Сойти с колеса - это и есть саньяса. Просто остановиться мало. Вы должны еще сойти с колеса, потому что, даже если вы сами никуда не бежите, колесо продолжает вращаться. И это колесо так огромно, и оно вращается с такой силой, что, даже стоя на месте, вы продолжаете двигаться. Сойти с колеса - это саньяса; не только остановиться самому, но и сойти с колеса. Не оставайтесь в колесе. Выберитесь из накатанной колеи. Свидетельствуйте ее. Только тогда вы узнаете, из чего складывается колесо, и почему оно продолжает двигаться, даже когда вы стоите.
Колесо создается бесконечными желаниями: всеми желаниями, которые только существовали на свете и существуют сейчас, - всеми желаниями всех людей, всех существ, всех времен. Вы умрете, но созданные вашими желаниями волны останутся. Вас уже нет, но волны ваших желаний расходятся в ноосфере, как круги от брошенного в воду камня. Меня уже нет, но я что-то сказал; и эти слова, эти звуки остаются вибрировать бесконечно.
Каким бы ни было ваше желание - сбывшееся ли, несбывшееся, - как только в ваш ум, в ваше сердце входит желание, вы уже подняли волны, круги уже расходятся. Они останутся после вас. Это колесо, эта сансара, состоит из всех желаний, прошлых и ныне существующих. Его сила - сила всех ныне живущих и всех мертвых прошлого - так велика, что вы не сможете устоять на месте. Вас сметет этой силой, и вы побежите.
Точно так бывает в толпе. Когда вся толпа бежит, вы не можете стоять на месте. Вас просто сметают с места, и приходится бежать. На бегу вы в безопасности; остановиться - значит погибнуть. Чтобы бежать, вам не нужно даже собственной энергии. Если вы не приложите усилия сами, вас понесет толпа. Таково это колесо - колесо желаний. Может быть, вы видели колесо на тибетских изображениях. Оно прекрасно изображено: целое колесо желаний.
Сойти с колеса - это саньяса. Просто выйдите из толпы. Просто спрыгните. Просто сядьте на обочине, скажите "до свиданья". Только теперь вы знаете явление этого колеса. Только теперь вы знаете, что какие-то люди бегут по кругу: они пробегут мимо много раз - теперь вы знаете, что перед вами колесо.
Будда, Махавира могли называть этот мир сансарой, колесом, потому что поняли, что это колесо, сойдя с него. Вы бежите не по прямой, вы бежите по кругу - повторяя одни и те же желания, одни и те же дни, одни и те же ночи, одни и те же разочарования. Вихрь остается прежним: вас толкает сзади, тянет спереди - и вы кружитесь.
Саньяса значит: сделать шаг в сторону, сделать шаг наружу. Это вторая часть саньясы. В саньясе две части. Первая часть - узнать разочарование, узнать боль. Тогда случается чудо: как только вы понимаете, что мир значит боль, что мир значит разочарование, разочарование исчезает бесследно. Разочарование приходит из-за того, что вы надеетесь, что мир вас не разочарует. Страдание приходит из-за того, что вы надеетесь даже тогда, когда знаете, что надежды нет. Надеяться бессмысленно - когда вы это понимаете, вы больше не испытываете отчаяния. Когда вы это понимаете, отчаяние теряет силу. Тогда вам не в чем отчаиваться - потому что нет надежды.
Вот почему буддизм не смог встретить понимания. Западный ум способен истолковать его только как пессимизм. Это заблуждение естественно. Буддизм не пессимистичен. Но западному уму он кажется пессимистичным, потому что называет мир разочарованием, называет мир дуккхой, страданием. Все кажется в черном свете. Но на самом деле все иначе. Земля не знала другого человека, такого же счастливого, такого же блаженного, как Будда, - а если и знала, то очень редко. Будда вовсе не был пессимистом. В чем же секрет? А секрет вот в чем: если вы знаете, что этот мир - дуккха, вы не ожидаете ничего, кроме дуккхи. Только ожидания создают пессимизм. Когда нет ожиданий, нет места и страданию. Достаточно один раз понять, что жизнь значит страдание, и вы больше никогда не будете несчастны; страдание для вас кончилось.
