"Свобода свободна, - говорит он, - она не может быть куплена или понята. С помощью своих книг я пытался показать возможность выбора, связанного с тем, что знание может помочь двигаться и овладеть переходом. Я не был слишком убедительным, многие думали, что я пишу романы. Если бы я был высоким и красивым, все могло бы обстоять по-другому - они могли бы послушать важную шишку. Есть такие, что говорят: "Все вы врете". Но для чего мне врать? Врут, когда хотят что-то заполучить или обвести кого-нибудь. Мне ни от кого ничего не нужно - только консенсус, только прийти к согласию, что кроме нашего мира есть и другие миры. Если мы придем к согласию относительно выращивания крыльев, то закончится это полетом. Если мы придем к согласию, то у нас будет много сторонников, а вместе с ними возникнет мощное движение.
Кастанеда и его отряд радикально относятся к использованию энергетики - только на ее основе может быть достигнут действительно значительный прогресс в наше время - это самый короткий путь преобразования биологической заданности в заданность эволюционную. Если господствующий социальный строй управляет рождением, то ничего не страшащийся порядок магов (они все энергетические пираты) стремится к чему-то меньшему, здоровому, земному. Их поражающее, широкомасштабное намерение состоит в том, чтобы покинуть землю способом, который использовал дон Хуан двадцатью годами раньше и который связан с тонкой энергией и безупречным знанием. Прыжок, который он совершил, маги называют абстрактным полетом.
Критическая масса
Я встречался с Кастанедой и "ведьмами" где-то с неделю назад в ресторане, в гостиничных номерах и парковых аллеях. Все они были очень привлекательны и лучились молодостью. На женщинах были скромные платья, впрочем, не лишенные вызова. В толпе вы бы их не заметили, и в этом все дело. Я познакомился с нью-йоркцем возле кафе на Риджент-стрит в Беверли. Заявление, которое я сделал, Драмбуи показалось особенно диким: не важно, сколько мы боремся, но неизбежно, так или иначе, мы становимся родителями самим себе. Вместо того чтобы сопротивляться такого рода высказываниям, лучше примите вместе с нами участие в этом ритуале перехода, здесь у нас есть что выпить...
Дон Хуан хохотал в своей могиле - или вне ее, а это вызывает в уме целый вихрь вопросов: где же он все-таки находится? Кэрол Тиггс вернулась оттуда же? И если это так, должно ли это означать, что старый Нагваль был способен на такое восстановление? В "Огне изнутри" Кастанеда писал, что дон Хуан и его отряд исчезли где-то в 1973 году, когда четырнадцать воинов отправились в область "второго внимания". Что же это все-таки такое, второе внимание? Когда я читал его книги, мне все казалось ясным. Я порылся в моих записях. Там на полях не очень разборчиво было написано: "второе внимание = повышенное осознание", но это мало помогло. Нетерпеливо я начал рыскать по страницам "Силы безмолвия", "Дара Орла" и "Путешествия в Икстлан". Хотя там по этому поводу было полно всего, но я ничего не понимал, а ведь все основные понятия там были описаны старательно и к месту. Но почему же тогда ничего из этого не задержалось в моей голове? Я пролетел с заклинанием № 101.
Я заказал капуччино и стал ждать. Я позволил своим мыслям свободно блуждать в воспоминаниях. В голову пришла мысль о Флоринде и японских обезьянках. Когда-то я с ней договаривался по телефону, чтобы она устроила одно интервью, а она упомянула Имо. Любой студент, занимавшийся антропологией, знал Имо, знаменитого макаку. Однажды Имо случайно помыл батат в воде, прежде чем съесть его. Через некоторое время все макаки острова последовали его примеру. Антрополог мог бы назвать такое поведение "культурным", но Флоринда сказала, что это был замечательный пример проявления критической массы - в данном случае относящегося к взаимодействиям обезьян.
Появился Кастанеда. Он широко улыбнулся, пожал мне руку и сел. Я как раз собирался заняться обезьянкой, как он начал плакать. Лоб его покрылся морщинами, а все тело сотрясалось от рыданий. Вскоре он начал задыхаться, как морской окунь, выпрыгнувший из водоема. Его нижняя губа, мокрая и возбужденная, тряслась. Одна его рука развернулась ко мне, ладонь тряслась и казалась парализованной, потом она раскрылась, как ночной цветок из лавки ужасов, как будто прося милостыню.
