* * *
Вчера вечером, когда я остался один на горе, был такой ветер и так холодно, что я запер и дверь, и окна, первую ночь спал с закрытыми окнами. Немного было грустно. Вот испытание наших внутренних богатств: есть ли у тебя чем жить внутренне без внешних впечатлений, если лишить себя людей, впечатлений зрения и слуха, ввергнуть себя в полное одиночество. С ужасом представил себе это.
Вот у меня книги, любимая работа, возможность выйти посмотреть на природу – а все-таки временами тоскливо. Правда, весь почти день дождь, трава так и не просыхала. Я все же побродил часок по лесу, открыл некоторые новые тропинки, нашел кусок великолепного елового леса, где вся земля сплошь заткана глубоким мхом; после дождя он был особенно ярок. Много встретил грибов.
А сегодня с утра опять густой туман и дождь. Это сидение в одиночестве, почти без выходов помогло мне точнее представить себе путь молчальников и затворников.
Одиночество – прекрасный опыт и прекрасное упражнение. Опыт – есть ли у тебя что-нибудь за душой, можешь ли ты жить внутренним, когда внешнее сведено к минимуму. Ведь большей частью мы живем внешними впечатлениями – люди, дела, заботы. Что будет, если устранить все это? Что было бы, если бы закрылись двери внешних чувств? – С болью, с трудом, со скрежетом открылись бы тогда двери во внутреннюю горницу души.
Разумеется, в том базарном шуме, в котором мы живем обычно, трудно даже заподозрить, что существуют у нас в душе эти внутренние комнаты. И насколько легче молиться в таком одиночестве и грусти; как свои чувствуешь вопли псалмов к Богу.
* * *
На меня обрушился водопад чествований, приветственных слов, выражений чувств (по поводу перевода в Париж). С одной стороны, засыпают комплиментами, похвалами в глаза, с другой – закармливают обедами: и то и другое способно убить все доброе в душе. Иногда я чувствую себя совершенно духовно обессиленным и опустошенным, и только частые проявления настоящей благодарности и любви обезвреживают яд похвал. Я настолько знаю наверное свою худость и нищету, что, кажется, не уязвляюсь тщеславием до глубины, но легкое щекотание все-таки чувствую, в общем сохраняя душевное равновесие и трезвость.
Как всегда – с усилением напряжения, служб, встреч, трудов возрастает и духовная сила.
Мне почти всегда тяжело "говорить" – я мучаюсь и до, и после. Так трудно сказать самое главное и так редко оно доходит, если, превозмогши себя, выскажешь что-нибудь из "главного". В общем, я очень чувствую тщету всякого словесного общения. Но тут (в лагере молодежи) я говорю легко и свободно и потом не каюсь.
Главное – я вижу, как им нужно такое с ними общение. У них, хотя и большая трезвость, практицизм, элементарность – попросту малая культурность и невоспитанность внутренняя и внешняя, но живой ум, прямота, жадность к жизни и благодарность за настоящий интерес и любовь к ним, что они сразу улавливают.
Все меньше у меня становится вкуса и веры к словесным методам воздействия, вообще к словам – сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно перед Богом (1 Петр 3, 4).
Из писем отца Александра незадолго до смерти
Ходит ко мне X и кротким голосом, но настойчиво укоряет меня в маловерии и неумении силой духа преодолеть болезнь. Аргументы – Христос нас освободил от рабства плоти (см.: Рим. 8). Что сказать на это?
Дар исцеления у христиан не есть дар всемогущества и власти над природой.
Многие праведники до конца своих дней страдали неисцеляемыми болезнями – старец Амвросий, Паскаль.
Сам апостол болел, исцеляя других (но не всех), – апостол Тит.
Как это объяснить? Объясняется это тем, что, пока мы живем в этом теле смерти, мы несем все последствия этого – до восстановления всеобщего.
А второе – в теле моем я ношу мертвость Господа Иисуса (ср.: 2. Кор. 4, 10).
* * *
Многое я снова передумал и пережил за эту болезнь. Страшная, и сомнительная, и зыбкая вещь – наша жизнь; такой тонкой пленкой отделена она от боли, страдания и смерти. И так бессилен человек перед всем этим мраком, такой слабой оказывается вся духовная жизнь, не выдерживающая температуру в 40°, ослабевающая при большой боли. Вообще болезнь сильно смиряет; Господь не оставляет без своих утешений, но так ясно видишь свое ничтожество и бессилие. Единственная защита против всех ужасов, окружающих нас, – верная любовь ко Христу и неотступное за него держание.
