Природа, в отличие от личности, означает не что иное, как половое различие. Личное существо, лишенное естества, есть существо, лишенное пола, и наоборот. Природа свойственна Богу "в том смысле, в каком мы называем человека сильной, крепкой, здоровой натурой, что может быть болезненнее, отвратительнее, противоестественнее личности, лишенной пола, или отрицающего свой пол своим характером, нравами, чувствами? В чем заключается добродетель, достоинство человека, как мужчины? В мужественности. Человека как женщины? В женственности. Но человек существует только как мужчина, или как женщина; поэтому достоинство, здоровье человека состоит только в том, чтобы он, как женщина, был женщиной, и как мужчина был мужчиной. Ты отрицаешь "отвращение ко всему реальному, основанное на воображении, будто духовное оскверняется от соприкосновения с ним". Но в таком случае ты должен прежде всего отречься от своего собственного презрения к половому различию. Если Бог не оскверняется природой, то он не оскверняется и половым различием. Боязнь полового Бога есть ложный стыд, ложный по двум основаниям; во-первых, потому что мрак, воплощаемый тобою в Боге, освобождает тебя от стыда; стыд приличествует только свету; во-вторых, потому что он идет в разрез с твоим собственным принципом. Нравственный Бог вне природы не имеет под собой основы; а основа нравственности есть половое различие. Даже животное становится способным к самопожертвованию благодаря половому различию. Вся красота природы, все и ее могущество, вся ее мудрость и глубина концентрируются и индивидуализируются в различии полов. Почему же ты боишься назвать природу Бога ее настоящим именем? Очевидно, только потому, что ты вообще боишься истины и действительности вещей и смотришь на все сквозь обманчивый туман мистицизма. Природа в Боге есть только обманчивая, лишенная всякой сущности иллюзия, фантастический призрак природы, ибо она, как уже сказано, опирается не на плоть и кровь, не на реальное основание. Так как и это обоснование личного Бога тоже не состоятельно, то я заключу свою мысль следующими словами: "Отрицание личного Бога останется научно добросовестным положением, и я прибавлю; научной истиной, до тех пор, пока мы не выразим и не докажем ясными, определенными словами, сначала а priori, исходя из умозрительных оснований, что образ, пространство, плоть, пол не противоречат понятию божества, и затеми posteriori - ибо действительность личного существа опирается только на эмпирические основания - каков образ Бога, где он существует хотя бы на небе - и, наконец, какого он пола: мужчина, женщина или даже гермафродит. Впрочем, уже в 1682 году один священник поставил смелый вопрос: "Женат ли Бог и сколько есть у него способов производить людей". Пусть же глубокомысленные умозрительные немецкие философы возьмут пример с этого честного, простодушного священника! Пусть они мужественно отряхнут с себя стеснительный остаток рационализма, который резко противоречит их существу, и реализируют, наконец, мистическую потенцию природы Бога в действительно сильного, производительного Бога. Аминь.
Учение о природе в Боге заимствовано у Якова Беме, но в оригинале оно носит более глубокий и интересный характер, чем во втором сокращенном и модернизированным издании. У Якова Беме искренняя, глубокая, религиозная душа: религия является центром его жизни и мышления. Но в то же время в его религиозное сердце проникло то значение природы, которое она приобрела за последнее время благодаря изучению естественных наук, системе Спинозы, материализму и эмпиризму. Он чувствовал природу и пожелал проникнуть в ее таинственную глубину. Но природа испугала его, и он не мог согласовать страх, внушаемый природой, со своими религиозными представлениями. "Я созерцал необъятную глубину этого мира, наблюдал за солнцем, звездами, облаками, дождем и снегом, представлял себе мысленно все творение этого мира, и находил добро и зло, любовь и гнев во всем: не только в людях и животных, но и в неразумной твари: в деревьях, камнях, земле и стихиях… Я убедился, что добро и зло присущи всему: не только тварям, но и стихиям, что безбожники пользуются таким же благополучием, как и люди благочестивые, что варварские народы располагают лучшими землями и наслаждаются большим счастьем, чем народы благочестивые. Это повергло меня в печаль и сильно огорчило. Я не мог найти утешения даже в Писании, с которым я был хорошо знаком. Все это несомненно доставляло радость диаволу, внушавшему мне часто языческие мысли, о которых я не хочу здесь упоминать". Мрачная сущность природы, не согласующаяся с его религиозными представлениями