32
Питер и Тим
Питер сказал,
Мои молитвы теперь бесполезны!
У него и Тима обнаружили вирус.
И оба были больны многие годы.
В больницу, затем на некоторое время домой,
И опять в больницу. Порой
Бывает слишком дурно и страшно туда ехать.
Возлюбленные, умирающие один за другим.
Без сна почти всю ночь и почти весь день,
Они ухаживают друг за другом.
Отмеряя лекарства,
Делая инъекции.
Плетясь с температурой
В ночные пункты скорой помощи.
Порой из-за невозможности самостоятельно справить нужду,
Порой из-за слишком сильной боли в уме / в теле / в сердце -
Невозможно пережить ещё один день в одиночку.
Говорят, что если действительно кого-то любишь,
То вполне можешь желать, чтобы он умер первым.
Столь велика твоя забота о том, чтобы его уход был спокойным,
Что ты готов в конце пройти через смерть в одиночку,
Лишь бы другому не пришлось этого делать.
Когда я спросил Тима,
Что ты сделаешь, если Питер на этот раз не придёт домой,
Он ответил: "Наконец, умру".
Питер умер в воскресный полдень.
Проходя сквозь моё сердце на своём пути в иные места,
Он прошептал:
"Как прекрасно жить вновь!
Я так долго был болен".
Тим и Питер
Мама Тима звонила этим утром.
Похоже, что всё кончено.
Прошу, не забывайте молиться о нём.
Садовник умирал в первый день весны.
Его возлюблённый ушёл за два месяца до него,
Чтобы подготовить почву,
Так что садовнику оставалось принести лишь семена.
В каждом угасающем дыхании – фиалки и хризантемы.
Огромная цветущая лоза, прорастающая из его сердца
Через макушку головы, подобно бобовому ростку Джека, устремляясь прямо к Небу,
Превращаясь в огромный сад,
Его сад,
Где Питер безмятежно сидит у фонтана.
33
Уничтожение трупа
Примерно на этом этапе годового эксперимента мы можем осознать, что исследовали "миг воспоминания" и через элементы вышли к элементарному, вступили в иные миры и учились перерождению, но, возможно, мы кое-что упустили из виду. Мы забыли избавиться от тела.
Парадоксально, но именно из-за этой неисчерпанной привязанности к телу наш страх смерти сохраняется ещё надолго после того, как мы умрём. Как показал Рамана Махарши, если вы думаете, что являетесь этим телом, в ином мире вы будете думать, что являетесь другим телом. Но любое тело, грубое или тонкое, что погребает сознание в отождествлённости с ним, ограничивает нашу способность к свободному сознаванию, позволяющему смотреть очами нашего изначального лица. Это тело, которому требуется наше присутствие для продолжения существования, в классическом духе созависимости пытается убедить нас, что без него мы – ничто. Оно утверждает, что является горой Меру, но на самом деле оно лишь отдельный пик в горной гряде, множество раз огибающей мир.
Забыв избавиться от тела, мы лишаем себя идеального конца. Конечно, забыть об этом достаточно просто, ведь на самом деле завершения нет, лишь идеальное становление. Но мы всё ещё тут, истлеваем в углу, наполняя зловонием комнату, и поэтому становится трудно двигаться дальше из-за отвратительного запаха в душе.
Ясно, что последний шаг столь же важен, как и первый. Подобно тому, как тело новорождённого нуждается в том, чтобы его досуха обтерли от всего, что осталось на нём от родов, так и свежий труп нуждается в том, чтобы его заботливо подготовили к последнему переходу – возвращению в утробу земли. Мы приводим в порядок опустевший дом тела, скорее, для живых людей, чем для недавно съехавшего жильца, который уже забрал давно внесённый депозит.
Так мы приходим к осознанию того, что спланировать собственные похороны и сообщить о том, как мы предпочли бы, чтобы поступили с нашим телом – наверное, последнее совместное дело с людьми, остающимися прибирать после нас.
Задача на текущий миг, а то и на прошедший – настолько хорошо убрать за собой, насколько это возможно. Напишите завещание, чтобы близкие люди понимали, какую стратегию вы выбрали для завершения войны, и были избавлены от мучительных решений, ответственность за которые лежит на вас. Проверьте свой банковский сейф – настоящий или воображаемый – чтобы убедиться, что всё, что вы планируете в нём оставить, на месте. Пришло время от чистого сердца отдать дополнительные распоряжения к завещанию. Когда вы разберётесь со своим завещанием и пожеланиями насчёт смерти и оставите любимым прощальные письма и записи, полные признательности, а также вещи, ценные в силу памяти о вашем образе, подобно ритуальным дарам племени, уместно будет открыто выразить, как вы хотите, чтобы поступили с вашим телом. В конце концов, у вас остаётся всего пара месяцев на эксперимент.
