Предпоследний раз я испытал его в России, зимой 2003-го. После долгих лет эмиграции родина казалась нам чужой и страшной. Неприятности начались сразу – на таможне. Невыспавшаяся садистка в униформе выбрала жертвами дня именно нас. Лица её не помню – что-то мелкое, острое. Нам приказали снять очки. Потом надеть очки. Отойти подальше. Вернуться.
– Всё равно не похожа, – сказала униформа моей жене. – Девушка, это не вы на фотографии.
– А так? – Марина зубасто улыбнулась.
– Чемодан откройте.
Затем таможенница брезгливо перебирала наши вещи. Не забывая спрашивать всякие глупости. Например, кто укладывал чемодан? Употребляем ли мы наркотики? Зачем эмигрировали? (Чтобы долго не видеть таких, как ты, идиотка.)
Я нетерпеливо ждал, когда отыщется пакет моих грязных носков. Воспринимал ситуацию без драматизма. Тёплый приём отечества не застал меня врасплох. В самолёте я трижды заказывал виски и успел морально подготовиться.
А вот за жену я беспокоился. У неё на хамство скверная реакция. Вполне может сказать, что наркотики забыла дома, а танк в гараже. Помню, в Афинах нас долго валандали любопытные греки. Куда-откуда-почему? Где собираетесь остановиться? К нам вообще часто пристают, особенно к Марине. Приятно мучить красивую женщину на законных основаниях. Спрашивают её:
– Тут написано, род занятий – исследователь. В какой области исследования?
– В области химии, – говорит жена. (Я понял, что её накрыло.)
– А точнее?
– Синтез изотопов полония.
Греки не поняли шутку. Точнее, поняли в обратном смысле. Трясли до последних шнурков. А это даже не Греция, – телепатирую ей, – молчи и кивай. И всё обойдётся.
Обошлось. Позже знающие люди объяснили мне, что у нас банально вымогали деньги. А мы, лопухи, не поняли. Допустим, но как прикажете совать? Ведь полно же народа.
В такси мы честно шарили по сиденьям, искали ремни безопасности.
– Извините, а как тут у вас пристегнуться? – не выдержала Марина.
– А никак, – весело откликнулся таксист, – да вы не переживайте, ехать быстро всё равно нельзя. Дорога на букву хэ – заносы, гололёд… – он свернул на трассу и выжал стольник. – Но… где чисто, можно и прибавить.
Стрелка двинулась к отметке сто двадцать. Белые змейки на стекле понеслись горизонтально.
– Мы, вообще-то, не спешим, – сказал я.
Таксист включил радио. Салон заполнил бойкий рэп на новогоднюю тему. Мне понравилось. Спрашиваю:
– Это кто поёт?
Он глянул так, будто я интересуюсь его полом.
– "Дискотека Авария".
– А, – говорю, – ну да.
В день нашего прилёта случился тридцатиградусный мороз. Сразу выяснилось, что одеты мы неподходяще. Кожаные пальто твердели за секунды так, что могли отломиться рукава. Родственники выдали нам какие-то древние зипуны из кладовок. Зять одолжил валенки и старую менингитку. Она закрывала мне уши и глаза. Никакого юмора, просто у него голова большая. Жене досталась тёщина шаль.
Одевшись такими чучелами, мы ходили по дворам юности и навещали знакомых. Ноги застревали в снегу, лица ошкуривала вьюга. Встречные подозрительно оглядывали нас. А я смотрел на них и думал. О том, что в тёщиной квартире лежат два синих паспорта и обратные билеты. От этой мысли хотелось немедленно бежать туда – проверить. Убедиться, что билеты на месте, а не исчезли, как в моих ночных кошмарах. И через три недели мы взаправду улетим домой. В безмятежный край умытых газонов и цветов, не помнящих времени года. Мы улетим, а эти несчастные останутся.
