"Они вытекают, – говорит Вамадева, – из сердца-океана, заключенные врагом в сотню оград, они не могут быть увидены; я взираю на потоки ясности, ибо посредине них Золотой Прут. Полноводно текут они, словно быстрые реки, очищаясь внутри умом и сердцем; бегут эти волны ясности, словно животные, ведомые погонщиком. Словно бы на пути перед Океаном (sindhu, верхним океаном) могучие движутся, преисполненные мощной скорости, но ограниченные витальной силой (vāta, vāyu), эти потоки ясности; они подобны мчащемуся скакуну, который разбивает свои преграды, когда его питают волны". (IV.58.5-7) С первого взгляда ясно, что это строки поэта-мистика, скрывающего от непосвященных их истинный смысл за покровом образов, которому он иногда позволяет стать прозрачным для взгляда, стремящегося увидеть суть. В этих строках он говорит о том, что божественное знание все время, не прерываясь, течет за нашими мыслями, но внутренние враги препятствуют его постижению, они ограничивают способности нашего ума, сводя их лишь к чувственному движению и чувственному восприятию, так что, хоть волны нашего существа и бьются о берега, граничащие со сверхсознательным, беспредельным, нервная деятельность нашего чувственного ума удерживает их, не давая раскрыть их тайну. Они похожи на управляемых, сдерживаемых уздою коней; только когда волны света вскормят их в полную силу, в стремительном порыве конь разобьет все препоны, и они свободно потекут к Тому, из чего выжимается нектар Сомы и рождается жертвоприношение.
Yatra somaḥ sūyate yatra yajño
ghṛtasya dhārā abhi tat pavante ǁ (IV.58.9)
Эта цель, кроме того, описывается как то, что исполнено меда, – ghṛtasya dhārā madhumat pavante (IV.58.10); это Ананда, божественное Блаженство. То, что эта цель есть Синдху, океан сверхсознания, становится ясно из последнего стиха, где Вамадева говорит: "Пусть будет нам дано вкусить ту медовую волну твою", – божественного Пуруши, Агни, Быка миров о четырех рогах, – "которая рождается в силе Вод там, где они сливаются вместе".
Apām anīke samithe ya ābhṛtaḥ ǀ
tam aśyāma madhumantaṁ ta ūrmim ǁ (IV.58.11)
Мы обнаруживаем, что эта фундаментальная идея ведийских риши находит свое выражение и в Гимне Творения (X.129.3-5), где так описывается подсознательное: "Вначале была лишь тьма, скрываемая тьмой, океан без ментального сознания… из него Единое родилось величием Своей силы. Оно вначале двигалось в нем как желание, и это было первым семенем разума. Властители Мудрости открыли в не-сущем то, что воздвигает сущее, в сердце они отыскали его через целеустремленное побуждение и мыслящий ум. Их луч был протянут по горизонту; было нечто вверху, нечто было внизу". В этих строках выражаются те же идеи, что и в гимне Вамадевы, но только без покрова образов. Из океана подсознания Единый поднимается в сердце, вначале как желание; он движется в этом океане-сердце как невыраженное желание восторга бытия, и это желание есть первое семя того, что позже проявляется как чувственный ум. Так боги находят способ создания сущего, сознательного бытия, из тьмы подсознания; они открывают его в сердце и проявляют через рост мысли и через целеустремленное побуждение, pratīṣyā, под которым подразумевается ментальное желание, в отличие от первого туманного желания, возникшего из подсознательного в чисто витальных движениях природы. Сознательное существование, таким образом созданное ими, протягивается как бы горизонтально между двумя другими полюсами: внизу находится темный сон подсознательного, наверху – сияющая тайна сверхсознательного. Это и есть верхний и нижний океаны.