о творце небесном, действовала на душу Беме удручающим образом, но тем не менее он с восхищением отзывается о блестящей стороне природы. Яков Беме понимал природу. Он понимал и даже ощущал радость минералога, ботаника, химика, одним словом, радость "безбожного натуралиста". Он восхищается блеском драгоценных камней, звуком металлов, запахом и цветом растений, миловидностью и кротостью многих животных. "Это не сравнимо (т. е. откровение Бога в лучезарном мире, процесс, сообщающий различные краски небу и определенный характер каждой твари) ни с чем, кроме драгоценных камней: рубина, изумруда, оникса, сафира, бриллианта, яхонта, гиацинта, аметиста, дельфина, берилла, сердолика, граната и др.". В другом месте он говорит: "Драгоценные камни, превосходящие собою все остальные, как то: рубин, изумруд, дельфин, оникс и т. д., зарождаются там, где загорается свет любви. А этот свет загорается в кротости, в сердце духов рудников, поэтому эти камни так кротки, прочны и красивы". Как видите, у Якова Беме был хороший минералогический вкус. О его любви к цветам и следовательно ботаническом вкусе свидетельствуют следующие места его книги: "Небесные силы рождают небесные светлые плоды и цвета, всевозможные деревья и кусты, убранные прекрасными плодами жизни. Поэтому цветы получают небесную окраску и запах; их вид разнообразен, но каждый из них является по-своему светлым, священным, божественным". Если ты хочешь видеть божественный блеск и великолепие неба, если ты хочешь знать, каковы растения и радость на небе, то посмотри внимательно вокруг себя, постарайся разглядеть земные плоды и растения: деревья, кусты, траву, корни, цвЕты, масла, вина, хлеба, одним словом, все, что доступно твоему исследованию. Во всем этом отражается небесное великолепие".
Яков Беме не мог удовольствоваться деспотическим "да будет" в качестве объяснения природы. Он слишком понимал и любил природу. Поэтому он пытался дать природе естественное объяснение и нашел его только в качествах самой природы, которые производили глубокое впечатление на его душу. Яков Беме - и в этом заключается его существенное значение - мистический натурфилософ, теософический вулканист и нептунист; ибо, по его мнению, все вещи первоначально возникли из огня и воды. Природа очаровала религиозную душу Якова Беме - недаром блеск оловянной посуды напоминал ему о мистическом свете. Но религиозная душа замыкается в себе самой; у нее не хватает силы и мужества проникнуть в действительность вещей; она смотрит на все глазами религии, воплощает все в Боге, т. е. в чарующем, ослепляющем душу блеске воображения, представляет себе все в образе и как образ. Природа вселяла в душу Беме противоречие, и он должен был воплотить это противоречие в самом Боге, так как иначе предположение двух самостоятельно существующих, противоположных первопричин растерзало бы его религиозную душу. Он должен был различать в самом Боге кроткое, благодетельное, и суровое, уничтожающее существо. Все огненное, тяжелое, жестокое, ограничивающее, мрачное, холодное исходит из божественной жестокости, гнева, безразличия и суровости; все кроткое, блестящее, согревающее, мягкое, нежное, снисходительное исходит из кроткого, мягкого, светлого качества в Боге. Одним словом, небо также богато, как и земля; все, что мы видим на земле, есть и на небе; все, что есть в природе, есть и в Боге. Все, находящееся на небе, носит божественный, небесный, - все пресущее земле земной, видимый, внешний, материальный характер, но по существу одно и то же. "Когда я пишу о деревьях, кустах и плодах, ты не должен понимать моих слов в земном, обыкновенном смысле; я не представляю себе, что на небе находятся мертвые, грубые деревья или земные камни. Нет, мое представление божественно и духовно, но в то же время истинно и правдоподобно. Я описываю вещи так, как я их себе представляю. Следовательно, на небе также есть деревья и цветы, но небесные деревья таковы, какими они кажутся моему воображению, они не производят на меня грубого, материального впечатления; земные же деревья таковы, какими они представляются моему чувственному, действительному созерцанию". Различие между теми и другими есть различие между воображением и созерцанием. "Я не намереваюсь, говорит он сам, описывать положение и течение звезд, их сочетание и взаимоотношения, их ежегодное и ежечасное изменение. Все это доказано людьми опытными и мудрыми благодаря долгому и внимательному наблюдению и глубоким математическим вычислениям. Я не изучал этого и предоставляю это ученым. Моя задача заключается в том, чтобы писать, сообразуясь с умом и чувством, а не с созерцанием".
