Вся моя работа, по сути, к этому и сводится, но ни Восток не готов услышать меня, ни Запад. Кажется, это действительно безумная ситуация.
Только на днях Анандо передал мне информацию, что на европейском рынке скопились миллионы тонн масла и других продуктов питания. А несколько месяцев назад они уничтожили столько продуктов питания, что на их уничтожение они должны были потратить миллионы долларов. И они скопились снова - избыток. Они не могут остановить фермера, потому что тогда фермер сразу разорится, поэтому фермеру нужно помогать производить, а рынок уже переполнен, поэтому каждые три месяца они вынуждены уничтожать пищу.
А на Востоке люди каждый день умирают, потому что нет пищи.
Это странно и глупо, а еще бесчеловечно, что каждые три-четыре месяца вы должны уничтожать горы масла и других продуктов питания - и, затопляя их в океане, вы теряете миллионы долларов. Эти миллионы долларов могли бы быть использованы для того, чтобы транспортировать все это в бедные страны.
Но они этого не сделают.
Шри Раман жил на Востоке. Он бы не поехал на Запад, и я могу понять почему - потому что я поехал, и я видел и страдал. Много раз его просили, приглашали, а он отказывался. Он просто сказал: "Меня не поймут; меня неправильно поймут. Оставьте меня в покое".
Теперь я могу его понять. Он был прав. Я сделал все возможное, результат - немыслимое противодействие. Даже в тех странах, где я никогда не был, даже в тех странах, где нет ни одного саньясина, столько страха, совершенно необоснованного страха.
Человека, который со всех сторон меня оболгал, наградили; сегодня его наградило правительство Соединенных Штатов как великого исследователя, испытателя; его наградили золотой медалью. А все, что он изучал, было абсолютной ложью. Но им удалось уничтожить коммуну.
Коммуна могла бы стать местом встречи Востока и Запада. В этом заключался мой замысел.
Но, похоже, Восток удовлетворен своей нищетой и не расстанется со своими предрассудками - которых им придется лишиться, если будут привлечены науки и технологии. А Запад, похоже, удовлетворен внутренней нищетой, так как, если он хочет быть внутренне богатым, ему придется распрощаться со всеми суевериями, которые он пестовал тысячи лет, - а он не желает это делать.
Только недавно секретарь парламента в Дании, отвечая на вопросы журналистов, сказал, что меня не пустили и не пустят в Голландию, потому что я сказал что-то в защиту Адольфа Гитлера. Журналист указал на то, что я выступал против и что это в немецком журнале Spiegel исказили цитату. Секретарь согласился, что, правда, это было искажение фактов, но, тем не менее… "Его приезд может вызвать беспорядки". А журналист сказал, что перед приездом папы по всей стране прошли серьезные протесты и длительные беспорядки, но все же его пустили, и он был гостем правительства.
А против меня люди не протестовали ни в одной стране. Прецедентов не было, это всего лишь их предположения.
В Голландии есть тысячи саньясинов, сказал репортер, которые радушно приняли бы его.
Я готов встретиться лицом к лицу с этими протестами. Я бы хотел понять, кто эти люди, которые протестуют против меня, на каких основаниях.
Я даже не хочу государственной безопасности. Я даже не хочу, чтобы они несли ответственность, если что-то случится со мной, все под мою ответственность.
Но страх в другом. Это все лишь отговорки. Страх в том, что я могу изменить мышление молодого поколения. Это то, о чем президент Америки написал в своем письме сюда, в Уругвай: "Этот человек опасен по той простой причине, что он чрезвычайно умен и способен изменить мышление молодежи".
У вас больше нет никого, кто бы мог возразить мне? На земле шестьсот пятьдесят миллионов католиков - и нет ни одного, кто смог бы выступить против меня?
