За несколько лет до великой Революции по Европе разъезжали загадочные личности, подозрительный характер которых мы уже отмечали в другом месте : такие, как Сен-Жермен, Месмер и Калиостро. Необыкновенный "комбинатор", но причудливый, экстравагантный, сумасбродный, равно как эрудированный и оригинальный ум, Жозеф Бальзамо, граф Калиостро, не более двух других заслуживает звания высшего адепта. Ни цюрихский пророк Лафатер (1741–1801), реставратор физиогномики и тайный корреспондент русской императрицы Марии; ни визионер Сведенборг (1688–1772), часто гениальный, но своенравный и дерзкий, также не могут претендовать на большее.
То же самое можно сказать о посвященном поэте Жаке Казоте (1720–1792). Его "Влюбленного дьявола ", где страсть подвергается каббалистическому анализу, достаточно для того, чтобы обеспечить ему уважение и симпатию, но только не восхищение адептов. Гораздо более, чем своими произведениями и даже своими знаменитыми пророчествами, Казот принадлежит истории магии благодаря удивительным обстоятельствам его судебного процесса и его смерти, которые мы подробно рассмотрели в № 7 " Инициации " .
На пороге Империи возникает загадочная фигура Делормеля, которому его книга о "Великом периоде" (Paris, 1805, in-8°), замечательная во всех отношениях, стоила насильственной смерти, уготованной клятвопреступникам и разоблачителям.
Давно известный несколькими вполне посредственными литературными и поэтическими опытами, Фабр д’Оливе (1767–1825) вступает к этому времени на философское поприще, где его ждет бессмертие. Пифагорейское посвящение, полученное им в Германии во времена якобинского Террора, определило этот новый подъем его мысли. Напрасно Наполеон, лучше, чем кто-либо другой, осведомленный о той опасности, которую может представлять для деспотизма распространение оккультных истин, напрасно Наполеон, личный враг этого теософа, удостаивал его непрерывными преследованиями: Фабр д’Оливе расстраивал злобные планы Цезаря и сумел избежать всех его ловушек. Он отыскал средство обойти даже императорскую цензуру и одно за другим опубликовал свои "Представления о чувстве слуха" (1811, in-8°), свой чудесный комментарий к "Золотым стихам Пифагора" (1813, in-8°) и, наконец, в 1815 году, свой бессмертный шедевр: "Восстановленный древневрейский язык" (2 vol. in-4°). Опираясь на предшествующие исследования Вольнея, Дюпюи, д’Эрбело и, в особенности, прославленного графа де Жебелена, он поднимается к истокам речи и, на основе поистине колоссальной эрудиции, отстраивает здание - рухнувшее более трех тысяч лет назад - первоначального, иероглифического древнееврейского языка. Затем, применив к Космогонии Моисея (в просторечии - Книге Бытия) ключ, найденный им в святилищах Египта, он проникает в самое сердце этого некрополя, где покоятся, погребенные под пылью веков, цельная мудрость и наука древнего Востока. Переводя Моисея, он подкрепляет каждое слово научным, историческим и грамматическим комментарием, чтобы "высечь" из него три смысла: буквальный, переносный и иероглифический, соответственно трем мирам древней магии: естественному, психическому и божественному.
