Обращаясь к телу, мы обращаемся к сердцу. Именно там рождается искусство. Именно поэтому, когда пишем от руки, пусть это занятие и кажется нам неуклюжим и неудобным, мы проникаем к правде глубже, чем ведут наши бойкие пальцы по клавишам. Нам "предписано" жить в теле. Еще одна говорящая фраза.
Наши тела – сказители. Чтобы проверить это на себе, улягтесь на массажный стол, а на фоне пусть мягко мурлычет музыка, вроде альбома "Томление" Майкла Хоппе. Когда массажист разминает ваше тело, оно говорит с вами. Рассказывает о ваших нуждах. О том, какую истинную цену вы платите за свою жизнь, и о том, что для вас бесценно. Прикосновения пальцев воскрешают образы и воспоминания. Мышцы раскрываются и нашептывают о ваших болях и мечтах.
Да, у нас уже есть корпус трудов, но, чтобы в полной мере раскрыть его, необходимо работать со своим корпусом. Это верно для каждого из нас. Пруст в плену у болезни оставался глубоко чувственным автором. Тело куда больше, чем клеть для ума. Тело – это средство самовыражения. Глаза, уши, губы, язык, спина, плечи, бедра, интимные части тела – все это инструменты писателя. Мы говорим о "частях речи". И вновь говорящая фраза.
Если писать так долго, что настроение скисает, долгая прогулка может снова его подсластить. Почтенная преподавательница писательского мастерства Бренда Уэлэнд пишет: "Я поделюсь с вами тем, чему научилась сама. Мне помогают долгие прогулки по восемь-десять километров. Ходить нужно одному и каждый день".
Когда со мной случается какое-нибудь потрясение, я, чтобы его переварить, иду гулять. Гуляя, я стремлюсь всего лишь "проветриться", чтобы легче дышалось, и нередко ко мне приходят совершенно неожиданные идеи. Они приятно удивляют меня – не меньше косуль, что мелькают среди деревьев. "Ух ты! Вот это да!" – думаю я, подкрадываясь к возникшей мысли – разглядеть поближе.
"Прежде чем написать музыкальное произведение, я люблю походить вокруг него – без всякого сопровождения", – признался как-то композитор Эрик Сати. Литературные произведения, как и музыкальные, только выигрывают от подобных физических упражнений.
Замечаю, что, рассуждая о телесности писательства, я пригласила нескольких композиторов поделиться своими мыслями. Это не случайно. Мы "пишем" и текст, и музыку. В тексте также присутствует ритм и "певучесть". Разве удивительно, что им есть чему нас научить, и эти уроки связаны с нашим корпусом трудов?
"И лишь пустившись в путь, возможно, я пойму, куда же, наконец, идти мне надо", – писал Теодор Ретке. Он тоже любил пешие прогулки. Когда гуляем, мы переносимся в безвременное измерение, туда, где времени не существует, где переживание и остро, и древне, как мир. Композитор Тим Уитер назвал один свой альбом "Безвременье" – оду этому царству воображения. У меня есть стихотворение о теле и о том, что в нем воплощено гораздо больше мудрости, больше духовной ДНК, чем мы признаем. Наши предки и их мудрость живут в нашей крови и костях.
БЕЗМОЛВНЫЙ ЗВЕРЬ
Безмолвный зверь, ты спишь,
Что за сны в твоих клетках сокрыты?
Что за века тебя сюда вели,
Сквозь лед и уголь?
Глаз дернулся, губа кривится -
Кровь снова грезит.Кровь грезит вечно.
Толкнув вперед, вновь тянет нас назад,
Сновидя тьму,
Пещеры и изнанки звезд.Твои слоновьи бивни – сквозь века -
Глотают пищу ртами всех живых.
Тот месяц в небе? Ах, всего лишь кость,
Заброшенная так, что не достать.
А Млечный Путь – зубов молочных горсть.Кровь помнит то,
Что забывает ум.
Душа – безмолвный зверь.
Нет памяти – лишь мысли,
Нет планов – лишь мечты,
И получтимый Бог дает ей больше,
Чем явь и человеческая жизнь.
Когда подыскиваем подходящее слово в произведении, искать его нужно внутри, а не вовне. Это слово уже существует в теле, нам бы только прислушаться к нему. Касание необычайно точно, хрупко и сильно; мы хотим, чтобы наши тексты "тронули" сердца читателей, но редко вспоминаем, что для этого необходимо пережить такой опыт самим. Наш язык обязан быть физическим. Именно так можно "тронуть" читателя.
