Из тюрьмы Иоанн Креститель услышал эти заявления Иисуса. Заявления, которые критиковал я, критиковал и его мастер. Когда он услышал, что Иисус провозгласил себя единственным единородным сыном Божьим - он говорил людям: "Те, кто верит в меня, наследуют царство Божье, а те, кто не верит в меня, попадут в вечный ад", - когда он начал выступать с такими эгоистичными утверждениями, Иоанн Креститель, который был скромным человеком, не мог поверить, что сколько-нибудь религиозный человек, сколько-нибудь деликатный человек мог произнести такие слова.
И когда Иисус начал творить эти так называемые чудеса, которые ниже статуса пробужденного существа - уличные фокусники делают такое, - он попросил одного освободившегося заключенного задать Иисусу простой вопрос: "Это от Иоанна Крестителя, который инициировал тебя, у него есть вопрос, и вопрос вот какой: ты действительно мессия?" Простой знак вопроса: "Ты действительно мессия?"
Он содержит в себе многое. Он говорит: "То, что ты говоришь, то, что ты делаешь, недостойно мессии".
Христиане не слишком уважали Иоанна Крестителя из-за его сомнений.
Но когда сомневается такой человек, как Иоанн Креститель, это не может быть лишено смысла. Насколько я могу судить, его сомнения оправданны.
Мессия не может провозглашать себя мессией. Эти все заявления несерьезны.
Само твое существо, твое присутствие, твои слова, твои действия говорят сами за себя - кто ты. Тебе не нужно снова и снова объявлять себя единородным сыном Божьим, что ты мессия, что ты тот, кого ждал еврейский народ. Повторяя это снова и снова, он ясно дает понять, что сам психологически не уверен.
Если он мессия, не имеет значения, верит кто-либо в это или нет. Даже если весь мир не верит, нет никакой разницы, он все равно будет мессией. А если он не мессия, даже если весь мир верит, что он мессия, он не будет мессией.
Не уцелело ни одного писания об Иоанне Крестителе - о его высказываниях, утверждениях, о его действиях. Сохранились всего лишь эти несколько эпизодов, но и этих эпизодов достаточно, чтобы донести до вас характерные черты этого человека: его скромность и в то же время его безразличие к власти, к красоте.
Его сомнения в собственном ученике очень знаменательны. Он не считает себя непогрешимым. Он объявил, что теперь Иисус посвященный, что он обнаружил человека с невероятной харизмой и теперь может удалиться от дел - он старел: "Он займет мое место, а я уйду на покой".
Он доверяет человеку, которого только что встретил, в первый день… И он ушел, ушел в глухие места. Его удивительное доверие и все же его способность, когда в тюрьме он услышал все это об Иисусе, сомневаться в нем.
Сомнение не в Иисусе. Сомнение в собственном предчувствии, что Иисус сможет занять его место. Возможно, он ошибся.
Посмотрите на все в этом свете. Он говорит: "Я не непогрешим. Возможно, я ошибся. Я выбрал неподходящего человека, чтобы сделать его своим преемником".
Хотя о человеке известно немного, всего несколько эпизодов, эти несколько эпизодов показывают его очень любящей личностью, очень харизматической личностью.
Он один из тех, кто был принесен в жертву ради человечества, но некому даже вспомнить о нем. И таких людей было много - потому что они никогда не создавали организаций. Они оставались обособленными. Они делились с людьми своим глубоким пониманием безо всякого рода порабощения.
Тысячи людей были крещены Иоанном. Вот почему он стал известен как Иоанн Креститель. Но не возникло никакой организации, никакой религии. Он никогда не пытался создать никакую организацию, чтобы после него продолжали проповедовать его послание миру.
Было много таких людей, и именно они самая соль земли.
Незачем. Если существование способно создать Иоанна Крестителя, оно сможет создать других Иоаннов Крестителей с другими именами. Незачем создавать мертвую организацию, которая порождает попов, аятолла хомейни, шанкарачарий и разных других идиотов.
Лучше оставить место, чтобы появлялись только подлинные люди.
Ошо, несколько лет назад моя хорошая подруга покончила жизнь самоубийством. Я встретила ее в Пуне, и она говорила мне вещи, которые я никогда не понимала, - это было другое измерение мира. Все избегали ее, они думали, что она сумасшедшая. Но она очень сильно меня любила. И однажды сказала мне: "У меня нет причин здесь болтаться. Теперь я получила послание. Есть нечто, что я должна сделать с помощью этого тела. После этого я покончу с собой". Ничего из того, что она описывала, я сама не испытывала - я не знаю, действительно это было или нет, поэтому не могу сказать, что она жила в своем собственном воображаемом мире. Но я никогда не видела, чтобы кто-то жил настолько искренне и полно. Она становилась все больше и больше никем.
