Космогоническое начало в Боге, сведенное на отвлеченные логические категории, выражает собою только тавтологию: различное может, произойти только из начала различия, а не из простой сущности. Христианские философы и богословы, защищавшие учение о сотворении мира из ничего, не могли совершенно обойти старого правила: "из ничего не выходит ничего", ибо оно выражает закон мышления. Правда, они не считали началом различных материальных вещей действительную материю, но за то они сделали началом действительной материи - Сына, который есть мудрость, наука, и разум Отца, который есть совокупность всех вещей, духовная материя. Различие между языческой вечностью материи и христианским творением заключается только в том, что язычники приписывали миру действительную, объективную, а христиане сверхчувственную вечность. Вещи существовали до начала века, но не как объект чувства, а как объект духа. Христиане, принципом которых был принцип абсолютной субъективности, мыслили все только при посредстве этого принципа. Поэтому материя субъективная, воображаемая, представляемая их субъективным мышлением, кажется им первоначальной материей, - значительно превосходящей действительную, чувственную материю. Но тем не менее это различие есть только различие в образе бытия. Мир вечно пребывает в Боге. Или, может быть, он возник в нем подобно внезапному капризу, прихоти? Но человек, допускающий такую мысль, обожествляет только свое собственное неразумие. Если я не лишен рассудка, то я могу выводить мир только из его сущности, из его идеи, т. е. выводить один образ его существования из другого - иначе говоря: могу выводить мир только из него самого. Мир заключает свою причину в самом себе, как и все в мире, что претендует на название истинной сущности. Differentia specifica, своеобразная сущность, все, что сообщает существу определенный характер, есть нечто необъяснимое, непроизводное в обыкновенном смысле, что существует чрез себя и имеет свое основание в себе самом.
Различие между миром и Богом, как творцом мира, есть только формальное, не существенное. Существо божие - ибо божественный разум, совокупность всех вещей, есть сама божественная сущность, поэтому Бог, мыслящий и сознающий себя, мыслит и сознает мир - существо божие есть ничто иное, как отвлеченная, производная, мыслимая сущность мира; асущность мира - не что иное, как действительное, конкретное, чувственно созерцаемое существо божие; поэтому творение есть не что иное, как только формальный акт. Все, что до начала творения было объектом мысли, разума, становится благодаря творению объектом чувства, но по содержанию пребывает неизменным, хотя и остается необъяснимым происхождение действительного, материального предмета от предмета мысленного.
То же можно сказать о множественности и различии, если мы возводим мир к этой отвлеченной категории в противоположность простоте и единству существа божия. Действительное различие может быть выведено только от существа, различного в самом себе. Но я переношу различие на первоначальное существо, ибо различие есть для меня истинная сущность. Если различие ничтожно само по себе, то оно немыслимо и в принципе. Я представляю себе различие как сущность, как истину, только в том случае, если я произвожу его из первоначальной сущности, и наоборот, то и другое тожественно. Разумное выражение этого есть следующее: различие составляет такую же неотемлемую принадлежность разума, как и единство.
Но если различие является существенным определением разума, то я могу выводить различие только из различия, объяснять его только им самим, ибо оно есть первоначальная, сама собою понятная, самое себя утверждающая вещь. Откуда произошел мир, отличный от Бога? Из различения Богом себя от себя самого. Бог мыслит себя, он служит объектом для себя, он отличает себя от себя - следовательно, одно различие, мир, вытекает из различия другого рода, внешнее из внутреннего, сущее из действенного, из акта различения. Таким образом я основываю различие на нем самом, т. е. оно есть первоначальное понятие, граница моего мышления, закон, необходимость, истина. Последнее различие, которое я могу мыслить, есть различие существа от себя и в себе. Различие одного существа от другого понятно само собой, оно обусловливается их существованием, является очевидной истиной: их два. В мышлении же я обосновываю различие только тогда, если я приписываю его одному и тому же существу, если я связываю его с законом тождества. В этом заключается последнее, истинное различие. Космогоническое начало в Боге, сведенное к его последним основаниям, есть не что иное, как акт мышления, объективированный в своих простейших элементах. Если я отниму от Бога различие, то у меня не будет материала для мышления; Бог перестанет быть объектом мышления; ибо различение есть существенный принцип мышления. И поэтому, допуская в Боге различие, я утверждаю, я объективирую истинность и необходимость этого принципа мышления.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Тайна мистицизма или тайна существования природы в Боге
Интересный материал для критики космогонических и теогонических фантазий представляет учение о вечной природе в Боге, почерпнутое из Якова Беме и воспроизведенное Шеллингом.