Я не чувствовал радости или жалости к ним. Скорее – невкусный коктейль из тревоги и досады. Ведь каждый из них был чуточку мной. Вернее, я был немного ими. Эту разодранность я узнал много лет назад, провожая друзей в Шереметьеве-2. Я одновременно улетал и оставался. Я понял: эта страна – как вредная привычка. Её можно бросить на время или даже насовсем. Но полностью избавиться, забыть – нельзя. Не помогут её хамство, жлобство, грязные подъезды и бездомные коты.
Количество уличных друзей человека шокировало нас. Как-то зашли в банк по делам и увидели тяжёлую сцену. Небольшой меховой кот старался проскользнуть в дверь. Вблизи оказалось, что это не толстый мех, а шубка его обросла инеем. К несчастью, сразу на входе был обменный пункт. Охранник ловил беднягу и выбрасывал на холод. Чем не занятие для взрослого мужика?
– Дали бы погреться, – сказала ему Марина, – ведь замёрзнет на улице!
– Убежит в здание, и хрен потом его отловишь, – ответил мужик. – Оно мне надо? Если такая сердобольная, забирай домой.
У мамы две кошки. У тёщи аллергия. Делать нечего, погладили, отломили сыра (мы из гастронома шли). Кот вздохнул и начал есть.
Перед Новым годом заскочил я в минимаркет купить вкусноты к ужину. Очередь – пять человек, встал. Тут звякает дверь. И заходят два конкретных пацана. Ряхи мясные, глаза пьяные, наглые. Сразу командуют:
– Эй, девушка! Нам литр водки самой лучшей, блок "Мальборо" и пива. У тебя "Балтика" есть номер семь?
– Есть.
– Десять бутылок. И поживей – мы торопимся!
Продавщица засуетилась. Очередь съёжилась, молчит. И я молчу, а что тут скажешь? Это наша родина, сынок.
Через день пошли с Мариной на каток. Захотелось покататься, вспомнить молодость. Мы оба в детстве хорошо катались. В прокате коньков нам заявляют:
– Паспорта.
– Что?
– Паспорта оставляем в залог.
Мы давно забыли, что в этом государстве без аусвайса ни шагу.
– Возьмите, – говорим, – деньги. Хоть двойной тариф.
– Не положено.
Ушли ни с чем. Гадали, как бы служители восприняли наши географические новости, если бы мы сдуру дали им паспорта.
Нет, были в этой поездке и хорошие моменты. Тёплые моменты. Встречи с друзьями, застолья, гитара, нетрезвые объятия… Друзья мои почти не изменились. Отрастили животы, купили новые зубы. Расспрашивали в основном о ценах: на машины, квартиры, дома, а также на еду, алкоголь и сигареты. Но более всего интересовались моей зарплатой. И сколько это будет в американских долларах. Затем следовал радостный вывод – что они тут имеют намного больше. И не фига было ехать в такую даль. Проставляться, однако, заставили меня. Никто из богатеев в долю не вошёл.
– Ты у нас сегодня вроде именинника, – пояснил Юденич.
– Тогда где подарки?
– Как где? А мы?!
Один Ваня принёс "Хеннесси" и банку икры. Он пустым в гости не ходит.
Самым романтичным оказался Миша Захаров.
– Колись, хоть одну негритянку трахнул? – спросил пьяненький Миша.
– При чём тут негритянки?
– Ну, эту, блин, как её… метиску!
– Он хочет сказать майорку, – вставил Юденич.
– Точно!
– Нет.
– Нет??
– Нет.
– Ну, ты болван. Это ж самое главное! Ладно, щас мы это исправим. Я щас кое-куда позвоню, и через двадцать минут здесь будет негритянка. Или две. Всё по теме, чёрные, как грязь, без обмана.
– Оставь, Миш, не дури, – сказал я.
– Не ссы, это бесплатно. У меня там неограниченный кредит. И с медициной у них порядок… – он достал мобильник.
– Не, – я обнял его за плечи, – ты мне больше нравишься, противный.
