Избирательное сообщение результатов влияет на то значение, которое мы придаем этому хронометражу гонок 1997 года. Если бы эти цифры не совпали, мы бы, возможно, отыскали какой-то необычный рисунок в теннисном счете матчей "US Open", или в бильярдном турнире этой недели, или в гольфе… Обо всем этом тоже непременно сообщили бы. Но никакое из неслучившихся совпадений не попадает на первые полосы газет. Если внести всего-навсего десяток главных спортивных событий в список этих неслучившихся совпадений, тогда шансы 1/10 000 вырастут вдесятеро – до 1/1000. С чем сравнить эту величину? Такова же вероятность того, что при подбрасывании монетки у вас десять раз подряд выпадет орел.
Вернемся к летчикам израильской боевой авиации. Что здесь действует – только ли случай? Или вдобавок что-то еще? Для ответа на вопрос традиционная статистика выстроила бы очевидное выборочное пространство (дети пилотов истребителей), оценила бы вероятность рождения мальчика и девочки и затем рассчитала бы вероятность появления на свет 84 % девочек в совершенно случайной выборке. Но этот анализ не обращает внимания на избирательное сообщение результатов. Почему вообще кто-то заинтересовался полом отпрысков израильских пилотов истребителей? Вероятно, потому что такое статистическое сгущение уже привлекло чье-то внимание. Если бы такое же явление наблюдалось при анализе роста детей израильских авиаконструкторов или музыкальных способностей жен израильских авиадиспетчеров, мозг, повсюду ищущий необычные сгущения, тут же обратился бы к этим неожиданным сведениям. Традиционный статистический подход молчаливо исключает из рассмотрения многие факторы, которые не дают сгущения. Иными словами, при этом игнорируется часть выборочного пространства.
Человеческий мозг отфильтровывает колоссальные объемы данных, отыскивая вещи, которые кажутся необычными, и лишь тогда посылает осознанный сигнал: мол, поглядите-ка! Чем шире вы раскидываете сеть, ища осмысленный узор, тем больше вероятность, что вы поймаете статистическое сгущение. Ничего страшного в этом нет. Но если вы хотите узнать, насколько значимо такое сгущение, нужно не учитывать данные, которые первоначально привлекли ваше внимание к этому сгущению. В комнате, где присутствует 20 человек, обычно найдется один (самый высокий), чей рост позволяет ему попасть в несколько процентов самых высоких людей в стране. Но нельзя потом вывести этого дылду из комнаты, заново измерить его рост и сделать глубокомысленный вывод: мол, как удивительно, что вы нашли человека с таким необычным ростом. Опомнитесь, вы ведь изначально выбрали его именно по такому параметру.
Точно такую же ошибку совершали в первых опытах по изучению экстрасенсорного восприятия. Экспериментаторы просили тысячи добровольцев угадать карту в специальной колоде из пяти символов. После нескольких недель отбора каждый, чьи способности оказывались выше среднего уровня, приглашался на второй круг опытов. Поначалу казалось, что эти "хорошие угадчики" обладают сверхъестественными способностями. Но с течением времени доля успешных предсказаний для каждого такого "экстрасенса" медленно скатывалась обратно к среднему значению, словно мистическая сила постепенно покидала их. Дело в том, что их первоначальные высокие показатели (те сгущения, по которым их и отобрали) рассматривались на общем фоне и включались в общие расчеты. Если бы эти удачные результаты исключили из второго набора опытов, показатели тут же упали бы примерно до средних величин для первого круга.
Такая же история с пилотами истребителей и с левыми-правыми яичниками. Любопытные цифры, которые привлекли внимание ученых именно к этим конкретным данным, вполне могли стать следствием избирательного сообщения результатов – или, что почти одно и то же, избирательного восприятия. А если так, можно сделать простое предсказание: "В дальнейшем цифры вернутся к равному распределению – пятьдесят на пятьдесят". Если прогноз не сбудется и новые данные подтвердят дисбаланс, отраженный в статистическом сгущении, тогда эти новые данные можно будет счесть имеющими какое-то значение. Но я готов поручиться, что предсказание окажется верным.
