– У Маши в школе очень много внимания обращалось на русскую литературу, так как это была школа с гуманитарным уклоном. Ей просто
приходилось много читать русской литературы, поэтому тут и выбора не было. Сейчас она немножечко изменила круг чтения. Петя не особенно любит читать, в данный момент он очень увлечен футболом. Для него сейчас футбол – это все. И в компьютерной игре у него футбол. Он там может быть и тренером, и кем угодно. И в школе с ребятами при любой возможности играет. Если рисует, то в основном сцены из футбольных матчей, учит гимны сборных, поет их, подбирает на пианино.
– А как вы относитесь к компьютерным играм в принципе и к компьютерным играм в жизни вашего сына в частности?
– Конечно, я все-таки приглядываю, чтобы он не слишком уж погружался, но я не могу запретить ему играть, потому что прекрасно понимаю: это довольно интересно – играть в футбол и в реальной жизни, и в компьютере. Другое дело, если бы он играл вот в эти ужасные стрелялки, в убийства – это я однозначно запрещаю. Какое-то время ему даже кто-то давал что-то такое, но потом мы договорились, что он не будет в это играть, потому что это плохие игры.
– А как вы с ними находите общий язык, это строится на каком-то достигнутом авторитете в связи с укладом семьи или это иначе как-то реализуется?
– Я не могу это даже определить, у нас очень по-разному. Иногда мне удается с ним найти общий язык, иногда – полное непонимание, мягко говоря.
– Но вот непонимание чаще всего называют другим словом – непослушание. Как вы с непослушанием боретесь и есть ли какие-то ваши собственные средства?
– Очень по-разному. В какие-то моменты мне приходится проявлять власть, чтобы добиться чего-то.
– А как это делается?
– Просто очень настойчиво требую, чтобы он что-то сделал.
– А если он отказывается?
– Я требую еще и еще, пока он не делает, т. е. начинаю на него "напирать".
– А чисто физические рычаги влияния? Допустим, "не сделаешь это – денег не дам на неделю", что-то такое есть?
– Понимаете, мы деньги ему даем на еду и на дорогу.
– Не дать нельзя.
– Да.
– Ну, допустим, "не куплю велосипед". Или, например, "если хочешь новую компьютерную игру – сдай четверть на пятерки". Есть такие методы?
– Честно говоря, нет, хотя один раз такое было.
– А как вы считаете, это плохие методы – договорные отношения с детьми?
– Не очень хочется такими методами действовать. Мне кажется, что правильнее действовать убеждением и внушением, "ты понимаешь, что ты должен сделать то-то и то-то". Хотя иногда, конечно, крайние меры могут быть. Но сейчас я даже и не припомню, был ли у нас когда-нибудь такой "договор". Разве что по каким-то мелочам: пока до конца уроки не сделаешь – не будешь есть что-то вкусное. Вот такое иногда бывает.
– Вы готовитесь к грядущей полной самостоятельности своих детей? Вы думаете об этом, просчитываете какие-то ситуации? И что-нибудь вас пугает в этой перспективе? Допустим, приходит к вам сын или дочь и говорит что-нибудь такое, с чем вы не согласны, как бы вы вели себя в этой ситуации?
– Я пока не часто задумываюсь на эту тему, хотя иногда, конечно, думаю. Потому что Маша все же больше склонна к послушанию, а Петя еще в таком возрасте, когда немножко далековато от того, чтобы он пришел и сказал: все, мама, завтра я в этой школе не учусь. Еще не очень близко это время, мне так кажется. Хотя я осознаю, что в какой-то момент он должен принимать самостоятельные решения и я должна с этим считаться. Но я думаю, что все-таки не зря есть такой "официальный возраст" – 18 лет, к этому времени, думаю, родители в значительной степени должны ослабить свое давление. Здесь у меня есть пример – мама отца Александра, она мудрая женщина, и в свое время это разграничила, что наступает такой возраст, когда она может, конечно, высказать свое мнение, но он уже все решает сам.
– Кстати, о воспитательной "схеме": бывает такое, что вы советуетесь с бабушками, де душками – как воспитывать своих детей?
– Мы как-то очень ревниво относимся к этому вопросу и с самого начала считали, что будем воспитывать своих детей самостоятельно.
– Когда дети – мальчик и девочка, как они ладят?