* * *
Многому научила меня болезнь. Еще больше утвердила в мысли, что если со Христом, то и со страданиями, и что нет христианину иного пути, как через боль внутреннюю и внешнюю. И, думая о бесконечном множестве страданий в мире, я думал, что вот такими, ничем не заслуженными, безвинными страданиями строится невидимое Царство Божие, создается и собирается Его страдающее Тело – Церковь Христова.
Из писем к молодежи
Если уже ты принимаешь мое руководство, то я посоветую тебе вот что:
– Молиться утром и вечером, хоть одну молитву, хоть 1–2 минуты, но стараться достигнуть полного сосредоточения мыслей на словах молитвы, изгнания из ума всего постороннего, хоть слабой степени (сердечной) теплоты, чувствуемой и реально в области сердца, так как мы молимся прежде всего сердцем.
– Читать, когда сможешь, но каждый день хоть 1–2 стиха Евангелия, с усилием применить прочтенное к своей жизни, к пониманию окружающего, т. е. с усилием понимать читаемое как живое слово Бога, направленное именно к тебе.
– Читать всегда какую-нибудь книгу религиозного содержания, жизнеописание святых, по истории Церкви. Здесь могут быть полезны и французские книги – например, о святом Франциске Ассизском, о святой Терезе, если нет православных.
По каждому из этих пунктов может быть бесконечное развитие и углубление, я только чуть коснулся этих тем…
* * *
На твои вопросы о посте: пост не есть голод. Голодает и диабетик, и факир, и йог, и заключенный в тюрьме, и просто нищий. Нигде в службах Великого поста не говорится о посте, изолированном в нашем обычном смысле, т. е. как о неядении мяса и проч. Всюду один призыв – "постимся, братие, телесне, постимся и духовне". Следовательно, пост только тогда имеет религиозный смысл, когда он соединен с духовными упражнениями.
Пост = истощению, утончению. Нормальный, зоологический, благополучный человек недоступен влияниям высших сил. Пост расшатывает это физическое благополучие человека, и тогда он делается доступнее воздействиям иного мира, идет духовное его наполнение.
* * *
…Что касается исповеди – не откладывай ее. Слабая вера и сомнения – не препятствие. Непременно исповедуйся, каясь в слабой вере и сомнениях как в своей немощи и грехе. Так оно и есть: полная вера только у сильных духом и праведных; где нам, нечистым и маловерным, иметь их веру. Была бы она – мы были бы святы, божественны и не нуждались бы в той помощи Церкви, которую она нам предлагает. Не уклоняйся и ты от этой помощи.
* * *
Просмотрел с отвращением несколько томиков детективной литературы, которой объедается современная молодежь. Совершенно открытое и явное, постоянно и настойчиво вколачиваемое представление: глупость, скука, бездарность всего, что имеет отношение к порядку, государству, и привлекательность, красота, благородство, блестящая талантливость представителей порока, преступления. Читатель сознательно приучается к таким комбинациям, как "вор – джентльмен", "благородный убийца", "романтически влюбленный мошенник". Это самый настоящий и, я уверен, сознательно приготовляемый яд.
* * *
Нужно постоянно читать то, что питает твою душу, указывая цель, единственную цель в жизни. Здесь нужен своего рода аскетизм, самоограничение, самопринуждение. Всякий христианин – подвижник. Запомни это. Человеческая природа так искривлена, что на нее приходится жестоко нажимать, если хочешь выровнять себя по евангельским меркам, и выравнивать приходится каждый день, каждый час; помоги тебе в этом Господь…
* * *
Главная ошибка нашей молодежи – в убеждении, что все можно постигнуть, что христианство есть философская система, логически доказуемая и излагаемая, что они в данном своем состоянии (моральном, религиозном, интеллектуальном) могут усвоить себе всякую истину веры. Что христианство есть жизнь – этого они часто упорно не хотят видеть. Вместо того чтобы полюбить истину и преклониться перед нею, они ее оспаривают, полемизируют с нею.