Таким образом, саньясин - не просто разочаровавшийся человек. Саньясин - тот, кто узнал, что разочарование внутренне свойственно миру. Он не разочарован, он чувствует себя как нельзя лучше. Ему не в чем разочаровываться. Что бы ни случилось, он знает, что должно быть так, а не иначе. Даже смерть для него не страдание, потому что смерть несомненна и непреложна.
Как только вы понимаете природу этого вращающегося колеса - этого мира, этой так называемой жизни, этого повторяющегося замкнутого круга, - вы становитесь человеком молчания и блаженства. Теперь вы не надеетесь, поэтому нет и отчаяния. Вы расслабленны и собранны. Чем более вы расслабленны, тем более собранны. Чем острее вы в моменте, тем более свободны от колебаний; в покое и без движения.
В этот самый миг, здесь и сейчас - все, что необходимо познать и постичь. Мокша, Бог, реальность - в этом мгновении, в этот миг. В каком-то смысле, духовный поиск ничего не ищет. В нем нет объекта. Духовный поиск познает то, что есть; и познание это приходит, когда вы в моменте.
Быть в моменте - вот тайный вход; или, если угодно, очевидная тайна. Быть в моменте - очевидная тайна.
Протрезвись! (дзэнская история)
Монах Дзюйган начинал день с того, что говорил сам себе вслух:
- Мастер, ты здесь?
И отвечал:
- Да, господин.
Потом он говорил:
- Лучше протрезвись!
И отвечал:
- Да, господин, так я и сделаю.
Потом он говорил:
- Смотри же, не дай себя одурачить.
И отвечал:
- Ни за что, господин, ни за что.
Медитация не может складываться из разрозненных отрывков, она должна быть непрерывным усилием. В каждый момент человек должен быть бдительным, осознанным и медитативным. Но ум может вас одурачить: вы медитируете утром, потом откладываете медитацию в сторону; или вы молитесь в храме, потом забываете о молитве. Потом вы возвращаетесь в этот мир в совершенно немедитативном, бессознательном состоянии - как в гипнотическом сне. Такие отрывочные усилия не принесут больших результатов. Как вы можете быть медитативны один час, если вы немедитативны двадцать три часа в сутки? Это невозможно. Внезапно стать медитативным на час невозможно. Вы можете только себя обманывать.
Сознание - это непрерывность, континуум: оно - как река, которая непрерывно течет. Если вы медитативны, вы должны быть медитативны целый день, одно мгновение за другим… и только когда вы медитативны целый день, к вам может прийти цветение. До этого не придет ничего.
Эта дзэнская история кажется абсурдной, но в ней есть глубокий смысл. Мастер, монах, обращался к самому себе - именно таков смысл медитации: обращение к самому себе. Он звал себя по имени. Он спрашивал: "Ты здесь?" И сам отвечал: "Да, господин". Это усилие, величайшее возможное усилие в направлении бдительности. Можете использовать этот метод, он будет очень полезен. Вдруг, идя по улице, позовите себя: "Ты здесь?" Мышление внезапно останавливается - и вы должны ответить: "Да, господин, я здесь". Это помогает сфокусироваться, когда мышление останавливается, и вы медитативны, бдительны.
Это обращение к себе можно практиковать как технику. Вечером, когда вы ложитесь спать, когда вы гасите свет, вдруг скажите: "Ты здесь?" И в этой темноте приходит бдительность. Вы становитесь пламенем, и внутри себя отвечаете: "Да, я здесь".
Потом этот монах говорил: "Протрезвись!" - будь искренним, будь настоящим, не играй в игру. Он обращался сам к себе и говорил: "Протрезвись!" И отвечал: "Да, я буду стараться изо всех сил".