Учение о природе в Боге делает натурализм основой теизма, именно теизма, рассматривающего высшее существо, как существо личное. Личный теизм мыслит Бога существом личным, отвлеченным от всего материального; он исключает из Бога всякое развитие. Развитие есть не что иное, как самоотделение какого-нибудь существа от состояний и качеств, несоответствующих его истинному понятию. Но к Богу это не применимо: в нем нельзя различать ни начала, ни конца, ни средины; он именно таков, каким он изначала должен и может быть. Бог есть чистое единство бытия и сущности действительности и идеи, деяния и воли. Deus suum Esse est. - В этом смысле теизм согласуется с сущностью религии. Все даже наиболее положительные религии основаны на абстракции; они отличаются друг от друга только предметом абстракции. Даже боги Гомера суть отвлеченные образы, несмотря на всю их жизненность и человекоподобие; они обладают телами подобно людям, но их тела свободны от несовершенств и недомоганий человеческого тела. Первое определение Бога заключается в том, что он есть отвлеченное, дистиллированное существо. Разумеется, эта абстракция не произвольна, она обусловливается существенной точкой зрения человека. Каков он есть сам, как вообще он мыслит, так он и абстрагирует.
В абстракции заключается одновременно оправдательный и обвинительный приговор, хвала и порицание. Богом человек считает то, что он хвалит и превозносит; не божественным то, что он отвергает и порицает. Религия есть приговор. Поэтому существенным определением в религии, в идее существа божия является отделение достойного и недостойного, совершенного и несовершенного, короче, существенного от ничтожного. Самый культ состоит только в постоянном воспроизведении происхождения религии - в критическом, но торжественном отделении божественного от небожественного.
Сущность Бога есть преображенная чрез смерть абстракции сущность человека - отошедший в вечность дух человека. В религии человек освобождается от границ жизни; здесь он сбрасывает с себя все, что его тяготит, раздражает, стесняет. Бог есть самочувствие человека, освобожденное от всего неприятного. Человек чувствует себя свободным, счастливым, блаженным только в своей религии, потому что здесь он верит в свой гений, празднует свое торжество. Обоснование идеи Бога лежит, по мнению религиозного человека, вне этой идеи; истинность же ее - в с у ж д е н и и, согласно которому все несвойственное Богу он считает небожественным, а все небожественное - ничтожным. Если мы вложим обоснование этой идеи в самую идею, то она утратит свое существенное значение, свою истинную цену, свое воодушевляющее влияние. Процесс отделения, разграничения разумного и неразумного, совершенного и несовершенного, личности и природы необходимо переносится в человека, а не в Бога, а идее божества приурочивается не к началу, а к концу чувственности, мира и природы. "Бог начинается там, где кончается природа", ибо Бог есть граница абстракции. Бог это то, от чего я уже не могу абстрагировать, это последняя и следовательно высшая, доступная мне мысль. Id quo majus nihil cogitari potest, Deus est. Легко понять, что эта омега чувственности становится альфой, но главная суть заключается в том, что это омега. Альфа есть только следствие, она есть последнее и также первое. Предикат "первое существо" имеет не космогоническое значение, а лишь значение высшего ранга.
В религии Моисее творение имеет целью сделать Иегову предикатом высшего, первого, истинного, исключительного Бога в противоположность богам языческим.
В основе стремления к обоснованию личности Бога посредством природы заключается нечестивое, беззаконное смешение философии с религией, полнейшее отсутствие сознательного и критического отношения к генезису личного Бога. Если личность является существенным определением Бога, если безличный Бог не есть Бог, значит, личность сама по себе есть нечто высшее и реальнейшее. Следовательно, все безличное мертво и ничтожно, и только личное бытие есть жизнь и истина. Природа же безлична, т. е. ничтожна. Истинность личности опирается на ложность природы. Присвоение личности Богу равносильно признанию личности абсолютной сущностью.