"Пожалуйста!" - выговорил он, когда его лицевые мышцы на мгновение успокоились, казалось, лишь для того, чтобы он мог проговорить сквозь зубы. Он оперся на меня, слезно умоляя: "Пожалуйста, люби меня!" - Кастанеда начал всхлипывать снова, наподобие большого поломанного пожарного крана. Он полностью потерял самообладание, будто превратившись в непристойно плачущее механическое приспособление. "Вот что мы есть - обезьяны с консервными банками. Погрязшие в суете, слабые, ищущие примитивных удовольствий. В нас есть возвышенное, но сумасшедшим обезьянам не хватает энергии, чтобы видеть это, и животные инстинкты преобладают. Мы не способны ухватиться за предоставляющуюся возможность и использовать наш "кубический сантиметр шанса". Как можно? Мы слишком заняты, держась за мамочкину руку. Мы воображаем, какие мы чудесные, какие чувствительные, какие неповторимые. Но это не так! Сценарий нашей жизни написан заранее, - сказал он с угрожающей гримасой. - Он написан другими. Мы знаем это, но... не придаем этому значения. Плевать, говорим мы. Здесь мы достигли пределов цинизма. Вперед! Смелее! Вот так мы живем! В куче теплого дерьма. Что они могут сделать для нас? Это то, что не раз повторял дон Хуан. Он говорил мне: "Как насчет морковки?" - "Что ты имеешь в виду?" - "Морковку, которую показывают твоему ослу". Это меня страшно оскорбило, ведь он действительно мог делать это со мной. Например, когда он сказал: "Будь доволен, теперь они не приделывают к ней рукоятку"".
"Но если у нас есть выбор, почему мы все же продолжаем оставаться в дерьме?" - "Потому что там тепло. Не хочется с ним расставаться, и мы не любим говорить "прощай". И мы такие озабоченные-озабоченные. По двадцать шесть часов в сутки! И как ты думаешь, чем мы так озабочены? - он снова улыбнулся, прямо как Чеширский Кот. - Собой! Как обстоят дела со мной? Что со мной происходит? Что со мной случится? Прямо свихнулись на себе! Кошмар какой-то, но ведь так захватывающе!"
Я сказал ему, что его точка зрения выглядит грубовато. Он усмехнулся, а потом потешно категорическим тоном академика, страдающего запором, произнес: "Да, Кастанеда - это несчастный и выживший из ума старик (здесь он скорчил соответствующую гримасу). Жадная обезьяна пытается через решетку дотянуться до косточки плода и вся сосредоточена на этом. Это проверено в экспериментах. Нет такой силы, которая могла бы заставить ее оставить эту косточку. Ее рука будет дергаться в хватательном движении, даже если вы отрубите ее.
Мы умираем, вцепившись мертвой хваткой в наши игрушки. Но почему? Из-за чего, как говорила мисс Пегги Ли? Это же ужасно, этого не может быть. Нам надо учиться тому, как позволить себе уйти. Мы собираем воспоминания и наклеиваем их в альбом, разные там корешки от билетов на какое-то шоу на Бродвее, которое мы смотрели там десять лет назад. Мы умираем, вцепившись в воспоминания. Быть магом - значит обладать энергией, стремиться узнать новое и иметь силу воли, чтобы позволить себе уйти, сделать прыжок в неведомое. Все, что здесь необходимо, - это некоторая перестройка и переопределение. Мы должны смотреть на себя как на существа, которые вот-вот умрут. Как только вы примете это, мир раскроется перед вами. Но для того, чтобы вы могли воспринять эту идею, у вас внутри должен быть стальной стержень".
Естественное наследие чувствующих существ
К. К.: Когда вы говорите "гора", или "дерево", или "Белый Дом", вы включаете целый универсум подробностей, имеющих единое выражение. Это магия. Мы существа, ориентированные на видение. Вы можете облизывать Белый Дом, обонять его, прикасаться к нему, но это мало что вам скажет. Но достаточно одного взгляда, и вы сразу будете знать все, что здесь нужно знать: как-никак "колыбель демократии". Вам даже не нужно смотреть на него, вы уже видите Клинтона, сидящего внутри, или Никсона, молящегося на коленях.
Наш мир - это множество деталей, склеенных между собой, целая лавина значений и смыслов. Мы не воспринимаем, мы только истолковываем, и наша система истолкований делает нас ленивыми и циничными. Мы предпочитаем говорить "Кастанеда лжец" или "Эти дела с выбором способа восприятия не для меня".