Что вы предпочли бы – похороны или кремацию, подняться в небо с языками пламени или уйти в сырость земли? Задумывались ли вы о том, что можно оставить тело на горном уступе – о так называемых "небесных похоронах" или "погребении стервятниками"? В любом случае всё, что остаётся от вас – лишь горстка звёздной пыли. О том, как превратить эту звезду в сверхновую, ведутся серьёзные споры. Некоторые настаивают, что тело необходимо оставлять нетронутым в течение тех дней, пока читаются молитвы, и душа переходит в иной мир, другие – что погребение нужно совершить до заката солнца, третьи – что труп надо в этот же день отнести к месту ритуального сожжения и совершить возлияния с помощью ароматов и масел, что поглотят его, а четвёртые – что мир должен оплакивать покойника три дня и только затем жертвовать божественным силам.
Когда моего учителя, Ним Кароли Бабу, спросили, правильно ли сжигать тело в день смерти, как принято в Индии, он сказал: "Сжигайте. Чем быстрее человек узнает, что не является телом, тем лучше". Наше существование не зависит от тела. Как раз наоборот. Когда то, что рождено, покидает сосуд своего рождения, ваза трескается и распадается.
Безусловно, человек никогда не должен прекращать беседы с ушедшими лишь потому, что их тело и сердце вернулись к истокам, из которых возникли. Сердце – это мост, по которому мы можем побудить их последовать к своему глубочайшему исцелению, чтобы простить и обрести прощение, чтобы войти в свет своей великой природы.
Существует ряд полезных упражнений, направленных на освобождение от нашей навязчивой отождествлённости с этим телом. Практику можно начать с написания траурной речи или некролога самому себе, с чтения его вслух – так, чтобы при этом вы смогли спокойно заснуть ночью. На следующий день представьте свои похороны, созерцайте открытую могилу, вокруг которой собрались оплакивающие вас люди, ощущая запах свежевскопанной земли, слыша пустые утешения близких людей, ощущая их горе от утраты вас. Наблюдайте, как гроб с вашим телом опускают в раскопанную землю и обращайте внимание, какие чувства и образы возникают, когда первые комки почвы падают на крышку вашего гроба.
Если вы хотите перевести эту практику созерцания похорон на новый уровень, то представляйте, как ваш труп разлагается в земле. Представляйте, как ваша кожа постепенно сжимается, а затем отделяется, мышцы и ткани разлагаются, кости выпирают из тела, как из вчерашней индейки, приготовленной в День благодарения. Наблюдайте, как ваши органы медленно мумифицируются, затем обращаются в прах, а ваши бока и бёдра гниют, превращаясь в беспорядочное нагромождение останков. Полное ясности и сострадания созерцание того, как тело превращается в перегной, распадаясь на первичные элементы, напоминает о том, что тело – то, чем мы обладаем, но наша сущность, безусловно, им не ограничивается.
Несколько лет назад, когда я вёл недельную группу по медитации, многие люди спрашивали о том, каким качеством важнее всего обладать, когда входишь в комнату смертельно больного человека. Я напомнил им, что не нужно воспринимать этого человека в качестве тела, а как-либо подчёркивать утраченную идентичность умирающего человека – значит способствовать возрастанию его страха перед смертью и уменьшать его доверие к процессу. Итак, чтобы помочь этой группе освободиться от ошибочного отношения к телу, я посетил с ними анатомическую лабораторию местного университета. Там мы изучили весьма шокирующий полуразложившийся труп шестимесячной давности. Совместное созерцание явственно заметных слоёв мышц, увядающих органов и пустой черепной коробки – это чем-то напоминало современную кладбищенскую медитацию.
Людей, сообщивших затем, что у них возникло необычное чувство, будто они являются всего лишь сознанием, просто созерцающим тело (пережившим нечто вроде внетелесного опыта), мы пригласили понаблюдать за вскрытием трупов. Я и Ондреа вместе с многочисленными группами посещали одну из больниц, с которыми мы сотрудничаем, чтобы немного углубить переживание этого процесса. Во время вскрытия люди видели, что тело человека ничем не отличается от тех туш, что выложены на витринах мясных магазинов. Это сплетение плоти, нервов, связок, мышц и костей, что издавали вонь, когда патологоанатом вскрывал их, обнаруживая блестящие на свету внутренние органы. Это был мощный урок, не только иллюстрирующий бренность всего и жуткую истину слов о том, что красота – лишь поверхность, но и указывающий в сторону приоритетов, благодаря которым жизнь становится достойной того, чтобы её жить.