Но личность понимается только как нечто отличное, отвлеченное от природы. Разумеется, только личный Бог есть отвлеченный Бог, но он и должен быть таким; это свойство заключается в самом понятии Бога. Бог есть не что иное, как отрешившаяся от всякой связи с миром, освободившаяся от всякой зависимости от природы личная сущность человека. В личности Бога человек празднует сверхъестественность, бессмертие, независимость, неограниченность своей собственной личности.
Потребность в личном Боге объясняется тем, что личный человек только в личности доходит до себя, обретает себя только в ней. Субстанция, чистый дух, чистый разум не удовлетворяют его, кажутся ему слишком отвлеченными, т. е. не выражающими его самого. Человек чувствует себя довольным и счастливым только тогда, когда он бывает у себя, в своей сущности. Поэтому чем индивидуальнее человек, тем сильнее его потребность личного Бога. Отвлеченно свободный ум не знает ничего выше свободы; ему не зачем связывать ее с личным существом; свобода сама по себе, как таковая, имеет в его глазах значение действительной, истинной сущности. Математик или астроном, человек чистого разума, человек объективный, не замкнутый в себе, чувствующий себя свободным и счастливым только в созерцании объективно-разумных отношений, в разуме, лежащем в основе вещей, такой человек считает высшим существом субстанцию Спинозы или другую подобную идею и чувствует глубокую антипатию к личному, т. е. субъективному Богу. Якоби был последователен, по крайней мере, в этом отношении и поэтому является классическим, согласным с собой философом. Его философия была также лична и субъективна, как и его Бог. Нельзя иначе научно обосновать личного Бога, чем так, как обосновали его Якоби и его ученики. Личность утверждает себя только личным образом.
Конечно, можно и даже должно обосновать личность путем естественным, но это будет возможно только тогда, когда мы перестанем бродить в потемках мистицизма, выйдем на свет действительной природы и заменим понятие личного Бога понятием личности вообще. Наша ошибка состоит в том, что мы соединяем природу с понятием личного Бога, сущность которого составляет именно освобожденная, отрешенная от гнетущей силы природы личность. Такое сочетание равносильно тому, как если бы я смешал божественный нектар с брауншвейгским пивом, чтобы придать небесному напитку большую крепость. Конечно, составные части животной крови нельзя извлечь из небесного напитка, питающего богов. Однако продукт возгонки возникает только путем улетучивания материи, как же можно искать в сублимированной субстанции ту именно материю, от которой она отделена? Безличную сущность природы нельзя объяснять из понятия личности. Объяснять - значит обосновывать; но если личность есть истина, или вернее, высшая, единственная истина, то значит, природа не имеет существенного значения и следовательно не имеет никакого существенного основания. Единственным удовлетворительным объяснением является здесь творение из ничего; ибо оно свидетельствует лишь о том, что природа есть ничто, и таким образом точно определяет то значение, которое имеет природа для абсолютной личности.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Тайна Промысла и творения из ничего
Творение есть изреченное слово божие, слово творческое, слово внутреннее, тожественное с мыслью. Изречение есть акт воли, следовательно, творение есть продукт воли. Человек в слове божием утверждает божественность слова, а в творении утверждает божественность воли и при этом не воли разума, а воли воображения, воли абсолютно субъективной и неограниченной. Творение из ничего есть вершина начала субъективности. Вечность мира или материи свидетельствует только о существенности материи; а творение мира из ничего говорит о ничтожестве мира. Начало той или другой вещи непосредственно предполагает ее конец, если не в смысле времени, то в смысле понятия. Начало мира есть начало его конца. Как нажито, так и прожито. Воля вызвала мир к существованию, воля же обратит его в ничто. Когда? Время безразлично. Бытие или небытие зависит только от воли. Воля, утверждающая бытие мира, есть, или по крайней мере, может быть волею, отрицающею его. Поэтому существование мира есть преходящее, произвольное, ненадежное, т. е. ничтожное.