Если весь мир, все человечество отречется от жизни, это станет глобальным самоубийством. Буддистский монах вынужден просить подаяния у тех людей, которые еще не стали монахами. Христианский монах вынужден жить на подаяния тех, кто по-прежнему живет в миру. Никто не может по-настоящему сбежать от жизни, пока он жив - это невозможно. Но ваши истоки могут быть отравлены. Вы не можете сбежать от жизни и не можете проживать свою жизнь тотально: вы начинаете испытывать чувство вины за то, что вы живы, начинаете чувствовать себя так, будто жить - это грех. Вы начинаете ограничивать свою жизнь, насколько только можете, сводите ее до минимума. И даже этот минимум вы принимаете только как неизбежное зло.
Поэтому исчез смех, исчезла цельность. Люди выглядят грустными, их существование стало бессмысленным. Они лишены творчества, они находятся как бы на перепутье - ни здесь, ни там. Вот что наделали ваши религии.
Я согласен с такими людьми, как Бертольд Брехт. Я тоже не поддерживаю так называемую религию и духовность. Но я не могу полностью согласиться с Бертольдом Брехтом по той простой причине, что чего бы ни наделали религии, это не имеет отношения к истинной религии. Истинная религия еще не пришла, истинная религия еще не родилась. Можно быть против христианства, против индуизма, против мусульманства, против буддизма - с этим я согласен - но не нужно быть против религиозности как таковой, потому что это означает, что вы ставите знак равенства между организованной религией и религиозностью, а это не так. Осуждайте священников, осуждайте Папу, осуждайте Шанкарачарью, но не осуждайте Будду или Лао-цзы, Иисуса или Магомета. Они внесли неоценимый вклад во внутренний рост человека: они абсолютно созидательны. Конечно, их толковали не те люди, но разве они в этом виноваты? Их должны толковать такие люди, как Бертольд Брехт.
Так что я могу до какой-то степени соглашаться с Бертольдом Брехтом, а дальше наши пути расходятся. Так называемую религию необходимо искоренить на Земле, потому что это единственный путь для того, чтобы появилась настоящая религия, чтобы появилось подлинное. Но подлинную религиозность нельзя осуждать. Если вы ее осуждаете, тогда и такой результат... Тим Грин сам говорит в своем вопросе:
"...Тем не менее, его мощная творческая любовь сияет как гневный свет в двадцатом веке".
Но любовь не может быть гневной. Гнев разрушителен, а любовь созидательна. Гнев - это проявление ненависти, он никогда не является проявлением любви. Вот в чем упущение Бертольда Брехта. Если вы против религиозности, вы можете творить, но ваше творчество будет патологическим. Оно не будет непринужденным, не будет прекрасным.
И вы можете это видеть. Все современное искусство уродливо, по той простой причине, что в нем нет духовных истоков, в нем нет качества медитативности. Посмотрите на картины Пикассо: они демонстрируют какое-то безумие в этом человеке. Пикассо - гений: будь в нем хоть немного духовности, он превзошел бы Микеланджело. У него есть потенциал, есть талант, у него есть разумность, но чего-то не хватает. Он пребывает в хаосе, у него нет внутренней дисциплины.
Вот почему Микеланджело создает прекрасные произведения искусства, а Пикассо - уродливые творения. При взгляде на картины Пикассо у человека неизбежно возникает ощущение, что в них есть какой-то оттенок безумия.
Есть множество историй о Пикассо...
К Пикассо пришел американский миллионер. Ему были нужны две картины, и он хотел заполучить их немедленно. И он был готов заплатить любую сумму - деньги роли не играли. Пикассо был слегка озадачен, потому что у него оставалась только одна картина. Он запросил очень высокую цену, рассчитывая, что миллионер скажет: "Я куплю только одну".
Но тот ответил:
- Хорошо, я заплачу, сколько нужно. Где картины? Принесите их, вот чек!
Тогда Пикассо вошел в дом, разрезал картину пополам и отдал миллионеру две картины.
В действительности, его картины можно разрезать и на четыре части, это ничего не изменит.
Я слышал еще одну историю:
Одна богатая женщина хотела, чтобы он написал ее портрет, и он это сделал. Когда она пришла и посмотрела на портрет, она сказала:
- Все хорошо, только вот мне не нравится нос. Вам придется его перерисовать.
- Это невозможно, - ответил Пикассо.
- Почему невозможно? - удивилась она. - Я готова за это заплатить. Если вам нужно еще денег, я готова заплатить.
- Дело не в деньгах, - сказал он. - Я просто не знаю, где здесь нос!
Один мужчина ищет себе жену, и он приходит к агенту.
- У меня есть одна красивая женщина, как раз для вас, - говорит ему агент, - очень богатая вдова. Конечно, она немного старше вас, но у нее столько денег, что, думаю, вы не захотите упустить такую возможность. И она красива! Пойдемте со мной, я покажу вам эту женщину.