Начали гулять у Юденича, затем двинулись к Юре Евсейкину. Юра заманил на леща, жаренного в сметане. Возвращались с Эдиком ночью в тёмной маршрутке. Мой лучший школьный друг был странно задумчив и тих. Наверное, понимал, что больше мы не увидимся. Или просто заснул.
"Клик-клик-клик". Это Марина щёлкает пальцами у меня перед носом.
– Опять я с воздухом разговариваю?
– Нет, я отлично тебя слышал.
– И что я сказала?
– Что сзади болтают о последней экскурсии. И драконов прекрасно видели, – я обернулся. – Когда ты успела овладеть итальянским?
– Пока ты забывал русский. Сзади – это за мной, а не за тобой.
– А, вон те… И что они говорят?
– Что драконы были как на ладони.
Тут я внезапно пожалел, что мы не съездили на остров. Какая глупость! Когда ещё здесь будем.
– Ну… что же, хороший повод вернуться, – сказал я.
– Это не спасёт тебя от наказания. За свой оголтелый эгоизм ты… – Марина выдержала паузу.
Я с горечью вспомнил ценники местного ювелирного бутика.
– За свой эгоизм ты… Принесёшь мне десерт. Да. Сегодня я ем десерт – яблочный торт. С мороженым.
По дороге за десертом я, кажется, улыбался. Несколько встречных удивлённо сказали "хелло".
* * *
Следующим утром мы достигли Бали. Выбранная экскурсия обещала "реальный Бали – без туристического лоска". Отлично – солнечных зонтов и пальм мы видели навалом. Можно сказать, под ними живём. Нас долго везли посёлком городского типа. Точнее, городом поселкового – местами неопрятным и ветхим. Тротуары и пешеходы отсутствовали. Большинство жителей передвигалось на мопедах, создавая избыток треска, пыли и бензиновой вони. Правил движения я не заметил. На узкой дороге это требовало от нашего водителя большой ловкости. А от пассажиров – цепкости.
Гид тем временем истязал нас квазианглийским. Я понял только одно, что вон тот белый дом на холме – это резиденция консула или губернатора. Остальные дома выглядели как более-менее устойчивые сараи. Мне неловко говорить это, но они выглядели именно так. Двухэтажные, оба этажа открыты на улицу. На первом – магазинчики, гаражи, кустарные лавки. Второй – жилой: я разглядел сидящих и полулежащих людей. Тут же, под кронами пальм, резвились обезьяны.
Наконец показался Водный дворец – главная цель экскурсии. Дворец мне сразу понравился – тихое, нетуристическое место. Половина автобуса осталась слушать гида, другая разбрелась по территории. Мы ушли дальше всех – с прекрасным надо общаться без лишних звуков и тел. Какая, собственно, разница, кто построил дворец, когда и зачем? Я лучше них это придумаю. Тут было озеро или пруд размером где-то с два футбольных поля. Лотосы, кувшинки, они и сейчас здесь. Мокрый, густой запах цветов, подгнившей стоячей воды. Фрагменты джунглей, рисовые поля до горизонта и одинокая, будто нарисованная гора.
Затем владельцу надоело молиться на берегу. Кайфее же прямо на воде. Над озером повисли изящные каменные мостки. Выросли многорукие статуи, замурчали фонтаны. В перекрестиях мостков возникли фигурные беседки с загнутыми по-восточному крышами. В каждой сидит золотой Будда, а в центральной, самой большой, – трое. Причём как-то сразу видно, что это не музей. Что люди здесь действительно отправляют свои, так сказать, религиозные нужды.
Размышляя об этом и беседуя, мы едва не упустили время отъезда. А так не хотелось спешить… Вдобавок обоим приспичило в туалет. И этот туалет меня сразил. Настолько, что я сомневаюсь, правда ли видел его. Вообще, меня непросто удивить. Ладно. Значит, там из стены выдавались две бетонные… ёмкости кубической формы. Одна чуть повыше другой, заполнены водой на треть. В обе по стене текли ручейки. И всё. Нет, ещё запах. Бумага, кран, мыло отсутствовали. Логика подсказала, что мочиться следует в низкую. Но как мыть руки? Неужто опускать… вот туда? Нет, обойдусь. Застёгиваюсь и думаю: а что, если надо по-большому? Как, например, смывать? А если нескольким сразу?