Ведийская образность проливает яркий свет на сходные символические образы Пуран, в особенности на знаменитый символ Вишну, спящего после пралайи (конца света) на кольцах змея Ананты в океане сладкого молока. Вероятно, можно возразить на это, отметив, что Пураны писались суеверными индусскими жрецами или поэтами, которые верили, будто причина затмений заключена в драконе, поедающем солнце и луну, а потому могли легко поверить, будто в периоды несозидания верховное Божество в физическом теле засыпает на физической змее в материальном океане настоящего молока, а следовательно, пустое это дело – поиск духовного смысла в этих сказаниях. Мой ответ на это заключался бы в том, что фактически нет нужды искать подобное значение, ибо эти суеверные поэты поместили его прямо на поверхности предания, где его может увидеть всякий, кто не пожелает оставаться слепым. Ибо они дали имя змею, на котором возлежит Вишну, это имя Ананта, а Ананта означает Бесконечный; тем самым они достаточно ясно показали нам, что образ этот есть аллегория и что Вишну, всеохватывающее Божество, в периоды между творениями почивает на кольцах Бесконечности. Что же до океана, то ведийская образность говорит нам о том, что это должен быть океан вечного существования, а океан вечного существования есть океан чистой сладости или, иными словами, чистого Блаженства. Ибо сладкое молоко (сам по себе ведийский образ) явно несет значение, по сути не отличающееся от madhu, меда или сладости, гимна Вамадевы.
Таким образом, мы обнаруживаем, что в Ведах и в Пуранах используются одни и те же символические образы; океан в них есть образ бесконечного и вечного существования. Мы также обнаруживаем, что образ реки или потока символизирует течение сознательного бытия. Мы обнаруживаем, что Сарасвати, одна из семи рек, есть река вдохновения, берущая истоки в Сознании-Истине. Это дает нам право предположить, что и другие шесть рек являются психологическими символами.
Однако нам не нужно целиком полагаться на гипотезы и косвенные доказательства, какими бы надежными и убедительными они ни были. Как мы увидели в гимне Вамадевы, реки, ghṛtasya dhārāḥ, не есть потоки очищенного масла и даже не реки с обычной водой, но психологические символы, также мы находим и в других гимнах убедительные свидетельства образности семи рек. Чтобы показать это, я разберу еще один гимн, первый из третьей мандалы, сложенный риши Вишвамитрой в честь бога Агни; ибо в нем Вишвамитра говорит о семи реках языком столь же поразительным и недвусмысленным, как и язык, которым Вамадева описал реки ясности. В гимнах этих двух святых песнопевцев, в совершенно разных контекстах мы найдем точное повторение одних и тех же идей.
Глава XI. Семь Рек
В Веде постоянно говорится о водах или реках, в особенности о водах божественных, āpo devīḥ или āpo devyāḥ; и иногда упоминаются воды, несущие в себе свет лучезарного солнечного мира или свет Солнца, svarvatīr apaḥ. Освобождение вод, осуществляемое богами или человеком с помощью богов, – постоянно встречающийся символ. Стада, воды и Солнце или солнечный мир, gāḥ, apaḥ, svaḥ – это три великих завоевания, к которым устремляется человек, из-за которых боги, дабы даровать их человеку, вечно сражаются с демонами, с Вритрами или пани. Вопрос заключается в том, имеются ли здесь в виду дожди с небес, реки северной Индии, которыми владеют или хотят завладеть дравиды – Вритры иной раз выступают дравидами, иной раз их богами, – стада, принадлежащие ариям или угнанные у арийских поселенцев туземными "грабителями" – пани, которые удерживают или угоняют стада, также выступают то дравидами, то их богами, – или же есть во всем этом некий более глубокий, духовный смысл? Является ли завоевание Свара просто освобождением солнца от тьмы грозовых туч или от затмения и от мрака ночи? По крайней мере, в этом случае солнце не может быть похищено у ариев враждебно настроенными "темнокожими" и "безносыми" людьми. А может быть, завоевание Свара означает просто покорение небес в жертвоприношении? В любом случае, что же означает эта странная связь коров, вод и солнца или коров, вод и неба? Не похоже ли это скорее на систему символических значений, где стада, обозначаемые словом gāḥ, имеющим оба значения – коровы и лучи света, – это озарения, приходящие с уровня высшего сознания, берущие истоки во всеозаряющем Солнце, в Солнце Истины? Разве сам Свар – это не мир или уровень бессмертия, где владычествует Свет или Истина всеозаряющего Солнца, именуемый в Веде безбрежной Истиной, ṛtam bṛhat, и истинным Светом? А божественные воды, āpo devīḥ, divyāḥ или svarvatīḥ, разве не есть потоки этого высшего сознания, нисходящие с того плана бессмертия в смертный разум?