Мужчина идет взглянуть на женщину. Увидев ее, он не может поверить своим глазам - он никогда раньше не видел настолько уродливой женщины. Один глаз смотрит в одну сторону, другой глаз смотрит в другую сторону, нос крючком, зубы торчат наружу, на голове парик, одна нога длиннее другой. Просто отвратительное зрелище!
- И вы называете эту женщину красивой? - шепчет он на ухо агенту.
- Можете не шептаться, - говорит агент, - она к тому же глухая! Говорите вслух все, что хотите. А если вам не нравится Пикассо, я тут ничего не могу поделать. Я не виноват!
Современное искусство уродливо по той простой причине, что в нем нет никакой духовности. Современная поэзия уродлива. Современная музыка - это просто шум, причем очень сексуальный, потому что когда нет духовности, все, что остается, это сексуальность. Духовность - это та же самая энергия, что и секс, но на ее высочайшем пике, в ее самой утонченной форме. Секс - та же энергия, но очень грубая, на низшей точке. Секс - это животная энергия, и эта же энергия, проходя через искусство духовности, становится духовностью, становится самадхи, становится сверхсознанием. Она становится божественной энергией.
Поэтому Бертольд Брехт злится. Его гнев можно понять. Но гнев не может быть созидательным - даже если он что-то создает, такое творчество всегда несет в себе что-то деструктивное.
Вы удивитесь, когда узнаете, что в юности Адольф Гитлер хотел стать художником. Ему было отказано при поступлении в художественную академию. Тогда он захотел стать архитектором, но ему снова отказали. И этот человек стал самым вероломным из всех известных людей в этом столетии - и даже не только в этом столетии, но и во всей истории. Если бы его приняли в художественную академию, он бы стал еще одним Пикассо. Его картины были бы деструктивными.
Он написал несколько картин - они сохранились до сих пор. Они многое говорят о нем. Он без меры использует цвет крови. Его самые любимые цвета - кроваво-красный и черный. Он работал с этими двумя цветами, ими он рисовал. Он оставил несколько рисунков, своих архитектурных идей - они не похожи на Тадж-Махал, они похожи на психиатрические лечебницы! Но этот человек пришел к власти, он стал политиком, и он стал творить свою живопись, свою архитектуру, свое искусство на живом человечестве, на огромном холсте человечества. И его цветами оставались все те же два цвета: черный, цвет смерти, и кроваво-красный, цвет убийства, гнева и ярости.
Бертольд Брехт мог стать буддой, так же как и Фридрих Ницше мог стать буддой. Но они слишком увлеклись так называемой религией. И пойдя против так называемой религии, они пошли против религии как таковой. Вот где они упустили, они пошли не туда.
Я против так называемой религии, но я всецело за религию как таковую. В действительности, я против так называемой религии именно потому, что я сторонник истинной религии, я за истинную религию.
Настоящая религия находится в опасности не из-за антирелигии, запомните. Настоящему никогда не угрожает ненастоящее, ему может угрожать только псевдонастоящее, потому что "псевдо" выглядит так, будто оно реально. Мы должны изменить всю эту модель, которая на протяжении столетий доминировала над человечеством.
Мой подход - это жизнеутверждение. Я учу своих саньясинов быть любящими, быть радостными, быть созидательными, ценить красоту. Все старые так называемые религии были печальными и серьезными. Я учу своих саньясинов любить, смеяться и праздновать. Празднование - вот единственная истинная молитва, только так мы можем продемонстрировать свою благодарность Богу. А отречение от жизни - это жалоба Богу. Бог дарит вам жизнь, как подарок, а вы отказываетесь от него! Жизнь - великий дар, вы должны быть за него благодарны. И с этой благодарностью приходит духовность.
Такие люди, как Бертольд Брехт, - прекрасные люди. Они бы имели огромную ценность, если бы смогли увидеть, что в религии является ложным, а что истинным, если бы они сумели провести различие. Они осуждали, не проводя различий.
Вот в чем неправ весь западный мир. На протяжении ста лет после Фридриха Ницше все западные интеллектуалы осуждают религию. Ницше провозгласил: "Бог умер - человек свободен", - и с тех пор это стало постоянным девизом всех интеллектуалов. И я понимаю, почему. Но Ницше следовало сказать: "Бог священников..." Даже если бы он поставил скобки, [священников], все стало бы совершенно ясно, потому что Бог священников - это не Бог мистиков. И Богу священников не нужно умирать - он всегда был мертвым! Бог священников никогда не был живым. Живой Бог - Бог мистиков.
Я учу вас Богу мистиков.
