В салоне сидит. И злющий! Сидит, пальцами по скатерти барабанит.
Шендерович вскочил.
- Где сидит? В салоне? Пошли, Гиви!
- Опять Гиви? - удивилась Варвара Тимофеевна.
Варвара Тимофеевна не ошиблась - капитан одиноко сидел за столиком, раздраженно барабаня пальцами по накрахмаленной скатерти. Он действительно был высоким и красивым и так холодно посмотрел на ворвавшегося в салон Шендеровича, что тот тут же выпустил воздух и съежился.
- Ну? - сухо, но вежливо спросил Шендерович.