Однако, кое-что Вианданте от Леваро услышать хотел. Именно поэтому и хотел поговорить без свидетелей. Закусил губу. "Не помнит ли Леваро, во время болезни он не разговаривал?" Денунциант внимательно посмотрел ему в глаза. "Иногда вы стонали, иногда бормотали что-то. Казалось, что вам снятся кошмары… Чёрная чемерица - яд страшный. Да и доза была немалая. Тереза говорит, что, судя по симптомам, туда, кроме морозника, ещё что-то было добавлено - и тоже в количестве немалом, и… естественно… мой подчинённый даже вякнул нечто непотребное…""Что естественно и что непотребное? О чём вы, Леваро?"
Тот пожал плечами.
- Мой дурень сказал, что, если бы вас видели те похотливые сучки, что мечтают отдаться дьяволу, они бы предпочли отдаться вам.
Лицо Вианданте перекосило. "Этот тощий, Салуццо? Вы… за это закатили ему оплеуху?""Да".
- Почему только одну?! Я же был не в себе! - тут Джеронимо опомнился. - Ну, да ладно. Я вообще-то не об этом. - Вианданте стало стыдно своей вспышки, и он торопливо продолжил, - понимаете, мне в бреду что-то померещилось. Было странное чувство, что я увидел что-то… Там мелькала одна… одна тварь, но… я будто видел… А, вот! Дом из серого камня, медные ворота, над воротами арочное перекрытие… Из того же камня… Есть такое в городе?
Леваро задумался. "Дом двухэтажный?""Да!""Хм… богатых домов у нас не так и много. Так сразу не вспоминается. Но завтра с утра можно объехать город". Вианданте, подумав, кивнул. Элиа послал слугу распорядиться об эскорте. "Нужно ли?""Да, вы дорого заплатили за беспечность". Джеронимо горько усмехнулся. Его подчинённый слишком уж быстро обрёл достоинство. Но и возразить было нечего. Жизнь Аллоро - и вправду, страшная цена. Сейчас, когда душа Вианданте обрела покой, а дух - былую мощь, не хотелось допускать лишних ошибок.
- А, что было в этом сне? - поинтересовался Леваро.
- Если бы вспомнить! Но мне показалось, я что-то понял, и ещё раньше… постойте-ка… Нам надо в Трибунал. - Вианданте поднялся так резко, что покачнулся. "Куда на ночь глядя? Вам нужна Вельо?" "А? Нет. Чёрная Клаудия. Пошлите за её делом. Быстро!"
…Укутавшись тёплым одеялом по самые уши, Вианданте откинулся на подушку, закрыл глаза и почесывая за ухом разлёгшегося рядом Схоластика, слушал. Элиа методично читал ему показания безумной потаскухи-убийцы."…Я любила колдовать, владела умением причинять страдания и длительные болезни, и это нравилось мне… Я хохотала, когда мне удалось посредством солонки, в которую я вложила ядовитый порошок, убить негодяя Лучано Толино, сказавшего, что ни за что не будет спать со мной, обозвавшего меня вонючкой, и он умер в страшных коликах…" Вианданте напрягся. "Остановитесь, Леваро". Леваро умолк. "Вот оно. Солонка". "Что?"
- Солонка, говорю. Схоластик… Дуб, дом, солонка… Запомните это. "Посредством солонки"… Господи, впору снова нанюхаться этой дряни…
- Да объясните же, наконец, что вы ищите?
- Летошний снег, вчерашний сон, пропавшее видение! В памяти всплывают какие-то обрывки. Мне что-то примерещилось в бреду, я что-то понял, но всё ушло. Помню дуб. Гроб. Дом из серого камня. Но солонка там была. Это важно. Если бы не проклятая Бриджитта…
- А это ещё кто?!
- А вот это - неважно, - с отвращением отмахнулся инквизитор.
Наутро они с эскортом в десять всадников медленно, шагом продвигались по городу.
