…"Помни час смертный и во век не согрешишь", – взывает к нам святая наша мать Церковь. "Во век не согрешишь!" Слышишь ли, что говорит она? Забыли мы об этом для всех неизбежном часе: и во что же грехами своими обратили мы теперь весь окружающий нас мир?
Забыли думать о смерти; но она не забыла о нас и с силой ужасающей все больше и яростнее, день ото дня, час от часу все безжалостнее вырывает она из рядов живых свои намеченные жертвы: война, голод, болезни, землетрясения, страшные и внезапные наводнения; общественные и семейные раздоры, доходящие до кровопролитий, в которых сыновья поднимают руку на отцов и матерей, брат на брата, мужья на жен, жены на мужей; междоусобная брань, в которой общественные отбросы и увлеченная богоборным учением обезумевшая молодежь наша в ослеплении восстает на власть предержащую и на всех, кто живет по заповедям Божьим, а не по стихиям мира…
Содержание:
Сергей Нилус - Жатва Жизни - Пшеница и плевелы - (Из личных воспоминаний и свидетельств истинных) 1
К читателю 1
Праведная кончина инока 1
Праведная кончина мирянина 4
Кончина кающегося грешника 6
Смерть грешника люта 6
Еще о том же 8
Примечания 9
Сергей Нилус
Жатва Жизни
Пшеница и плевелы
(Из личных воспоминаний и свидетельств истинных)
Печатать дозволяется. Вологда. Сентября 14 дня, 1908 г.
Цензор Никон, епископ Вологодский и Тотемский
К читателю
В бедах и скорбях, тесным кольцом великой, тяжести сдавивших совсех сторон твое странствование по путям и распутиям жизни, стольосложнившейся в последнее время, задумывался ли ты когда-нибудь,читатель, о конечной и для всех живущих на земле единственно общей целивсех земных трудов и усилий, всех горестей и радостей, разочарований инадежд, любви и ненависти, добра и зла – всего, словом, того, из чегосплетается терновый венец твоей жизни? Да, полно, знаешь ли ты даже,что это за цель такая? А если и знаешь, то помнишь ли о ней с тойвдумчивостью, какой она по важности своей заслуживает?
Не думаю. Так позволь же мне, читатель мой и брат мой во Христе,напомнить тебе, кто бы ни был ты – народов ли повелитель, иль нищийбездомный, – что для жизни твоей нет иной цели, как смерть, какприготовление к смерти.
О, слово и дело великое и страшное! И как мало на свете людей,кто бы о нем думал!
"Помни час смертный и во век не согрешишь", – взывает к намсвятая наша мать Церковь. "Во век не согрешишь!" Слышишь ли, чтоговорит она? Забыли мы об этом для всех неизбежном часе: и во что жегрехами своими обратили мы теперь весь окружающий нас мир? Забылидумать о смерти; но она не забыла о нас и с силой ужасающей все большеи яростнее, день ото дня, час от часу все безжалостнее вырывает она изрядов живых свои намеченные жертвы: война, голод, болезни,землетрясения, страшные и внезапные наводнения; общественные и семейныераздоры, доходящие до кровопролитий, в которых сыновья поднимают рукуна отцов и матерей, брат на брата, мужья на жен, жены на мужей;междоусобная брань, в которой общественные отбросы и увлеченнаябогоборным учением обезумевшая молодежь наша в ослеплении восстает навласть предержащую и на всех, кто живет по заповедям Божьим, а не постихиям мира. Льется кровь потоками, и коса смерти пожинает такуюобильную жатву, что сердце стынет от холодного ужаса. Наступают,по-видимому, времена, о которых верные христиане предупреждены грознымсловом Св. Писания, что "до узд конских будет кровь тогда" и "если быне сократились дни те ради избранных, то не было бы спасения никакойплоти". И, тем не менее, видят все это люди, видят все ужасы смерти, имало кто думает о смерти. Как будто временно остающиеся в живых, одниони, имеют какой-то, им одним известный залог вечной жизни на земле, итолько те, которые умирали, предназначены к смерти.
Нет, друг мой читатель, и тебе, и мне, и всему живущему на землеопределено "единою умрети, а затем – суд". Не обманывает тебя Богом втебя наложенное предчувствие вечной жизни: она тебе дана, но только посмерти, как семени, которое "аще не умрет, не оживет". Весь вопросзаключен в том: как умереть и как ожить? Умереть ли для вечной жизни вгрехе и в муке греха, или же для нескончаемой радости в блаженстве дляправды, в вечном созерцании Источника всякой правды Отца светов, БогаИстинного?..
"В чем застану, в том и сужу"... Люта смерть грешников... Страшногрешнику впасть в руце Бога Живого в том вожделенном мире, идеже лицасвятых и праведницы сияют, яко светила!.. Не войдет туда ничто отскверны плоти и духа.