Бог есть чистый дух, светлое самосознание, нравственная личность; природа, напротив, по крайней мере в некоторых частностях, беспорядочна, мрачна, безнравственна или ненравственна. Но нечистое не может исходить из чистого, мрак из света. Как же произвести от Бога эти очевидные противоречия в божественных свойствах Для этого необходимо предположить эту нечистоту, этот мрак в Боге, различать в самом Боге начало света и мрака. Другими словами; мы только тем можем объяснить происхождение мрака, что вообще откажемся от представления о происхождении и допустим, что мрак существовал от века.
Мрачная сторона природы заключается в иррациональном, материальном, в природе собственно в отличие от разума. Простой смысл этого учения таков: природу, материю нельзя объяснять разумом и выводить от разума; она скорее является основой разума, основой личности; сама же она не имеет основания. Дух без природы есть только абстракт: сознание развивается только из природы. Но это материалистическое учение окутывается в мистический мрак и выражается не ясными, простыми словами разума, а с помощью священного слова "Бог". Если свет в Боге происходит из мрака, пребывающего в Боге, то он происходит по тому лишь, что свет обладает свойством освещать мрак и следовательно предполагает мрак, но не делает его. Если ты подчиняешь Бога всеобщему закону (что необходимо, если ты не хочешь приписывать Богу бессмысленной прихоти), если самосознание в Боге, как и самосознание само по себе, обусловливается естественным началом, то почему ты абстрагируешь его от Бога? То что является законом для сознания вообще, есть закон для сознания всякого личного существа, будь то человек, ангел, демон, Бог, или что угодно. К чему же сводятся, по внимательном рассмотрении, оба начала, существующие в Боге? Одно сводится к природе, по крайней мере к природе в том виде, как она существует в твоем представлении, к природе, отвлеченной от действительности: другое к духу, сознанию, личности. Ты называешь Бога Богом не в силу его задней, оборотной стороны, а в силу лишь его передней стороны, его лица, где он является тебе как дух, как сознание. Следовательно, характерной сущностью его является то, что делает его духом, разумом, сознанием. Почему же ты делаешь истинный субъект в Боге, т. е. дух, простым предикатом, будто Бог есть Бог помимо духа, помимо сознания? Потому, конечно, что ты мыслишь как раб мистически-религиозного воображения, и тебе приятно блуждать в обманчивом полусвете мистицизма.
Мистицизм есть девтероскопия. Мистик размышляет о сущности природы или человека, но воображая при этом, что он созерцает другое, отличное от них обоих личное существо. Мистик исследует те же предметы, что и обыкновенный, сознательный мыслитель, но действительный предмет представляется мистику воображаемым, а воображаемый действительным. Поэтому и здесь, в мистическом учении о двух началах в Боге, действительный предмет - патология, воображаемый - теология, т. е. патология обращается в теологию. Это не заслуживало бы возражения, если бы действительная патология сознательно и открыто признавалась теологией; наша задача в том и состоит, чтобы показать, что теология есть скрытая от самой себя, эзотерическая пато антропо - психология, и что поэтому действительная патология, действительная антропология, действительная психология имеют больше права на название теологии, чем теология, которая на самом деле есть не что иное, как воображаемая психология и антропология. Но содержанием этого учения или созерцания должна быть не патология, и именно потому это учение есть мистическое и фантастическое а теология, теология в старом или обыкновенном смысле слова. Теология должна объяснять нам сущность другого, отличного от нас существа, но вместо этого она раскрывает нашу собственную сущность и снова ее затемняет, утверждая, что она должна быть сущностью другого существа. Не разум человеческих индивидов (это было бы слишком тривиальной истиной), а разум Бога должен сперва освободиться от страстей природы; не мы, а Бог должен подняться над смутными, неесными чувствами и стремлениями на высоту ясного познания; не в нашем способе представления, а в самом Боге ужас ночи должен предшествовать радостному сознанию света. Одним словом, в этом учении должна быть изображена не история человеческой болезни, а история, т. е. развитие болезни Бога - развитие есть болезнь.
Космогонический процесс различения в Боге обнаруживает перед нами свет силы различения, как божественную сущность; ночь же или природа в Боге, "pensеes confuses" Лейбница, представляются нам божественными силами, или потенциями. Но "pensеes confuses", смутные, темные представления и мысли, вернее образы выражают собою плоть, материю; чистому, отделенному от материи разуму присущи только ясные, свободные мысли; ему не свойственны смутные, т. е. плотские представления, материальные, возбуждающие фантазию, волнующие кровь образы. Поэтому ночь в Боге говорит только о том, что Бог есть не только духовное, но и материальное, телесное, плотское существо. Но человек является и называется человеком не в силу своей плоти, а в силу своего духа; то же и Бог.