В чем проблема? Это должно быть просто и человечно. Я готов к публичным дискуссиям. Я готов прийти в любой из этих парламентов, где говорят обо мне. По сути, если у них есть хоть немного мужества, они должны сами пригласить меня к себе - и я готов встретиться сразу со всем парламентом. Но страх в том - и они сами об этом знают, - что у них нет будущего, их гибель настолько неизбежна, что они боятся, как бы я их не разоблачил.
Их не интересует, что я не разоблачаю путем разрушения. Я разоблачаю ваши заблуждения, чтобы показать позитивное, правильное направление, которое сможет помочь Западу, его творческим людям, его разумным людям трансформироваться.
На Западе просветление - неведомое явление. Там были великие святые, как, например, Франциск Ассизский - прекрасный человек, очень любящий человек. Вы не найдете в нем ничего плохого, но этого недостаточно; у него не было опыта предельной реальности, на что указывают незначительные эпизоды. Папа стал завидовать, что Франциск привлекает последователей, а ведь он еще даже не был причислен к лику святых. Его вызвали в Рим. Вы не можете вот так вызвать Гаутаму Будду. А он явился, поцеловал стопы папы, который был просто дураком. И папа был очень доволен, он даровал чин "святого" Франциску Ассизскому. Он был хорошим человеком, но не просветленным, иначе не было бы такого повиновения: его бы абсолютно не заботило положение "святого", дарованное папой, и он бы не целовал его стопы. Он бы не обеспокоился тем, чтобы приехать в Рим в качестве подданного, которому приказано предстать перед папским двором. Хороший человек, славный человек - все в нем правильно, но только нет света, в комнате темно.
Запад не познал опыт просветления.
Но я настаиваю, что впервые за всю историю мы сделаем просветленными сотни западных людей.
Все эти правительства и их сопротивление не остановят меня. Дело не в моем намерении; сейчас это экзистенциальная необходимость - на Западе должны быть просветленные люди. Только эти просветленные люди Запада смогут помочь Западу быть великодушным к нищете Востока, только они смогут создать такую обстановку, в которой будет бесчеловечно и отвратительно продолжать уничтожать пищу, в то время как люди умирают, чтобы держать высокие цены с целью, чтобы ваша экономика оставалась на том же уровне и не страдала.
Получается, экономика гораздо важнее, чем любовь, чем сострадание; но это станет возможным, только если у нас получится, - а у нас получится.
Мои люди пытаются найти подходящее место.
Другие из моих людей пытаются найти корабли - чтобы создать город в океане. И это кажется мне наиболее практичным и вероятным: создать прекрасный город для размещения пяти тысяч резидентов-саньясинов, с возможностью вместить еще двадцать тысяч тех, кто будет приходить и уходить. Мы сможем перемещать этот город с одного места на другое. Мы сможем плавать вокруг всей Земли.
Получается, что нет худа без добра.
Я горю желанием взяться за это!
Глава 18
Нужно набраться храбрости
Ошо, когда я слышу, как ты говоришь о взаимозависимости и взаимопереплетенности всего сущего - что никто и ничто не является изолированным, - что-то пробуждается во мне, что я с трудом могу облечь в слова. То, что раньше было интеллектуальным восприятием, иногда кристаллизуется как моменты благоговения и восхищения разумом существования, который распространяется далеко за пределы нашего ограниченного мышления.
Незначительный, но настолько показательный факт, что один электрон может исчезнуть и возникнуть где-либо в другом месте без временного промежутка - неважно, насколько далеко друг от друга все случилось, - стал для меня своего рода путеводной нитью. Представляя на примере энергии, что ничто не теряется и не исчезает, я иногда чувствую, как взаимосвязана сущность цветов, животных и человеческих существ, и как она будет только менять формы на той или иной планете - скажем, на расстоянии несколько миллионов световых лет. Даже самые большие звезды исчезают и появляются снова где-то на другом конце космоса.
Это напомнило мне откровение одного из древних мастеров: "Что вверху, то и внизу" - или наоборот.
Не мог бы ты поговорить об этом?