Безусловно, легко указать на строки или на целые гимны, где, на первый взгляд, нет необходимости в такого рода истолковании, и гимн можно понять как молитву или хвалу за ниспослание дождя или рассказ о битве на реках Пенджаба. Но Веду невозможно толковать по отдельным отрывкам и гимнам. Мы должны интерпретировать ее как целое, если хотим получить внятный и связный смысл. Конечно, мы можем выйти из трудного положения, приписав таким словам, как svar или gāḥ, в разных местах совершенно разные значения – точно так же, как Саяна обнаруживает в слове gāḥ иногда значение "коровы", иногда "лучи", а иногда с поразительной легкостью навязывает этому слову значение "воды" . Но подобная система интерпретации не может считаться рациональной лишь в силу того, что дает "рационалистические" или "удовлетворяющие разум" результаты. Скорее, она идет вразрез как с логикой, так и со здравым смыслом. В принципе, с ее помощью можно получить любой желаемый результат, но ни один разумный и непредвзятый исследователь не поверит, будто этот результат и есть изначальный смысл ведийских гимнов.
Но если мы примем более последовательный метод, то у нас возникнут просто немыслимые трудности из-за противоречия с чисто материальным смыслом. Возьмем для примера гимн Васиштхи (VII.49), обращенный к божественным водам, āpo devīḥ, āpo divyāḥ; его второй стих звучит так: "Те божественные воды, что текут по прорытым руслам, или те, что возникли сами, те, что движутся к океану, чистые, очищающие, – пусть напитают меня эти воды". Можно сказать, что смысл здесь вполне ясен: Васиштха обращает свой гимн к материальным водам, земным рекам, каналам, – а если слово khanitrimāḥ означает просто "прорытые", то даже к колодцам, – тогда как выражение divyāḥ, божественные, есть всего лишь украшающий эпитет восхваления. Вероятно, мы можем даже перевести стих иначе, предположив, что речь здесь идет о трех родах вод: о воде с неба, то есть о дожде, о воде колодцев и воде рек. Но этот смысл теряется совершенно, как только мы обращаемся к гимну в целом. Ибо в нем говорится:
"Пусть питают меня эти божественные воды, древнейшие (или величайшие) в океане, что движутся из середины океанского потока, очищающие, не знающие отдыха, кому Индра-громовержец, Бык, прорубил путь. Те божественные воды, что текут по прорытым руслам, или те, что возникли сами, чье движение устремлено к Океану, – пусть эти божественные воды питают меня. Посреди кого движется царь Варуна, взирая на правду и на ложь созданий, те, что текут медом, чистые и очищающие, – пусть эти божественные воды питают меня. В ком царь Варуна, в ком Сома, в ком все Боги опьяняются силой, в кого проник Агни-Вайшванара, – пусть эти божественные воды питают меня" (VII.49.1-4).
Ясно, что Васиштха говорит здесь о тех же водах, тех же реках, что и Вамадева в своих гимнах, о водах, что поднимаются из океана и в океан текут, о медоносных волнах, что вздымаются из моря, из глубин океана, который есть сердце вещей, о потоках ясности, ghṛtasya dhārāḥ. Они представляют собой потоки высшего и универсального сознательного существования, в котором движется Варуна, взирая на правду и ложь смертных, – фраза, которую нельзя применить ни к идущему дождю, ни к физическому океану. Варуна Вед не является индийским Нептуном и не соответствует он, как первоначально казалось европейским ученым, греческому Урану, небу. Он владыка горнего простора, высшего океана, безбрежности бытия и его чистоты; в другом гимне говорится о том, что в этой безбрежности, в бесконечности, где нет путей, он проложил пути, по которым может двигаться Сурья, Солнце, Владыка Истины и Света. Оттуда взирает Варуна на истину и ложь, слившиеся воедино в сознании смертных… Также следует отметить, что это те божественные воды, которым Индра прорубил русло и заставил течь на землю, – описание, относящееся во всей Веде к семи рекам.