Горожане, к немалому изумлению Вианданте, приветствовали его так, словно он был Его Святейшеством или паладином, вернувшимся из паломничества по Святым местам. Простолюдинки восторженно бормотали "un Giusto", "un Santo", мужчины низко кланялись. Джеронимо показалось, что его просто путают с кем-то. "Нет, пояснил Элиа. Со дня казни Белетты даже их дом стали называть в городе Сasa del Giusto - "Дом Святого"". Вианданте смущённо пробормотал что-то неразборчивое, и как показалось Леваро, не очень пристойное, и накинул капюшон. Впрочем, его всё же приходилось то и дело приподнимать, оглядывая дома. Леваро уверял, что описанного Джеронимо дома не видел в городе, но…
Они объезжали уже которую улицу, но привидевшегося в туманном видении дома не было нигде. Вианданте направил лошадь по кривой улочке, ведущей к реке. Леваро запротестовал. "Это теперь тупик, набережную подмыло в июле, там нет ни одного богатого дома, живут несколько белошвеек да ремесленников-пополанов". Но Вианданте упрямо ехал вперед, пока не остановился у ветхого серого домишки с чуть скособочившимся забором, неприметно притаившимся у речной заводи. "Кто здесь живёт?" Леваро странно покосился на него. "Никто". Какая-то интонация в его голосе заставила инквизитора обернуться. "Никто?"
- Это дом Вельо. Он теперь пустой. После вынесения приговора его выставят на продажу, но пока…
Вианданте бросил поводья, слез с лошади и медленно пошёл к дому. Элиа последовал за ним, и, опередив его у порога, остановил. "Зачем вам туда?" "Не знаю, покачал головой инквизитор, глядя вперёд невидящими глазами, не знаю…" "Бога ради, ни к чему не принюхивайтесь, у Пиоттино физиономия три дня была пятнистая и мутило, говорил, не переставая…" Вианданте вошёл, чуть наклонившись под низкой дверной притолокой. Закрыл глаза. Всплыл странный толстяк, похожий и непохожий на покойного Чиньяно. Вспомнился и кошелёк, со звоном упавший на стол. Мистика… Это было здесь… "Элиа, нам не нужен эскорт. Отпустите людей". Леваро давно научился разбираться в его интонациях. Молча вышел. Когда стук копыт эскорта затих в отдалении, Вианданте, медленно забравшись на лошадь, направил её к реке. Леваро, тоже безмолвствуя, ехал следом. Он ничего не понимал в действиях начальника, но предпочитал не высказываться. Между тем инквизитор пересёк пологий склон, мост, устремился вверх по тропе и там довольно хмыкнул.
Открывшаяся перед ним равнина завершалась гористым склоном, у подошвы которого высился огромный дуб, листья которого уже начали желтеть. Вианданте обернулся. "Как вы думаете, Леваро, в этом дубе есть дупло?" "Дупло - в дубе Дольчино? Не знаю". "Причём тут треклятый Дольчино?" "Говорят, здесь он впервые встретился со своей подружкой…"
Вианданте с досадой сплюнул.
Они медленно подъехали к дереву. Складки коры местами отходили от кривого ствола, и за одной такой складкой в самом деле чернело дупло. Элиа приблизился и осторожно пошарил в углублении. "Пусто". Джеронимо кивнул. "Разумеется". Они медленно съехали с холма, двинулись по проулку в город. Вианданте, поймав за кончик хвоста своё больное видение, ничего не говорил, а Леваро праздно озирал окрестности. Его внимание вдруг привлекли развалины старого дома Ровальди. Вот здесь из-под наблюдения его агента нагло ушёл неизвестный, донесший на Вено… Бог бы с ним, но просто интересно, куда делся? В этом доме… постойте-ка… Мессир Империали!..
- Да… - из-под капюшона на него сапфирно блеснули глаза Джеронимо. Он был далеко, в своём чёрном бреду.
- Взгляните-ка.
Вианданте откинул капюшон и посмотрел туда, куда указывала рука Элиа. Серые руины старого дома зияли чёрными оконными провалами как глазницами черепа. Ворот не было, но сохранившаяся серая арка над воротами, хоть и обрушилась в нескольких местах, но сохранила вид былого надменного величия. Серый камень был не местным, его привезли из старой, ныне заброшенной каменоломни Ровальди, что была за серебряным рудником.
