Но поистине незаметно для нас и для других наша внутренняя жизнь протекает лишь тогда, когда она изливается из сокровенного источника. Мы живем простодушно и бесхитростно, когда все проявления нашей жизни диктуются не рефлексиями, а изначальными чувствами, когда они порождены не размышлениями, а живым контактом нашего естества со сложившейся ситуацией, с текущими запросами жизни, с людьми, ниспосланными именно нам. Источник нашей жизни должен находиться вне нашего сознания, в сокрытии, иначе мы никогда не придем к бьющей ключом, гениальной, созидательной жизни. Начало всего живого, способного приводить в движение, всегда сокрыто. Таков порядок, пронизывающий всю природу, а значит, и духовную жизнь людей. Он должен царить и в индивидуальной жизни человека, иначе она никогда не станет истинной, а будет убогой подделкой. Все результаты наших размышлений – искусственные образы, лишенные собственной, созидательной, зажигательной жизни. То не стихийные природные процессы, не откровения нашего существа и не подлинные плоды нашей жизни. Они ведь придуманы, а не возникли сами.
Различие очевидно. Одно дело видеть своего ближнего в нужде, ощущать его бедственное положение всей глубиной своего существа как свое собственное и, не долго думая, бросаться ему на помощь – я обязан ему помочь и не могу иначе. Чужие тяготы обращают силу глубочайшего сочувствия в незаметную для всех помощь, когда вряд ли кто узнает о содеянном. Другое дело, если чья-то нужда наводит меня на следующие рассуждения: прав будь, человек, милостив и добр. Я обязан помочь, я исполняю свой долг, я спешу на выручку ближнему, поскольку должен его любить, а вовсе не потому, что не могу его не любить. В первом случае я действую, руководствуясь изначальным чувством, во втором – соображениями морального характера.
Если мы не хотим погубить первые ростки жизни, то жить нужно, руководствуясь изначальными чувствами. Тогда сознание не то чтобы отключается, а скорее целиком и полностью подчиняется происходящим процессам. Наивность – не в бездумном действовании. Наивность – это когда все созидательные силы сознания так напряжены, что оно просто не в состоянии предаваться размышлениям, фантазируя и ожидая бурных аплодисментов. Наивность – не в бессознательной жизни, а в неповрежденной изначальности внутренней жизни, когда она ощущается настолько глубоко и настолько заполнена делом, что и представления не имеет о собственной привлекательности и красоте своих поступков и о значимости своего труда.
Тем самым необходимые для наших действий соображения не исключаются, а учитываются. Сознание благодаря изначальному чувству переживает требования жизни, побуждение к действиям, ощущает внутреннюю позицию, непроизвольно занимаемую нами, и без промедления реагирует своим суждением на то, что приводит в движение волю.
Это происходит тем непосредственнее и проще, чем живее наши чувства и чем отчетливее проявляется в нас наш дух, первозданное естество, как непроизвольный процесс, о котором мы впоследствии не сможем дать себе подробного отчета. Если ситуация не проясняется настолько, чтобы можно было быстро вынести суждения о ней, то этого надо добиваться внимательным изучением конкретного случая, что вполне естественно. При определенных обстоятельствах изучение потребует немалого времени, но у простодушных людей это строго подчинено делу и полностью сосредоточено на нем.
Разумеется, при такой изначальной, бьющей ключом и непосредственно воплощающейся в поступки жизни любая мысль о заслугах и вознаграждении совершенно исключена. Если правой руке не следует знать, что делает левая, то и рассудку не вычислить пользы ни для той, ни для этой жизни. Здесь отсутствуют мотивы, не относящиеся к самому делу. Все вызванное не изначальным ощущением того, что жизнь немедленно требует движущей силы, проходит мимо сознания. Поэтому я и говорю, что Иисус в своем назидании (Мф 6:3) отменяет вознаграждение в иудейском понимании, но использует это понятие прежде всего для того, чтобы донести до слушателей свою мысль.
И если проявления нашей жизни – тайные, то Отец, видящий тайное, воздаст нам явно.
Бог видит тайное, поскольку Он – тайный и владычествует в сокрытом, творит из него. Его соприкосновения с людьми скрыты: в глубинах нашего сокровеннейшего бытия мы ощущаем волновые удары Его жизни, приводящие в движение все. Мы распознали Его вибрации в том нашем непокое, который дает нам ощущение самих себя и понуждает нас к поиску. И эта глубокая, бьющаяся в нас взволнованность и есть некая упругая среда, которая вбирает в себя впечатления и требования жизни, проявляющиеся во внешнем мире. Она – сокровенный источник движений нашей жизни, источник наших поступков, которые и рождают непосредственный контакт с Богом. В рациональном сознании, в рассуждениях и планах, никакой прямой контакт с Богом зародиться не может. Это будут, по-видимому, лишь наши размышления о Боге, когда изначальность утрачена. Таково внутреннее положение вещей, о котором апостол Павел говорит: "А все, что не по вере, – грех", (Рим 14:23) то есть, что не рождено глубоким изначальным ощущением Бога, то грех.