Жена туда зашла и сразу вышла. Терпела, бедная, до каюты.
* * *
Незадолго до рассвета в мой сон проник какой-то шум. Затем он распался на тяжёлый лязг, стук неведомых механизмов и пароходные гудки. Мы вышли на балкон и увидели порт Семаранг. Силуэты погрузочных машин напоминали гигантских комаров. Светало, но в порту ещё горели огни. Он выглядел нарядным и живым. Акватория кишела судами разных форм и величин. Наш корабль осторожно парковался, то есть швартовался, стараясь никого не задавить. Слева бесшумно выплыл трёхпалубный паром, набитый людьми. Они глазели на нас снизу вверх. Тут я вспомнил, что на мне застиранные спальные трусы и быстро удалился.
На выходе из порта нашу группу окружила толпа ангелоподобных детей в ярких фольклорных костюмчиках. Они смотрелись как артисты. Трое женщин стояли поодаль. Дети тянули нам открытки с видами Индонезии, повторяя "доллар" и "сувенир". Я сунулся в карман и вспомнил, что бумажника там нет. Экскурсантам настойчиво советовали оставить деньги на борту и с местными в контакты не вступать. До сих пор неприятно, как эти дети смотрели. Глаза будто чёрные камешки. А мы им ничего не дали.
Но уже торопили к автобусу. Нас ждала "Паровозная экскурсия: деревни и плантации. Исторические поселения Амбарава и Тунтанг, а также музей локомотивов". Города мы не видели. Заехали в два новых храма: белые пилястры, червлёные крыши, статуи, избыток позолоты. Всё это стало чуть надоедать. Автобус остановился на холме. К железной дороге мы спускались пешком. Вдруг пошёл дождь, тёплый и редкий, будто сверху неплотно закрыли душ. Японцы мигом завернулись в целлофан, остальные получили удовольствие.
Состав из паровоза и трёх вагонов напоминал музейный экспонат. Когда-то он возил рабочих на поля и стройки. Мы заняли жёсткие деревянные сиденья. Сдвинули вниз упрямые окна. Паровоз оглушительно взвизгнул – туристы подпрыгнули. Затем ещё и ещё раз. После четвёртого визга кашлянул ядовитым дымом и, наконец, тронулся.
Мимо двинулся хаос тропического леса. Сырые ветки полезли в окна. Хрипло, словно пьяные бомжи, заорали попугаи. Затем джунгли отстали, появились неказистые хатки, изгороди, бельё на верёвках. Редкие дома побогаче, окрашенные в смелые цвета вроде малинового с зелёным. И снова лес, а за ним опять шлагбаумы, хижины, собаки, пацаны на великах, куры, огороды, штакетники, бельё. Женщины с детьми на руках и подле. Щелчки и вспышки в темноте вагона. Группа подростков, один неприлично вытянул средний палец. Бабушка, морщинистая, как сухофрукт, чуть подняв руку, улыбается.
Незаметно деревни сменились зеркальной мозаикой рисовых полей, гаражами, мопедами, косяками лодок. В полях, залитых водой, густо торчали шесты. Кое-где трудились люди в конических панамах. Возились в лодках, толкали перед собой нечто похожее на мини-комбайны. Жена сфотографировала одного из них. Человек, стоя по колено в воде, обернулся к поезду и махнул рукой.