- Это не тот дом, что вы искали? Из серого камня он, пожалуй, один в городе. Я вспоминал не столько дома, сколько богатые семьи, но из Ровальди здесь никого не осталось и дом пустует уже лет пятнадцать. Нет…наверное, двенадцать.
Вианданте, высоко закинув голову, внимательно оглядел дом. И пока Элиа злопамятно докладывал ему, что это как раз тот самый дом, около которого денунциант упустил отгрёбшего триста дукатов чистоганом бородатого незнакомца, спешился, прошёл в арочный пролёт, миновал дверной проём и вошёл в дом. Духи запустения, нервные тени, вздрогнули и бросились врассыпную, шевельнув стебли крапивы и чертополоха, которыми зарос вход. Дверь, висящая на одной петле, отворилась с визгливым скрипом. Да. Это было здесь. Сразу узнал печь на кухне, и свет из крохотного оконца в люнете падал точно так же. Насупился. "Как погиб род Ровальди?"
Леваро пожал плечами.
- Глава рода имел единственного сына, которому оставил разработки розового и белого порфира, серебряный рудник Монте-Калисио и несколько лесопилок. Тот был женат, но не имел детей. Умер внезапно, от непонятной болезни, в тридцать лет. Вдова после его смерти тоже болела. Около года. И тоже умерла. Дом опустел, с годами развалился, ну и, конечно, помогли бродяги, да всякого рода ворье, которые тут некоторое время кучковались. И сегодня нет-нет, да угнездится кто в развалинах. Хотя приличная публика ночует в монастырской гостинице, иногда и сюда забредают. Летом, разумеется.
Вианданте кивнул и пошёл к лошади. Больше здесь делать было нечего, к тому же он проголодался.
Теперь Джеронимо, пожалуй, мог более осмысленно и цельно представить картину своего бреда, точнее, откровения в бреду. Было и ещё кое-что, подтверждавшее его подозрения. Смерть Чиньяно. Он не обратил тогда внимания… Точнее, обратил, но не придал значения… Чиньяно вызывал в нём омерзение, и Вианданте старался не смотреть на лицо негодяя, а между тем… Слюна постоянно выступала на губы негоцианта и странно пузырилась… Не был ли он болен уже тогда, когда прибежал с доносом? Но если и да, что это давало? А то, что хотя симптомы разнились, и описанная вдовой Руджери картина смерти её мужа не напоминала смерть Чиньяно, ногти которого были белыми, даже восковыми, не походила она и на недомогание несчастного Пиоттино, и тем паче не сходилась с прочувствованной им самим чемеричной отравой, спустя всего два дня унёсшей Аллоро, - источник этих столь разнящихся деяний сидел сейчас в тюрьме Трибунала. Ладно, Пиоттино нарвался сам. Его самого пытались убить въявь.
Но ведь никто не видел её ни в доме Руджери, ни в доме Чиньяно!
Вианданте был инквизитором, сиречь, следователем. То есть умеющим извлекать следствие из причин и по следствиям реконструировать причину. И не только. Он был человеком Духа, умевшим исследовать тайны человеческой души - вместилища запредельных небесных взлетов и провалов бездонных падений. Он знал их в себе, порой с леденящим душу ужасом убеждаясь в августиновой истине: чем больше Человек - тем больше и его Дьявол. Эти смешные гордецы, вроде щенка Мирандолы, искренне убеждённые в нелепой сказочке о человеке, "мере всех вещей", что они знали о Человеке, беря его в свойственной им самим напыщенной примитивности?
Империали презирал новоявленных гуманистов, ибо не только знал, но и на себе прочувствовал истины Духа. Человек стоит только по воле Господа, по своей же воле только падает и подлеет, превращаясь в животное, синьоры. Каждый сам является причиной своей злобы и низости, но стать истинным Человеком без Бога никто ещё не сумел.