Древняя пословица "Что вверху, то и внизу" или наоборот содержит одну из основополагающих истин мистицизма. Она значит, что нет "вверху", нет "внизу" - существование одно.
Границы создает ум.
Существование неделимо.
Границы - это наши выдумки, и мы настолько отождествляемся с ними, что теряем связь с целым.
Наш ум - это маленькое окошко, которое открывается в бескрайнюю Вселенную, но если вы постоянно выглядываете из окна, то оконная рама обрамляет небо - хотя на небе и нет рамы, оно необрамленное. Но в вашем восприятии оконная рама становится рамой существования.
Это чем-то похоже на… иногда это происходит с теми людьми, которые носят очки: очки у них на носу, но они их ищут. И они забыли, что не могут видеть без очков, поэтому если они смотрят и видят, то совершенно очевидно, что очки на месте.
Если вы годами пользовались очками, постепенно они становятся частью вас, они становятся вашими глазами. Вы не думаете о них как о чем-то отдельном от вас. Каждая пара очков окрашивает в свой цвет все, что видит. Вы видите сквозь них - очки не могут видеть сами. У вещей нет такого цвета, какой придают им очки, но вы стали отождествлять себя с очками.
Я жил с одним человеком - это был очень славный человек, - который носил очки с самого детства, и они становились все толще и толще. Он настолько привык к ним, что даже ложился в них спать. Когда однажды я увидел его спящим в очках, я разбудил его и сказал: "Это уже слишком! Тебе нужны очки, чтобы видеть сны? Ты можешь видеть сны без очков".
Он осознал, что полностью забыл, что эти очки отдельны от него. На протяжении пятидесяти лет они постоянно были на нем, он не мог без них видеть, и даже чтобы подойти к своей кровати, он должен был использовать их, и так постепенно он начал спать в очках.
Весь его мир зависит от очков: если они зеленые, все будет зеленым; если они голубые, все будет голубым; и он уверен: все, что он видит, не может быть неправдой.
Человеческий ум также только инструмент. Очки располагаются на внешней стороне головы, ум - внутри, поэтому вы не можете выключать его каждый день. И внутри вы настолько с ним близки, что сама близость становится отождествлением, поэтому все, что бы ум ни видел, кажется реальностью. Но ум не может видеть реальность; ум может видеть только свои собственные представления. Он может видеть свои собственные проекции, отображенные на экране мира.
Я рассказывал вам об одном случае, который произошел, когда я переезжал из Бомбея в Калькутту, и на железнодорожный вокзал пришли сотни людей, чтобы проводить меня. Когда поезд тронулся, я вошел. Это было купе с кондиционером, и в нем находился еще один человек. Он распластался передо мной, коснулся моих стоп.
- Что ты делаешь? - спросил я. - Ты даже не знаешь меня.
- И не нужно знать: тебя провожают столько людей; и многие из них очень богатые люди Бомбея - я их знаю.
- Если тебе это в радость, если тебе от этого хорошо, ты можешь касаться моих стоп, но я мусульманин.
- Боже мой! - воскликнул он. - Ты действительно мусульманин? Ты, наверное, шутишь! - Он изо всех сил пытался успокоиться, потому что коснулся стоп мусульманина. - Я из высшей касты кашмирских браминов. Ты действительно мусульманин?
- Вне всякого сомнения - я же сам об этом говорю.
- Но те люди, которые пришли проводить тебя, не выглядели как мусульмане: мусульмане носят особые головные уборы, особую одежду, у них особый язык. А они все были индуистами.
- Они все были индуистами, - ответил я. - Но эти люди осаждали меня, потому что я мог сказать им номер лошади, которая выиграет на следующих скачках… только чтобы узнать, кто победит на скачках в следующий раз.
- Боже мой! Мне необходимо принять душ.
- Да, тебе это необходимо.
Он вышел, принял душ, сменил одежду и вернулся. Он спросил:
- Это действительно правда?