Мы всю жизнь валяем дурака… Вы можете валять дурака, потому что не осознаете, что тратите время впустую, что расходуете энергию впустую - и не осознаете, что в конце концов впустую расходуется вся ваша жизнь. Она течет как сквозь пальцы. Все течет как сквозь пальцы. Только когда приходит смерть, вы можете стать осознанны, бдительны: "Чем я занимался? Что я сделал в жизни? Я упустил величайшую возможность. Зачем я валял дурака?" Вы не были трезвы. Вы никогда не задумывались о том, что делаете.
Жизнь дана не для того, чтобы как-нибудь провести время, - в жизни нужно коснуться в себе чего-то глубокого. Жизнь не на поверхности, не на периферии - она в центре. А вы еще не достигли центра. Протрезвитесь! Вы уже потеряли достаточно времени. Будьте бдительны и посмотрите, чем вы занимаетесь. А чем вы занимаетесь? Ищете денег? По большому счету, в конечном итоге это бесполезно. Это очередная игра - игра в деньги. У вас больше, чем у других, - вам хорошо; у других больше, чем у вас, - вам плохо. Вот и вся игра. Но какой в ней смысл? Что вы выигрываете? Даже если вам будут принадлежать все деньги мира, в момент смерти вы умрете нищим. Так что все богатства мира не дадут богатства вам. Игры не могут дать богатства. Протрезвитесь!
Кто-то один ищет в жизни власти и престижа, кто-то другой ищет секса, а кто-то третий - чего-то третьего. Все это игры. Пока вы не коснетесь центра своего существа, все остается игрой. На поверхности существуют только игры, на поверхности нет ничего реального; на поверхности есть одни лишь волны, - носимые этими волнами, без якоря в глубине собственного существа, вы найдете только страдание. Вот почему он говорил себе: "Протрезвись!" Он говорил: "Не играй в эти игры. Поиграл - и хватит. Не делай больше глупостей. Используй жизнь для того, чтобы бросить якорь; используй жизнь, чтобы укорениться; используй жизнь как возможность достичь божественного. Ты сидишь у самых дверей храма, сидишь на ступеньках и играешь в игры, - а высшее ждет совсем рядом, стоит лишь протянуть руку. Постучи, и двери отворятся". Но мы слишком заняты играми, ни на что другое у нас не остается времени.
"Протрезвиться" значит помнить, что вы делаете и зачем. Даже если вы добьетесь своего, что вы от этого выиграете? Вот парадокс всех глупых игр - когда человек выигрывает, он впервые осознает, что все было бессмысленно с самого начала. Играть продолжают лишь те, кто никогда не выигрывал; те же, кто выиграл, вдруг осознают, что ничего не выиграли. Спросите Александра, спросите Наполеона, чего они достигли.
Говорят, когда Александр умирал, он сказал своим приближенным:
- Когда мое тело понесут по улицам, пусть руки свисают из гроба. Пусть они будут видны.
Это было необычно - так никого не хоронили. Приближенные не поняли Александра, они спросили:
- Почему? Обычно закрывают все тело. Почему ты хочешь, чтобы были видны руки?
И Александр ответил:
- Я хочу, чтобы все знали, что я умер с пустыми руками. Пусть все это видят, чтобы никто больше не пытался стать Александром. Я многого добился - и все же не добился ничего; как ни велико мое царство, я остался нищим.
Вы умираете нищим, даже будучи императором, - кажется, вся эта жизнь была только сном. Совсем как утром, когда кончается сон - и вместе с ним исчезают все царства и империи; так и в смерти приходит своего рода пробуждение. То, что сохраняется в смерти, реально; то, что исчезает, было сном… вот критерий. И когда этот монах говорил: "Протрезвись!" - он имел в виду это: помни о смерти и не теряй время впустую.
Люди живут так, будто они никогда не умрут. Ум говорит: "Смерть всегда случается с другими, не со мной". Даже если вы видите чью-то смерть, вам не приходит в голову, что и с вами случится то же самое.