Все эти глупцы, в гордыне своей считавшие себя богами, заканчивавшие свой путь мерзейшими содомитами или отъявленными распутниками, зияя ещё при жизни черными провалами носов и заживо сгнивая, это они-то говорили о человеческом достоинстве? Освобожденная от Бога душа вмещает только три мысли - о похоти, о благах житейских да о гордыне, заставляющей ничтожество вообразить самого себя Богом. Даже его подопечные - законченные негодяи и блудливые злодейки, в похотливом угаре облизывавшие гениталии дьявола - и то были поумнее всех этих гуманистов, ибо понимали, что они - не мера всех вещей, а просто - слуги дьявола.
Но теперь Вианданте предстояло разобраться в механизме поистине сатанинского промысла - убийства людей. Сам он по складу характера не был мистиком, и когда собратья по монастырю заговаривали о тайнах Откровения и цитировали Джоаккино да Фьоре, более известного в те года как Иоахим Флорский, и его незадолго перед тем опубликованное "Пособие к Апокалипсису", Иероним морщился и отшучивался тем, что не доверяет цистерцианцам. На самом деле, в любой мистической экзальтации всегда подозревал либо лживость, либо глупость.
Ничтожества ищут чудеса, чтобы поверить, люди Духа имеют веру, творящую чудеса. Вианданте знал о возможности подлинного Божьего чуда, чуда преображения человеческой души. Видел прожжённых подлецов, приходивших в зените своих мерзостей к страшному душевному слому, орошавшим ноги Господни кровавыми слезами покаяния. Верил ли в возможность чудес диавольских? Верил ли в возможность сотворения необъяснимых мерзостей человеком, утратившим образ Божий? Вианданте пожимал плечами. Все эти чередой проходившие перед ним осатаневшие убийцы и злодеи, дьяволовы повитухи, совратители-капуцины, блудливые аристократки, обезумевшие похотливые злодейки, бездушные насильники, - не оставляли сомнений в том, что для них нет и не может быть недопустимой или невозможной мерзости.
А раз так - надо только понять, как это делается.
Слуги дьявола делятся на две категории - бесплотные бесы и облечённые в плоть и кровь люди. Инститорис считал, что ведьма задействует беса. Но беса, и это надо смиренно признать, в Трибунал не потянешь, на аутодафе не сожжёшь. Пытаться ухватить за смердящий хвост самого Сатану - тоже было бы чрезмерной самонадеянностью с его стороны. Оставалось сжигать ведьм, причём без разбора - и отравительниц, и безумных истеричек, грезящих в сладострастных видениях от мерзейших наркотических отрав о любовнике-Дьяволе.
Но все же глупо подозревать здесь сверхъестественные возможности. Безусловно - вера в Бога творит чудеса, чудеса творит и вера в дьявола. Подлинная, одержимая и страшная вера. Но здесь, Вианданте чувствовал это, мистики не было. Чиньяно, Руджери… Просто жуткий промысел убийства - убрать ненужного, мешающего человека и остаться в стороне. Нож свяжет тебя с убитым, но ведьма? Его собственный бредовый кошмар, странно подтверждённый в сегодняшнем вояже по городским окраинам, предлагал другую, куда более прозаическую, обыденную версию происходящих убийств.
Обдумаем-ка.
Ведьме-отравительнице нужны деньги. Она рассказывает о своих возможностях по кухням аристократок и бюргерских дочек в надежде на заказ, на то, что молва донесёт до возможного клиента весть о её талантах. Простолюдины её не интересуют. Им нечем платить. Наконец, её по сплетням находит заказчик, имеющий врага и готовый платить за его устранение, чтобы при этом самому остаться в безопасности. Для того, чтобы получить деньги, ведьме необходимо осуществить убийство - и тогда клиент безропотно заплатит. Как заплатил Чиньяно. Но предполагать, что эта мерзавка действует с помощью беса, не приходится - и его несчастный опыт, и опыт Пиоттино, и сон говорили о другом. Яды. Мази или порошки. Но ей нужно максимально дистанцироваться от преступления. Если её увидят близ дома жертвы - она смертельно рискует. Просто порвут на куски. А это означает только одно - необходим сообщник. "Убила с помощью дьявола…" Да, это и должно быть дьяволово отродье, но - облечённое в плоть и кровь. Лишённое жалости и чести. При этом - не привлекающее к себе внимания и не вызывающее подозрения. Человек без лица…
Чёрт возьми!! Конечно, он же видел его…
Вианданте поделился размышлениями с Леваро. "Если эти догадки верны, то кто может быть сообщником Вельо?" Прокурор недоумевал. "Есть ли такой человек? Ведь даже обезвредить вас она решила сама. Почему же тут она не прибегла к услугам неизвестного сообщника?"