Мы говорим о том, что в тексте "есть энергия", однако не замечаем, насколько эта фраза буквальна. Духовный учитель Соня Чокетт пишет: "Сила слова подлинна, осознаете вы это или нет… В каждом слове течет энергия".
Недавно со мной приключилось нечто поразительное. Я познакомилась с очень точным, сердечным писателем, но тогда я еще не знала об этом. Когда мы только познакомились и вместе переходили оживленную улицу на Манхэттене, он всего один раз осторожно дотронулся до середины моей спины. Я вдруг почувствовала себя в безопасности, под защитой, что меня понимают. И подумала: "Какая же прекрасная энергия у этого человека".
Впоследствии я почитала его прозу и обнаружила в ней все ту же энергию – узнаваемую, точную, нежную и сильную. Она меня "тронула". Тронула так же уверенно, намеренно и ощутимо физически, как и он сам. Мы называем некоторые произведения "затрагивающими", но и здесь мыслим этот эпитет исключительно метафорическим. Нет, это не метафора.
Виктория, молодая писательница, влюблена в Питера, другого молодого писателя. Они почти каждый день общаются через Атлантику по факсу. Наблюдая за ней и за старомодными отношениями, что развивались день за днем, страница за страницей, как это бывало в викторианской Англии, я увидела мудрость и силу связи, в которую не бросаются очертя голову, а выстраивают пословно, мысль за мыслью. Как-то раз я встретила Викторию, когда она получила длинный и обстоятельный факс от Питера. Она сияла, как женщина, которую только что поцеловали. То, что написал Питер, тронуло ее сердце.
"Свяжись и прикоснись!" – побуждает нас реклама телефонного оператора "Эй-Ти-энд-Ти". А насколько глубже будет это прикосновение, если напишем!
Мы обязаны "воплотить" свою истину, говорят нам духовные учителя. Но вот что они нам зачастую не говорят: что мы уже ее воплощаем. Если мы лишь наполовину осознаем себя в теле, то и истину тоже воплощаем наполовину. Разделяя тело, ум и дух друг от друга на три отдельных стихии, по трем отсекам, мы разрушаем корпус своего опыта. А как писатели мы расчленяем самих себя.
Уже несколько веков подряд мы, жители Запада, увлечены и даже злоупотребляем дорогостоящим дуализмом, в котором тело и разум разделены, и разум считается выше. Развоплощенный, отделенный от сердца разум может найти оправдание жестокости: "абсолютное решение" на бумаге может показаться хорошей мыслью. Такое уже случалось. И если мы и дальше будем разделять сердце и ум, может случиться вновь.
Слово "совесть" состоит из двух частей: "со" и "весть" ("ведать"). Невозможно иметь совесть, отчленив корпус труда от физического корпуса. Мы должны позволить себе "весть" то, что ведает тело. Именно поэтому нечто физическое слышно не только в "корпусе трудов", но и в "корпусе знаний". Истинное, подлинное знание глубже, чем разум способен понять.
Поэт Пабло Неруда создал из тела своей возлюбленной тело – корпус – своих работ, очень приметчивых и оттого понятных всем. Читая его стихи, я всегда сначала ощущаю слова в сердце, а уже потом они проникают в разум. Вот еще одно мое стихотворение, лингвистический урок любящего Неруды:
ЯЗЫК ТЕЛА
Мы говорим на языке.
Мой рот – уху твоему.
А ухо – рту в ответ.
Мы говорим на языке,
Ты телом расскажи.
Рот в рот.
От сердца к сердцу.
Части речи.
Встреча.
И что слетает с губ – прекрасно,
Но слоги лучшие – безмолвны.
Мы говорим на языке.
Ведет беседу кожа.
Поговори со мной.
Способ приобщения
Писать – занятие не только психологическое, но и физическое. Многие великие писатели любили гулять пешком. Есть нечто особенное в ритме пешей прогулки. В движении – музыка, она проливается в текст.
Засеките полчаса. Выберите одежду и обувь, удобные для прогулки. Можете взять с собой определенный вопрос, просьбу или тему. Или можно просто спросить: "Что мне нужно узнать?" Выбирайтесь из дома и шагайте двадцать минут. Приглядывайтесь к тому, что вас окружает. К своему настроению. Следите за тем, как оно меняется. Прежде всего обращайте внимание на любые посещающие вас ответы, озарения, идеи или вдохновения. Вернетесь домой – усаживайтесь писать. Задокументируйте свой опыт и открытия.
Глава 14
Кладезь
Мы, писатели, извлекаем образы из внутреннего хранилища, которое я называю "кладезем". Я представляю его в виде внутреннего пруда, который нужно и пополнять, и следить за его проточностью. Если воспринять этот внутренний резервуар как экосистему, сразу находятся ответы на мучающие писателей вопросы, и главный – таков: "Отчего иссякло вдохновение, когда все шло так хорошо?"
