Я, поговорив с литовкой, да погладив ее, подружился с ней, и она стала нежной. Также поговорил с травкой, да этим подружился с ней, что она стала пушистой да мягкой, и мне вдруг становится очень жалко травку из-за того, что я ее сейчас скошу. Тут баба Гуля подходит ко мне и говорит: "Травка после косьбы не умрет, она станет расти дальше, для того чтобы таким, как ты, помочь строить свою жизнь. Когда травку скосишь, она сохраняет в себе силы, направляя их в свой рост. И этим мы помогаем ей продолжать оставаться молодой, сочной, густой и вкусной для скотины. Ведь ее предназначение такое, чтобы ею могла питаться скотина. Чтобы скотина могла взять от травы то, что необходимо человеку для построения и творения своей жизни. А тем, что скотина ест травку, тем самым подкашивая ее, она помогает травке оставаться как можно дольше молодой и сильной. Это необходимо траве, чтобы она не состаривалась, а сохраняла да набирала в себе силы жизни, чтобы ей помочь сохранить да набрать жизненные силы да сделать переход с лета на зимний период. Да весной, как только сойдет снег, вновь возродиться с новым Светом. А скотина нас кормит. Вот коровка съест сено – даст нам молочка, одарит нас силой травки да своей. А ты молочко любишь?"
Я с большим сожалением, что травку все же необходимо скосить, отвечаю: "Да, люблю". "Дак что станем делать?" – уточняет баба Гуля. А я жалостливым голосом отвечаю: "Косить…"
Я осторожно точу косу и подхожу к бабе Гуле. Смотрю, как она косит, и начинаю повторять за ней.
Но меня в этой косьбе хватает всего на полчаса! Руки устают, коса как назло втыкается в землю, трава ровно не скашивается. А баба Гуля косит и косит себе без остановки. Я даже не поспеваю ухватить, как это у нее так ловко получается. Тут что-то внутри меня обрывается. Я бросаю литовку и бегу домой! Баба Гуля даже ухом не ведет – продолжает косить дальше. Я добегаю до ее дома, сажусь на скамейку у ворот и жду, когда придет баба Гуля. Сижу, жду ее довольно-таки долго. А она все не приходит. Я успокаиваюсь и решаю идти к ней сам. Прихожу, а она уже докашивает поляну. Увидев меня, она просит помочь ей растрясти траву. Я вначале мешкаюсь, а баба Гуля задает мне вопрос в лоб на мое состояние: "Ты хочешь, чтобы травка дала тебе возможность напиться молоком?" Я отвечаю: "Да". "Тогда, – говорит, – бери свою литовку, объясни ей, что с тобой произошло, что ты швырнул ее и фыркнув, убежал. Да не оправдывайся перед ней и не обвиняй себя, а говори, как есть. Потом растряси травку черенком косы да тонким слоем уложи ее на стерню, чтобы земля после косьбы не высохла и молодая травка могла на ней быстро вновь вырасти. Да чтобы скошенная травка не погибла, а высохла, чтоб ветерок ее обдул да силу свою в нее вложил, чтобы коровка не болела да молочко целебное давала".
Я рассказываю литовке, что со мной произошло, и мне становится легче, словно что-то меня отпускает, и литовка становится легкой. Я начинаю растрясать траву, как объясняла баба Гуля, и литовка, словно сама в моих руках пляшет, когда я растрясаю траву. Да у меня самого настроение поднимается. Песни петь охота!..
Тут тетя Наиля останавливает мое воспоминание на самом интересном месте и говорит:
– Так. А как ты видишь, сынок, что сделала тогда баба Гуля?
– Она просто косила траву. Да мне дала покосить – и все.
– Ты так мыслишь?
– Да, – говорю я, не задумываясь.
– Тогда давай посмотрим, что с тобой произошло потом.
– Давай.
– После этого эпизода с бабой Гулей, когда ты снова взял литовку и стал косить траву?
– После этого случая я взял литовку в руки только года через два, а до этого просто помогал растрясать траву да собирать сухую.
– А как ты стал косить через два года?
– Спокойно, как будто траву косил всю жизнь и причем косил со всеми наравне.
– Дак все же, что с тобой в пять лет сделала баба Гуля?
– Она показала мне, как это делается. И когда у меня не получилось косить в первый раз, то она это желание во мне не погасила, а наоборот, разожгла, показав мне, как необходимо косить траву да объяснив для чего мне необходимо это делать. Чтобы я мог потом, набрав силы, косить траву вольно, с радостью да видением, что я делаю и для чего я это делаю.