В каюте мы увеличили снимок. Оказалось, что крестьянин широко улыбается, притом зубов у него спереди два или три. Я снова задумался о ненужном. О том, например, что вот кто-то работает на солнцепёке, по колено в грязной жиже. И ничего, доволен. А я сижу в прохладном офисе и ною от усталости. И зубы мои все на месте, даже которых не видно (цену не вспоминать!). Однако я не улыбаюсь этими зубами кому попало. Только жене и зеркалу, вроде бы это психотерапевтично. Зайду утром в ванную, оскалюсь и говорю: "Ну что, морда? Будем жить дальше?"
Зачем он улыбается бездельникам-туристам? Чему радуется? Я тоскую, а он, понимаешь, радуется. Чему в его жизни вообще можно радоваться? Или он прав, и надо улыбаться всем подряд? Легко сказать. Например, когда я вижу двадцатилетних сопляков на шикарной яхте, меня вовсе не тянет им улыбаться. А тянет, напротив, шмальнуть в них из гранатомёта. Потом закурить и сказать: "Да… Высоко нынче яхты летают". Господи, о чём я думаю? Нет, хватит таких экскурсий. Лучше с туристическим лоском. А то мысли приходят неудобные, даже вредные. Заскочит в голову, и хрен её потом отловишь, как мужик того Васятку. Оно мне надо? Ладно хоть выручил Сингапур, где мы покинули корабль и жили четыре дня. Потому что это город без контрастов: там везде хорошо. Но о нём – другая песня.
Развод по-сингапурски
История о том, как двух не очень молодых и не самых глупых людей развели. Как лохов ушастых. Дело было в Сингапуре – городе будущего. Где обнимаются японская цивилизация, швейцарская чистота и немецкий порядок. Плюс лето круглый год и внятный английский язык. Если человечество когда-нибудь поумнеет, в чём есть большие сомнения, но вдруг, то на всей земле устроят полный Сингапур. Иначе и умнеть ни к чему.
В Сингапуре вы не увидите граффити, хоть обыщитесь. Трудно найти бычок на тротуаре. Невозможно встретить бездомную собаку или человека. Здесь нет мордатых полицейских с дубинками и тоской в глазах. Говорят, вся полиция носит штатское. Дважды я видел людей, перебегающих улицу на красный свет. И оба раза это были местные. Гости, напуганные штрафами, покорно ждут зелёный.
Высотками теперь никого не удивишь. Однако Сингапуру это удаётся. Подобные изыски урбанизма встречаются только здесь и в Эмиратах. В Сингапуре нет земельных угодий и природных ресурсов, даже воду качают из Малайзии. Ещё нет коррупции, преступности и детской смертности. А также – свободной прессы, хотя жителей это мало беспокоит. Больше волнует рекордная плотность населения и стоимость жизни. Цены атомные, а они всё едут и едут. А город, между прочим, не резиновый.
Но – к делу. Тёплым сингапурским утром (хотя иных утр здесь не бывает) один турист вышел из гостиницы пройтись. С женой. Возраста он был такого, о котором принято молчать. Возраст, как вес, тоже бывает неприличным. Звали туриста… м-м-м… Валентин Петрович. Ладно, хватит валять дурака, козе понятно, что это был я.
Что мы обычно делаем в незнакомом городе? Ходим пешком. Чужой город лучше осваивать ногами. Разглядывать его из машины – это как листать фотоальбом в гостях. Картинок много, а впечатлений ноль, одна досада. В туристическом автобусе вас доконает магнитофонная болтовня гида. Взвинченный, рекламный голос, будто человека дёргают за яйца. Когда он заткнётся и вы блаженно расслабитесь, грянет национальная музыка. О подземке я вовсе молчу.
Мы даже Бангкок исходили пешком, хотя в гостинице нас сильно отговаривали. И правильно делали. Этот сити не для прогулок, но и мы люди упрямые.
Ещё в каждом городе мы оставляем незавершённый интерес. Создавая таким образом повод вернуться. Мы делаем это не специально, так получается. Например, в Париже мы не слазили на Эйфелеву башню. Шли от вокзала по набережной, с заходом во все положенные места. И у башни оказались только к вечеру. Видим, очередь часа на два. А у нас через три – поезд.