Но если проявления нашей жизни исходят из этого источника, то Бог позволит им стать действенными. Ведь в них вибрируют Божественные волны, созидающие жизнь. И тогда нам не нужно беспокоиться об удачном исходе, результате, успехе. Все свершится по Его воле. Стало быть, чем меньше мы предаемся размышлениям о своих действиях, чем проще и наивнее живем, тем больше о них заботится Бог, тем больше Он воздает нам. Чем сокровеннее и естественнее наша внутренняя жизнь, чем больше в ней стихийного, сродни природным процессам, тем полнее открывается в ней Бог. Наивная объективность – вот самое подходящее для Него. И тогда чем более субъективно сокрыта наша внутренняя жизнь, тем объективно больше ее созидательное воздействие.
Из этого же ряда превращение тайного в явное. Совершающееся скрыто таковым навсегда не останется, ибо нет тайны, которая рано или поздно не откроется. Но это не наша забота – раскрытие тайны принадлежит Богу. Он открывает ее только в том случае, если мы сами не заявляем о сокрытом во всеуслышание. И для нас самое лучшее – полное отсутствие беспокойства.
И слова Иисуса о творении милостыни в конечном счете разъясняют нам то, как совершается внутренняя жизнь человека. Она непременно являет собой и хранит образ своего первоисточника. Это естественный импульсивный процесс, спонтанное развитие и действенное проявление ожившего первозданного естества, а не результат нравственной работы над собой. Тайно нарождающаяся в человеке правда находит свое полное и непосредственное выражение в его внутренней жизни и освещает его сознание. Теперь он избавлен от влияния не свойственного ему жизнепонимания и в своих действиях не ориентируется на достойных подражания людей, что раньше вызывало у него постоянное недовольство самим собой. Внутренняя жизнь людей, в которых растет и развивается первозданное естество, интуитивна, рефлексивна и потому не утомительна, а проста и необременительна, она подобна извержению вулкана, потому что не сконструирована. Она – вольное растение, а не результат наших усилий, плод расцветающей жизни, а не искусственное изделие, придуманное нами и вымученное. Единственное, что тут может сделать человек, – создать для этого благоприятные условия и выпустить на свободу свое изначальное чувство. Он должен отказаться от сдерживающих рефлексий и эмоций, избегать всего, что не дает ему быть наивным и простодушным. Его изначальное чувство должно воплотиться в поступок, а его созидательный порыв – действовать и творить как можно энергичнее.
Именно такой образ жизни и присущ развивающемуся в нас новому естеству, поскольку оно – первозданное, а значит таково его становление, развитие и действенное проявление. Сила и ясность раскрытия первозданного естества зависит от чистоты изначальной жизни. И обнаруживающееся в этом естестве созидательное движение Бога ощутимо проявляется только в наивности лично вашей жизни.
Там, где пробуждается новая нравственность, новое естество живет по своим внутренним законам. Там, где жизнь целиком подчинена изначальному чувству, его движение раскрывается во всем своеобразии. Одно предполагает другое. Новая нравственность неподдельна и может действительно украсить изначальное естество, только если приносит свои плоды инстинктивно и простодушно. Но в непосредственной жизни первозданное естество деятельно лишь тогда, когда раскрывает свои собственные чувства. Однако моральный принцип и с усилиями достигнутый идеал – это еще не новая нравственность, тут человек мало обновился, а его наивность и простодушие не принесли ему ощущения в себе движущих законов новой жизни. Новая нравственность там, где в корне изменилась природа человека, где в основе жизненной наивности – человеческая правда. Возрождение первозданного естества – явление глубоко личное, однако гениальная простота собственной жизни людей при этом проявляется не только в нравственных делах и поступках, но и во всем.
Например, их общение непринужденно, они легко достигают прямого контакта с другими. Их способность тонко чувствовать руководит ими подобно надежному инстинкту, и потому они всегда поступают правильно. Гибкость личной позиции, манера и темперамент поведения, тон и ритм общественной жизни, – все это результат невидимых отношений, которые возникают в результате непосредственного взаимного общения. Все сияет в золотом ореоле непосредственности, окрашивающей каждое движение в яркие тона и придающей ему свое восхитительное очарование, без какого-то ни было жеманства, самодовольного актерства, дипломатической осмотрительности и лукавого коварства. Лишь такое общение и есть подлинная жизнь, помощь в становлении и истинное содружество людей.