Очень часто вдохновение иссякает именно потому, что все шло хорошо. Мы просто истощили запасы во внутреннем резервуаре, потому что не нашли времени и сил на то, чтобы пополнить их новыми образами.
У меня есть простое приспособление для пополнения запасов: я называю его "творческим свиданием". Вкратце, творческое свидание – еженедельная одиночная вылазка в какое-нибудь приятное место, где вам будет интересно. Это может быть поход в музей, аквариум, магазин пряжи. Или концерт, кино или выставка динозавров. Смысл в том, чтобы пойти туда, где вам понравится, – в одиночку.
Почему в одиночку?
Потому что творческое свидание – это наполовину творчество и наполовину свидание. Вы охмуряете, соблазняете, добиваетесь расположения своего внутреннего творца. Для этого необходимо уединиться с ним. У многих затея пойти куда-то одному немедленно вызывает сопротивление.
"Я и так все время один".
"Что я скажу своему молодому человеку?"
"А с детьми кто будет сидеть?"
Это сопротивление вполне нормально, но это всего лишь сопротивление. Ответное сопротивление делает нас сильнее. Если уделить время и внимание наполнению колодца, писать становится гораздо проще. Не придется безуспешно пытаться вы удить образы из полупустого пруда. Наоборот – будем ловить их из щедро наполненного резервуара, где образы и идеи водятся в изобилии и только и ждут, чтобы мы подцепили их на крючок.
Пишут обычно черным по белому, но, чтобы это получалось хорошо, нужно добавить красок. Если наша жизнь – сплошной хаос, большого труда стоит писать гладко и размеренно. Если же, с другой стороны, она слишком предсказуема и буднична, наш писательский голос тоже будет монотонным, и придется стараться изо всех сил, чтобы оживить тексты.
Одна из загадок писательства: если вложиться вниманием в прекрасное – например послушать прекрасную музыку, – это вложение непременно окупится, стоит нам начать писать, пусть и на совершенно другую тему. Мы обычно понимаем ценность исследовательской работы и чтения, напрямую связанного с нашим произведением, но с трудом видим пользу бесцельного самообразования. Нам бы хотелось, чтобы причина и следствие были более очевидными, но в писательстве такое бывает крайне редко.
Тексты варятся на бульоне нашей жизни. Если жить со вкусом и разнообразно, у нас будут вкусные и разнообразные продукты, из которых можно что-нибудь приготовить. Если жить скучно, озабоченно, зациклившись на целях, то и наши тексты будут безвкусными, нечему будет сделать их острыми и насыщающими.
Если писать регулярно и размеренно, еженедельного похода будет достаточно, чтобы пополнить запасы. Если же мы пишем часто и много, рекомендуется выбираться хотя бы дважды в неделю. Конечно, меньше всего вам будет хотеться пополнить кладезь, когда и так хорошо пишется.
"Не сейчас! Я пишу", – норовим сказать мы, желая продолжить свое занятие.
Велик соблазн забиться в нору и писать без передышки, однако такой подход действенен лишь на короткий срок, но никак не на длительный. Как выразился один остроумный тип: "Для сингла сойдет, а вот альбом так не напишешь".
Если вкладываемся в писательскую жизнь – а не в карьеру, мы в ней ради процесса, а не продукта. Ради корпуса трудов, а не одиночного удара хорошо сделанной работы. А значит, надо относиться к себе как к маститым спортсменам, которым необходимо поддерживать форму, не загоняться, не пережимать с тренировками.
Если воспринимать писательскую жизнь как карьеру спортсмена, делается понятнее мудрость, хорошо известная марафонским бегунам: на каждую быструю милю приходится десять медленных. А до и после каждой длинной пробежки обязательна растяжка.
Так и писателям важно тренировать писательские мышцы, чтобы держать их в форме. Это значит, что нужно уделять необходимое время и внимание наполнению кладезя, а не опустошать его неуклонно, не задумываясь о внутренних ограничениях. Все это может показаться обременительным или трудоемким, но выгода от этого нашей писательской жизни огромна. Даже самая малость запитывания себя немедленно и благотворно повлияет на ваши тексты. А если заниматься этим регулярно и понемногу, вы и сами удивитесь, как легко и уверенно вам будет писать.
