Я очень любил встречать рассвет в этой долине, вдыхая полной грудью этот вареничный запах, чуть подогретый первыми лучами красного солнца. Ощущение полного счастья и любви переполняло. Я чувствовал себя прекрасной частью прекрасного, когда каждая клетка организма уникальна и любима. В принципе, в такие моменты мне ничего более не было нужно, я постигал любовь, как безусловное состояние от самого бытия и единства с окружающим миром, всем живым и неживым на земле.
Я помню, в то время улыбка всегда была на моём лице. Мне хотелось, чтобы это состояние длилось вечно.
"Себя, кстати, тоже можешь прикончить, одержимый какой-то навязчивой идеей, полученной от этой женщины".
Лила – моя путеводная звезда, моя Ведущая, сошедшая с картины Николая Рериха.
Я увлекался творчеством этого художника, часто бывал в его музее в Москве, поэтому сразу отметил сходство местных горных пейзажей с его полотнами. От этой мысли моё сердце разгоралось ещё сильнее, потому что я прикоснулся к великой мудрости, к великому знанию, которое определит весь мой дальнейший духовный путь.
"Та, которая ведёт,
Знает: Небо нас зовёт.
Путь один – вперёд и вверх.
Назначает человек
Сам себе свою судьбу;
И вступает он в борьбу
С ветхой личностью в себе,
Побеждая в той борьбе
Иллюзорный мир земной,
Мир никчёмный и пустой" ,
– часто шептал я любимое стихотворение к картине "Ведущая".
Последняя фраза особенно зацепила сознание.
"Мир никчёмный и пустой", – повторял я, замирая на несколько секунд в напряжении. Что-то в этой фразе меня настораживало так, что лицо вдруг становилось каменным, и я чувствовал, как взгляд замирал. Однако мне не хотелось думать и копаться в себе, поэтому я тут же нырял в свои розовые медитации о горах и о ней, о моей Ведущей.
Лила – моя Матерь Мира, чистая и мудрая, способная вывести меня на новый уровень сознания, к свету и вечной любви. Лила – ты мой "светлый облик женщины, ведущей искателя подвига к сияющим вершинам" , – шептал я часто, глядя на могучие горы. Там мне виделась моя возлюбленная в белой одежде, ведущая меня, скромного Искателя, ввысь, к вершине, к небу, к свету.
Существует древнее предание о том, что "…наступит на Земле время светлое и доброе, и будет оно называться эпохой Матери Мира. Тогда сама Владычица Мира поведет нашу планету к общему благу всего человечества. В эту эпоху будут процветать искусство и культура, прекратятся все войны и другие бедствия. Матерь Мира будет проявлять себя через женщин и детей, поэтому на женщину, как на ведущее начало, возлагается большая ответственность: поднимаясь самой, помогать мужчине становиться лучше и светлее" .
Там, в долине Куруру, глядя на воображаемую Ведущую в белой одежде, я впервые назвал себя Искателем, но по сути тогда я им ещё не был. Себя и своё имя я утерял чуть позже.
Бывают ли спазмы от счастья?
В долине Куруру Лила была совершенно другой, чем я её знал в Москве.
В России она почти не разговаривала, почти не улыбалась, сторонилась людей и ни с кем не сближалась. Здесь же, видимо, оказавшись в своей среде, Лила расцвела. Во все стороны долины разливался её звонкий смех. Стройная и лёгкая индианка трогала сердце каждого своей детской простотой, искренностью и непосредственностью.
Для неё не существовало правил и условностей. Она могла купаться обнажённой в реке на виду у всех, могла кувыркаться и лаять вместе с бездомными щенками на поляне. Случалось, что Лила уходила на всю ночь в горы одна, а потом возвращалась поутру, будто пьяная, танцуя и распевая странные мелодии рядом с нашим лагерем. Как-то она выла на луну с обрыва.
Я не находил для себя рациональных объяснений этому поведению. Конечно, всё это для нормального человека однозначно бы указало на признаки психического нездоровья, но там всё было по-другому. Я тоже был другим.