Та же погрешность таится в традиционных экспериментальных исследованиях – скажем, направленных на то, чтобы выяснить, вызывают ли рак определенные продукты. Для экономии времени обычно рассматривают много пищевых компонентов сразу: клетчатку, жиры, красное мясо, овощи и т. п. – и определяют, как все они соотносятся с заболеваемостью раком. Пока вроде бы все выглядит нормально. Но потом вы решаете выбрать самую впечатляющую позицию – компонент, который необычно тесно коррелирует с заболеваемостью раком. Если вы проявите неосторожность, то мигом позабудете обо всех прочих факторах и опубликуете статью, утверждающую, что употребление в пищу красного мяса существенно увеличивает вероятность онкологических заболеваний. На самом деле вы просто выбрали среди сотен разных продуктов один, который показался вам наиболее значимым. Разумеется, какой-то один непременно должен был таким показаться. По чисто статистическим причинам следовало бы удивиться, если бы такого продукта не нашлось, даже если все продукты отбирались случайным методом.
Мнимое падение содержания сперматозоидов в семенной жидкости может служить еще одним примером избирательного сообщения результатов. Группа Нильса Скаккебака из Копенгагенского университета опубликовала первые (впоследствии многими признанные) данные в пользу такого падения в 1997 году. Но винить в избирательном сообщении результатов следует не этих исследователей. Повинны в этом ученые, у которых имелись данные в пользу противоположного вывода и которые не опубликовали их, считая, что они, должно быть, неверны. Повинны в этом и редакции журналов, чаще принимавшие статьи, где подтверждалось падение, нежели те работы, где это падение не подтверждалось. Повинна в этом и пресса, лихо свалившая в одну кучу разные связанные с половой сферой дефекты в разных частях царства животных и слепившая из этого одну единую историю, не отдавая себе отчета в том, что каждый отдельный случай имеет прекрасно обоснованное объяснение, не имеющее ничего общего с падением содержания сперматозоидов, а зачастую и с сексом. К примеру, половые аномалии у рыб, живущих близ предприятий по очистке сточных вод, по всей видимости, вызваны избытком нитритов (все рыбоводы знают, что эти вещества вызывают самые разные отклонения у рыб), а не эстрогеноподобными веществами в воде, которые придали бы больше пикантности истории с падением доли сперматозоидов.
Главное здесь вот в чем. При оценке статистической значимости нужно формировать выборочное пространство согласно тому, как вы действительно проводили эксперимент, а не опираться на его отредактированную версию, полученную с применением избирательного сообщения результатов. Надежнее всего не учитывать данные, которые привели к этому результату, привлекшему ваше внимание, и повторить эксперимент, чтобы получить новые данные. Но даже тогда вы не должны позволять совпадению (статистическому сгущению) определять выборочное пространство за вас. Поддавшись такому искушению, вы невольно проигнорируете окружающее пространство почти-совпадений.
Мы решили проверить эту теорию во время нашей недавней поездки в Швецию. Еще в самолете Джек предсказал, что в стокгольмском аэропорту, где нам предстоит приземлиться, нас ждет некое совпадение. Он выдал и причину: избирательное сообщение результатов. По его словам, вглядываясь достаточно пристально, мы наверняка что-нибудь такое найдем. Мы прилетели, добрались до автобусной остановки близ терминала, но никаких совпадений за это время не произошло. Но мы никак не могли отыскать нужный автобус, и Джек вернулся к справочной стойке. Пока он ждал своей очереди, за ним встал какой-то человек. Этим человеком оказался Стефано, математик, который работает по соседству с Джеком в британском Уорикском университете, буквально в соседней комнате.
Итак, предсказание подтвердилось. Однако на самом деле мы хотели заполучить почти-совпадение – такое, которое на самом деле не произошло, но о котором могли бы рассказать благодаря избирательному восприятию. К примеру, если бы еще кто-то из наших знакомых появился бы в то же самое время, но в другой день или в другом аэропорту, мы этого никогда бы не заметили. Швеция вообще могла бы кишеть нашими знакомыми, и для нас было бы практически невозможно избежать встречи с ними практически в любой конкретный момент. Почти-совпадения по определению трудно наблюдать. Но мы, так уж случилось, упомянули об этом в разговоре с Тедом, другом Йена, который приехал к нему в гости вскоре после того, как мы вернулись обратно в Англию. "Стокгольм? – переспросил Тед. – Когда?" Мы сказали. "Какой отель?" – ""Ярл Биргер"", – ответили мы. – "Вот так штука! Я останавливался в "Ярле Биргере", только на день позже!" Значит, если бы мы прилетели на следующий день, мы не встретили бы Стефано, зато встретили бы Теда. Согласно законам селективного сообщения результатов, мы рассказали бы друзьям лишь о той встрече, которая произошла на самом деле.
