6. Видел я согрешившего явно, но втайне покаявшегося, и тот, которого я осудил как блудника, был уже целомудрен у Бога, умилостивив Его чистосердечным обращением.
7. Никогда не стыдись того, кто перед тобой злословит ближнего, но лучше скажи ему: "Перестань, брат, я ежедневно падаю в лютейшие грехи и как могу его осуждать?" Ты сделаешь таким образом два добра и одним пластырем исцелишь и себя и ближнего. Это один из самых кратких путей к получению прощения грехов, т. е. чтобы никого не осуждать. Ибо сказано: не судите, и не будете судимы (Лк. 6, 37).
8. Как огонь противен воде, так и кающемуся несвойственно судить. Если бы ты увидел кого-либо согрешающего даже при самом исходе души из тела, то и тогда не осуждай его, ибо суд Божий неизвестен людям. Некоторые явно впадали в великие согрешения, но большие добродетели совершали втайне, и те, которые любили осмеивать их, обманулись, гоняясь за дымом и не видя солнца.
9. Послушайте меня, послушайте, злые судии чужих деяний: если истинно то, как в самом деле истинно, что каким судом судите, таким будете судимы (Мф. 7, 2), – то, конечно, за какие грехи осудим ближнего, телесные или душевные, в те впадем сами; и иначе не бывает.
10. Скорые и строгие судии прегрешений ближнего потому той страстью недугуют, что не имеют совершенной и постоянной памяти и попечения о своих согрешениях. Ибо если бы человек в точности, без покрывала самолюбия увидел свои злые дела, то ни о чем другом, относящемся к земной жизни, не стал бы уже заботиться, помышляя, что на оплакивание и самого себя недостанет ему времени, хотя бы он и сто лет прожил и хотя бы увидел истекающим из очей своих целый Иордан слез. Я наблюдал за плачем истинного покаяния и не нашел в нем и следа злословия и осуждения.
11. Человекоубийцы бесы побуждают нас или согрешить, или, когда не грешим, осуждать согрешающих, чтобы вторым осквернить первое.
12. Знай, что и это признак памятозлобного и завистливого человека, если он легко, с удовольствием порицает учение, дела и добродетели ближнего, будучи одержим духом ненависти.
13. Видал я таких людей, которые тайно и скрытно соделывали тяжкие согрешения, а между тем, считая себя лучшими других, безжалостно нападали на тех, которые увлекались в легкие, но явные проступки.
14. Судить – значит бесстыдно похищать сан Божий, а осуждать – значит погублять свою душу.
15. Как возношение и без другой страсти сильно́ погубить человека, так и осуждение, одно само по себе, может нас погубить совершенно, ибо и фарисей оный за это осужден был (см. Лк. 18, 10–14).
16. Как добрый виноградарь вкушает только зрелые ягоды, а кислые оставляет, так и благоразумный и рассудительный ум тщательно замечает добродетели, какие в ком-либо увидит, безумный же человек отыскивает пороки и недостатки. О нем-то сказано: изыскивали беззакония, изнемогли, составляя изыскания (Пс. 63, 7).
17. Хотя бы ты и своими очами увидел согрешающего, не осуждай, ибо часто и они обманываются.
Ступень десятая. Кто взошел на нее, тот бывает делателем любви или плача.
Ступень одиннадцатая. О многоглаголании и молчании
1. В предшествовавшем слове мы сказали кратко о том, сколь бедственно и вредно судить ближних, вернее же, самим быть судимыми и страдать от собственного языка, что случается и с мнимо духовными мужами. Ныне же порядок требует, чтобы мы показали причину этого порока и дверь, которой он входит в нас или, вернее, которой он из нас исходит.
2. Многоглаголание – это седалище, на котором тщеславие любит являться и торжественно себя выставлять. Многоглаголание – это признак неразумия, дверь злословия, руководитель к смехотворству, слуга лжи, истребление сердечного умиления, призывание уныния, предтеча сна, расточение внимания, истребление сердечного хранения, охлаждение святой теплоты, помрачение молитвы.
3. Благоразумное молчание – это матерь молитвы, воззвание из мысленного пленения, хранилище божественного огня, страж помыслов, соглядатай врагов, училище плача, друг слез, делатель памяти о смерти, живописатель вечного мучения, любоиспытатель грядущего суда, споспешник спасительной печали, враг дерзости, безмолвия супруг, противник любоучительства, причащение разума, творец видений, неприметное преуспеяние, сокровенное восхождение.