Ошо, каждый раз, когда я чувствую, как на меня изливается твоя безмерная любовь и понимание, мне становится жаль ее. Она меня очень сильно любила и доверяла мне, но я совсем не смогла ее понять.
Жизнь не только такая, какой ты ее знаешь, какой ты ее чувствуешь, какой ты ее постигаешь. Она огромна. Она настолько огромна, она может запросто содержать в себе противоречия.
В ней много измерений.
Никогда не обвиняй никого в сумасшествии, потому что ты не можешь быть уверена: его сумасшествие - это высшая форма святости или нечто, что ты не способна понять.
Никогда не суди ни о ком как о человеке с богатым воображением, потому что это не твое дело - судить людей. Всегда полезно оставаться неосуждающей.
Сведущие люди пытаются понять людей - возможно, они переживают какое-то другое измерение жизни, какую-то другую сторону жизни, и, постигая их, вы станете богаче.
Осуждение останавливает вас.
Вы вешаете на кого-то ярлык сумасшедшего, и тогда нет необходимости понимать его.
Ваше постоянное осуждающее отношение не что иное, как закрыть себя в своем маленьком мире и держать любую другую возможность жизни за его пределами.
Научитесь быть открытыми. Научитесь быть уязвимыми. Старайтесь поставить себя на место другого человека.
В этом мире столько миров, сколько людей, каждый человек - это мир в себе самом. Не кожа отличает его от тебя, а его внутреннее переживание, его способ смотреть на мир.
Даже если человек совершает самоубийство, остерегайтесь, не судите.
Винсент Ван Гог, один из величайших художников современности, покончил жизнь самоубийством в возрасте тридцати трех лет, и прежде чем совершить самоубийство, он провел один год в сумасшедшем доме, потому что его друзья и семья - в особенности его младший брат - очень сильно волновались, что он сойдет с ума, что он может сделать что угодно.
В определенной местности Франции, думаю, в Арле, где солнце светит жарче и ярче всего, целый год он писал все возможные положения солнца: весь цикл картин только солнце, весь день, с утра до вечера. И доктора думали, переизбыток солнца свел его с ума.
Но и в сумасшедшем доме он продолжал писать, и вопрос в том, что картины, которые он написал в сумасшедшем доме, были лучшими из всех картин, что он написал до и после. За один год в сумасшедшем доме он написал свои лучшие картины.
А люди боялись, что он сходит с ума, - потому что его картины получались несколько причудливыми. Никто не мог понять, что они означают, какой в них смысл.
Одну из его картин - ее репродукцию - я видел несколько дней назад. Совсем недавно современные физики случайно обнаружили, что многие звезды, которые вы видите на небе, это спирали. Хотя вы не видите эти спирали. И он написал на одной из своих картин звезды спиралями. И каждый критик думал, что он сумасшедший, потому что звезды не спирали. Ван Гог ответил: "Что я могу поделать? Когда я хочу написать звезду, все мое существо говорит, что это спираль".
И через сто лет наука пришла к выводу, что они действительно спирали.
Что же из этого следует? Был этот человек сумасшедшим, или он на сто лет опередил свое время? Был этот человек сумасшедшим, или у него была определенная проницательность, которой не было у других и даже сейчас нет? Даже ученые, которые сделали это открытие, обнаружили это только с помощью новейших технических разработок; они не видят их как спирали, они это обнаружили с помощью приборов.
Возможно, у него было сознание, тотально отличающееся от сознания обычного человека.
Ясно одно: саньясин, ищущий истины, не должен быть судящим. Он должен позволять всем быть собой, не вынося в своем уме приговор, правильно это или неправильно.
После сумасшедшего дома Винсент Ван Гог написал свою последнюю картину, снова посвященную солнцу. И он написал короткое письмо своему брату: "Моя работа закончена. Я писал цикл всех положений солнца. Только одна картина осталась незаконченной, потому что ты насильно положил меня в сумасшедший дом, а они запретили мне писать солнце, потому что думали, что это солнце свело меня с ума. Теперь я освободился, я дописал картину, закончил ее. Моя работа закончена. Я чувствую себя полностью удовлетворенным. Теперь в этом теле нет необходимости, поэтому я кончаю жизнь самоубийством".
Кто может сказать, правильно было совершать это самоубийство или неправильно? У кого есть право это говорить?
Миллионы людей живут бесполезно, и никто им не говорит: "Для чего ты живешь?"
Я знал одного профессора в отставке, который время от времени встречался мне утром на дороге, когда я выходил на прогулку. И он задавал мне один и тот же вопрос, тысячи раз. Когда бы мы ни встретились, он говорил:
- Послушай, - а он был профессором философии, вышедшим на пенсию, известным человеком, который написал много книг. - Скажи мне только одно. Я не могу найти ни одной причины, чтобы продолжать жить. Ты можешь мне помочь?