Но этим не ограничиваются его работы по теософии и ученые труды. Его "Философическая история рода человеческого ", вышедшая в 1822 году (2 vol. in-8°), раскрывает перед читателем арканы Отца, Сына и Святого Духа в их взаимоотношениях со всеобщей общественно-политической эволюцией. Он очерчивает для себя рамки, четко ограниченное поле применения, где могут действовать эти Принципы и проявляться их последствия; эти рамки - история белой, или борейской, - нашей расы: на 700 страницах он сжато излагает судьбы этой расы демонстрируя ее поступательное, нормальное развитие во Времени и Пространстве. Произведения маркиза Сент-Ива д’Альвейдра, которым мы, впрочем, всегда воздаем справедливую дань восхищения и похвал, являются великолепным парафразом и как бы уточнением трудов Фабра д’Оливе. Смерть настигла реставратора древнееврейского языка, когда он подготавливал, в качестве необходимого дополнения к самому гигантскому из своих сочинений, "Комментарии к Космогонии Моисея". Уверяют, что драгоценный манускрипт не утерян. В остальном же критические замечания, помещенные Фабром д’Оливе в конце его последней опубликованной работы - перевода эвмолпическими стихами "Каина" лорда Байрона (Paris, 1823, in-8°), - могут восполнить неизданные комментарии, обнародовав сокровенные мысли теософа по некоторым непроясненным вопросам.
Не напрасно Фабр д’Оливе явил нашему веку пример возвращения к возвышенным размышлениям оккультизма. В эпоху Реставрации уже появилось несколько мистических школ, проповедовавших эзотеризм, правда, довольно смешанного типа… но в середине века положение улучшается. Между тем, как отец Анфантен придавал угасающему сенсимонизму лучезарный, но мимолетный блеск, а Виктор Консидеран обновлял теорию Фурье - и эти попытки не лишены интереса, - неутомимые исследователи рыли, с другой стороны, подземные ходы во всех направлениях, через обрушившиеся катакомбы древней магии. Приведем имена Гене Вронского, апостола мессианизма и реставратора Абсолютной философии ; Лакуриа, гениального метафизика " Соответствий бытия"; и Рагона, наиболее глубокого из мистагогов франкмасонства. Другие же, подобно Луи Люка , самому смелому представителю современной науки, были подведены самим опытом к проверке тех великих законов, которые спекулятивные алхимики сформулировали, возможно, исключительно путем индукции.
Но все эти философы, эрудиты и ученые, нагруженные, по большей части, целыми "снопами" ослепительных открытий, группируются, на мой взгляд, вокруг великого "жнеца" света; я вижу, как они сопровождают адепта, который на голову выше их и кажется среди этих высочайших "баронов" возрожденного Эзотеризма Сказочным Принцем , супругом по праву завоевателя той Спящей Красавицы , что носит имя традиционной Истины!
В самом деле, в наши дни появился гений, восстановивший храм царя Соломона, сделав его пышным и грандиозным, как никогда. Благодаря своему всеобъемлющему синтетическому мышлению, ясному и богатому стилю, невозмутимой логике и уверенному в себе знанию, Элифас Леви может считаться совершенным магом. "Концентрические круги" от его трудов охватывают все области науки, и каждая из его книг, свидетельствуя о точном значении, вправе претендовать на абсолютность. Его "Догма" учит; его "Ритуал" предписывает; его "История" согласует; его "Ключ великих мистерий" объясняет; его "Мифы и символы" раскрывают (revelent) ; его "Медонский колдун" служит примером; и, наконец, его "Наука Духов" предлагает решение наиболее возвышенных метафизических проблем. Так, под пером Элифаса, магия оказывается рассмотренной во всех точек зрения: все трактаты в целом, каждый из которых служит лишь одной из граней, образуют самый последовательный, пленительный и безупречный синтез, о котором только может мечтать оккультист… И этот великолепный мыслитель позволяет себе "прихоть" быть еще и большим художником! С помощью своего пылкого, щедрого, выразительного слога - точного до скрупулезности и смелого до вольности - он выражает еще более щедрые и смелые мысли. Речь изобилует "суггестивными" словами: там, где головокружительные рассуждения "сбивают с пути" словесное выражение и ускользающие нюансы бросают вызов абстрактному языку, строгая точность новой метафоры фиксирует неустойчивое, уточняет неопределенное, измеряет безмерное и исчисляет неисчислимое.