Если вы видите, что вас ждет смерть, сможете ли вы принимать всерьез эти игры, - где, без единого шанса на выигрыш, на карту нужно поставить всю жизнь? Этот монах был прав, когда говорил себе по утрам: "Протрезвись!" Всякий раз, когда вы готовы снова начать играть в игру, - в семье, в бизнесе, в карьере, в политике, - закройте глаза, окликните себя и скажите: "Протрезвись!" Этот монах отвечал себе: "Да, господин, я буду стараться изо всех сил".
Важно еще, что он вспоминал об этом утром. Почему утром? Утро задает тон, первая мысль утром открывает двери мыслям дня; поэтому все религии настаивают, чтобы человек совершал молитву по крайней мере дважды в день. Если вы можете быть молитвенны целый день, это самое лучшее; если же нет, пусть молитв будет хотя бы две, утренняя и вечерняя. Утром, когда вы свежи, сон кончился, сознание просыпается - ваша первая мысль, молитва, медитация или воспоминание задаст тон на целый день. Двери откроются… потому что одно вытекает из другого. Если утром первым случается гнев, целый день в вас будет нарастать гнев. Утренний гнев становится первым звеном цепи, за которым легко последовать второму, а третье возникает уже само собой - и процесс начался. Теперь, что бы с вами ни случилось, вы ответите гневом. Если утро начинается в молитвенности - или в бдительности: если окликнуть себя вслух, вспомнить - это задает тон.
И так же вечером: когда вы засыпаете, последняя мысль определяет весь характер сна. Если последняя мысль будет медитативной, весь сон станет медитацией; если последняя мысль будет о сексе, мам всю ночь будут сниться сексуальные сны; если последняя мысль будет о деньгах, тогда всю ночь вы проведете на рынке, продавая и покупая. Никакая мысль не случайна: она становится первым звеном цепи и влечет за собой следующие, похожие. Поэтому: молитесь хотя бы дважды в день.
Мусульмане молятся не менее пяти раз. Это прекрасно, потому что, если человек молится пять раз в день, молитва почти непрерывна. Он должен помнить: "Уже утро, уже день, уже время для вечерней молитвы, уже ночь…" Промежутки есть, но две молитвы так близко друг к другу, что почти соединяются. Возникает внутренний поток; вы возвращаетесь к нему снова и снова. Между двумя молитвами трудно рассердиться, между двумя молитвами трудно быть жадным, агрессивным, насильственным. Основной принцип в том, что если человек что-то делает постоянно, в пяти молитвах нет необходимости. Все равно будут промежутки - и вы можете схитрить и заполнить эти промежутки чем-нибудь неподходящим, а это повлияет на молитву. Тогда она не будет настоящей: вы молитесь, но глубоко внутри продолжается и продолжается совершенно другой поток…
Утром этот монах обращался к себе - потому что буддисты не верят в молитву, они верят в медитацию. Это различие необходимо понять. Я сам не верю в молитву, я также придаю больше значения медитации.
Есть два вида религиозных людей: одни молятся, другие медитируют. Буддисты говорят, что никакой молитвы не нужно - нужно просто быть бдительным, осознанным, потому что бдительность приводит в молитвенное состояние. Также бессмысленно молиться Богу. Как можно молиться Богу, которого вы не знаете? Ваша молитва блуждает в потемках; вы не знаете божественного. Если бы вы знали божественное, вам не нужно было бы молиться. Так что в своих молитвах вы просто блуждаете в потемках. Вы обращаетесь к кому-то, кого не знаете, - как же вы можете к нему обращаться? Как ваше обращение может быть подлинным и настоящим, и как оно может быть из сердца? Это просто верование, - а в глубине есть сомнение. В глубине себя вы не уверены, существует ли Бог; в глубине себя вы не уверены, монолог эта молитва или диалог: есть ли кто-нибудь, чтобы услышать вас и ответить, или вы одни и разговариваете сами с собой. Эта неуверенность разрушит все.