– По-разному ладят, очень по-разному. Когда они были совсем маленькими, конечно, играли вместе. Потом у Маши начался переходный возраст, а у Пети – школьный период, и на какое-то время у них в отношениях произошло охлаждение, что ли… Но тут все понятно: дети есть дети, у них может быть и какая-то взаимная ревность, Пете иногда кажется, что мы лучше к Маше относимся, Маше кажется, что лучше – к Пете. Это нормальные человеческие чувства подрастающего человека, который еще мало в чем разобрался. Хотя у них есть, конечно, взаимная привязанность. Для нас приоритет – мир между ними.
– Что нужно делать, чтобы дети друг друга любили?
– Много чего, я думаю, и конечно, отношения между родителями влияют на детей. И отношения родителей к детям. И что-то может быть еще наследственное, мне кажется.
– Какие семейные мероприятия у вас бывают – праздники или еще какие-то события? Традиции есть в семье, и какие?
– Конечно, есть празднование дней рождения и именин. В нашей семье повелось (не в семьях наших родителей, а именно в нашей семье), что мы поздравляем друг друга с днем рождения или с днем Ангела накануне. Накрываем стол скатертью праздничной, на стол ставим подарки, свечи зажигаем, готовим какое-то угощение. Желательно, чтобы все красиво было оформлено. Потом именинник входит в полутемную комнату, чтобы был освещен только стол, где лежат подарки, чтобы некая такая таинственность была.
– А подарки от каждого или совместные?
– Стараемся от каждого, это интереснее. По-разному бывает, но лучше, чтобы можно было побольше разворачивать. Поем "Многая лета", и именинник разворачивает подарки. Почему-то мои дети всегда этого очень ждут.
– А еще что бывает из "семейных мероприятий", скажем так?
– Прогулки вместе. Когда приезжаем в Изборск, мы очень любим вместе в лес ходить, большое удовольствие все получают. Праздники: Пасха, Рождество – всегда стол. Бывают столы и в более расширенном кругу, когда приезжают родители или сестра с семьей. Какие-то даты мы всегда стараемся праздновать.
– Традиции праздников сформировались именно в вашей семье, а не перешли по наследству от родителей?
– Например, в мои дни рождения, уже утром в день моего праздника мама всегда накрывала стол белой скатертью, ставила цветы, подарки. Я выходила из своей комнаты в нашу гостиную – и там всегда был такой нарядный стол. Я помню свое ощущение детства, и во многом поэтому сохранилась такая традиция. В детстве для меня это было очень сильным впечатлением.
– Какое место занимает в жизни семьи совместное переживание радостей и горестей?
– Честно говоря, у нас, может быть, таких очень больших испытаний и не было в семье. Вот первая, для меня во всяком случае, утрата – это кончина отца Феодосия. А у отца Александра – смерть его бабушки прямо у него на руках. Смерть ее тоже была для него очень значима. Он мне это рассказывает, и мы вместе это обсуждаем. Конечно, мы переживаем каждый свои чувства, но все-таки обсуждаем совместно.
– Бывают периоды подъемов и кризисов в истории семьи?
– Да, конечно. Нельзя сказать, что вся наша семейная жизнь ровная.
– У семейного кризиса могут быть и бытовые причины, которые приводят к психологическим перегрузкам. И как выходить из кризиса, если эти бытовые причины разрешить в данный момент нет никакой возможности? Какие у вас есть рецепты выхода из кризиса семейной жизни?
– Я не могу давать таких рецептов.
– Какие с вашей стороны могут быть действия, допустим?
– Было по-разному. Наверное, все-таки самое главное – в себе все время подогревать желание любить по-настоящему. Этим похвастаться, я не знаю, кто может, я не могу этим похвастаться. Но хотеть этого, действительно, нужно. Состояние влюбленности, которое переживается в первые моменты совместного существования – это самое сильное чувство, это такая вспышка, аванс на всю жизнь, это как рекламный ролик того, что могло бы быть, а потом начинается тернистый путь к тому, что должно бы быть.
– Обычно это приводит к полному разочарованию: ах, вот это не то, что могло бы быть, ну и до свидания. Как с этим бороться?
– Надо верить, что это может быть. И если даже не верить, то надеяться, ну хоть за что-нибудь уцепиться: или за веру, или за надежду, или за хотя бы какую-то элементарную привязанность к этому человеку и вообще к тому, чего ты хочешь.
– Как вы считаете, до каких пор следует любой ценой сохранять брак?
– До последних.
– Самая распространенная проблема брака – "нет любви", причем нет ее уже годы, и вот эта духовная тяжесть…
– Знаете, я думаю, что когда у людей нет любви уже годы – это как запущенная болезнь, этот момент надо ловить сразу за хвост.
– И что тогда делать?
– И что-то делать. Вот ты чувствуешь, что ничего нет: что делать?
– А что делать, действительно?