Но мистическое учение выражает это лишь в смутных, неопределенных, двусмысленных образах. Вместо сильного и потому точного и пикантного выражения: плоть, оно употребляет неопределенные, отвлеченные слова: природа и основание. "До Бога не было ничего и вне Бога нет ничего, следовательно, основание его существования заключается в нем самом. Это говорят все философы; но они рассматривают это основание как простое понятие, не придавая ему ничего реального и действительного. Это основание бытия Бога не есть сам Бог, созерцаемый абсолютно, т. е. Бог сущий; ибо это есть только основание его существования. Оно есть природа в Боге, неотделимая, но отличная от него сущность. Это отношение можно аналогично (?) объяснить отношением силы тяжести и света в природе". Но это основание есть неразумное начало в Боге. "То, что является началом разума (в нем самом), не может быть разумным". "Из этого неразумного родился разум в собственном смысле. Без этого предварительного мрака не было бы действительности творения". "Эти отвлеченные понятия о Боге, как actus purissimus, выставленные древней философией, также как и понятия новой философии, которая стремится удалить Бога из природы, совершенно не удовлетворительны. Бог есть нечто более реальное, чем простой нравственный миропорядок; ему свойственны иные, более живые двигательные силы, чем те, которые ему приписывает скудная утонченность отвлеченных идеалистов… Идеализм, не основанный на живом реализме, приобретает значение такой же бессодержательной, отвлеченной системы, как догматические системы Лейбница, Спинозы и др.". "Пока Бог современного теизма будет оставаться существом простым, но на самом деле лишенным всякой сущности, каким он является во всех новейших системах, пока мы не признаем в нем действительного двойства и не противопоставим утверждающей, расширяющей силе силу ограничивающую, отрицающую: до тех пор отрицание личного Бога будет научной истиной". "Всякое сознание есть концентрация, собрание, соединение самого себя. Эта отрицающая, к себе самой возвращающаяся сила существа есть истинная сила его личности". "Мы не боялись бы Бога, если бы в нем не заключалась сила. Свойство Божие, основанное исключительно на силе и крепости, не может казаться нам странным, если только мы не утверждаем, что Бог есть только сила, а не что иное".
Но сила и крепость, являющаяся только силой и крепостью, есть ничто иное, как только телесная сила и крепость. Кроме силы добра и разума ты располагаешь только силой мускулов. Если ты не можешь достичь своей цели при помощи доброты и разума, тебе остается прибегнуть к силе. Чтобы чего-нибудь "достичь", ты должен обладать сильными руками и мощным кулаком. Помимо силы нравственного миропорядка, тебе известна только одна "более живая и деятельная сила", - сила уголовного суда. Природа, лишенная плоти, есть "бессодержательное, отвлеченное" понятие, "скудная утонченность". Тайна природы есть тайна тела. Система "живого реализма" есть система органического тела. Есть ли вообще другая, противопоставляемая разуму сила кроме силы плоти и крови? Есть ли другая сила природы кроме силы чувственных стремлений? Не есть ли половое стремление сильнейшее стремление природы? Кто не помнит древней пословицы: amare et sаpere vix Deo competit? Следовательно, если мы хотим воплотить в Боге природу, сущность, противопоставляемую свету, то мы не можем представить себе более живой, более реальной противоположности, чем противоположность любви и мышления, духа и плоти, свободы и полового стремления. Ты пугаешься этих выводов, но они являются законными плодами священного брачного союза между Богом и природой. Ты сам родил их под благодетельным покровом ночи; теперь я только показываю их тебе при свете дня.
Личность, сознание, лишенное природы, есть ничто, есть нечто пустое, лишенное сущности, отвлеченное. Но природа, что доказано и само собой понятно, есть ничто без тела. Только тело является той отрицающей, ограничивающей, объединяющей, суживающей силой, без которой немыслима личность. Отними у своей личности ее тело - и ты отнимешь у нее то, что ее связывало. Тело есть основание, субъект личности. Действительная личность отличается от воображаемой личности какого-нибудь привидения только чрез тело. Мы были бы отвлеченными, неопределенными, бессодержательными личностями, если бы на том же самом месте, где находимся мы, могли одновременно находиться другие. Действительность личности утверждается ограничением в пространстве. Но тело ничто без плоти и крови. Плоть и кровь есть жизнь; а только жизнь есть действительность тела. Но плоть и кровь неразлучны с половым различением. Половое различие не есть различие поверхностное, ограниченное определенными частями тела; оно гораздо существеннее; оно проникает весь организм. Сущность мужчины есть мужественность; сущность женщины - женственность. Как бы мужчина ни был одухотворен и свободен от чувственности, он все-таки останется мужчиной; точно также и женщина. Поэтому личность есть ничто без полового различия. Мужская и женская личность существенно отличаются друг от друга. Там, где нет второго лица, не может быть и первого; но различие между первым и вторым лицом, основное условие всякой личности, всякого сознания, становится действительнее, живее, ярче в качестве различия между мужчиной и женщиной. Ты, обращенное мужчиной к женщине, звучит совершенно иначе, чем монотонное ты между друзьями.