Но, двигаясь во всех направлениях потрем мирам: метафизическому, нравственному и естественному, Элифас Леви нигде не останавливается; его увлекает великий централизующий поток, и множество вопросов, которых он вскользь касается, заслуживают того, чтобы их развили. Таковы история об азиатских истоках оккультизма и теория общественного развития, которые лишь едва обозначены.
Однако эти два основных момента, уже хорошо проясненные Фабром д’Оливе, освещаются глубоко осведомленным современным магом - маркизом Сент-Ивом д’Альвейдром ; так что сочинения этих трех адептов удачно дополняют и комментируют друг друга. Тем не менее, социальный синтез, который слегка намечает Элифас на нескольких страницах своих произведений, похоже, отличается от того, который г-н де Сент-Ив храбро отстаивает на протяжении десяти лет и который станет, возможно, преобладающим: идеальной формой правления, по мнению последнего, является синархическая , то есть соответствующая вечным принципам. Управление каждой страной должно быть поручено трем коллегиям специалистов: обучающим Теоретикам (совет Церквей), Юристам-законодателям (совет Государств) и Нотаблям-экономистам (совет Общин). Таково устройство национальной синархии. С другой стороны, трем иерархическим высшим советам, которые, в сущности, соответствуют данным, должно быть доверено центральное управление европейской синархией. Таким образом, каждая нация, сохраняя свою автономию, будет вести свои собственные дела, и большая ассамблея всей цивилизации будет следить за справедливым руководством общими интересами. Тогда Европейское Равновесие, эта химера прошлого, станет реальностью в будущем - и это будет наступлением мессианского правления на земле. Такова вкратце эта великолепная каббалистическая теория; ведь согласно закону Гермеса, вещи внизу должны быть аналогичны тем, что вверху, а микрокосм - воспроизводить макрокосм в миниатюре: итак, зеркало самого божества - триединое человечество - будет управляться Тернером и будет отмечено, в результате добавления его специфического единства, знаком кватернера.
Внешне совершенно иная, теория Элифаса ссылается на закон противоположностей. На земле, как и на небесах, Милосердие должно поставить преграду избытку Любви. Таковы два полюса нравственного мира, таковы две противоположные и взаимодополняющие тенденции Управления людьми. Строгая, словно точная Наука, Справедливость будет воплощена в верховном носителе гражданской Власти; но Любовь, милосердная, подобно чувствам, внушаемым подлинной верой, обретет свой орган в верховном Понтифике Религии. Основываясь на этих сведениях, представим себе мировое правительство: это Лев III и Карл Великий, Папа и Император: алтарь, освящающий престол, и престол, поддерживающий алтарь. Положительный полюс и отрицательный полюс… в этом, на первый взгляд, выражается закон Винера. Тем не менее, для тех, кто верит в божественное вмешательство в земные дела, дело обстоит иначе. Винер, под угрозой превращения в анархию, должен разрешиться Тернером: вверху Кетер (высший Разум), отраженный в Тиферет (гармонический, идеальный Адам), будет поддерживать равновесие между Гебура (Справедливость: Империя) и Хесед (Милосердие: Папство). И если система г-на Сент-Ива предлагает прекрасный синтез триединого человечества, то Элифас Леви, называя Невыразимое Существо высшим агентом равновесия, представляет себе, возможно, еще более широкий синтез: он поверяет землю небом, и человечество образует одно целое со своим Богом!
В конце этого намеченного в общих чертах наброска можно сделать один смелый вывод: доктрины обоих учителей, в сущности, носят герметический характер, поскольку они реализуют, по правде говоря, священное число три, которое дает четыре при добавлении синтетического единства.