– Заставить себя захотеть. Христос сказал, что Царство Небесное силой берется, любовь – это, наверное, собственно это и есть. Просить и умалять, чтобы у тебя появилось хоть какое-то маленькое желание. Потому что иначе, когда человек чувствует, что любви нет, – ну нет, и не надо.
– Обычно, когда человек фиксирует этот момент, это бывает для него сильным поражением, меняющим жизнь, и это наоборот направляет жизнь в другое русло. Во всяком случае, меняет взгляды человека на жизнь.
– Вы знаете, на самом деле меня бесполезно об этом спрашивать. Я все равно не знаю никаких рецептов, я только знаю одно: семья, семейные отношения, я имею в виду в первую очередь отношения между мужем и женой – очень хрупкая реальность, это во-первых, и во-вторых, я думаю, что дьявол очень много трудится для того, чтобы разрушить этот хрупкий, маленький сосуд. Это надо иметь в виду, я думаю, это даже естественно: в какой-то момент испытывать самые, ну не то чтобы негативные, но абсолютно холодные чувства. Это нормально, без этого, наверно, не преодолеть какой-то барьер. Я думаю, что это большинству пар дается как определенная преграда, которую они должны преодолеть.
– А это преодолевать нужно самому в себе, наедине с собой или обсуждать совместно с супругом?
– И так и сяк: и обсуждать, и в себе. Но начинать лучше с себя.
– В этом плане православным семьям – им труднее или легче?
– Я думаю, что легче, конечно, легче. Должно быть легче, если эта семья – часть Церкви, если они ходят в храм и причащаются Святых Тайн, конечно, должно быть легче. Хотя, знаете, Святой Дух дышит, где хочет. Но я знаю только, что много семей распадаются, и, наверно, раньше семьи с такой легкостью не распадались, потому что бытовая сторона играла решающую роль и она как-то спасала браки в конечном счете. Худо-бедно, но спасала.
– Священническая семья имеет такую особенность – тут как ни крути, надо оставаться в браке. А вы знаете священнические семьи, которые несчастливы?
– Да. Я знаю такие семьи.
– Это влияет на священническое служение?
– Наверное, влияет. Мало того, я знаю семьи, которые распадаются, и трагически распадаются. Современный мир – он довольно свободный, и для священнических семей сейчас распад – это не так страшно, как это было при временах более консервативных.
– По канонам Церкви, если семья распадается, священник должен оставить священническое служение?
– Нет.
– Как вы думаете, в последнее время таких случаев стало больше, меньше или просто больше стали говорить об этом?
– Я не могу сказать, что их очень много, но все-таки они присутствуют.
– Это же большая трагедия.
– Любой распавшийся брак – трагедия.
– Тем не менее, мне кажется, для священника это во много раз трагичней и по смыслу, и по сути его жизни. Если священник несчастлив в браке, как это может влиять на него как на священника? Как на человека это влияет – можно себе предположить, а вот как это влияет на священника?
– Я не знаю, не могу ответить на этот вопрос. И потом это зависит от человека, как он это в себе преодолевает. Я не знала достаточно близко священников, у которых вот такое ярко выраженное несчастье было бы в их семейной жизни. Хотя я знала такого священника, у которого с матушкой всю жизнь были очень тяжелые взаимоотношения: у нее был скандальный характер, а муж был очень хороший человек, но все-таки он провоцировал свою матушку на какую-то ревность и что-то такое. Они всю жизнь прожили скандаля, но прожили вместе и явно любили друг друга.
– Насколько, по вашему мнению, семья священника должна быть открыта его приходу? Насколько приход должен быть в курсе семейных дел, и вообще, видеть, лицезреть семью своего пастыря?
– Постольку-поскольку. Наверное, нормально, чтобы приход видел, что вот священник, вот его семья. Но и все, и не более того. Потому что, знаете, мы с вами не на Небесах живем. Это все по ситуации, на самом деле, смотря, где какой приход, как складываются отношения и насколько матушка востребована в этом приходе. Не думаю, что есть жесткие правила на этот счет.
– То есть если нет такой необходимости, чтобы приходить и петь в хоре, смотреть за подсвечниками, то лучше и не появляться?
– В каждой семье это должно решаться индивидуально и по обстоятельствам.
– У вас как сложилось?
– Ну, вот видите, можно сказать, что просто слились воедино с приходом, хотя я очень довольна, что отец Александр в одном приходе, а я в другом. Для нашей ситуации это очень хорошо.
– Так случайно получилось или сознательно?
– В большей степени отец Александр так хотел, так и получилось. Я какое-то время этому противилась, но теперь я вижу, что он абсолютно прав. Это действительно очень правильно.