Таким же должен быть и наш поединок с жизнью. Если сталкиваясь с большими и малыми жизненными повседневными проблемами, мы не будем руководствоваться изначальным их восприятием, то их решение окажется не окончательным и неполным, поскольку мы не проявим в нем гениальности. Без наивности и простодушия жить созидательно невозможно. Пока наши дела и поступки не исходят из глубин нашей личности, нам будет нелегко справиться с возникающими задачами. Если, решая их, мы начнем долго размышлять, то никогда не достигнем результатов. Размышляя, сотворишь только халтуру. Происходящее не само собой – всегда фальшиво. Всякое несовершенство – следствие неразвитого чувства и отсутствия непосредственности.
Как мы уже видели, с исповеданием новой жизни и развитием первозданного естества дело обстоит точно так же. В конечном счете, на этом строятся все человеческие отношения, по крайней мере, если мы хотим, чтобы они были истинными, будь то брак и воспитание детей, деловое сотрудничество и права Ищущего по отношению к нам. Все наши нынешние беды объясняются тем, что по-юношески чистая, естественная и бьющая ключом жизнь задавлена старческим самоанализом, искусственными интригами и надуманной неестественностью.
Наивный, простодушный образ жизни возможен там, где новое естество человека обнаруживает свою силу и власть. Пока источник изначального чувства засорен, жить естественной жизнью невозможно. И вы, Ищущие, слышащие в себе его журчание, дайте ему пробиться сквозь слой мусора и разлиться во все стороны, чтобы творить и созидать.
2. Общение с Богом
И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.
Здесь сказанное Иисусом о нашей внутренней, индивидуальной жизни в ее внешнем проявлении провозглашается нормой и в нашем общении с Богом. В обоих случаях должен преобладать один и тот же характер личного поведения. Люди, пребывающие в процессе становления, не должны привлекать к себе внимания своей жизнью по Богу, им нельзя также преследовать цели, выходящие за пределы чистых побуждений. Их задача – сохранять в строжайшей тайне свой контакт с Богом, ведь это интимнейшие процессы, происходящие в самых потаенных уголках сердца. Пусть лицемеры и язычники ведут себя в этом отношении, как им заблагорассудится, но те, кто встал на путь истины, не должны уподобляться им.
Яркий пример тому – молитва. Изначальная и подлинная молитва – это и есть личный контакт с Богом, эта связь оживает в Ищущих и со временем отчетливо ими осознается. Созидательные, движущие и формирующие волны могучих жизненных сил Вселенной пробиваются в наше сознание и воспринимаются нами как изначальное чувство. Если мы впускаем их в нашу внутреннюю жизнь, то в ответ наша душа начинает энергично вибрировать. В нас возникают движения новой жизни, наше первозданное естество оживает, на нас нисходит новый дух. Мы ощущаем себя в его власти и ясно чувствуем его побудительные импульсы. Такого рода переживания свидетельствуют о том, что с нами говорит Бог, воздействующий на нас. Мы воспримем Его через призму всех событий и требований нашей жизни, если только прежде подобно внимательным детям научимся понимать язык отеческой силы власти, в которой мы пребываем.
Но если с нами заговорил Бог, то рано или поздно и мы обратимся к Нему. Как действие вызывает ответное действие, так и проявление – ответное проявление. И если Он открывается нам, то и мы открываемся Ему, и все, что нами движет и в нас нарастает, притекает к Нему. Всевозможные испытания, вынуждающие нас все обращать во благо нашей жизни, свидетельствуют о Его доверии к нам, и это пробуждает нашу веру в то, что Он заботится о нас и всегда готов прийти нам на помощь.
Это и есть молитва. Она – самое изначальное движение жизни, помимо нашей воли направляющееся, как только мы улавливаем нечто исходящее от Него. Все больше веря, что мы понимаем Его в своей жизни, мы будем искренне, не скрываясь, высказывать движения нашего сердца и ощущать Его нарастающую отеческую власть во всем, что происходит с нами. Мы начнем говорить с Ним подобно любимым детям, беседующим со своим любимым отцом. Тогда нам станет родным и близким каждое слово Иисуса об Отце Небесном, и Его ободряющее приглашение приходить к Нему с любыми просьбами и нуждами увеличит наше доверие к Нему.
Но если для молитвы важней всего изначальное проявление чувства и импульсивное движение сердца, обращенное к Богу, если мы сознательно или бессознательно ощущаем Его побуждение к ней, тогда ее место – в самом потаенном уголке нашей души. Ибо она – отклик на живую первопричину всего бытия, уникальный интимный процесс в таинственных глубинах человеческого существа.
