Но не унялась бесовская сила и всю свою злобу и зависть перенеслав сердца ближайших к Ульяне соседей, двух родных братьев Ильи и СидораПавлочевых. Эти уже просто, что называется, остервенились на Ульяну. Ипочтительна она к ним была, даже заискивала – так нет же, видеть ееравнодушно не могли и, кажется, разорвать были бы ее готовы, если бы незнали, что за ее сиротством стоят ее покровители и не дадут ее в обиду.Но чем более им приходилось сдерживать свою злобу, тем сильнее ияростнее жгла она их сердца, прорываясь на каждом шагу соседскихотношений. Чего, чего только там не было!.. Кто знает, как и в чемможет проявляться мелочная злоба в деревне между соседями, тот и безслов поймет, какую муку терпела Ульяна от братьев Павлочевых. Доходилоиногда до того, что в припадках бессильной ярости, истощив над Ульянойвесь запас ругательств, отколотив ни за что, ни про что то ту, тодругую из девочек, переломив спину дворовой собаке, искалечивпоросенка, курицу – словом, понатворив то или другое неистовство, ониза глаза грозились мне, грозили меня поджечь, убить... Мало ли еще чегосулили мне, чтобы запугать и без того на полусмерть перепуганнуюУльяну.
"Ты, такая-сякая, на своих благодетелей надеешься! – кричали ониУльяне, – так мы и им, и тебе покажем; мы вам зададим! Мы потрохи-то извас выпустим!"
И ярилась, и плевалась, и злобствовала бессильная яростьосатаневшего сердца, но дальше угроз переступить не могла: свои пути уГоспода, и грань их не нарушить всей силе бесовского ополчения!..
С год, или немногим больше, продолжалась эта ненависть, горевшаяв сердцах братьев Павлочевых, не потухая, а все более разгораясь; и ктознает, чем бы все это кончилось, если бы не грянул над ними гром карыБожьего суда и гнева. В год с небольшим и следа не осталось от обоихчеловеконенавистников. Началось с Сидора. Шел он из кабака домой, адело было поздней ночью, было темно; путь ему лежал через речку, а в товремя через речку перестраивали мост и перестилали мостовую настилку.Был устроен рядом временный мост, по которому и ходили все трезвыелюди; ну, а у пьяного человека всякая бывает фантазия: и отправьсясильно подвыпивший Сидор по тому мосту, который перестилался. На мостус одной стороны доски были уже положены, но еще не были пришитыгвоздями, а с другой только и было положено, что нужно было дляперехода плотникам; в промежутке же зияла четырехсаженная пропасть всамую речку. Как уж это вышло, одному Богу известно, но только ранопоутру, когда вышли плотники на работу, то, к великому своему ужасу,увидели Сидора уже мертвым: висит несчастный вниз головой надпропастью, а ноги застряли между двумя досками мостовой настилки. Так икончил жизнь Сидор медленной, мучительной, страшной смертью.
Не прошло, кажется, и года со дня несчастной смерти СидораПавлочева, как грозный суд Божий постиг и другого брата, Илью. К этомувремени Илья остался жить бобылем: была у него жена – умерла; сын ушелна шахты и не давал о себе известий; была еще дочь вековуша, девушкахорошей, благочестивой жизни – та с отцом не жила, а может быть, тожеумерла – этого я не помню; но знаю только, что Илья в то время жилодиноким, старым, сердито-хмурым стариком, не входившим в общение ни скем, кроме Ульяны Косткиной, своей ближайшей соседки, которую онпродолжал ненавидеть по-прежнему. И вот, накануне вешнего Николы, нашлиИлью Павлочева в его избе с раскроенным надвое черепом...
В местности нашей, когда произошло это событие, преступления,подобные тому, которое совершено было над Ильей Павлочевым, были крайнередки: все наше село было потрясено событием, а становой, так тотзаклялся, кажется, ни пить, ни есть, пока не разыщет убийцы. Но делоэто оказалось не под силу нашему становому: убийца как сквозь землюпровалился, не оставив по себе и следа, хотя много перетаскали народу ив становую квартиру, и к следователю, да все понапрасну – на убийцутак-таки и не напали.
И решено было властями: предать это дело воле Божьей...
Убили Илью Павлочева 5-го или 6-го мая. Труп его был найденнакануне Николиного дня, а убит-то Илья был двумя-тремя днями раньше,как определил доктор, производивший вскрытие. Шел Рождественский пост.В начале декабря, или в самом конце ноября, тоже, стало быть, близНиколы, то, что было не по плечу властям земным, легче легкогоразрешилось властью небесной; и разрешилось так, что мы все, бывшиеочевидцами, только руками развели да ахнули. А было с чего ахнуть!