Если бы и были сомнения по поводу того, что воды в молитве Васиштхи это те же самые воды, что и в великом гимне Вамадевы, madhumān ūrmiḥ, ghṛtasya dhārāḥ, то их бы полностью развеял другой гимн мудреца Васиштхи (VII.47). В сорок девятом гимне он коротко упоминает, что божественные воды текут медом, madhuścutaḥ, и говорит о том, что Боги находят в них наслаждение, опьяняясь энергией, ūrjaṁ madanti; из чего мы можем заключить, что мед или сладость есть мадху (madhu), Сома, нектар Ананды, дарующий богам экстаз. А в сорок седьмом гимне он окончательно проясняет весь смысл:
"О Воды, та высочайшая ваша волна, напиток Индры, которую создали для себя стремящиеся к Божественности, этой чистой, беспорочной вашей волной, сочащейся ясностью, исполненной меда (ghṛtapruṣaṁ madhumantam), да насладимся мы сегодня. О Воды, пусть дитя вод (Агни), чьи порывы стремительны, взрастит эту самую медовую волну вашу; ту вашу волну, в которой Индра вместе с Васу опьяняются восторгом, мы, ищущие Божественное, да отведаем сегодня. Прошедшие через сотню цедил, несущие восторг в своей природе, они, божественные, движутся к цели, которая принадлежит Богам (к высшему океану); не ограничивают они деяний Индры. Даруйте рекам жертвенную пищу, исполненную ясности (ghṛtavat). Пусть реки, что солнце сотворило своими лучами, из которых Индра извлек волну, прорубив ей путь, утвердят для нас высочайшее благо. И вы, о Боги, всегда оберегайте нас посредством своих состояний блаженства" (VII.47.1-4).
В этом отрывке мы встречаем ту же идею сладкой, пьянящей волны, madhumān ūrmiḥ, что и в гимне Вамадевы, кроме того, здесь прямо говорится, что этот мед, эта сладость есть Сома, напиток Индры. Еще большую ясность вносит и эпитет śatapavitrāḥ, "прошедшие через сотню цедил", который в ведийском языке может относиться исключительно к Соме; следует также отметить, что здесь это эпитет самих рек и что медоносную волну из них извлек Индра, прорубив для нее ударом молнии, сразившим Вритру, русло в скале. Вновь нам становится ясно, что эти воды и есть те семь рек, которые Индра освободил от власти Вритры, Запирателя, Сокрывателя, и направил их поток на землю.
Что ж это за реки, чьи волны полны нектара Сомы, полны ясности, ghṛta, полны энергии, ūrj? Что это за воды, которые текут к цели движения богов, которые утверждают для человека наивысшее благо? Безусловно, это не реки Пенджаба – самое дикое предположение о варварском сумбуре или безумном хаосе в представлениях ведийских риши неспособно убедить нас в правомерности подобного толкования этих строк. Совершенно ясно, что это воды Истины и Блаженства, текущие из высочайшего океана. Но не по земле они текут, а на небе; Вритра, Запиратель и Сокрыватель, не дает им излиться в земное сознание, в котором пребывают смертные, пока Индра, божественный разум, не наносит удар Сокрывателю своей сверкающей молнией и не пробивает на вершинах этого земного сознания русло, по которому могут излиться воды. Вот это и есть единственное рациональное, последовательное и разумное истолкование языка и мыслей ведийских риши. Что же касается остального, то риши Васиштха дает нам весьма ясное представление, ибо он указывает, что речь идет о водах, которые Сурья сотворил своими лучами, они, в отличие от земных движений, не ограничивают и не умаляют действий Индры, высочайшего Разума. Иными словами, это воды Безбрежной Истины, ṛtam bṛhat. Мы постоянно видели, что эта Истина творит Блаженство, и здесь также мы обнаруживаем, что эти воды Истины, ṛtasya dhārāḥ, как они прямо именуются в других гимнах (например: "О постигающий Истину, постигни лишь Истину одну, высвободи множество потоков Истины", V.12.2), утверждают для людей наивысшее благо, а наивысшее благо есть блаженство, благодать божественного существования.