* * *
Я убедился, что ежедневное чтение святых отцов и житий в наших условиях главнейшее и действительнейшее средство для поддержки нашей веры и любви; это чтение конкретно рисует нам области, куда мы стремимся, дает нашей вере образы, идеи, чувства, указывает пути, обнадеживает описанием ступеней, этапов внутреннего движения, согревает сердце влечением к блаженной жизни святых подвижников. Как можно любить то, чего не видишь, от чего не имеешь постоянных впечатлений? Первые христиане оттого и горели такой верой – любовью, "что слышали, видели своими очами, осязали руками" (ср.: 1 Ин. 1, 1). Эту возможность иметь прямые впечатления от Божественного света дает нам или общение с живыми святыми, или общение с ними же через проникновение, путем чтения, в их внутреннюю жизнь. Естественный, казалось бы, путь к тому же через чтение Евангелия. Конечно, да, для тех, кто способен читать его с пользой. Есть множество людей, которым Евангелие ничего не говорит, – или оттого, что оно с детства "зачитано", или свет евангельский слишком силен для слабых глаз. Не все способны воспринять его и нуждаются в смягчающей среде жизни святых, в которых тот же свет евангельский, но в более доступном нам виде.
* * *
Ты спрашиваешь о значении текста: Если зерно пшеничное и т. д. (Ин. 12, 24).
Здесь подразумевается смерть нашей низшей личности, эгоизма, "самости", своеволия – только с их истреблением в нас рождается новая благодатная жизнь, которая светит всем, "приносит многим плод". Это говорил Гете: "Entbehren sollst, du sollst entbehren", это же подразумевал святой Серафим, говоря: "Радость моя, стяжи дух мирный, и тысячи людей спасутся около тебя". То есть приобрети мир душевный, бесстрастие, безгневие, тишину в душе – и ты будешь светить всем окружающим.
* * *
То, что я говорил и писал тебе о послушании, не понимай как какую-то мягкотелость, перекладывание своего на чужие плечи, отказ от своего пути.
Нет, послушание – это подвиг, и подвиг труднейший, требующий, может быть, большей силы воли (как это ни звучит парадоксально), чем жить по-своему.
* * *
Советую тебе вести дневник, это помогает изучению себя, предохраняет от повторения ошибок, сохраняет живым прошлое. Стоит записывать всякую большую радость, горе, важную встречу, о книге, произведшей впечатление, свои вкусы, желания, надежды.
* * *
Разреши дать тебе некоторые советы:
Самое радикальное средство от гордости – быть в послушании (родителям, друзьям, духовному отцу).
Принуждать себя выслушивать советы и быть внимательным к чужому мнению.
Не торопиться верить в истинность открытых тобой мыслей.
Быть попроще с людьми, не подозревать за их словами и поступками никакой особой подкладки.
Не избегать игр, веселости, общества.
Молиться почаще – "Господи, дай мне терпение, великодушие и кротость" или – "…смирение, целомудрие и послушание".
Помоги тебе Господь стяжать плоды Духа Святого, из которых первые суть любовь, радость, мир, долготерпение.
* * *
Будь терпелив в своих скорбях: без страданий не живут даже низшие существа; а чем выше человек, тем больше он страдает.
* * *
Низость и пошлость мотивов у начинающих курить – быть как все, боязнь насмешек, желание придать себе веса. Одновременно – психология труса и жулика. Отсюда отчуждение от семьи и друзей. Эстетически – это пошлость, особенно невыносимая у девиц. Психологически – курение открывает дверь всему запрещенному, порочному.
Курение и всякий наркоз затмевают наше чувство чистоты, целомудрия. Первая папироса – первое падение, потеря чистоты. Не ложное пуританство, а непосредственное чувство и глубокое убеждение в этом побуждают меня это тебе сказать. Спроси всякого курящего – несомненно, начало курения было для него в каком-то смысле падением.
* * *
Держись проще и веселее. Христианин вовсе не должен представлять собой какую-то мрачную фигуру, изможденную аскетическими подвигами и служащую укором для других людей. Если даже это у тебя и совсем искренно – все равно – долго так не прожить, и реакция может быть как раз в обратную сторону. Не думай вовсе о внешнем – оно должно быть естественным результатом внутренней жизни и проявляться само собой.
* * *
…Тебя смущает твоя робость и застенчивость в сношениях с людьми. Постепенно, от практики разовьется некоторая наглость, если тебя это может утешить. Но главное – это яркое доказательство сидящего в нас самолюбия.
* * *
Как сделать, чтобы не было скучно с человеком? Надо понять, что Бог творит Свою волю о нас через людей, которых Он посылает нам. Нет случайных встреч: или Бог посылает нам нужного нам человека, или мы посылаемся кому-то Богом, неведомо для нас.