Будда настаивал на медитации. Он говорил: "Ничего больше не нужно; знайте, что вы одни". Хотя бы в этом можно быть уверенным: вы существуете. Пусть ваша жизнь опирается на нечто определенное… Можно ли опираться в жизни на неопределенное, сомнительное, существующее только в виде верования, не в виде знания? Но что определенно в этой жизни? Только одно: вы сами. Все остальное можно поставить под сомнение.
Вот я сейчас говорю с вами - может быть, вас нет; может быть, вы мне только снитесь. Вы слушаете меня - может, меня нет; может быть, я вам снюсь… столько раз во сне вы кого-то слушали - и пока сон продолжается, он кажется реальностью. Как вам узнать, не снится ли вам сон? Как вам отличить реальность от сна? Различить никак нельзя. Ни в ком другом нельзя быть уверенным - никак нельзя быть уверенным в другом. Можно быть уверенным только в себе; единственная определенность, которая существует, - вы сами. Почему? Потому что, даже для того, чтобы усомниться в своем существовании, вы должны существовать!
Декарт, отец современной западной философии, начал с сомнения; он сомневался во всем, потому что хотел найти нечто несомненное. Только несомненное может стать фундаментом реальной жизни, подлинной жизни. То, во что нужно верить, не может стать подлинным фундаментом. Это будет шаткий фундамент - вы строите дом на песке. И Декарт сомневался во всем. Легко усомниться в Боге, легко усомниться в реальности мира - может быть, он вам только снится? Но все остальное… Декарт сомневался во всем. А потом он вдруг осознал, что не может сомневаться в собственном существовании, потому что это будет противоречием. Если вы говорите, что сомневаетесь в своем существовании, тем самым вы признаёте, что есть кому сомневаться. Если вы скажете, что можете заблуждаться относительно себя, все равно должен существовать кто-то, даже чтобы заблуждаться. В своем собственном существовании невозможно сомневаться.
Поэтому Махавира, джайнский мистик, не верил в Бога; он верил только в себя, потому что это единственная определенность. Можно расти, опираясь на определенность, - из неопределенности расти нельзя. Когда есть определенность, есть и доверие; в неопределенности возможно только верование - а верование всегда скрывает под собой сомнение.
Многие люди исповедуют теизм. Они верят в Бога, но их верование поверхностно, как шелуха. Достаточно небольшой царапины, небольшого толчка, небольшой встряски - и они начнут сомневаться, и они испугаются. О какой религии можно говорить, если в вас столько сомнений? Необходимо нечто несомненное, неоспоримое.
И Махавира, и Будда придавали главное значение медитации. Они упразднили молитву; они сказали: как вы можете молиться? - вы не знаете божественного, поэтому вы не можете по-настоящему верить. Вы можете заставлять себя верить, но такое вымученное верование будет фальшивым. Вы можете убеждать и уговаривать себя, но это не поможет, потому что аргументы и уговоры всегда будут вашими - и ум будет продолжать колебаться. Поэтому и Будда, и Махавира делали акцент на медитации.
В медитации техника совершенно другая. Не нужно верить, не нужно вовлекать никого другого; в медитации вы одни. Но вы должны разбудить себя. Вот что делает этот монах. Он не обращается к Раме, он не обращается к Аллаху; он обращается к самому себе, потому что ничто другое не определенно. Он зовет самого себя: "Ты здесь?" И он не ждет ответа ни от какого Бога. Он отвечает сам: "Да, господин, я здесь".
Это буддистский подход: в этом мире вы одни. Если вы спите, вы должны позвать себя, вы должны ответить. Это монолог. Не ждите, что вам ответит какой-нибудь Бог, - никого нет, и отвечать некому, и ваши вопросы теряются в пустом небе, и ваших молитв никто не слышит - кроме вас самих их некому услышать. Так что, хотя может показаться, что этот монах ведет себя глупо, на самом деле, возможно, еще глупее все те, кто молится. Он делает нечто более осмысленное: сам себя зовет и сам себе отвечает.