Но все же ни в этих гимнах, ни в гимне Вамадевы, нет прямого упоминания о семи реках. Поэтому мы обратимся к первому гимну Вишвамитры, гимну, обращенному к Агни (III.1), и рассмотрим его со второго по четырнадцатый стих. Это длинный отрывок, но он достаточно важен, чтобы мы процитировали и перевели его полностью.
Prāñcaṁ yajñaṁ cakṛma vardhatāṁ gīḥ
samidbhir agniṁ namasā duvasyan ǀ
divaḥ śaśāsur vidathā kavīnām
gṛtsāya cit tavase gātum īṣuḥ ǁ (2)Mayo dadhe medhiraḥ pūtadakṣo
divaḥ subandhur januṣā pṛthivyāḥ ǀ
avindan nu darśatam apsvantar
devāso agnim apasi svasṝṇām ǁ (3)Avardhayanta subhagaṁ sapta yahvīḥ
śvetaṁ jajñānam aruṣaṁ mahitvā ǀ
śiśuṁ na jātam abhyārur aśvā
devāso agniṁ janiman vapuṣyan ǁ (4)Śukrebhir aṅgai raja ātatanvān
kratuṁ punānaḥ kavibhiḥ pavitraiḥ ǀ
śocir vasānaḥ pari āyur apām
śriyo mimīte bṛhatīr anūnāḥ ǁ (5)Vavrāja sīm anadatīr adabdhāḥ
divo yahvīr avasānā anagnāḥ ǀ
śanā atra yuvatayaḥ sayonīr
ekaṁ garbhaṁ dadhire sapta vāṇīḥ ǁ (6)Stīrṇā asya saṁhato viśvarūpā
ghṛtasya yonau sravathe madhūnām ǀ
asthur atra dhenavaḥ pinvamānā
mahī dasmasya mātarā samīcī ǁ (7)Babhrāṇaḥ sūno sahaso vyadyaud
dadhānaḥ śukrā rabhasā vapūṁṣi ǀ
ścotanti dhārā madhuno ghṛtasya
vṛṣā yatra vāvṛdhe kāvyena ǁ (8)Pituś cid ūdhar januṣā viveda
vyasya dhārā asṛjad vi dhenāḥ ǀ
guhā carantaṁ sakhibhiḥ śivebhir
divo yahvībhir na guhā babhūva ǁ (9)Pituś ca garbhaṁ janituś ca babhre
pūrvīr eko adhayat pīpyānāḥ ǀ
vṛṣṇe sapatnī śucaye sabandhū
ubhe asmai manuṣye ni pāhi ǁ (10)Urau mahān anibādhe vavardha
apo agniṁ yaśasaḥ saṁ hi pūrvīḥ ǀ
ṛtasya yonāvaśayad damūnā
jāmīnām agnir apasi svasṝṇām ǁ(11)Akro na babhriḥ samithe mahīnām
didṛkṣeyaḥ sūnave bhāṛjīkaḥ ǀ
ud usriyā janitā yo jajāna
apāṁ garbho nṛtamo yahvo agniḥ ǁ (12)Apāṁ garbhaṁ darśatam oṣadhīnām
vanā jajāna subhagā virūpam ǀ
devāsaś cin manasā saṁ hi jagmuḥ
paniṣṭhaṁ jātaṁ tavasaṁ duvasyan ǁ (13)Bṛhanta id bhānavo bhāṛjīkam
agniṁ sacanta vidyuto na śukrāḥ ǀ
guheva vṛddhaṁ sadasi sve antar
apāra ūrve amṛtaṁ duhānāḥ ǁ (14) (III.1)
"Мы принесли жертву, дабы вознестить к высочайшему; пусть возрастет Слово. Дровами для его костра, поклонением они подвигли Агни на его труды; они дали выражение в небесах познаниям провидцев, и они возжелали для него стезю в его силе, в его жажде слова. (2)
Исполненный мудрости, с чистым различением, прекрасный друг (или – совершенный строитель), по своему рождению Небесный и Земной, он утверждает Блаженство; боги нашли Агни, зримого, в Водах, во время труда сестер. (3)
Семь Могучих взрастили его, благодатного, светлого при рождении, алого, когда возрастает. Они ходили и трудились вокруг него, как Кобылицы вокруг новорожденного дитяти; боги дали тело Агни при его рождении. (4)