Бога мистиков можно найти не при помощи веры, но погружаясь глубоко внутрь. Он не имеет никакого отношения к теологии, он связан с внутренним поиском, с постижением своего собственного существа. В тот момент, когда вы узнаете, кто вы, вы найдете Бога, и в самом этом вы обретете свободу. Хорошо, если Бог священников мертв, если его выбросят, так чтобы вы смогли найти своего собственного Бога. Ваш собственный Бог - это ваша свобода, ваша истина.
Без своей истины вы обречены оставаться злыми, и ваша жизнь будет все такой же пустой и бессмысленной. И что бы вы ни создавали, это не будет прекрасным творением, оно не будет похоже на розы или на пение птиц, на закат и на звезды, оно будет продуктом нездорового ума. Вам самим это, возможно, в какой-то степени и поможет, потому что ваше безумие выплеснется на холст или на камень, и вы от него освободитесь - это будет своего рода катарсис - но это не будет хорошо для других. Те, кто увидит ваше произведение искусства, могут заразиться - оно будет заразным.
Посмотрите на статую будды. Просто сядьте напротив статуи будды и молча созерцайте ее, и вы удивитесь: что-то внутри вас тоже начнет успокаиваться, что-то внутри вас тоже станет тихим, неподвижным, молчаливым.
Гурджиев называл это "объективным искусством", потому что тот человек, который создал статую, создал ее из своей собственной медитации, это плод медитации. Она может не передавать в точности физиологию Гаутамы Будды - она, в сущности, и не передает ее, она символична. Она передает его медитацию, а не его тело. Не его ум, а само его существо. Она передает его тишину.
"Сижу в молчании, ничего не делая, и приходит весна, и трава растет сама по себе". Она передает ту тишину. Он ничего не делает. Сидя перед статуей будды, вы погрузитесь в глубокое молчание. Сидя напротив картины Пикассо, вы будете в смятении, вы начнете злиться, возникнет беспокойство. Вы не сможете войти в медитацию, это просто невозможно. Если вы повесите в своей спальне картины Пикассо, вам будут сниться кошмары!
Второй вопрос:
Ошо,
Почему я не могу понять твою философию?
О какой философии ты говоришь? Это вовсе не философия, это живая истина! Я не учу вас никакой доктрине, я просто делюсь с вами своей радостью, своим пониманием, своей любовью, своим светом. Философия - это нечто от ума, а я давно уже отбросил ум. То, что здесь происходит, это общение, общение сердец. Я использую слова, потому что вы не поймете молчания, но все мои слова призваны помочь вам однажды понять мое молчание. Слова - это просто пальцы, указывающие на луну. Смотрите на луну, не начинайте кусать меня за палец!
Это совсем не философия. Философия - очень обычное явление, это размышления об истине. Она похожа на слепого человека, размышляющего о свете: он может продолжать думать, но получит ли он, по-вашему, когда-нибудь какое-либо представление о свете? Помогут ли ему его долгие-долгие размышления о свете пережить свет? Он может все узнать о свете, но знать что-то о свете - это не значит познать свет, познать свет - совершенно иное явление. Для этого нужны глаза, а не мысли.
Я не философ, я терапевт. Я хочу помочь вам открыть глаза. Вы ходили с закрытыми глазами многие, многие жизни, и вы привыкли к закрытым глазам. Вы забыли, что можете их открыть. Я здесь лишь для того, чтобы напомнить вам, что с вашими глазами все в порядке - просто откройте их! И что бы вы ни увидели, все есть Бог. Бог - это не вера, а переживание.
Философы тратят свои жизни на то, чтобы дать определения своим философиям.
Жан-Поль Сартр говорит: "Быть - значит делать".
Камю говорит: "Делать - значит быть".
Потом появляется Фрэнк Синатра, который говорит: "Ду-би-ду-би-ду". ("Do-be-do-be-do" (отрывок из песни) - созвучно первым двум высказываниям: "To be is to do" и "To do is to be".)
А моя не-философия: "Быть - значит просто быть".
С этим ничего не нужно делать. Вопрос делания тут не стоит - это вопрос бытия. Вам не нужно пытаться его понять.
Вот где ты совершаешь ошибку. Если ты попытаешься это понять, ты обречен ничего не понять, потому что понимание означает усилие ума.
А твой ум - это путаница, твой ум - это хаос. Твой ум наполняет тысяча и одна идеология. Твой ум заходит за разум!
Два хиппи, выкурив косяк, гуляют по улице. Вдруг мимо проносится полицейская машина на скорости шестьдесят миль в час с включенной мигалкой и сиреной.
Один хиппи медленно поворачивается к другому.
- Слушай, чувак, - говорит он, - я думал, этот полицейский никогда не уедет!
Ум - это разновидность наркотика, он держит вас в состоянии наркотического опьянения. Вы должны избавиться от ума, вы должны отложить его в сторону. А тогда вопрос понимания не стоит - вы просто видите истину. Это вопрос видения, а не понимания.