В молитве человек раскрывается перед Богом, и она звучит ответом на проявление Бога в человеке. Благодаря такому взаимодействию метафизического в нас с метафизическим во Вселенной, Божественная жизненная сила становится подлинной силой внутренней жизни. В основе этого взаимодействия – непосредственность нашего сокровеннейшего бытия. Благодаря ей мы воспринимаем эту силу, а ощущения нашего первозданного естества во всем, с чем бы мы ни сталкивались, улавливают дуновения Божьего духа. Поэтому отклик на молитву может быть услышан и понят лишь теми, кто живет девственно наивной, неискаженной изначальной жизнью.
Чем отчетливее в молитве слышен отклик нашего сознания на Божественные жизненные волны, накатывающие на нас со всех сторон, чем больше в ней непроизвольного движения души, чем полнее выражаются в ней наши сокровеннейшие чувства, тем она жизненнее, правдивее и объективнее. Потаенность молитвы – защита и гарантия ее чистоты. Поэтому все, что мы узнали о важности объективной и субъективной сокровенности исконных процессов своей внутренней жизни, относится, если не в большей степени, и к жизни в личном контакте с Богом.
Вот почему Иисус и говорит людям, избравшим путь становления: если вы ищете лика Божьего, делайте это втайне. Любое нарушение непосредственности разрывает контакт с Богом. Если защитная оболочка наивности и простодушия повреждается, изначальные звуки сердца замирают. Вмешательство в сокровеннейшие жизненные процессы губительно. Любые мысли и настроения, уклончиво, неполно и неточно отражающие наши чувства, любые побочные рефлексии, эмоции, суждения и косые взгляды парализуют нерв молитвы. Мы должны без остатка раствориться в движении нашего сердца. Но это получится, только если мы отсечем все, что этому мешает. А посему, собираясь довериться Богу, нужно прежде уединиться.
Творимая втайне молитва чиста и будет услышана. И здесь Бог взирает на тайное, потому что наш личный контакт с Ним живет и действует в сокровенных глубинах изначального чувства, и Он воздаст должное. Тогда молитва даст нам силы, откроет вечные истины и исполнит свое великое предназначение, которое оценит лишь испытавший это на себе. Молитва – это стихийный природный процесс в царстве высшей жизни, который согласно внутренним законам приводит в действие жизненные силы Вселенной во благо духовной жизни человека.
Поэтому, ради всего святого, оставайся один на один со своей молитвой и блюди целомудрие. Не поступайся своей Божественной взволнованностью и нарастающими в тебе сокровеннейшими чувствами ни перед кем.
Такое настоятельное напутственное предостережение Иисус дает всем томимым жаждой поиска. И не без причины. Ведь подобное совершение молитвы весьма необычно. Религиозность бесчисленного множества инертных людей требует от них молиться совсем по-другому. У них нет личного переживания Бога, и они пытаются постичь Его не своим изначальным чувством, а с помощью сообщаемой им некой теории, и их жизненные вибрации не заставляют трепетать их душу. А иначе бы они не оставались инертными! Само понятие Бога никого не приводит в волнение, а скорее успокаивает. При всей своей вере, они прониклись религией, но никак не Богом. Но насколько человек раскрывается перед Богом, настолько Он проявляется в нас. Поэтому молитва инертных людей всего лишь религиозное действо, богослужение, поддержание "связи с Богом", никакая не жизнь, а повинность. Их молитва рождается не в переживании Бога, к ней побуждают постоянными напоминаниями и толкованиями о Боге и Его отношении к нам. Такая молитва всего лишь демонстрирует набожность, к ней прибегают как к крайнему средству. По сути она бессодержательна и неизбежно выродится, превратившись прежде всего в искушение и суеверие. Но на этом Иисус подробно не останавливается. Он лишь подразумевает вырождение в случае, когда молитва перестает быть самоцелью, а становится средством для достижения неких внешних целей, когда молящийся выходит из укрытия и уже не пребывает наедине с Богом, когда в молитве ощущают или видят только себя. В то время как, представая перед Ним, нужно совершенно отрешиться от себя и молиться не потому, что это зачем-то необходимо, а потому что возникла потребность в молитве. И молиться не во всеуслышание, не для того, чтобы расположить к себе Бога, а без всяких задних мыслей и не ожидая каких-то эффектов. И здесь Иисус ограничивается предостережением – не превращать молитву в публичное мероприятие. Молитва, лишенная непосредственности и интимности, вырождается, что проявляется в самых разных формах в полном соответствии с нашей натурой, потому что без своей защитной оболочки она оказывается во власти человеческих инстинктов.