А что для вас? Что для вас "реально"? Этот закостеневший и бессмысленный физический мир? Может быть, вы считаете реальностью безнадежность и старческий маразм? То, что мир "задан" и "закончен", - это ошибочная теория. С раннего возраста мы являемся соучастниками в этом мире, и однажды, когда мы в совершенстве овладеем искусством истолкования, мир скажет нам "добро пожаловать". Добро пожаловать куда? В тюрьму. Добро пожаловать в пекло. А если окажется, что Кастанеда предлагает нам пустышку? Если это так, то вам не позавидуешь.
Систему интерпретаций следует прервать. Она не имеет конца. Внутри одних миров имеются другие миры, и все они так же реальны, как и мир, в котором живем мы. Вон в той стене имеется целый мир, а эта комната представляет собой вселенную мелочей. Центрированный на себе человек оказывается пойманным деталями, вмороженным в них. Мы оказываемся захваченными узким пространством повседневной жизни. Существует выбор мест, где мы можем жить и умереть, отличных от нашего мира и таких же реальных, как комната, в которой мы сейчас находимся. Такой выбор способны делать маги, и это вдохновляющая возможность!
Считать, что нашим миром исчерпывается все, просто верх невежества. Почему бы не открыть дверь в другую комнату? Ведь это естественное наследие чувствующих существ. Пора заняться истолкованием и созданием новых смыслов и словарей. Отправляйтесь в такие места, где нет заранее известного. Конечно, не нужно выбрасывать вашу старую систему объяснений, - используйте ее с девяти утра до пяти вечера. А после пяти? А после пяти - время магов.
No se habla espanol aqui (Здесь по-испански не разговаривают)
Но что он имел в виду, когда говорил "время магов"? Книги магов испещрены многочисленными, с большим количеством подробностей и деталей, заклинаниями, обращенными к неведомому. Так что здесь остается место для иронии. Но это не настоящий словарь их опыта. Время магов - это не просто слова, связанную с этим сверхэнергию нужно переживать в своем теле.
Когда Кастанеда, возвращаясь в Лос-Анджелес, оставлял дона Хуана, старый Нагваль любил говорить, что он всегда знает намерения своего ученика. Он мог бы составить список, как говорил он, может быть, даже очень длинный список, но все равно это список, в котором можно было бы найти все мысли и дела Кастанеды. Но было бы совершенно невозможным, чтобы такой список Кастанеда составил для своего учителя. Так что между этими двумя людьми не было ничего общего. Что бы старый индеец ни делал в области второго внимания, это можно было только пережить, но не передать словами.
Но обезьяна имеет в своем владении слова и грамматику. Ей нужно понимать во что бы то ни стало. А стало быть, должна существовать система, обеспечивающая это понимание. "Мы одномерные существа - ужасные создания привычек и многократных повторений. Мы должны точно знать, где чье место, - тут место для кур, здесь должны лежать шнурки от ботинок, тут моют автомобили! И если однажды что-то оказывается не там, мы лезем на стенку".
Он настоял на том, чтобы заплатить за завтрак. Когда официант вернулся со счетом, у меня вдруг возникла острая потребность схватить кредитную карточку и посмотреть, действительно ли она была на его имя. Он перехватил мой взгляд и сказал: "Тут один менеджер пытался приспособить для рекламирования старого американского журнала: КАРЛОС КАСТАНЕДА, входит в состав РЕДАКЦИИ с 1968 года". Он весело засмеялся и вернулся к теме разговора. "Мы неповоротливы, неповоротливые обезьяны, приверженные ритуалам. Мой друг Ральф имел обыкновение посещать свою мать вечером в понедельник. Когда она умерла, он сказал: "Эй, Джо - это я был тогда Джо, - эй, Джо, теперь мы сможем встречаться вечером по понедельникам. Как, ты по вечерам в понедельник свободен, Джо?" - "Ты имеешь в виду каждый понедельник, Ральф?" - "Да, да! Каждый. Правда, будет замечательно?" - "Что, каждый понедельник? Навсегда?" - "Да, Джо! Ты и я по понедельникам! Навсегда!"