– Да, это так, сынок. И еще она тебя познакомила с ремеслом да слила тебя с ним воедино, подружив тебя с литовкой и с травкой, не дала тебе вылить на них свою злость, что у тебя не получается косить траву. А еще создала ситуацию так, чтобы ты сам в себе искал способ косьбы травы, а не делал это по указке.
– Д-а-а. Вот это да… Какая у меня баба Гуля!.. – восхищаюсь я. Да тяжело вздохнув, спрашиваю дальше:
Познать, чтобы сделать вклад
– Слушай, тетя Наиля, и все же отчего ветки у дитя являются путем на разброс или сбор силы? Давай еще раз.
– Очень просто, сынок. Когда дитя знакомится с тем миром, в который оно пришло, то оно видит свою необходимость в познании того, что поможет ему сделать свою вклад в этот мир. Что поможет ему найти свое место в этом мире и творить свою жизнь самостоятельно. И ребенок начинает познавать то, что он может вложить в семью Матушки и Батюшки да ту семью, которую ему еще предстоит создать, да в мир, в котором он живет. Да познать то, чем дитя может творить свою жизнь на Матушке Земле.
А старики видят эту необходимость к познанию у ребенка да разжигают в дитя охоту в познании необходимого. Да создают условия охоте сильнее разгореться в дитя, чтобы охота толкала его к набору силы. И как только ребенок набирает ее в своей жизни, то он делает то, что ему необходимо делать, идя по своему жизненному пути. Да эта охота дитя и направляет на его жизненный путь, чтобы он применил свои знания построения своей жизни. Это и есть ветви дитя в построении своего древа жизни.
Когда в познании идет разброс сил
– Это ясно, что познание дитя – это есть путь или, как ты говоришь, ветвь. А отчего на разброс или сбор силы?
Немного подумав, тетя Наиля отвечает:
– Дело в том, что очень часто ребенку не дают в его жизни освоить то, что ему необходимо сделать. Например, ты очень часто рассказывал, что тебе еще не было трех лет, когда у тебя появилась необходимость познать, как мыть полы, чтобы сделать свой вклад в семью. И просил Матушку, чтобы она дала тебе ведро с водой и тряпку. Но Матушка тебе сказала: "Это не мужское дело". И ведро с водой да тряпкой тебе не дала. После чего у тебя появилась обида на Матушку, что она вмешивается в твою жизнь и не дает тебе самому решать, что тебе делать, а что нет. Так?
– Да.
– Таким образом взрослые навязывают ребенку то, что хотят они. Но ребенок не может усвоить навязанное взрослыми – у него не хватает на это своих сил. А то, что необходимо познать, ребенок все-таки продолжает осваивать, но – уже украдкой. Это и есть разброс силы дитя и бесполезная борьба. Вот, посмотри, как тебе Матушка запрещала вязать, вышивать, кроить, шить, сапожничать, фотографировать. Что с тобой тогда происходило?
– Тогда шла большая злость на родителей, что они мне запрещали это делать, а самому отстоять любимое дело – сил не хватало. Но украдкой я все же упорно продолжал сам познавать. Да к тому же у меня есть вы, я у вас познавал и познаю много разных ремесел. Вы мне это делать не запрещаете, – все же с обидой на родителей проговариваю я.
– А полностью самостоятельно освоил что?
– Как вязать… Вышивать… Шить, но не полностью… Из сапожного дела – валенки подшивать. Вот, пожалуй, и все из того, что ты перечислила.
– А почто только эти ремесла?
– На другие сил да и времени не хватило. Чтобы это-то познать я украдкой сбегал к дяде Грише и дяде Валере в комбинат бытового обслуживания, да к вам в деревню.
– Так, а теперь давай посмотрим, что произошло бы с тобой, когда Матушка и Батюшка дали тебе возможность освоить ремесла по своей необходимости? Тогда бы ты их поспел освоить?
– Да! Мне бы не пришлось прятаться по углам и прятать то, что я делал. Я бы мог заниматься своим ремеслом открыто и этим внести свой вклад в семью и мир.
– Прекрасно. И вот эта ситуация создала бы тебе условия для набора и увеличения жизненных сил. Это так. По этому вопросу у тебя еще есть вопросы?
Ремесло по защите дома
– Да, есть. Мне непонятно, как можно обучиться ремеслу по защите дома? Ведь такое ремесло может дать только военное училище.
– То, что дает училище – здесь не поможет, коли не увидишь и не примешь то, что на самом деле является ремеслом по защите своего дома.
– Это как понять?
– Во-первых, здесь важно увидеть, что домов у каждого из нас много. Один дом – это ты сам, и твоя защита его – это умение накормить и одеть себя, обеспечить себе крышу над головой и так дале… Ты познаешь это ремесло?
– Да.