- У неё под ногами горела земля. Возможно, времени на встречу с ним просто не оставалось, особенно, если они общались через дупло. А возможно, они и виделись, но тот отказался так - в открытую - рисковать.
Элиа задумался.
- Допустим. Ну, и кто это может быть? Впрочем, у нас есть человек, который это знает лучше всех, и завтра с утра я…
- Нет-нет, Леваро, - нервно усмехнулся инквизитор, - вы уже достаточно пообщались с нечистой силой. Предоставим-ка это Подснежнику. Я думаю, что о сообщнике мерзавки знают и те, кто расскажут о нём с полной готовностью. Поехали, но возьмите только двух охранников. Эти кавалькады с эскортом - такая нелепость.
- Но куда мы?
- К вдове Руджери. Только Бога ради, Элиа, не пяльтесь вы там на эту жабу с таким видом, словно вам кипятка в штаны плеснули…
Элиа смутился.
Не ожидавшая визита инквизиции женщина, тем не менее, не проявила ни удивления, ни замешательства. В зелёных глазах сверкали торжество и любопытство. Она знала об аресте Вельо и смерти Чиньяно, была довольна и заинтригована. "Что хотят господа?" "Немного. Когда ваша сестра видела Чиньяно, входящего к Вельо?" Толстогубая вдова чуть запрокинула голову и прикрыла глаза, вспоминая. "Постойте, помню! В день её именин, 12 августа". "Хорошо. Ваш муж скончался четыре дня спустя?"
- Да. Утром.
- Вспомните, в эти три дня в дом кто-нибудь приходил?
Донна Мария пожала плечами. "Наверное. Мои подруги, приказчики…"
- Нет-нет. Незнакомые люди. Может, разносчики, нищие, просящие милостыню или паломники?
Она не помнила.
- Может, ваша служанка?
Она снова пожала плечами и крикнула: "Анна!"
Появившаяся на зов молодая женщина лет двадцати пяти с рябым простоватым лицом на вопрос Вианданте ответила не сразу, сначала впав в столбняк от красоты пришедшего в дом мужчины, показавшимся ей небесным ангелом. Джеронимо методично и настойчиво повторил вопрос. Она слегка очнулась."…Да, приходил. Да-да, был паломник, он шёл из Рима. "Он был в доме?" "Нет, только на кухне, попросил хлеба". "Что сказал?" Анна пожала плечами. "Ничего… А! Он пошутил, что из Рима привозишь-де всегда три вещи - нечистую совесть, испорченный желудок да пустой кошелёк…". "Как он выглядел?" Служанка задумалась. "Невысокий. Лет сорока. Лицо чистое. Почти лысый. Говорил вежливо". "А чего-то особенного на лице не было?" Анна улыбнулась и покачала головой. "Он был совсем не такой, как ваша милость. Его и не запомнить было…" "Анна, этот человек был убийцей вашего хозяина". Она испуганно взглянула на него. "Вспомните его". Служанка искоса бросила взгляд на госпожу. Снова задумалась."…Постойте! На лице ничего не было, но у него… у него рука, правая, повреждена. И пальцы странные, как сведённые. Он и котомку брал левой, и краюху…" На прощание инквизитор попросил вспомнить, что пил и ел хозяин в последние дни жизни, но этого Анна вспомнить не смогла.