Как бы то ни было, труды маркиза де Сент-Ива отличаются мужеством, а их своевременность вполне достойна ясновидения Эпопта. Его " Миссии " настоятельно необходимо проповедовать детям расы, утратившей чувство Иерархии, культ Традиции и даже уважение к чистой Идее. Упадочнический век, падшая раса: задержанные исключительной озабоченностью лишь накопившимися грубыми фактами, даже сами Эгрегоры, ставшие близорукими вследствие анализа, не способны ничего разглядеть по ту сторону случайного; у Идеализма не осталось более защитников, помимо неумелых и робких - скажем прямо - посредственностей. Что же касается Оккультизма, который извращается под видом вульгаризации в руках фантазеров и шарлатанов, то редкие писатели придерживаются логики его ортодоксии . Среди них, в первую очередь, следует назвать г-на Жозефена Пеладана; в своих смелых исследованиях , которые предлагают нам "Этопею (Ethopee) латинского Упадка", он, не колеблясь, излагает великие каббалистические теории - и все исполнено значения, вплоть до интриги, где символизируется в новой, драматической форме вечная борьба между Эдипом и Сфинксом: человек в схватке с Тайной. Меродак (из "Высшего порока") - это деятельный Луи Ламбер, а " Собирательница" напоминает "Серафиму"; но эту тайну, которую Бальзак только интуитивно нащупывал, г-н Пеладан формулирует со смелостью и спокойной уверенностью того, кто знает, а не с лихорадочным воодушевлением того, кто догадывается: так что уже можно различить сквозь современные эмблемы синтетического романа оккультную доктрину, техническое и рациональное изложение которой юный адепт предлагает нам в своем "Амфитеатре мертвых паук " . Г-на Пеладана, имеющего отношение к каббалистической инициации, следует отличать от английских или французских магов - впрочем, весьма достойных и эрудированных, - которые обращаются к менее чистому источнику индуистского Эзотеризма: мы уже называли г-на Луи Драмара и должны особо упомянуть президента Теософского общества Востока и Запада леди Кейтнес, герцогиню де Помар, которой принадлежит честь четкого объяснения в содержательных заметках фундаментальных догм религии, которую богатое воображение наследников Шакьямуни излишне запутало столь сложными мифами.
Со времени первого издания настоящего труда, вышедшего в 1886 году, заметно усилился поток, приводящий любопытных к изучению оккультизма. Несмотря на священную древность и редких современных апостолов, имена которых мы упомянули, магия оставалась тогда почти неизвестной широкой публике.
Казалось, будто настоящий девственный лес закрывал доступ к разрушенным храмам, покрытым иероглифами утраченной науки. И если какой-нибудь отважный археолог, взыскующий тайны, отправлялся на их поиски, то ему приходилось прокладывать себе дорогу через переплетение лиан и на каждом шагу сталкиваться с упорством негостеприимных шипов…
В настоящее время общая ситуация кардинально изменилась - и благодаря многочисленным "целинникам", расчищавшим эти запутанные подступы, там, где еще вчера сгущались сумерки, сегодня пересекаются светлые проспекты!
Тем не менее, вследствие вульгаризации, Франция значительно отстает от других стран Европы и даже от Нового Света: в Германии, Англии, Соединенных Штатах и в самой Южной Америке, равно как в Индии и других странах Востока, Теософское общество уже в течение многих лет распространяет учение обновленного Буддизма. Непосредственная хранительница тибетских традиций, госпожа Е.П. Блаватская, основательница этого процветающего общества, в различных местах демонстрировала масштабы своей реальной осведомленности: ее поразительная эрудиция, почерпнутая из неизвестных источников, вызывала одновременно изумление и возмущение ученой Европы, а легкость, с которой ее фантазия, по-видимому, играла оккультными силами при показе самых необычных феноменов , вызывала вокруг нее как бурю клеветы, так и всеобщие похвалы. Разнообразные легенды, одна невероятнее другой, распространялись тогда по поводу этой волнующей личности. Она обладала даром будоражить умы: все страстно выступали за или против нее. К тому же оскорбительным подозрениям клеветников и глумлению критики она всегда противопоставляла решающий ответ, привычный для могучих умов: она возражала своими произведениями.