Магия №101
К. К.: Как-то на вечеринке я встретил ученого, очень известного человека. Выдающегося. Светило. "Профессор Икс". Ему очень хотелось быть важным в разговоре со мной. "Я читал вашу первую книгу. Остальные оказались очень скучными. Видите ли, меня мало интересуют анекдоты, меня привлекают доказательства". Профессор Икс наступал на меня. Он, должно быть, думал, что я цепляюсь за собственную важность так же, как и он. Я ответил: "Если бы мне пришлось доказывать закон всемирного тяготения, не пришлось бы вам тогда обзавестись соответствующей ученой степенью, чтобы следить за ходом моих рассуждений? Вы нуждаетесь в членстве и, возможно, в соответствующем оборудовании. Вам было бы необходимо изучить Физику № 1, Физику № 2, Физику № 16, и может быть, вы бы дошли даже до Физики № 23. Ради обучения вы принесли громадные жертвы - вы много лет ходили в школу, помногу часов просиживали над уроками. Вы, возможно, даже потеряли счет всему этому". Потом я сказал ему, что, если он желает иметь доказательства в моей области, ему придется изучить магию № 101, но вряд ли он захочет это сделать, так как это потребует массы приготовлений. Здесь он разозлился и вышел из комнаты. Магия - это поток, процесс. Точно так же как в физике, где приходится следить за математическими выкладками, за потоком рассуждений, профессору Икс пришлось бы проделать некоторые совсем простые вещи, чтобы быть в состоянии добыть достаточное количество энергии, которая даст ему возможность следить за магическим потоком. В общем, ему пришлось бы основательно пересмотреть свою жизнь.
Подводя итог, можно сказать, что ученый требует доказательств, но не желает произвести необходимые для этого приготовления. Вот какие мы. Нам не хочется выполнять черную работу, нам хочется, чтобы к вершинам осознания нас доставили на вертолете и так, чтобы и ботинки не испачкать. Ну а если нам не понравится то, что придется увидеть там, то пусть нас на вертолете доставят назад.
Траектории времени
Быть с этим человеком утомительно. Его присутствие носит надменный и безжалостный характер. Полнота его внимания утомляет чрезмерно. Кажется, что на мои расспросы он выкладывает все, что у него есть. Он красноречив, и его мелодичная мечтательно-грустная речь отличается элегантностью, убедительностью, упорством и окончательностью. Кастанеда говорит, что время "накатывается" на него. Вы чувствуете его вес. В нем есть что-то иностранное, но что именно, никак не удается установить. Какой-то расплывчатый, даже ленивый, тягуче-инертный, как пробка или поплавок, тяжело покоящийся на волнах.
Мы прогуливались по Бойл-Хейтсу. Он остановился, чтобы показать, как выполняется одна из позиций военного искусства, имеющая название "вы на лошади, ноги слегка согнутые", ну как если бы вы были в седле. "Вот так они стояли в Буэнос-Айресе в дни моей молодости. Все было стилизовано в высшей мере. Они принимали позы давно ушедших людей. Так стоял мой дедушка. Мускулы в этом месте, - он указал на заднюю сторону бедра, - напряжены. Это место, в котором мы накапливаем ностальгию. Жалость к себе - одна из наиболее ужасных вещей". - "Что вы имеете в виду, когда говорите, что время накатывается на вас?" - "Это у дона Хуана была такая метафора. Как-то мы стояли на камбузе, наблюдая за траекториями отступающего времени. "Вот мне пять лет! Вот я ухожу..."" - "Нам нужно только повернуться вокруг и позволить времени надвинуться на нас. Вот так, там нет известного заранее. Ничто не предусматривается, ничто не предполагается, нет ничего аккуратно упакованного".
Мы сидели на автобусной остановке. На другой стороне улицы какой-то нищий пытался остановить попутную машину. Кастанеда смотрел куда-то за него на горизонт. "У меня нет никаких предположений относительно завтрашнего дня и ничего от прошлого. Факультет антропологии для меня больше не существует. Дон Хуан имел обыкновение говорить, что первая часть его жизни была растрачена напрасно - это он был в чистилище. Вторая часть его жизни была поглощена будущим, третья связана с прошлым, с ностальгией. И только последняя часть его жизни была здесь и теперь".
Я решил спросить его о чем-то личном и приготовился получить отпор. Биографическая достоверность гипнотизирует людей с той же силой, что и трещина в стене, - тут все готовы разодрать в кровь свои пальцы. "Когда вы были ребенком, кто из мужчин играл наиболее важную роль в вашей жизни?" "Мой дедушка - он воспитывал меня". Его взгляд был жестким, а глаза сверкали. "У него был породистый боров по имени Руди. Они делали на нем большие деньги. Рыльце у Руди было великолепное - маленькая и светлая мордочка. Они развлекались тем, что надевали на него шляпу и куртку. Мой дед построил переход из свинарника прямо в гостиную, где устраивалось шоу. Туда-то и приходил Руди со своей милой рожицей, за которой тащилось его грузное тело. Ну и конечно, его пятачок... Мы развлекались, наблюдая, как эта свинья вытворяла разные штучки".