- Если ты не находишь никакой причины, чтобы продолжать жить, то почему ты живешь? - обычно спрашивал я.
- В том-то и трудность. Я также не могу найти никакой причины, чтобы покончить с собой. Я стою перед такой дилеммой, и никто не может мне помочь. Люди думают, что я схожу с ума, и впервые я чувствую полную ясность, что у меня нет причины и умирать. Помоги мне как-нибудь!
- Если я помогу тебе покончить с собой, я совершу преступление, ты уйдешь, но я буду в тюрьме. Так что этим способом тебе сложно помочь. Что касается жизни, я тоже не вижу смысла тебе жить дальше, потому что ты на пенсии, у тебя нет жены, у тебя нет детей, у тебя нет друзей; ты уже в довольно преклонном возрасте, живешь один в холодном доме, ни уюта, ни любви, ни тепла, никого, кто мог бы о тебе позаботиться. Ты стал слишком слаб, ты ничего не можешь делать сам. Тебе приходится есть тухлую пищу из гостиницы. У тебя слабое зрение, ты не можешь больше читать, ты не можешь больше писать. Поэтому ты ставишь и меня перед дилеммой.
У тебя, безусловно, нет причины жить. А насчет того, чтобы покончить с собой, я не знаю, что происходит после самоубийства, поэтому я не могу сказать, будет это благоразумно, будет лучше или будет хуже. Поэтому, извини, пожалуйста, но не докучай мне этим вопросом. Спроси меня что-нибудь еще, что хочешь.
- Я не хочу больше ни о чем спрашивать. Это единственный вопрос.
И все-таки он совершил самоубийство.
И он написал мне письмо. В своем письме он сказал: "Я пишу тебе, потому что я не думаю, что кто-то еще сможет это понять. Они все будут осуждать, но никто не поймет. Я пытался изо всех сил найти причину, чтобы жить, но не смог, а жизнь становилась все труднее и труднее, это было жалкое существование. Я не нашел никакой причины, чтобы покончить с собой, но по меньшей мере одно было в пользу самоубийства - то, что это будет хотя бы новый опыт, а не старый дрянной каждый день. Годами я крутился в колесе. По крайней мере, что-то новое - лучше или хуже, как бы то ни было, - но что-то новое".
Я не могу сказать, что он поступил неправильно.
На деле, я был за эвтаназию: людей после определенного возраста, если они чувствуют, что у них нет причин дальше жить, не должны вынуждать совершать самоубийство, они должны быть обеспечены в домах престарелых или в больницах хотя бы месяцем отдыха, умиротворенной атмосферы и помощи в медитации, заботой докторов об их теле. Есть один месяц на то, чтобы встретиться с друзьями, чтобы те, кто далеко, могли приехать навестить их; они могли бы научиться быть тихими, быть умиротворенными, умереть с осознанностью. Это не самоубийство.
Только одна религия, джайнизм, допускала это почти десять тысяч лет. Они называют это сантара. Они не называют это самоубийством. Сантара просто означает, что человек созрел, как созревает плод и падает с дерева, человек созрел, у него нет необходимости жить в этом мире. Он испытал все, что предлагает мир, и теперь продолжать жить кажется ему и другим лишними хлопотами.
Ему должно быть позволено покинуть свое тело.
Это единственная духовная философия, которая признает правомерность эвтаназии.
Я тоже считаю, что она правомерна. Она должна стать правом человека по рождению - но не так, что хочет умереть молодой человек, потому что его девушка ушла с другим. Этого будет недостаточно для эвтаназии. Это просто значит, что он должен найти другую девушку.
Когда нет причин, нет страданий, нет обид, нет жалоб, если человек не против жизни, но просто обнаруживает, что все, что нужно было прожить, прожито, - что ты здесь делаешь?
До сих пор общество вынуждало таких людей совершать самоубийство, что отвратительно. Вся ответственность на обществе, потому что общество не предусматривает надлежащих способов, чтобы обеспечить человеку прекрасную смерть.
Я за то, чтобы украшать все - включая смерть.
Ошо, когда ты сказал, что призраков нет и это только человеческий страх, я подумала: "Ну, значит так и есть: призраков нет. Раз Ошо говорит". Я была рада поверить тебе и покончить с этим вопросом, успокоенная, что я узнала что-то наверняка. Но это доверие. Ты сказал нам не верить слепо. А мой опыт с призраками связан не со страхом, а с дружбой. Теперь я чувствую, что я в затруднительном положении. Я вытащила гвоздь из своего дерева ним. Пожалуйста, помоги!