В тот год сильно затянулась у нас осень: в начале декабря о снегене было и помину. Выпадал, правда, снежок, да тут же и таял; затемземлю схватило морозцем, разъяснилось небо, морозы усилились и комкамисковали дорожную грязь: много боялись тогда, что повымерзнут озими,неприкрытые от стужи зимним покровом... На нашу железнодорожнуюстанцию, к дорожному мастеру, в такую-то погоду и дорогу, заехалповидаться старичок-приказчик из соседнего с моим имения. Не успел онпо приезде задать своей лошади корму, как она зашаталась в оглобях,рухнула на землю и вмиг издохла. Старичок-приказчик, человек бывалый иопытный, сразу распознал, что лошадь пала от сибирской язвы и тотчаспослал на село привести кого-нибудь из мужиков, чтобы закопать еевместе со шкурой. Пришли два брата Стефановых, договорились за работуполучить целковый, привели в хомуте свою лошадь, связали падаль заноги, закрепили ее веревкой за гужи и сволокли в овраг, в укромноеместечко, а свою лошадь поскорее – домой, чтобы не заразилась отиздохшей. Вернулись Стефановы в овраг, чтобы закопать падаль и тутвспомнили, что, ведь, шкура-то тоже денег стоит: рубль-то рублем, а отшкуры-то и четырьмя можно попользоваться; кто там узнает, что она спадали? Вздумано – сделано: содрали они шкуру, падаль кое-как закопалив мерзлую глину оврага, а шкуру потащили к себе домой. Дело было ужепоздно вечером, и уже настолько стемнело, что можно было смело тащитьдобычу – никто не увидит... Вот, тут-то и совершилась над Стефановымитайна воздаяния за грех их нераскаянный, от людей скрытый, а Богуведомый. Несли они шкуру вдвоем да в темноте наступивших сумерек, неразглядев под ногами обледеневшего комка грязи, наткнулись на него ислетели с ног. Один из них лоб себе до крови рассек, а другой тоже докрови поцарапал руку. По началу-то дело было небольшое, обтерли себекто – руку, кто – лоб и пошли себе дальше, волоча шкуру с дохлойскотины; ну, а потом дело то вышло великим. Не успели они дойти до домада припрятать шкуру, как оба стали кончаться, проникла в их кровьзараза с падали от рук, которыми они сдирали шкуру, а потом свою кровьобтирали: и, как громом, поразила их сибирская язва. Пока сбегали засвященником, один брат уже успел скончаться, а другой хотя и был ещежив, но находился в таком исступлении, что священнику со Св. Дарами кнему нельзя было и подступиться. Так и этот брат умер без покаяния. Итак была страшна смерть его, такими она сопровождалась проявленияминечеловеческой злобы и ненависти ко всему святому, что трепетало отужаса сердце всех, начиная со священника, кто лицом к лицу стоял передэтой леденящей душу смертью явно Богом отверженного человека.
И не успели остыть эти два трупа, как голос народный указал напокойников, как на убийц Ильи Павлочева. Все это знали, но все молчалииз страха перед убийцами: это были люди, способные на всякое зло чтобыотомстить каждому, кто бы осмелился их выдать человеческому правосудию.Ну, а против правосудия Божьего кто станет? Под "вешнего Николу" убилиСтефановы Павлочева, а под "зимнего" сами лежали в гробу, сраженныегневом Божьим, отверженные, страшные в своей нераскаянной злобе,бессильные принести достойные плоды покаяния...
Дописываю эти строки и слышу: в открытые окна, прорезываясгустившийся сумрак тихой летней ночи, из монастырской больницы ОптинойПустыни, несутся в мою комнату отчаянные вопли, крики и стонынечеловеческих страданий. И так не день, не два, а скоро уже третьянеделя, как, то затихая, то с новой, удвоенной силой возрастаявырываются из человеческой груди эти человеческие вопли... Этотерзается и мучается умирающее тело насмерть обожженного, на две третитела обгоревшего человека, лакея соседнего с Оптиной помещика. Что застрадания, что за мука!.. И эта мука, и эти страдания сопровождаютсяеще такими страшными видениями, что этот несчастный, полусгоревшийчеловек находит в себе от ужаса силы подняться и бежать от своегострадальческого ложа...
Что-то, вдруг, тихо стало. Не смерть ли освободительница пришла ивырвала страдальца из ада, из огненной геенны его мучений?.. Должнобыть, – так! Упокой, Господи милосердый, его истерзанную душу.
Сегодня я узнал, за что постигла его такая кара: он бросил своюмать, которой он был единственным кормильцем и последней опоройбеспомощной старости и бросил из-за женщины. Много раз приходила она кнему, больная, слабая, дряхлая, и всякий раз он отгонял ее, мать свою,с бесчеловечной жестокостью. В последний раз она пришла к нему неделитри тому назад и из уст своего единородного сына услыхала страшное,безумное слово:
"Уйди".. хоть бы ты сгорела!"
А на другой день он сам сгорел от вспыхнувшей спиртовой лампочкикофейника, на котором он готовил кофе своему господину... Опятькричит!.. он все еще жив, несчастный!..
Помилуй его, Господи! Спаси, Господи, его душу: она раскаялась,отстрадала и прощена той, которая его породила и которая теперь его жемуками страдает, терзается и плачет!.. Господи помилуй!
Оптина Пустынь
1 августа 1908 г.
Примечания
1
В миру – Михаил Иванович Антимонов. Начало монашеству он положил в Предтеченском Скиту Оптиной Пустыни.
2
Родной брат о.Мелетия, настоятель Оптиной Пустыни.
3
Все это современники о.Мелетия. Отец Леонид и Макарий – великие старцы Оптиной Пустыни, почившие о Господе, первый – 11 октября 1841 года, второй – 7 сентября 1860 года. Филарет – известнейший подвижник и схиигумен Глинской Пустыни, скончавшийся в 40-х годах прошлого столетия. Преподобного же Серафима ныне знает и чтит вся Православная Церковь.
4
Иеросхимонах и подвижник Киево-Печерской Лавры.
5
Духовничество. О.Антоний был духовником Лавры.
6
Отец Исаакий, младший родной брат о.Мелетия, был избран и назначен настоятелем Оптиной Пустыни в 1862 году. Об этом-то "ярме" и соболезнует умирающий.
7
Грубая ткань ручной работы из черных шерстяных сученых ниток; ее работают, обычно, в женских монастырях, а носят только в строгих по жизни мужских и женских обителях.
8
Текст сноски в электронном оригинале отсутствует, с бумажным пока не сверялся.
9
В старинных, или живших по старине, дворянских поместьях "месчиной" называлась ежемесячная помощь продовольствием отдельному лицу или целому семейству, впавшему в бедность.