Я веду вас к состоянию не-ума, а вы пытаетесь понять его посредством ума - это невозможно. Ум не способен понять не-ум - не-ум находится за пределами понимания. Конечно, ум не может его понять - он может его только отрицать.
Отложите ум в сторону. Слушая меня, не пытайтесь понять, просто слушайте молча. Не пытайтесь понять, правда ли то, что я говорю. Пусть вас не беспокоит, правда это или неправда. Я не прошу вас в это поверить, поэтому нет нужды думать о том, правда это или неправда. Слушайте меня так же, как вы слушаете поющих птиц, или ветер в соснах, или звук текущей воды.
Но вы остаетесь в голове. Вы практически опьянены мыслями, идеями, толкованиями.
Каждый раз, когда он напивался, Марио не мог найти свой дом, поэтому его друг посоветовал ему повесить возле входной двери фонарь. Марио так и сделал. И вот однажды поздно ночью он возвращается пьяный, видит фонарь и говорит:
- Должно быть, это мой дом!
Он берет с собой фонарь, поднимается по лестнице и входит в спальню.
- Так, вот моя кровать, - говорит он, - вот моя жена, а вот и я сплю рядом с ней! Но кто, черт возьми, этот парень с фонарем в руке?
Остерегайтесь своего ума! Вы никогда не думали о нем как о наркотике - это очень незаметный наркотик. Но общество продолжает пичкать вас этим наркотиком с самого вашего детства. Он становится неотъемлемой частью вашей жизни и окрашивает все вокруг. Все, что вы видите, вы видите через него, все, что вы слышите, вы слышите через него - и он очень быстро делает выводы за или против.
Если, слушая меня, вы будете думать о "за и против", вы так и будете все упускать.
Пьяница случайно забрел в роскошный плавательный клуб и встал возле бассейна. К нему подходит управляющий.
- Извините, сэр, но мы вынуждены попросить вас уйти, - говорит он.
- Почему я должен уйти? - спрашивает пьяница.
- Потому что вы писаете в бассейн! - восклицает управляющий.
- Вы хотите сказать, что в этом клубе я - единственный человек, писающий в бассейн? - спрашивает пьяница.
- С трамплина - да! - отвечает управляющий.
Вы не знаете, где вы находитесь, что делаете, кто вы. Все мое усилие здесь направлено на то, чтобы привести вас в чувства - из вашего ума в ваши чувства.
Ум удерживает вас в состоянии некоторого рода безумия. Ум - это и есть безумие, отличие лишь в степени. Сумасшедшие люди ушли немного дальше вас, вот и все.
Возможно, вы находитесь в уме на отметке девяносто, кто-то еще дошел до девяноста девяти, а кто-то другой пересек критический уровень "сто" - тогда он сумасшедший.
Но единственный душевно здоровый человек тот, кто вышел за пределы ума, - потому что только тогда ваше видение ясно, не затуманено, только тогда ваше сознание чисто, как зеркало, на котором нет ни пылинки.
Два психа сидят на ветке дерева. Вдруг один из них падает вниз.
- Эй, ты чего? - восклицает тот, что продолжает сидеть на ветке.
- Но это должно было случиться - я созрел!
Человек прогуливается по парку. Внезапно к нему подходит другой человек и, не говоря ни слова, дает ему пощечину.
- Эй! - восклицает первый, - ты что, сумасшедший?
- Да, - спокойно отвечает второй, - ты что-то имеешь против?
Ваш ум непрестанно видит сны - изо дня в день он продолжает видеть сны. Днем эти сны известны как мысли - это вербальные сны. Ночью мысли называют снами - это мысли в картинках. Но разницы никакой нет. Даже когда вы бодрствуете, если вы просто закроете глаза и посмотрите внутрь, вы обнаружите едва уловимый поток визуальных образов, которые идут без остановки, как подводное течение.
Медитация означает выход из этого потока: когда нет ни мыслей, ни сновидений - есть просто бытие. И тогда вы вдруг поймете, что я говорю. Это произойдет не оттого, что вы убедитесь в истинности моих слов - это будет осознанием. Истина никогда не приходит как умозаключение, это всегда осознание, открытие.
- Каждую ночь мне снится один и тот же кошмар, - говорит один приятель другому. - Мне снится, что в мою комнату входит Софи Лорен... абсолютно голая!
- Что! И ты называешь это кошмаром?
- Конечно! Каждый раз, когда она входит, она так громко хлопает дверью, что я просыпаюсь!
Американский индеец и хиппи сидят рядом в баре. Через какое-то время хиппи поворачивается к индейцу и говорит:
- Послушай, приятель, ты пялишься на меня уже больше часа! Займись своим делом!
- Много лун тому назад, - отвечает индеец, - я возлежал со скунсом... я все думаю, может быть, ты мой сын!