4. Познавший свои прегрешения имеет силу и над языком своим, а многоглаголивый еще не познал себя, как должно.
5. Любитель молчания приближается к Богу и, тайно с Ним беседуя, просвещается от Него.
6. Молчание Иисусово постыдило Пилата, и безмолвие уст благочестивого мужа упраздняет тщеславие.
7. Апостол Петр изрек слово и потом плакал горько (Мф. 26, 75), забыв изречение псалмопевца: я сказал: буду хранить пути мои, чтобы не грешить мне языком моим (Пс. 38, 2); и слово другого мудрого мужа: "Лучше пасть с высоты на землю, нежели от языка" (см. Сир. 20, 18).
8. Но не хочу много писать об этом, хотя коварство страстей и побуждает меня к тому. Впрочем, скажу, что я узнал некогда от одного человека, который беседовал со мной о молчании уст. "Многоглаголание, – сказал он, – рождается непременно от которой-нибудь из этих причин: или от худой и невоздержной жизни и привычки (ибо язык, будучи естественным членом нашего тела, чему научится, того по навыку и требует), или, что наиболее бывает в подвизающихся, от тщеславия, а иногда и от многоядения. Поэтому часто бывает, что многие, с некоторым насилием и изнеможением укрощая чрево, обуздывают вместе и язык, и многословие". 9. Кто возымел попечение об исходе из этой жизни, тот пресек многословие, и кто приобрел плач души, тот отвращается многоглаголания, как огня.
10. Возлюбивший безмолвие затворил уста свои, а кто любит выходить из келии, тот бывает изгоняем из нее страстью многоглаголания.
11. Познавший благоухание огня, сходящего свыше, избегает многолюдных собраний, как пчела – дыма. Ибо как дым изгоняет пчелу, так и ему нетерпимо многолюдство.
12. Немногие могут удержать воду без плотины, и еще менее таких, которые могут удерживать уста невоздержные.
На одиннадцатой ступени одержавший победу одним ударом отсек множество зол.
Ступень двенадцатая. О лжи
1. Железо и камень, соударяясь, производят огонь: многословие же и смехотворство порождают ложь.
2. Ложь – это истребление любви, а клятвопреступление – это отвержение от Бога.
3. Никто из благоразумных не сочтет ложь за малый грех, ибо нет порока, против которого Всесвятой Дух произнес бы столь страшное изречение, как против лжи. Если Бог погубит всех, говорящих ложь (Пс. 5, 7), то как пострадают те, которые сшивают ложь с клятвами?
4. Видал я людей, которые величались ложью, и празднословием, и остротами своими, возбуждая смех, истребляли в слушавших плач и сокрушение духа.
5. Когда бесы увидят, что мы в самом начале стараемся отойти от слушания смехотворных речей вредного рассказчика, как от губительной заразы, тогда покушаются обольстить нас двоякими помыслами: "Не опечаливай, – внушают они нам, – повествователя" или "Не выставляй себя человеком более боголюбивым, нежели прочие". Отскочи скоро, не медли, а если не так, то во время молитвы твоей вообразятся помышления о предметах смешных. И не только избегай таких бесед и лукавых собраний, но и разоряй их благочестно, предлагая на среду воспоминание о смерти и последнем Суде, ибо лучше тебе окропиться в этом случае малым тщеславием, только бы сделаться виновником общей пользы.
6. Лицемерие есть матерь лжи, а часто оно бывает и поводом к оной. Ибо некоторые утверждают, что лицемерие – это не что иное, как поучение во лжи и изобретатель лжи, с которой сплетается достойная казни клятва.
7. Кто стяжал страх Божий, тот устранился лжи, имея в себе неподкупного судию – свою совесть.
8. Как во всех страстях, так и во лжи познаем мы различные степени вреда, ибо иной суд тому, который лжет по страху наказания, и иной – тому, который лжет без предлежащей опасности.
9. Один лжет ради увеселения, другой – ради сластолюбия, иной – чтобы заставить присутствующих смеяться, а некоторый для того, чтобы ближнему поставить сеть и сделать ему зло.
10. Истязаниями властителей прогоняется ложь, множество же слез ее совершенно погубляет.
11. Сплетатель лжи извиняется благим намерением, и что, в самом деле, погибель души, то он почитает за праведное дело. За подражателя Раавы выдает себя лживый муж и думает соделывать спасение иных своей погибелью.
12. Когда мы будем совершенно чисты от лжи, тогда уже, если случай и нужда потребуют, и то не без страха, можем употребить ее.