Теория вероятностей позволяет оценить, какова возможность того, что некое событие произойдет, а другие (которые могли бы произойти) по тем или иным причинам не будут иметь места. Иными словами, вероятность одного события здесь сравнивается с вероятностью других. На уровне интуиции мы плохо воспринимаем вероятности, поскольку система детектирования свойств и явлений в нашем мозгу замечает лишь то, что происходит. В окружающем нас мире каждое событие уникально. Каждая встреча, каждая доля сперматозоидов, каждый расклад в бридже. "Как, у тебя часть телефонного номера похожа на номер твоей машины? Ну и ну!" Однако если вспомнить, что у обычного гражданина несколько десятков важных для него номеров и чисел (цифры в адресе, почтовый индекс, ПИН-коды, номер мобильного, номера кредитных карточек…), случайное сходство между двумя из них – вещь совершенно обыденная, и ничего примечательного в ней нет.
А следовательно, мы не должны, оглядываясь на былые события, отыскивать значение в тех немногих, которые неизбежно будут выглядеть какими-то странными. Это путь пирамидологов и гадателей по чайным листьям. Каждый узор дождевых капель на тротуаре уникален. Мы не говорим, что если в одном из таких узоров случайно проглянет ваше имя, то этому не стоит удивляться. Но если бы ваше имя дождь написал на пекинской улице во время правления династии Мин, в полночь, этого никто бы не заметил, уверяю вас. При оценке значимости незачем всматриваться в прошлое: для корректной оценки вам придется обязательно учесть все прочие события, которые могли бы случиться взамен выбранного вами.
Каждое случившееся событие уникально. Пока вы не отнесете его к какой-то категории, вы не сможете понять, на каком фоне его следует рассматривать. А пока вы не подберете фон, вы не сможете корректно оценить вероятность события. С другой стороны, если что-то кажется вам странным и пугающим, однако действительно, как выясняется, имеет малое выборочное пространство, этому и в самом деле следует удивиться по-настоящему.
Фактор удачи
Считаете ли вы себя везучим человеком? Легко воспринимать везение как что-то такое, что Вселенная сама вам навязывает. А вот Ричард Вайсман провел интригующую серию экспериментов, которая показывает: вы вовсе не "шут судьбы", каким считал себя шекспировский Ромео. Напротив, он (Вайсман, а не Шекспир и не Ромео) ясно дает понять, что удачливость зависит от того, готовы ли вы исследовать случайные события ради личной выгоды. Оказывается, мы действительно кузнецы собственного счастья.
Есть два взгляда на везение, и эти взгляды противоположны друг другу. Либо мы сами отвечаем за все свои удачи и неудачи, либо они представляют собой какую-то неконтролируемую, всевластную случайную силу. Какая же их этих гипотез верна? Пятнадцать лет назад я стал исследовать науку везения, пытаясь выяснить, нельзя ли помочь людям повысить их собственные шансы на успех. Полученные результаты оказались неожиданными и удивительными. Они позволяют заглянуть в тайную науку, которая скрывается за фасадом нашей повседневной жизни.
Академический интерес к везению появился еще в начале 1930-х, когда психолог Джозеф Бэнкс Райн из Университета Дьюка (Северная Каролина) одним из первых провел ряд экспериментов с целью выяснить, существует ли экстрасенсорное восприятие. Однажды Райна посетил профессиональный игрок, заявивший, будто он умеет контролировать свое везение, влияя на движение игральных костей в казино. Заинтригованные, Райн и его коллеги поставили серию опытов, в ходе которых просили добровольцев оценить (по определенной шкале) степень своей везучести или невезучести, а затем пройти стандартные тесты на паранормальные способности: скажем, определить порядок следования карт в произвольно перетасованной колоде. Результаты оказались неубедительными, и исследователи в конце концов утратили интерес к науке о везении.
В начале 1990-х я случайно набрел на эту их работу и решил провести собственное исследование. Я разместил в газетах и журналах объявления, где призывал тех, кто считает себя необыкновенно везучим или невезучим, связаться со мной. На протяжении нескольких последующих лет мы получили ответы примерно от тысячи жителей Великобритании. В их жизненном опыте обнаружились впечатляющие сходства. Везучие люди всегда оказывались в нужное время в нужном месте, им выпадала масса счастливых возможностей, и вообще жизнь у них была "просто чудесная". Невезучие же почти все время сталкивались лишь с неудачами и невзгодами, практически не дававшими им вздохнуть спокойно. Пораженный их историями, я решил выяснить, почему судьбы везунчиков и невезунчиков столь разнятся.