И слышится мне в тиши моего уединения, как враг-диаволнашептывает внимающему речам моим:
- Не слушай его! Иди вслед за образованным миром, который ужедавно на основании науки и разума отверг все эти басни отжившего свойвек христианства.
Что имело смысл для младенчествовавшего и темного человечества,то "сознательным" человеком рассеяно как дым суеверия и невежества. Изрук своекорыстных жрецов алтаря вырвана теперь власть морочить людейугрозой вечной жизни по смерти в вечных муках, предназначенной будто быдля тех, которые рабски не следуют в этой жизни их правилам. Смотри,даже простой народ, и тот уже понял, что он был окован в своей свободе,в свободном своем достоинстве человека, путами жреческой морали, накоторой столько веков строилось рабство и угнетение личности во имякакой-то вечности в блаженстве, которой не видал никто, а все виделитиранию немногих над всеми, благополучие и довольство единиц,основанное на нищете, труде и горе миллионов, довольно сказок о ЦарствеНебесном; нам подай по праву принадлежащее каждому царство земное.
Знакомые лукавые речи! Кто только не слыхивал их на своем веку, ине только извне, но и в тайниках глубинных своего сердца!.. Но непрельщайся ими, читатель, – они обманут тебя, как обманули и погубилиуже многих, – а последуй-ка лучше за мной в ту область, которая зоветсямиром своего и чужого опыта в духовной жизни, в мир наблюдений ивоспоминаний как лично своих, так и тех людей, которые в той областитоже кое-что видели и наблюдали. Ведь и это тоже наука, но редко ктознает и хочет знать эту науку. Пойдем же, заглянем туда, где над нашимс тобой братом, русским человеком, таким же, как ты и я, уже пронеслосьгрозное дыхание смерти, где бесшумно, но таинственно и важносовершилось величайшее таинство перехода от жизни временной в жизньвечную.
Пойдем же за мной туда, пока мы еще с тобой живы, пойдем хоть изпростого любопытства!..
Праведная кончина инока
Передо мной лежит письмо, простое частное письмо от лица к лицу.Давнишнее уже письмо это, и время наложило на него печать разрушения:поблекли и пожелтели листы почтовой бумаги, повыцвели чернила; тольколюбовь, которая его диктовала, все так же свежа, все так же благоухает,и время не имело власти над ней. Я знаю этих лиц, хотя они уже ушли изэтого мира, и я на его распутиях не встречался с ними; но я знаю их порассказам о них от близких им по духу, по общности нашей с ними веры илюбви, по вере и любви к тем обетованиям, в которые веровали они и вкоторые всем сердцем верю и я: они близки и дороги мне, эти лица, каквоплощение чистейшего идеала и величия духа простых сердцем русскихлюдей, былых строителей великой моей Родины.
Пишет духовник Киево-Печерской Лавры иеромонах Антоний кименитому курскому купцу Федору Ивановичу Антимонову о последних дняхжизни родного брата Федора Ивановича, екклесиарха Великой церкви,архимандрита Мелетия . Прочти его со мной вместе, мой дорогой читатель!
"Достопочтеннейший Федор Иванович! Сообщаю Вам Божьеблагословение как поручение Вашего любезного брата и моего духовногодруга, отца Мелетия, Вам и всему Вашему потомству, и всем родственникамВашим. Испросил я его у брата Вашего от лица всех вас за восемь часовдо блаженной его кончины, последовавшей 1865 года октября 17-го,пополуночи в 5 ч 30 м утра.
Последняя телеграмма передала Вам роковую сию весть, стольблизкую Вашему сердцу. Я обещал писать Вам подробно, но доселезамедлил. Причины замедления заключаются в том, что мне пришлосьисполнить весь долг христианский в отношении дорогого усопшего: уход заним во все время его предсмертной болезни; напутствие его к смерти,погребение и, наконец, шестинедельное по душе его служение БожественнойЛитургии – все это лежало на моей обязанности. И теперь еще, доисполнения 40 дней со дня его кончины я не свободен, так как ежедневносовершаю службу в Великой церкви за упокой души дорогого почившего.Поэтому не взыщите за недостаточную связность изложения – пишу Вамурывками.
Велик и важен предмет, о котором я пишу Вам и о котором яежедневно сообщал отцу Исаакию , ибо что может быть важнее дляхристианского сердца праведнической, безболезненной кончиныхристианина? А этим праведником и был покойный брат ваш.