– Вас не смущает тот момент, что вы не имеете близкой осведомленности в самых насущных приходских делах своего мужа?
– Абсолютно не смущает, я даже рада. Они меня абсолютно не касаются и не должны касаться в этой ситуации.
– У кого исповедуются ваши дети?
– У своего папы.
– Как это сложилось?
– Они все время к папе приходят в приход и другого варианта пока нет.
– От момента знакомства, от момента венчания прошло несколько лет, немало лет вы прожили вместе, понятно, что ваш муж изменился. Скажите, в чем он изменился к лучшему, а в чем– к худшему?
– Он изменился к лучшему. А к худшему он изменился только в том, что у него накопилась усталость, и от этой усталости он, конечно, иногда бывает резким с людьми. Честно говоря, я не могу сказать, что он к худшему изменился.
– Когда вы выходили за него замуж, что вам в нем больше всего нравилось?
– Мне нравился его ум, и потом, настолько глубока в нем добропорядочность и честность, – меня, конечно, это очень в нем привлекло. Своим благородством и умом он взял. Это как бы в самый первый момент, а потом я почувствовала, что ощущаю рядом с ним такой внутренний комфорт и спокойствие – это было вторым этапом.
– Есть у вашего мужа качества, приобретенные в браке?
– Не знаю. Наверное, есть. Сам отец Александр, загадочно улыбаясь, говорит, что он стал более щедрым и отзывчивым.
– И последний вопрос: наверное, сложно человеку оценивать самого себя, но все-таки, какую оценку вы вынесете своему браку и своим воспитательским результатам, может быть, что-то вы упустили?
– Оценка моя такая, что я так ничего и не умею по-настоящему: ни воспитывать не умею детей…
– Но готовить вы умеете?
– Ну, вот готовить, да, я научилась готовить. Мой муж доволен тем, как я готовлю.
– Это ваше приобретение в браке.
– Да, но я все-таки его по наследству получила этот талант, моя мама очень вкусно готовила, и мой дедушка (пока был жив) тоже вкусно готовил, правда, он был профессиональным кулинаром, но, тем не менее, в моем сознании что-то отложилось, как он все это делал.
– А еще у вас есть какие-то приобретенные в браке качества?
– Есть, мне кажется, или мне хотелось бы их приобрести.
– А что вы приобрели, как вы изменились?
– Я очень боюсь ошибиться в ответе на этот вопрос. Мне может казаться, что я такая – а на самом деле я совершенно другая. Отец Александр, конечно, научил меня терпимей относиться к окружающему миру. Может быть, внешне я осталась такой же нетерпимой, насколько и была. Но, во всяком случае, в моем сознании изменения произошли в положительную сторону. Вот эти наши трения бесконечные, они, конечно, не прошли даром. Здесь надо, наверное, отца Александра спросить. Я, по-моему, в его жизни особо ничего не изменила. Он в моей жизни изменил мое мироощущение, я стала свободней в своих взглядах на жизнь.
– Для вас это открыло большие возможности коммуникации с миром?
– В какой-то мере да.
– Ощущаете ли вы теперь тот внутренний комфорт, как в период вашего знакомства?
– Да. Я очень спокойно себя чувствую рядом с ним, ну, когда нет каких-то таких бурь.
– Как вы думаете, это благодаря личным усилиям в построении семьи? Или все-таки это просто удача – удачно встретились?
– Я думаю, это данность такая была, она была с самого начала, это подарок. С другой стороны, наверное, без этой данности не было бы и брака.
– Получается, что залог семейного счастья – это Промысел Божий, а вовсе не труды супругов?
– Вначале – да, безусловно, Промысел Божий должен быть. Но человек должен все-таки приложить старания, чтобы сохранить дар.
– А теоретически человек может ошибиться, выходя замуж или выбирая себе жену?
– Конечно, может.
– И что тогда делать?
– Не знаю. Смотря, что хочет человек от брака. Хотя, если человек женится или выходит замуж и нет на это Божиего благословления, на верное, это невозможно сохранить.
– А как узнать, что нет Божиего благословления?
– Если люди хотят прислушаться к внутреннему своему голосу, если они это в себе воспитывают, практикуют обращение в свои глубины, они могут это узнать. А если человек выходит замуж или женится, будучи одержим какой-то страстью или какой-то идеей, тогда, конечно, он ничего не услышит.
– Многие люди, и православные, и не православные, патологически не могут создать семью, хотя у них есть все данные, – из-за страха ошибиться.
– Это тоже, наверное, страсть.
– А что делать?