Четана, если у тебя есть опыт дружеского общения с призраками, то призраки существуют. Друзья - это так ценно, что, если призраки нужны для дружбы, придется им позволить существовать! Если у тебя дружеские отношения, это прекрасно.
Только теперь Миларепа должен бояться.
Ты думаешь, Миларепа призрак? Бедный Миларепа, он реальный человек.
А если у тебя есть другие призраки-друзья, он должен быть бдительным.
Глава 42
Реальность намного богаче воображения
Ошо, вчера вечером в ответ на вопрос Анандо о твоем месте в истории ты сказал нам забыть об истории и историках, просто позволить им делать свое дело. Но так много ценного содержится в твоих книгах, которые стали доступными для современных людей и которые могут быть частью летописи о целом измерении, отличном от того, что традиционно рассматривается как история. Новая летопись может быть составлена на основе настоящей истории: эволюция человеческого сознания от первобытного человека; первые намеки на осознание человеком самого себя; она должна включать всех, кто стал пробужденным, все мистические священные книги и документы, и высшая точка - ты и твоя работа.
Из всех мастеров у тебя самый эклектичный и исчерпывающий рассказ об эволюции твоего сознания - с тех дней, которые следовали непосредственно за твоим просветлением, дней путешествия по всей Индии, в Бомбей, Пуну, Орегон, теперь мировой тур.
К тому же вопросы, которые ты вызываешь в нас, своих учениках, обрисовывают процесс нашего растущего сознания и являются сами по себе еще одной уникальной стороной твоей работы.
Ошо, мы уже простили тебя за то, что ты не разрешаешь нам забыть тебя. Мы, твои редакторы, просто хотим убедиться в том, что твои слова и аромат, которые не оставляют людей на протяжении поколений, дойдут и приведут их к абсолютному разуму!
Это ваши трудности.
Следующий вопрос.
Ошо, есть история об ученике, который приходит к своему мастеру и спрашивает, свободен ли человек.
Мастер приказывает своему ученику встать и поднять одну ногу. Ученик, стоя на одной ноге - вторая в воздухе, понимает еще меньше, чем раньше.
Мастер просит его поднять и другую.
Ошо, не мог бы ты поговорить о разнице между свободой для и свободой от?
Свобода от обычная, бытовая. Человек всегда пытался быть свободным от чего-то. Она не созидательная. Это отрицательная сторона свободы.
Свобода для - это созидание. У вас есть определенное представление, которое вы хотели бы материализовать, и вы хотите для этого свободу.
Свобода от всегда из прошлого, а свобода для всегда для будущего.
Свобода для - это духовное измерение, потому что вы двигаетесь в неизвестное и, возможно, когда-либо в непостижимое. Она даст вам крылья.
Свобода от максимум может убрать ваши наручники. Она не обязательно во благо - и вся история тому подтверждение. Люди никогда не думали о второй свободе, на которой я настаиваю; они думали только о первой - потому что у них нет той проницательности, чтобы разглядеть вторую. Первая очевидна: цепи на ногах, наручники на руках. Они хотят быть свободными от них, а что потом? Что вы будете делать со своими руками? Вы можете даже раскаяться, что попросили свободы от.
Вот что случилось в Бастилии - я рассказывал вам - во время Французской революции. Это была самая известная французская тюрьма, она была оставлена только для тех, кто был приговорен к пожизненному заключению. Человек заходил в Бастилию живым, но никогда живым не выходил - только мертвые тела.
Когда надевали наручники, цепи и запирали их, ключи выбрасывали в колодец, который был в Бастилии, - они больше не понадобятся. Эти замки не будут открываться снова, поэтому какая от них польза?
Там было больше пяти тысяч человек. Какой смысл без надобности хранить ключи от замков пяти тысяч человек и содержать их в исправности?
Однажды попав в свои темные камеры, они попали туда навсегда.
Французские революционеры думали, что первое, что в обязательном порядке надо сделать, - это освободить людей из Бастилии.
Это бесчеловечно - сажать кого-либо за какое бы то ни было действие в тюрьму, в темную камеру просто ждать своей смерти, которая может наступить пятьдесят лет спустя, шестьдесят лет спустя. Шестьдесят лет ожидания - это бесконечная пытка для души. Это не наказание, это мщение, месть, потому что эти люди преступили закон. Их проступки и наказание несоизмеримы.
Революционеры открыли двери, они тащили людей из темных камер. И были удивлены. Эти люди были не готовы покинуть свои камеры.
Поймите. Для человека, который прожил шестьдесят лет в темноте, солнце - это слишком. Он не хочет выходить на свет. Его глаза стали слишком чувствительными. И какой смысл? Ему восемьдесят. Когда он сюда вошел, ему было двадцать. Вся его жизнь прошла в этой темноте. Эта темнота стала его домом.