– Другой дом – это тот, в котором ты живешь, а защита его – это радость, уют, тепло в нем. Это ты познаешь?
– Да.
– Следующий дом – это семья, и ее защита – это благополучие в доме, лад, умение слышать, слушать и видеть друг друга, это радостный голос дитя в доме. Это ты познаешь?
– Да.
– Другой дом – это дети, и их защита – это любовь к самому себе и одаривание ею детей, которых ты встретил. Эту защиту ты познаешь?
– Да.
– Следующий дом – это деревня, село, город, в котором ты живешь. И защита их – это осознание, что ты в этом доме не один, а таких, как ты, много, и каждый житель – это как твои пальцы да каждый является тебе спутником жизни, твоим зеркалом души. Любой палец укусишь – станет больно. А защита этого дома есть взаимодействие друг с другом, взаимовыручка, делание одного совместного дела, в которое каждый человек вкладывает самого себя. Это ремесло ты познаешь?
– Да.
– Следующий дом – это земля, где ты родился, а защита этого дома – это твой дар одаривать своей любовью к самому себе свою республику, область, страну и знание того, что она – твоя, что это есть ты сам, что это есть твоя жизнь. А это ты познаешь?
– Да.
– И последний дом – эта твоя жизнь, и защита ее – это выполнение своей первоначальной задачи и первичного предназначения этого воплощения. Это ремесло ты познаешь?
– Да.
– Вот так.
От этого разговора с тетей Наилей мне становится не по себе: я, прям, переполнился впечатлениями, чувствами, мыслями. На миг задумываюсь… Тетя Наиля, видя, в каком я состоянии, встает и идет помогать бабе Гуле. А я тут же на траве засыпаю.
Очередная шокотерапия Стариков
Просыпаюсь вечером, от холода. Солнце почти закатилось. Смотрю, баба Гуля готовит дрова для костра, а тетя Наиля идет за теплой одеждой и одеялами. Я тут же встаю и иду умываться на ключ. По дороге от родника решаю набрать дров для костра. А как умылся – вижу рядом с собой бабу Гулю. Она несет для меня полотенце да зелень помыть для ужина. Подает мне полотенце и говорит:
– Сынок, помоги мне помыть зелень.
И подает мне огурцы и помидоры, а сама моет петрушку с укропом да чистит зеленый лук. Мы моем зелень и идем к нашему месту. По дороге я спрашиваю бабу Гулю:
– Баба Гуля, мы что – сегодня спать прямо здесь будем?
– Да. А тебя это смущает?
– Нет.
Та к говорю, а самому это странным кажется, даже не по себе становится. Сколько я помню, обычно они уходят спать домой. Даже когда я засыпаю в поле, в лесу, то они меня укрывают, но сами на ночь, как правило, всегда уходят домой. А в этот раз остаются со мной. "Странно как-то…" – дивлюсь я.
Я помогаю бабе Гуле донести зелень и возвращаюсь за дровами. И вдруг вижу, что дров на том месте нет. Оглядываюсь посмотреть вслед на бабу Гулю, но и ее рядом не оказывается! Вижу только костер горит, и около него, откуда ни возьмись, уже сидят баба Соня, баба Надя, баба Аня, баба Матрена, деда Коля, деда Сергей, два каких-то незнакомых деда и три бабки, которых я тоже вижу в первый раз.
Подхожу к ним и растерянно спрашиваю деда Колю:
– Откуда вы появились?
– К тебе в гости пришли, сынок. Вот решили посмотреть, как ты здесь сено заготавливаешь. А ты не хочешь нас видеть?
Я аж сел от такого "поворота" и говорю:
– А где баба Гуля и тетя Наиля?
Баба Соня отвечает:
– В туалет пошли и в пруду утопли, а мы вот и собрались на их поминки. Ты присоединишься к нам?
После этих слов чувствую: с меня пот градом идет, а язык не ворочается. И, изо всех сил кожилясь, еле отвечаю им:
– Присоединюсь.
А у самого слезы льются… Я незаметно вытираю их и сажусь у костра.
Неожиданно для меня дед Сергей говорит:
– Да ты сильно слезы не лей. Они сейчас придут… попрощаться…
И вдруг откуда-то из темноты появляются все в белом баба Гуля и тетя Наиля. Да говорят:
– Вот и мы. Вижу, что вам пришлось так долго ждать.
У меня дыхание в зобу от такого спирает – не могу ни вздохнуть, ни выдохнуть. Глаза закатываются, и я вижу бабу Гулю и тетю Наилю светящимися, прозрачными, а внутри их самих – у каждой какое-то яйцо. И только сквозь какую-то преграду слышу:
– Ангелы во плоти! Любо посмотреть, глаз не отвести!