Традиционно такого рода медитацией на кладбище занимаются йогины, ночующие рядом с гниющим трупом, или монахи и монахини, воображающие, как их тело лежит на земле, медленно превращаясь в неё. Так, когда мы расширили эту практику и стали наблюдать, как труп разлагается под землёй, я заметил, что во мне присутствует явно ощутимый страх быть погребённым заживо. Это было жестокое созерцание – одно из тех, которые лучше не откладывать на потом. Оно помогло мне вступить в диалог с этим рудиментарным страхом, который всё больше растворялся в первичном просторе, возникающем из расслабленности живота. В связи с этим не было больше необходимости заживо хоронить свой страх быть погребённым. Созерцание не столько уменьшило этот страх, сколько открыло ему доступ к сердцу.
Характер созерцания не меняется, неважно, воображаем ли мы, как наше тело разлагается в земле или на ней, или как его поглощает печь крематория, нагретая до 1 000 градусов. (Поскольку я еврей, последний образ показался мне особенно сильным и полезным для прохождения определённых сложных уровней моей практики прощения.) Такое созерцание ловит нас на то, за что мы держимся. Оно напоминает нам о необходимости смягчиться и отпустить.
Спустимся же в свою могилу и заглянем внутрь. Подберём свой изъеденный червями череп. Вглядимся в его пустую чашу, где, казалось, когда-то был целый мир и подивимся тому, что – словами Рабиндраната Тагора – "столь многое могло так долго пребывать в столь малом". Наблюдение за тем, как тело растворяется в земле – это тест Роршаха на то, насколько велик наш страх перед потерей контроля. Не так-то просто оставить свои привычные отождествления.
Мы сжали в собственном теле, как в кулаке, жизненную силу, пытаясь удержать её и жить вечно. Это ограничивает нашу смелость и щедрость и сокращает нашу жизнь. Из-за цепляния тело настолько сведено судорогой, что может потребоваться время на то, чтобы оно расслабилось и вернулось в свой естественный простор. Раскрытие этого кулака – акт веры, это медленное разгибание пальцев, одного за другим, отказ от привязанности – уровень за уровнем, отпускание тела для высвобождения духа, чтобы он смог легко жить внутри тела.
34
Как найти лотос до зимы
Несколько лет назад на недельном семинаре в Лос-Анджелесе некоторые участники, страдающие от опасных для жизни заболеваний и делившиеся историями из собственной жизни – поскольку она, судя по всему, подходила к концу, – подняли одну общую тему. Они ощущали, что не могут спокойно умереть, поскольку не реализовали своих амбиций. Им не удавалось ухватиться за медное кольцо, сколько бы они ни вращались на карусели жизни, и это вызывало у них смятение и разочарование. Возможно, это переживание было настолько острым потому, что многие из них были безработными актёрами, задыхающимися от миазмов голливудского ада.
Один необыкновенно привлекательный мужчина делал особенный акцент на том, что в борьбе со СПИДом его больше всего выбил из колеи тот момент, что спустя почти десять лет, проведённых в "попытках пробиться в киноиндустрию", он теперь понял, что никогда не добьётся успеха. Он сказал, что чувствует, что не доживёт до того дня, когда станет известным актёром, что его мечта – увидеть собственное имя вверху титров – распадалась вместе с его телом. Бледный и дрожащий, он говорил: "Я искренне признался самому себе, что умру неудачником, не осуществив своей мечты". Он олицетворял собой испуганную часть каждого из нас. Казалось, его скелет не способен был более противостоять силе притяжения, когда он снова откинулся на стул. Почти задыхаясь, он сказал, что надеялся обрести "единство с происходящим", но вместо этого он оказался "несчастным, отделённым от самого себя". Поскольку он ощущал, что жизнь не сдержала перед ним обещаний, что он не реализовал свою цель, сдувшиеся амбиции обвились, подобно пуповине, вокруг его горла, удушая и препятствуя его окончательному рождению, заставляя его отказаться от осуществления собственной смерти.