13. Не знает младенец лжи, не знает ее и душа, очистившаяся от лукавства.
14. Развеселившийся от вина поневоле во всем говорит истину, так и упившийся умилением солгать не может.
Восхождение двенадцатое. Кто взошел на сию ступень, тот стяжал корень добродетелей.
Ступень тринадцатая. Об унынии и лености
1. Уныние часто бывает одной из отраслей, одним из первых исчадий многословия, как мы уже и прежде сказали; потому мы этот порок и поставили здесь, как на месте приличном ему, в лукавой цепи страстей.
2. Уныние – это расслабление души, изнеможение ума, пренебрежение иноческого подвига, ненависть к обету, ублажатель мирских, оболгатель Бога, будто Он немилосерд и нечеловеколюбив; в псалмопении оно слабо, в молитве немощно, в телесном же служении крепко, как железо, в рукоделии безленостно, в послушании лицемерно.
3. Муж послушливый не знает уныния, через чувственные дела исправляя мысленные и духовные (делания).
4. Общежитие противно унынию, а мужу, пребывающему в безмолвии, оно всегдашний сожитель: прежде смерти оно от него не отступит и до кончины его на всякий день будет бороть его. Увидев келию отшельника, (уныние) улыбается и, приблизившись к нему, вселяется подле него.
5. Врач посещает больных поутру, а уныние находит на подвижников около полудня.
6. Уныние подущает к странноприимству, увещевает подавать милостыню от рукоделья, усердно побуждает посещать больных, напоминает о Том, Который сказал: был болен, и вы посетили Меня (Мф. 25, 36); увещевает посещать скорбящих и малодушествующих и, будучи само малодушно, внушает утешать малодушных.
7. Ставшим на молитву этот лукавый дух напоминает о нужных делах и употребляет всякое ухищрение, чтобы только отвлечь нас от собеседования с Господом, как обротью, каким-либо благовидным предлогом.
8. Бес уныния производит трехчасовое дрожание, боль в голове, жар, боль в животе; когда же настанет девятый час, дает немного возникнуть; а когда уже и трапеза предложена, понуждает соскочить с одра, но потом, в час молитвы, снова отягощает тело; стоящих на молитве он погружает в сон и в безвременных зеваниях похищает стихи из уст.
9. Каждая из прочих страстей упраздняется одной какой-нибудь противной ей добродетелью, уныние же для инока – всепоражающая смерть.
10. Мужественная душа воскрешает и умерший ум, уныние же и леность расточают все богатство. Но так как из всех восьми предводителей злобы дух уныния есть тягчайший, то поступим и с ним по тому же порядку, как с другими, однако прибавим еще следующее.
11. Когда нет псалмопения, тогда и уныние не является, и глаза, которые закрывались от дремоты, во время правила открываются, как только оно кончилось.
12. Во время уныния обнаруживаются подвижники, и ничто столько венцов не доставляет иноку, как уныние.
13. Наблюдай и увидишь, что оно борет тех, которые стоят на ногах, склоняя их к тому, чтобы сели, а сидящих увещевает приклониться к стене; оно заставляет посмотреть в окно келии, побуждает производить стук и топот ногами. Плачущий о себе не знает уныния.
14. Свяжем теперь и этого мучителя памятью о наших согрешениях, станем бить его рукоделием, повлечем его размышлением о будущих благах, и когда оно предстанет нам, предложим ему подобающие вопросы.
15. Итак, скажи нам, о ты, нерадивый и расслабленный, кто есть зло родивший тебя и какие твои исчадия? Кто воюющие против тебя и кто убийца твой? Он отвечает: "В истинных послушниках я не имею, где главу подклонить, а имею для себя место в безмолвниках и с ними живу. Родительницы у меня многие: иногда бесчувствие души, иногда забвение небесных благ, а иногда и чрезмерность трудов. Исчадия мои, со мной пребывающие: перемены местопребываний, пренебрежение повелений отца духовного, непамятование о последнем Суде, а иногда и оставление монашеского обета. А противники мои, которые связывают меня ныне, – псалмопение с рукоделием. Враг мой – помышление о смерти, умерщвляет же меня молитва с твердой надеждой сподобиться вечных благ, а кто родил молитву, о том ее и спросите".
Кто подлинно одержал тринадцатую победу, тот и во всем будет искусен.