Действительно, хочу отвести глаза, а баба Гуля и тетя Наиля никак не уходят с поля моего зрения, и я не могу даже пошевелиться. Чувствую: из-под меня земля уходит. Меня кто-то подхватывает и садит между бабой Гулей и тетей Наилей. И когда я вижу, между кем я сижу, то про себя думаю, что я уже умер, и меня встречают на небе баба Гуля и тетя Наиля. Они еще радуются за меня, улыбаются! "Да, я попал в рай, а они меня здесь встретили. Они меня никогда не бросают, даже здесь", – крутятся мысли в моей голове.
Казус на казусе
Вдруг мне становится холодно и сыро. Открываю глаза и вижу – рассвет. А возле меня сидят – баба Гуля, тетя Наиля, деда Сергей, баба Соня, деда Коля, баба Аня, баба Надя да какие-то незнакомые мне два дедушки и четыре бабушки. И они уже собираются уходить. А деда Коля говорит мне, как всегда в своем репертуаре:
– Ну, что с тобой поделать?! Как ты только поспишь, обязательно просыпаешься мокрый. Тебя необходимо отправить к бабе Матвеевне. Она тебя вылечит. Она хорошая знахарка, каждый секрет врачевания знает.
И уходит. Подходит баба Соня и говорит:
– Ну, ты и вспотел. Да пот какой холодный. Тебя срочно требуется отправить к бабе Альфие. Она хворь, как рукой, снимет.
Ту т я не выдерживаю и во весь голос на них всех ору:
– Гады, что вы делаете!!!? Сколько можно меня обливать холодной водой!!!? Что я вам, дерево!!!?
И они хором, в один голос, отвечают:
– Д-а-а-а!
Я вскакиваю и без оглядки бегу в дом бабы Гули. По дороге впереди меня бежит мат в три этажа на стариков. Пока я бежал, вся моя злость куда-то ушла. Залетаю в дом – там баба Матрена. Я быстро пробегаю мимо нее, на ходу снимаю одежду, швыряю на лавку и быстро влетаю на койку под одеяло. Баба Матрена собирает мокрую одежду и выносит ее во двор. Не спеша возвращается в дом, наливает горячий чай на травах и подносит мне. Я, не сообразив, что чай горячий, хватаю кружку и разливаю весь чай на одеяло. Вскакиваю с кровати, сажусь на лавку, ничего понять не могу. На пруду бабки и дедки издеваются, здесь баба Матрена ошпаривает меня чаем, дома мать с отцом доводят. Куда мне деваться, бедному?
И вдруг слышу чей-то голос из-за спины:
– Да, сынок, они такие. Но ты не переживай так сильно, они – добрые.
Я оглядываюсь – там старец, из реального мира, которому уже семьсот семьдесят семь лет. И я с ужасом вылетаю на улицу! Со всего размаха сбиваю с ног деду Колю и бабу Аню, а на бабу Гулю сваливаюсь сам!..
Открываю глаза. Они опять все стоят возле меня и чего-то внимательно на мне рассматривают, буквально пронзая меня своими взглядами. Я искоса, не выпуская их из виду, смотрю, к чему они прикованы взглядом. И вижу: о, ужас! Я – голый! Вскакиваю и ору, сколько есть мочи:
– Извращенцы! Извращенцы!
Забегаю в дом, быстро хватаю сухую одежу и залетаю за печь. Та м одеваюсь, – и в дом заходят остальные. И опять впиваются в меня глазами! Я смотрю на себя и вижу: о, ужас! Вместо брюк я одел бабушкины панталоны, а вместо рубахи – теткину блузу! Но тут у меня уже не было сил бежать, и я буквально валюсь от отчаяния там, где стою, а сам – то ли реву, то ли смеюсь в истерике. Деда Коля и деда Сергей подходят ко мне. Меня поднимают и усаживают на кровать, на то место, где я облил одеяло чаем. Чувствую: вся задница моя – сырая. У меня уже нет слез, и нет радости. Я только тихонько скатываюсь с кровати и прошу бабу Гулю дать мне мою сухую одежду, а сам снимаю панталоны и блузу.
Деда Коля искоса смотрит на меня и чуть слышно говорит:
– А ты ничего смотришься, зря снимаешь.
А сам закрывает лицо и отворачивается. Да смеется за моей спиной!
– Сам это одень, а я на тебя погляжу, как ты выглядеть будешь, да счет приложу за аренду бабиных панталон и тетиной блузы, – парирую я ему.
И все смеются над нашим диалогом. Баба Гуля с тетей Наилей и бабой Соней – впокатку, а мы еще как-то на ногах держимся.