3 октября, т.е. в воскресенье, брат ваш служил в Великой церкви;служил с ним и я. Не могу вам объяснить того чувства, которое яиспытывал при виде его, воздвигающим во время херувимской песни рукисвои горе: он представился мне тогда, несмотря на то, что ничто непредуказывало его близкой кончины, праведнейшим мертвецом; именно –мертвецом, а не живым и священнодействующим Божьим иереем. Но тогда наэто впечатление моей души я не обратил должного внимания, а между темэто прозрение сердца через две недели осуществилось на самом деле.
Во вторник брат ваш служил соборную панихиду. Во время вечерни онв сухожилиях под коленями внезапно почувствовал боль. Боль этапродолжалась всю ночь по возвращении его в келью, а поутру она ужемешала ему свободно ходить; поэтому в среду у утрени он не был. Днем, всреду, он почувствовал упадок сил, особенно в руках и ногах; аппетитпропал и уже не вернулся к нему до самой его кончины.
В четверг был легкий озноб. Чтобы согреться, он, по обычаюсвоему, лег на печку, после чего у него сделался легкий внутренний жар.Все это время мы с ним не видались: я страдал от зубной боли, а он непридавал значения своему нездоровью, полагая его простым, неопаснымнедомоганием, и потому не давал мне знать. Только в пятницу вечером яузнал о его немощи.
Когда в субботу утром я увидал его лежащим на постели, то онвновь мне представился тем же мертвецом, каким он мне показался вовремя Богослужения. С этой минуты я уже не мог разубедить себя в том,что он не жилец уже более на этом свете.
В этот день прибегли к лекарственным средствам, чтобы вызвать вбольном испарину; но он, вероятно, чувствуя, что это для негобесполезно, видимо, принуждал себя принимать лекарство только для того,чтобы снять с окружающих нарекание в недостатке заботливости.
С этого времени он слег окончательно пищи не принимал, и дажепозыв к питью в нем сокращался, как и самые дни его.
В понедельник над ним совершено было Таинство Елеосвящения.Святых же Тайн его приобщали ежедневно.
Во вторник ему предложили составить духовное завещание, на что они согласился, чтобы заградить уста, склонные к кривотолкам. Затем емубыло предложено раздать все оставляемое по завещанию имущество своимируками.
"А если я выздоровлю, – возразил он, – тогда я вновь, что ли,должен всем заводиться?"
Я ему сказал:
"Тем лучше, что мы всю ветошь спустим, а что вам потребуется, товыберите в моей келье, как свою собственность".
"Когда так, – сказал он, – тогда делайте распоряжение, какое вамугодно..."
Со вторника истощение сил стало в нем быстро усиливаться. В средуя доложил о ходе его болезни митрополиту. Владыка посоветовал призватьглавного врача. Я сказал об этом больному.
"Когда по благословению владыки, – сказал он, – то делать нечего– приглашайте."
В четверг его тщательно осматривал врач и дал заключение, обычноедокторской манере: и да, и нет – и может выздороветь, и может умереть.
В пятницу больной после причащения Святых Тайн подписал духовноезавещание и тогда же потребовал проститься со всеми своими сотрудникамии дать каждому из них на память и благословение какую-нибудь вещь изсвоих келейных пожитков. Я приказал собрать около кровати больного всевещи, предназначенные для раздачи, и сам, кроме того, принес из своейкельи сотни три финифтяных образков. И когда стали допускать к немупрощаться, то прощание это имело вид, как будто отец какого-то великогосемейства прощался со своими детьми. Этот вечер вся братия лаврская,каждый спешил проститься с ним и принять его благословение. Я стоял наколенях у изголовья больного и подавал ему каждую вещь в руку, а онотдавал ее приходящему. Уже более часу продолжалось это прощание и ябыло потребовал его прекратить, чтобы не утомить больного.
"Нет! – возразил он, – пусть идут! Это – пир, посланный мнемилостью Бога".
Только ночь прекратила этот "пир", и он им нисколько не утомился.Глубокой ночью он обеспокоился о нашем спокойствии и настоял, чтобы мышли отдыхать.
Возвратясь в келью, я получил от вас депешу, с которой в ту жеминуту прошел к больному и сказал ему, что я об угрожающей его жизниопасности известил вас, о.Исаакию каждый день сообщаю о ходе егоболезни. Он тут много говорил со мной и благодарил меня за содействие кприготовлению его к вечности. Под конец он спросил меня:
"А знаешь ты Власову, монахиню в Борисовке?"
"А что?"
"Да вот, эту фольговую икону перешли ей. Ее имя – Агния. Этойиконой меня благословила ее тетка, когда я ехал в Оптину Пустынь,решившись там остаться. Икону эту я всю жизнь имел как дар Божий".
"Приказывайте, батюшка, – сказал я – все, что вам угодно, –исполню все так, как бы вы сами".
"Да, пока – только!"
"А что чувствуете вы теперь?" – спросил я.
"Да, мне хорошо".