Ступень четырнадцатая. О любезном для всех и лукавом владыке – чреве
1. Имея намерение говорить о чреве, если когда-нибудь, то теперь наиболее, предположил я любомудрствовать против себя самого, ибо чудно было бы, если бы кто-нибудь прежде сошествия своего во гроб освободился от этой страсти.
2. Чревоугодие – это притворство чрева, потому что оно, и будучи насыщено, вопиет: "Мало!", будучи наполнено и расседаясь от излишества, взывает: "Алчу!"
3. Чревоугодие – это изобретатель приправ, источник сластей. Упразднил ли ты одну жилу его, оно проистекает другой. Заградил ли ты и ее – иною прорывается и одолевает тебя.
4. Чревоугодие есть прельщение очей. Вмещаем в меру, а оно подстрекает нас поглотить все разом.
5. Насыщение – мать блуда, а утеснение чрева – виновник чистоты.
6. Кто ласкает льва, тот часто укрощает его, а кто угождает телу, тот усиливает его свирепость.
7. Жид радуется о своей субботе и о празднике, и монах-чревоугодник веселится о субботе и о воскресном дне, во время поста считает, сколько осталось до Пасхи, и за много дней до нее приготовляет снеди. Раб чрева рассчитывает, какими снедями почтить праздник, а раб Божий помышляет, какими бы дарованиями ему обогатиться.
8. Когда пришел странник, чревоугодник весь движется на любовь, подстрекаемый чревонеистовством, и думает, что случай сделать брату утешение – это разрешение и для него. Пришествие других он считает за предлог, разрешающий пить вино, и под видом того, чтобы скрыть добродетель, делается рабом страсти.
9. Часто тщеславие враждует против объедения, и эти две страсти ссорятся между собой за бедного монаха, как за купленного раба. Объядение понуждает разрешать, а тщеславие внушает показывать свою добродетель, но благоразумный монах избегает той и другой пучины и умеет пользоваться удобным временем для отражения одной страсти другою.
10. Если бывает разжжение плоти, то должно укрощать ее воздержанием во всякое время и на всяком месте. Когда же она утихнет (чего, впрочем, не надеюсь дождаться прежде смерти), тогда может скрывать перед другими свое воздержание.
11. Видал я престарелых священников, поруганных бесами, которые юным, не находившимся под их руководством, благословением разрешали на вино и прочее на пиршествах. Если они имеют доброе о Господе свидетельство, то можем с их позволения немного разрешить, если же они нерадивы, то нам не должно в этом случае обращать внимание на их благословение, а особенно когда мы еще боремся с огнем плотской похоти.
12. Богопротивный Евагрий воображал, что он из премудрых премудрейший как по красноречию, так и по высоте мыслей, но он обманывался, бедный, и оказался безумнейшим из безумных как во многих своих мнениях, так и в следующем. Он говорит: "Когда душа наша желает различных снедей, тогда должно изнурять ее хлебом и водой". Предписывать – это то же, что сказать малому отроку, чтобы он одним шагом взошел на самый верх лестницы. Итак, скажем в опровержение сего правила: если душа желает различных снедей, то она ищет свойственного своему естеству, и потому против хитрого нашего чрева должно и нам употребить благоразумную осторожность. И когда нет сильной плотской брани и не предстоит случая к падению, то отсечем прежде всего утучняющую пищу, потом разжигающую, а после и услаждающую. Если можно, давай чреву твоему пищу достаточную и удобоваримую, чтобы насыщением отделываться от его ненасытной алчности и через скорое переварение пищи избавиться от разжжения, как от бича. Вникнем – и усмотрим, что многие из яств, которые пучат живот, возбуждают и движения похоти.
13. Посмеивайся ухищрению беса, который по вечери внушает тебе впредь позднее принимать пищу, ибо в следующий же день, когда настанет девятый час, он понудит тебя отказаться от правила, установленного в предшествовавший день.
14. Одно воздержание прилично неповинным, а другое – повинным и кающимся. Для первых движения похоти в теле бывают знаком к восприятию особенного воздержания, а последние пребывают в нем даже до смерти и до самой кончины не дают своему телу утешения, но борются с ним без примирения. Первые хотят сохранять всегда благоустройство ума, а последние душевным сетованием и истаяванием умилостивляют Бога.
15. Время веселия и утешения пищей для совершенного есть отложение всякого попечения; для подвижника – время борьбы, а для страстного – праздник праздников и торжество торжеств.
16. В сердцах чревоугодников – сновидения о снедях и яствах, в сердцах же плачущих – сновидения о последнем Суде и о муках.