- Я пошутил! Я индуист высшей касты, - ответил я.
Он снова припал к моим стопам, а я сказал:
- Ты не понял. Я сказал тебе, что я мусульманин…
- Но… только что ты говорил…
- Я просто шутил.
- Там так холодно, а мне придется еще раз принять душ. Для чего ты делаешь из меня дурака?
- Я не при чем - ты сам начал эту игру.
Он снова вышел, принял душ, вернулся и ничего мне не сказал; он сел на свое место, даже не посмотрев в мою сторону. Я позвал слугу и сказал:
- Принеси из моего чемодана "Шримад Бхагавадгиту" - это библия индуистов.
Человек вскочил со своего места и коснулся моих стоп.
- Я был уверен, что ты индуист и просто шутишь, - сказал он.
- Ночь холодная, но ты снова совершил ту же ошибку. Даже если я индуист, ты не должен касаться моих ног.
- Как же так? Святой, который видит будущее - какая лошадь придет первой на скачках… Я должен коснуться его ног.
- Это твое решение, но "Шримад Бхагавадгита" на самом деле не "Шримад Бхагавадгита".
- Что? Тогда что же это?
- То, чем это и должно быть, - это Коран Шариф. Это единственная книга в моем чемодане, и ты сейчас в этом убедишься, пусть только слуга принесет ее.
Он сходил за ней, и это был Коран Шариф. Один человек постоянно уже много лет уговаривал меня поговорить о Коране Шариф - библии мусульман. В этот раз он привез самый лучший перевод, только что вышедший в свет. Поэтому я сказал:
- Пусть он принесет книгу - и ты сам увидишь.
Когда книгу принесли, он воскликнул:
- Боже мой, ты действительно мусульманин. Я готов убить тебя! Три раза я принимал холодный душ, и теперь я снова должен сделать это. Ты мог просто сказать: "Принеси Коран".
- Это мое дело, - ответил я. - Не тебе указывать мне.
Прежде чем принять душ, он попытался найти кондуктора. Но кондуктора в вагоне не было, поэтому он пошел принимать душ. Пока он мылся, вошел кондуктор, потому что кто-то позвал его. Я рассказал ему обо всем, что произошло. Он громко смеялся. Я сказал:
- Когда он попросит пересадить его в другое купе - свободные места есть, но ты скажи, что эти места заняты; пассажиры будут садиться на следующих станциях. И скажи, пожалуйста, этому человеку: "Он не мусульманин и не индуист; он христианин - на деле он шудра, принявший христианство".
А коснуться стоп шудры… Шудра - это низшая индуистская каста. Даже коснувшись тени шудры, ты должен вымыться… даже тени!
Тот человек вышел. Увидев кондуктора, он очень обрадовался, отвел его в сторону и сказал:
- Мой попутчик немного не в себе. Четыре раза я принимал душ - а ночь становится все холоднее и холоднее, и вода просто ледяная. И он продолжает обманывать меня: он расставляет ловушки - и я попадаю в них. Я не хочу идти в купе. Я пересяду на любое другое место.
- Ты думаешь, что он мусульманин? - спросил кондуктор. - Я знаю его уже много лет. Он шудра, который принял христианство.
- Боже мой, шудра! Я готов выпрыгнуть из поезда и покончить с собой! - воскликнул человек. - Четыре раза я касался стоп шудры. Никогда за всю историю ни один брамин не делал этого. Теперь я точно не пойду в купе.
Но кондуктор ответил:
- Мне жаль, но все места проданы. Не касайся его стоп - он же не просит тебя делать это. Разве он просит?
- Нет, он ничего не говорит, но ему удается сделать так, что я хочу их коснуться.
- Значит, теперь будь настороже. Теперь ты принял ванну, входи. Только не смотри на него. Не давай ему шанса.