Первая стадия работы во многом напоминала изыскания, проведенные парапсихологами в 1930-х годах. Мы попросили участников эксперимента попытаться предсказать исход по-настоящему случайных событий, таких как розыгрыш Британской национальной лотереи. Как правило, между показателями в группе везучих и невезучих никакой разницы не обнаруживалось: и там, и там они вполне соответствовали законам случайности.
Тогда мы сосредоточили внимание на передрягах обыденной жизни. Мы задались вопросом: может быть, многие из событий нашей повседневной жизни, которые кажутся нам случайными, на самом деле некий результат нашего мышления и поведения? Может быть, везучие и невезучие люди сами подсознательно создают свои удачи и неудачи? К примеру, может оказаться, что баловни судьбы просто особенно общительны, и у них больше шансов на "случайную счастливую встречу", поскольку они вообще встречают больше людей. Или, может быть, невезучие люди особенно пессимистичны и поэтому у них меньше шансов добиться успеха, поскольку они не проявляют упорства при неудачах.
Чтобы проверить эти гипотезы, мы провели серию опытов. В ходе одного из них, довольно небольшого, мы положили пятифунтовую купюру на тротуар рядом с кофейней, куда заранее пригласили двух человек, один из которых считал себя везучим, а другой – невезучим. Везучий увидел деньги, поднял, отнес в кофейню и в какие-то минуты затеял разговор с преуспевающим бизнесменом (на самом деле это был наш подсадной персонаж) и заказал ему кофе. А вот наша неудачница проглядела валяющуюся банкноту, сама себе взяла кофе и пила его в одиночестве. Когда их затем попросили описать свое утро, женщина заявила, что с ней ничего особенного не происходило, а вот мужчина так и лучился радостью, потому что, по его словам, замечательно провел время.
Ряд более масштабных экспериментов и опросов людей, которые по-разному оценивали себя по шкале везучести, выявил существенные различия между везучими и невезучими. Мы обнаружили, что везучие обладают хорошими навыками в создании и обнаружении возможностей – к примеру, путем коллективного взаимодействия, выработки в себе расслабленно-непринужденного отношения к жизни, а также благодаря изначальной открытости ко всякому новому опыту или впечатлению. Кроме того, сталкиваясь со сложной и важной жизненной проблемой, везучие люди обычно принимают более эффективные решения, прислушиваясь к своей интуиции и внутреннему голосу. Везунчики убеждены, что будущее таит в себе множество удач и успехи. Эти ожидания становятся самосбывающимися пророчествами, ибо помогают везучим людям мотивировать себя и окружающих. Наконец, везунчиков отличает особая стойкость, и, когда случается неприятность, они способны справиться с ней, к примеру, представляя себе, что все могло бы обернуться гораздо хуже, или просто беря ситуацию под контроль.
В ходе финальной стадии нашего исследования мы выясняли, можно ли усилить удачливость человека, побуждая его думать и вести себя подобно везунчику. В психологии такие перемены считаются очень спорным вопросом. Некоторые ученые полагают, что фундаментальные аспекты личности жестко закреплены в нашем мозгу и не склонны меняться. Другие же, в том числе и я, уверены, что кое-какие стороны личности можно по-настоящему изменить.
Мы собрали группу добровольцев, которые не считали себя ни везучими, ни невезучими, и попросили их проделать серию простеньких упражнений, направленных на то, чтобы побудить их мыслить как везучие люди. К примеру, предлагалось каждый день по нескольку минут фокусироваться на положительных сторонах своей жизни, а кроме того, чаще общаться с окружающими и относиться к жизни легче и непринужденнее. По прошествии нескольких месяцев мы провели оценку их жизни по таким параметрам, как счастье, телесное здоровье и, конечно же, то, насколько везучими они себя считают. В целом участники ощущали себя счастливее, здоровее и удачливее. Короче говоря, меняя свой образ мыслей и поведение, вы можете вносить реальные и долговечные усовершенствования в собственную жизнь.
Меня регулярно просят рассказать о моих исследованиях самые разные люди и организации, от высокотехнологичных компаний до элиты спорта. Судя по всему, сейчас неожиданно широкий спектр людей и организаций стремится побольше узнать о науке везения. В Великобритании, где я живу, многих, по-видимому, привлекают эти идеи – возможно, благодаря тому, что британцы очень ценят скромность, тогда как "поведение везунчика" предполагает открытость и готовность самостоятельно завязывать основную часть своих контактов и самому создавать основную часть своих счастливых возможностей. (А вот в США, пожалуй, у людей в этом смысле как-то меньше самоограничений.) Как бы там ни было, я надеюсь, что скоро все мы научимся воспринимать удачу как своего рода навык, которым можно овладеть и в котором можно совершенствоваться.