"Может быть, страх смерти?"
"Да и того нет! Я даже удивляюсь, что я хладнокровно отношусь ксмерти, тогда как я уверен, что смерть грешников люта; а я и болезни-торовно никакой не ощущаю: просто, хоть бы у меня что да нибудь болело, итого не чувствую; а только вижу, что силы и жизнь сокращаются...Впрочем, может быть, неделю еще проживу..."
Я улыбнулся. Он это заметил.
"О, и того, видно, нет?.. Ну, буди воля Божья!.. А скажите мнеоткровенно, как вы меня видите по вашим наблюдениям?"
"Я уже сказал вам третьего дня, что вы на жизнь не рассчитывайте:ее теперь очень мало видится".
"Я вам вполне верю. Но вот досадно что во мне рождается к семупрекословие... Впрочем, идите же, отдыхайте – вы еще не спали".
"Хоть мне и не хочется с вами расстаться, но надо пойти готовитьтелеграмму Федору Ивановичу".
"Что ж вы ему будете передавать?"
"Да я все же его буду ожидать хоть к похоронам вашим: все бы оноблегчил мне этот труд, если бы он застал вас еще в живых и принял бываше благословение".
И много, много мы еще говорили, особенно же о том, чтобы расходына похороны были умеренны.
"Да вы знаете, – сказал я, – что я и сам не охотник до излишеств;а уже что необходимо, того из порядка не выкинешь".
"Да, – ответил он, – и то- правда!.. Ну, идите же, отдохните!"
Я поправил ему постель и его самого, почти уже недвижимого, иотправился отдыхать.
Отец Гервасий пришел за мной в 7 часов, чтобы я его приготовил кпричащению Св. Тайн. Он его уже исповедовал в последний раз. Когда ястал его поднимать, он уже был почти недвижим; но когда я его поднял,он на своих ногах перешел в другую комнату и в первый раз мог сидяпричаститься. После причастия он прилег и около часа пролежал покойно,даже как будто уснул. С этого часа дыхание его начало быть все более иболее затруднительным; но он все же говорил, хотя и с трудом. В этовремя к нему заходил отец наместник. Надо было видеть, с какимсердечным сокрушением он прощался с умирающим! Со слезами на глазах онизъявил готовность умереть вместо него... Потом я ходил проситьмитрополита, чтобы он посетил умирающего, к которому он всегдаотносился с уважением. Не прошло и пяти минут после этого, какмитрополит уже прибыл к изголовью больного, который, при его входе,хотел сделать попытку приподняться на постели, но не мог.
"Ах, как мне стыдно, владыко, – сказал он в изнеможении, – что ялежу пред вами! Вот ведь какой я невежа!"
Архипастырь преподал ему свое благословение.
В продолжении дня многие из старших и младших приходили с нимпроститься и принять его благословение, а мы старались, чтобы он своимируками дал каждому какую-либо вещь на память. Умирающему это, видимо,доставляло удовольствие, и он всякого встречал приветливой улыбкой,называя по имени. Заходило много и мирских; и тех он встречал с такойже приветливостью, а мы помогали ему раздавать своими руками, что былокаждому назначено... Начался благовест к вечерне; он перекрестился. Яговорю:
"Батюшка! Что вам, трудно?"
"Нет, ничего-с!"
"А как память у вас?"
"Слава Богу, ничего-с!.. А что приходящих теперь никого нету?"
"Нет, все к вечерне пошли... Хороша лаврская вечерня!"
"Ох, как хороша, – сказал он со вздохом, – вам бы пойти!"
"Нет, я не пойду: у меня есть к вам прошение".
"Извольте-с!"
"Теперь, – так стал говорить я, – уже ваши последние минуты:скоро душа ваша, может быть, будет иметь дерзновение ко Господу; топрошу вас, друг мой, попросите у Господа мне милости, чтобы мне болеене прогневлять Его благости!"
"О, если, по вере вашей, – ответил он, – сподоблен я будудерзновения, – это долг мой, а вы за меня молите Господа, чтобы Онпростил все мои грехи".
"Вы знаете, какой я молитвенник; но, при всей моей молитвеннойскудости, я всю жизнь надеюсь за вас молить Господа. Вы помните, какиестепени проходила наша дружба? Но последние три года у нас все былохорошо".
"Да и прежде плохого не было!"
"Позвольте же и благословите мне шесть недель служитьБожественную Литургию о упокоении души вашей в Царстве Небесном!"
"О, Господи! Достоин ли я такой великой милости?.. Слава Тебе,Господи! Как я этому рад! Спаси же вас, Господи!.. Да вот чудо: до сеговремени нет у меня никакого страха!"
"Да на что вам страх? Довлеет вам любовь, которая не имеетстраха".
"Да! Правда это!"