Он не смотрел на меня. Я попытался спросить, какая была вода. Он ответил:
- Не говори мне ничего, я очень зол. Ты обманул меня четыре раза. А кондуктор сказал, что ты шудра. Или я убью себя, или я убью тебя.
- Я знаю, что произошло, - сказал я, - этот кондуктор такой шутник! Он, наверное, сказал тебе: "Он шудра. Я знаю его уже много лет, и он перешел в христианство".
- Да, именно это он и сказал.
- Ты такой доверчивый - кто-нибудь что-нибудь скажет, а ты всему веришь.
- Так что мне в итоге думать?
- Вообще ничего не думай, ложись спать, - ответил я.
- Я не могу спать с шудрой. Ты обманул меня четыре раза, и я боюсь, что ты можешь сделать все что угодно.
- Я ничего не сделаю… а ты хочешь узнать номер лошади?
- Ты прибрал меня к рукам: я касался твоих стоп и принимал холодный душ. Я приму от тебя номер лошади только в том случае, если ты брамин высшей касты.
- Никаких проблем. Когда мы будем на следующей станции, ты увидишь.
А на следующей станции много людей пришло повидаться со мной - было много цветов и гирлянд, - и он убедился, что все они индуисты.
Когда я вернулся, он улыбнулся и сказал:
- Пожалуйста, прости меня. Я говорил тебе, что ты такой-растакой; прости меня.
И он снова коснулся моих ног!
- Ты дурак! Сначала ты должен был взять у меня номер лошади. Ты снова совершил ту же ошибку.
Он потерял самообладание и закричал на весь вагон. Пришел кондуктор, пришли слуги.
- В чем дело? - спрашивали они.
- Ни в чем. Я дурак!
Он спросил слуг:
- Этот человек часто ездит в купе этого класса с кондиционером?
- Часто, он почти всегда путешествует в купе этого класса с кондиционером.
- А он разбирается в скачках?
- Он абсолютно не разбирается в скачках! Что за ерунда? Он говорит о медитации, об осознанности. Какие еще скачки?
- Боже мой, он обманул меня и в этом - что эти люди провожали его из-за номера. Я могу спать в коридоре, но я не могу зайти в купе. Я не могу смотреть на него. Когда я его вижу, со мной начинает происходить что-то не то.
В его уме предубеждение, и это предубеждение принимает все решения. В нем корысть, эта корысть принимает решения. Но это субъективные чувства - они никак не связаны с объективной реальностью.
Вы не видите мир таким, какой он есть. Вы видите его таким, каким заставляет вас видеть его ваш ум. Это можно наблюдать по всему миру: разные люди обрабатываются по-разному, и ум не что иное, как обработка. Они видят все согласно пройденной обработке, и эта обработка - определенный цвет.
Мы сами создаем различия: кого-то мы ставим выше, кого-то - ниже; мужчину наделяем большей силой, женщину - меньшей; кого-то назначаем более разумным, кого-то - менее. Представители разных рас заявляли, что именно они избранные Богом. Каждая религия утверждает, что именно их книга написана самим Богом. Все это, слой за слоем, создал ваш ум; и пока вы не сможете целиком отстранить ум и взглянуть на мир прямо, непосредственно, со всей осознанностью, вы никогда не увидите истину.
Ум загрязняется каждым обществом в соответствии с его интересами, ему насаждаются представления, которые не соответствуют действительности, но помогают каждому отдельному обществу тешить свое самолюбие, чувствовать превосходство. И вы цепляетесь за ум, потому что он дает чувство превосходства и вам.
Величайшее мужество в этом мире - отстранить ум. Самый мужественный человек - это тот, кто способен видеть мир, не заслоненный умом, таким, какой он есть. Он абсолютно иной, невыразимо прекрасный. В нем нет никого ниже и нет никого выше, в нем нет разделения.
У одного мастера дзен, Хуи Хаиа, спросили: "Что ты думаешь о тех, кто лучше, и о тех, кто хуже?"