Мы умоляем Бога о помощи, а когда Он посылает нам ее через определенное лицо, мы отвергаем ее небрежностью, невниманием, грубостью.
* * *
Ты спрашиваешь меня про "тесные врата" – почему непременно "тесные"? Нельзя ли было, чтобы и здесь, в Церкви, было легко жить?
Эта необходимость обусловлена общей испорченностью, поврежденностью человеческой природы (грех, смерть). Страдания имеют и положительную силу, и смысл. Человек духовно растет, если мужественно, с готовностью идет на них. Невозможно уже легко и радостно жить в этом мире страданий.
* * *
Я думаю, в основе твоих душевных недомоганий лежат две причины: 1) чрезмерная занятость собой и как результат – малая занятость окружающими, и 2) малая любовь ко Христу. Эта любовь есть основа и корень всякой духовной жизни и силы, и ее нужно в себе растить и воспитывать. Начни хоть с такой неотразимой мысли, что прекраснее Христа не было никогда ничего во всю человеческую историю. Если ты возьмешь всех Наполеонов, Цезарей, Александров, всех гениев и вождей человечества – во всех них ты найдешь пятна, нечистоту; и только в кротком Сыне Марии ты увидишь все прекрасное, все желанное, о чем когда-либо грезило человечество. Всматриваться в этот образ, выяснять и углублять его в себе, жить мыслью о Нем, отдавать Ему свое сердце – это и есть жизнь христианина. Если это есть – тогда и полная тишина сердечная, тот мир, о котором говорил святой Исаак Сирин: "Умирись с собой, и мирятся с тобой небо и земля".
* * *
Ты спрашиваешь, что самое главное в религии, если не нравственная сторона? Не менее важны Таинства, догматы, обряды, а самое главное – реальное соединение с Богом и приготовление своей души к бессмертию.
* * *
Относительно религиозности Толстого и Руссо дело обстоит так. Религия дело сложное. Вино, например, состоит из воды, спирта, ароматических и красящих веществ и т. д. Так и религия – в ней есть спирт догматов, ароматические вещества культа и обрядов и нравственные правила – вода. Вот Толстой и Руссо одну эту воду и видели.
* * *
Вопрос о выборе карьеры очень труден, но в случае, если есть ясно выраженное призвание, надо слушаться прежде всего этого голоса; это даже практически выгоднее, т. к. выбор карьеры не по призванию, а по соображениям побочным делает людей всегда работниками второго сорта, не талантливыми и не вдохновенными.
* * *
Твое сокрушение о том, что ты не можешь постигнуть Бога, очень законно, т. к. именно одно из свойств Бога – его непостижимость. И если бы полное постижение Его нами, существами ограниченными, стало возможно, оно означило бы ограниченность, конечность Его, т. е. неполноту Божества. Вообще наши познавательные методы недостаточны в деле Богопознания, и не надо торопиться эту свою ограниченность принимать за ограниченность того, что мы хотели бы постигнуть. В нас заложена бессмертная божественная душа, которая и через эту ограниченность тянется к Богу. Вся ошибка в том, что люди судят о Боге, пребывая вне Бога. Ни в одном человеческом деле недопустима такая недобросовестность. Никто не возьмется лечить людей, не изучив медицину, не начнет строить дома, не имея специальных познаний; отчего же о делах божественных судят строже всего люди, далеко от этой области стоящие? И вместе – как смиренны те, кто преуспел в деле Богопознания. Можно сказать, что смелость суждений о Боге обратно пропорциональна близости к Нему.
* * *
С Евангелием у тебя "ничего не выходит", во-первых, потому, что не хватает воображения. Евангельские слова не дают тебе живого образа Христа; для этого надо твое собственное усилие. Во-вторых, ты мало любишь Христа, иначе ты бы с жадностью читал и перечитывал эту единственную книгу о Нем и находил бы все новые и новые подробности и оттенки.
Есть два способа читать Евангелие:
1) Читать очень понемногу, по одному-два стиха и обдумывать их весь день, рассматривать их как обращенные к тебе слова Христа.
2) Когда хорошо знаешь Евангелие – читать большими частями (всего евангелиста, все 4 Евангелия сразу), чтобы уловить связь событий и общий дух. При слабой памяти это очень помогает и даже существенно необходимо.