Большая часть слушателей не упустила аналогии между его разочарованием и "жизнью шоу-бизнеса". Его сложная ситуация спровоцировала что-то в коллективном мозге: один за другим люди вставали и говорили, что тоже боятся, что если не получат положительного отклика от жизни, то эту жизнь могут ненароком перенаправить в монтажную студию. Если до своей смерти они не преуспеют, не достигнут просветления, не станут суперзвёздами, это сведёт историю их жизни к убогому чёрно-белому кино, и его станет невозможно смотреть в широкоэкранном формате, вроде Cinemax. Мы так долго наблюдали за собственной историей, что нам трудно вообразить себе, что занавес опустится без всякой реакции со стороны публики.
Это одинаково верно, о каком бы "театре" ни шла речь. Я утешал многих, кто рыдал на медитационных ретритах и чей величайший страх заключался в том, что они могут не успеть перед смертью достичь просветления. Воображая, будто обретение целостности происходит в одномоментном событии, а не через глубокий постепенный процесс отпускания и исцеления, они в буквальном смысле не видят своего положения. Вероятно, они не понимают, что их неудержимое стремление получать некий трофей за свои заслуги – лишь свидетельство их чувства собственной никчёмности, порождённого более глубоким разочарованием. Не раскрыв своей собственной великой истины, не восприняв исцеления, ради которого эти люди родились, они поставили себе целью успех. Неважно, что было их мечтой – популярность или звёздный блеск, публикация книги, отыскание истинной любви или победа над своим гневом – эти люди были убеждены, что их жизнь неполна.
Я был свидетелем смерти многих людей, которые сетовали, что не могут умереть спокойно, поскольку чувствуют, что не реализовались в жизни. Это очень распространённый этап развития, который мы проходим, если больше привязаны к объектам жизни, чем ценим её эволюционное раскрытие. Те люди, которые прорываются сквозь эту липкую паутину на своём пути, сквозь ощущение, что они не получили того, зачем пришли, когда наступило время покидать мир, чувствуя, что это вполне стоило того – особенно, если учесть, сколь широка дорога, открывающаяся впереди. Как и любое несчастье, чувство никчёмности и провала не ново, но в момент надвигающейся утраты оно может обостряться. Многие клянут собственное невезение, не позволившее им "добиться своего", забывая, что "своё" им уже дано и теперь только они могут превратить его в искусство: создать алтарь священному прошлому, соединиться со своим сердцем в сиюминутном настоящем, открыться таинственному будущему, выйдя за пределы старых знаний.
Обнаружить то, чем мы уже обладаем – значит выйти за пределы нашей ограниченной идеи о том, кем или даже чем мы являемся. Некоторые называют обнаружение своей истинной природы "поиском лотоса". Лотос отыскать нетрудно, если знать, где искать. Лотосы часто встречаются в дикой природе, в естественных условиях сострадательного служения и непривязанности к плодам наших трудов. Часто можно увидеть, как они расцветают в теплицах медитативных центров или у смертного одра.
Лотос символизирует то, что поднимается над мутными и зловонными водами, раскрываясь перед нами в своей неожиданной красоте. Это символ освобождения от болезненной привязанности к тому, через что должна пройти наша жизнь, дабы достичь своего изначального света. Мы заботимся о нашем цветке, когда отпускаем навязчивую потребность в воображаемых достижениях, препятствующих его росту. Говорят, что некоторые с лёгкостью пересекают реку смерти, мягко ступая по своим лотосам, а другие гребут в своих лодках, направляемые их ароматом. Некоторые перепрыгивают сияющую реку, полагаясь на веру. Другие прибывают к ней только потому, что она оказалась на их пути. А некоторые, хотя и натирающие своё тело, подобно именитым мастерам, изучив все книги о плавании, но никогда не подходя к реке, в очередной раз бессознательно погружаются в утробу, не успев пересечь и половины водной преграды.
Один человек, болевший раком, говорил, что должен найти свой лотос "до зимы", успеть исцелиться, пока, оставшись не исцелённым, его тело не обратилось в труп. Он сказал, что хочет "окончить обучение" перед тем, как умереть. Поэтому он изучал вещи, которые всегда отвлекали его от жизни и теперь несли свой импульс в смерть. Он отметил, что прямо на другой стороне его переживания "недостаточности" его ждало замечательное озарение. Он увидел, насколько ценной является неспособность удовлетворять свои желания. Благодаря этому он обнаружил, подобно Будде, причину всех страданий. Дело было не столько в невозможности удовлетворить всякое желание, и уж тем более не в том, чтобы и дальше удовлетворять его, а также не в получении тех или иных вещей или последующей их утрате. Причиной страдания было желание как таковое.