"Я почувствовала, что выдыхаюсь, – поделилась со мной Кейси, автор художественной прозы. – Мне так хорошо писалось, и нравилось, что получалось, а потом вдруг все, что я пишу, стало казаться однообразным и унылым. Мне стало скучно, и текст тоже получался скучным. Работаешь, будто лямку тянешь. Мое упрямство твердило, что нужно копать дальше, выбивать из себя написанное. К счастью, я вспомнила о творческих свиданиях, и когда устроила себе его, стала вменяемее".
"Вменяемый" писатель пишет легко и текуче. Он пишет из полного кладезя, а не из пустого. Вменяемый писатель осознает, что он – творческая экосистема, которая может застояться и даже пересохнуть без свежего притока и постоянного оттока.
"Я была на полпути к завершению довольно долгого проекта, когда потеряла вдохновение, – рассказала Энни, публицист. – Я продвигалась вперед в восторге от результата, и вдруг меня угораздило простудиться и нельзя было выходить на улицу целую неделю. Я сидела дома и продолжала работать. А вот пополнять внутренний кладезь совсем забыла. Я писала, писала, писала, пока не почувствовала, что не смогу выдать больше ни слова". Она опустошила свой резервуар.
К счастью, Энни – матерый писатель и смогла сама поставить себе диагноз и назначить лечение. Все еще сидя дома, она одолжила коллекцию классической музыки и дала себе пополниться, слушая.
"Я не могла встать с постели, но осилила изменение внутренней обстановки. Слушая "Аве Марию" Шуберта, я ощущала, как силы и вдохновение возвращаются ко мне. Я позволила музыке омыть меня и уже через час прослушивания почувствовала, как она воодушевила и освежила меня. Удалось вернуться к работе, и я продолжала слушать музыку по часу в день, пока не выздоровела".
Кэрен из центрального Манхэттена застопорилась, сочиняя пьесу. Как и Энни, она писала хорошо, но слишком усердно. "Я потеряла вкус к жизни, так что решила исправить положение жизненной диетой. Я посетила все цветочные лавки и зоомагазины в окрестностях. Я любовалась орхидеями и кактусами, глазела на амариллис и беседовала с целой компанией какаду. С собой я унесла всего лишь одну африканскую фиалку, но при этом воспрянула духом и смогла вернуться к работе. Я всегда удивляюсь, как мало надо, чтобы вернуть себе вдохновение".
Однако, чем возвращать его, еще лучше выработать у себя привычку его обновлять, чтобы оно никогда не терялось. Регулярные творческие свидания, как и регулярные тренировки, помогают поддерживать форму и тонус.
Способ приобщения
Эту методику я по традиции называю "творческим свиданием". Такие свидания для ухода за творчеством незаменимы. Они укрепляют хорошее настроение и подогревают вдохновение и озарения. Все это потом выплеснется на страницы.
Засеките час времени. Выбирайтесь из дому, отправляйтесь куда-нибудь подальше от привычных маршрутов и устройте что-нибудь радостное и авантюрное. Всё в одиночку. Алчите чувственного опыта. Не мастерство показать, а мистерию сыскать. Выберите занятие, которое бы одобрил ваш внутренний ребенок, внутренний художник или исследователь. Помните: это называется "творческим свиданием" – и творчества, и свидания в нем должно быть поровну. Задумайте что-нибудь увлекательное и не вздумайте "динамить" самих себя. Вы могли бы сходить:
1. В аквариум
2. В цветочный магазин
3. В храм
4. В джазовый клуб
5. В магазин тканей
6. В галерею
7. В магазин географических карт
8. В музей
9. В кинотеатр на старый фильм
10. В ботанический сад
Что бы ни выбрали, отправляйтесь туда наедине с собой. Впитывайте образы и впечатления. Не обязательно писать об этом. Ваша задача – наполнить кладезь, а не удить в нем.
Глава 15
Наброски
Воздух сегодня кристально прозрачен, день теплый и ясный. Яблоня усыпана цветами. Вот-вот зацветет сирень. Густолистая ветвь покровительственно прикрывает скворечник. Все это напоминает мне о писательстве.
Дела я набросок, я сначала очерчиваю контуры ветви, а листья добавлю позже. Когда рисую сирень, цветы и аромат появятся позже. Рисую яблоню, но бледно-розовое кружево – филигрань, оставленная на потом. Иными словами, я доверяю всему, что пишется посредством меня. Пусть оно творит с моей помощью. И "наброски" тут ключевое слово.
Когда у меня появляется желание изобразить дерево, я добавляю его в пейзаж произведения. Сначала это лишь несколько палок. Мне не нужно знать, зачем оно возникло и какой цели послужит. Если я послушно добавлю этот "набросок" дерева в текст, писательство само знает, когда и как оно его применит.