В Куруру каждый ощущал себя свободным делать всё по велению сердца, быть свободным от условностей и предрассудков и позволять себе всё, разрешая энергии течь беспрепятственно. Любой запрет – это блокировка потока. В этом месте были созданы все условия, чтобы избавиться от запретов максимально. В воздухе витали флюиды вседозволенности и свободы, которые проникали в тела и души людей с каждым новым вздохом. Однако я не видел никого, чьи свободные желания были схожи с желаниями Лилы. Это я сейчас так говорю, тогда я ей восхищался.
Мне было сложно остаться с ней наедине, потому что она постоянно с кем-то оживлённо беседовала. Она была неуловима, летуча – прилетала и тут же испарялась, конденсируясь в другом месте.
Сначала меня это веселило, и я радовался, глядя на неё, но потом какое-то новое чувство поселилось у меня в груди, которое подобно жгуту сдавливало сердце. Потом жгут свалился в живот и там и остался, периодически то сжимая, то ослабляя натяжение.
Все вокруг вдруг показались мне враждебными, я в каждом видел соперника и стал избегать прямого общения, крадясь за кустами и наблюдая издалека. Улыбка и лёгкость исчезли, появилась постоянная горечь во рту и спазмы в желудке.
Спустя месяц я уже не посещал ни семинаров, ни йогу. Весь день был наполнен поисками и наблюдением за ней и окружающими. Она была везде, но при этом нигде не задерживалась надолго. Каждый говорил, что видел её и беседовал с ней, но никто не мог вспомнить, в каком именно месте и даже в какой день.
Она была неуловима. Её образ не задерживался. Он был подобен лёгкому бризу, которым наслаждаешься в тот момент, когда он пролетает мимо, но, увы, его невозможно удержать и даже запомнить. Бриз не оставляет следов на коже. После него тело лишь помнит тонкое летучее ощущение, которое очень сложно схватить разумом, чтобы описать.
Точно так же окружающие воспринимали и Лилу. Она лёгким ветерком касалась сердца каждого, но никто не мог её там удержать. Отчего же она так безнадёжно владела моим сердцем?
Прошло ещё три месяца. Однажды мне удалось найти её на поляне у ручья. Она беседовала с молодым человеком по-английски. Сначала я не поверил, что это она, потому что не знал, что она так хорошо владела языком.
Что говорить? До недавнего времени я вообще не знал, что она может так много говорить в принципе. С другой стороны, что я вообще о ней знал?
Я тоже хорошо говорил по-английски – увлекался в институте, а потом часто посещал клубы любителей иностранных языков. К нам каждый раз приходили носители из разных стран, с одним из них я общался довольно близко вне клуба. Он приехал из Нью-Йорка, его звали Кэвин. У Лилы было очень красивое и правильное американское произношение. Она говорила в точности как Кэвин.
"Венера ретроградная, с одной стороны, усложняет задачу, уводя тебя от цели, а с другой стороны – способствует твоему росту, постоянной работе над собой, глубокому пониманию себя и развитию".
Лила смеялась при каждой фразе во время беседы с этим мужчиной. Её смех подобен колокольчику, и этот звон вынуждал мой жгут наматывать новые и новые витки вокруг желудка и давить сильнее, так, что становилось тяжело дышать. Сквозь ветки деревьев я видел лишь её синие улыбающиеся глаза и красную точку меж бровей, которая постоянно находилась в движении, танцуя и подпрыгивая. Я удивлялся тому, откуда в ней столько страсти и экспрессии. Как она умело прятала свой темперамент раньше? И почему?
Её собеседник сидел в позе лотоса и нежно смотрел на неё, отвечая медленно и спокойно, будто наслаждаясь каждой фразой. Ему однозначно нравилось её общество, хотя разговор, честно сказать, был весьма странным, хотя мне он казался беседой двух влюблённых. Дышать было тяжело, жгут давил всё сильнее, пожар от сердца перекинулся к голове. Неужели она мне изменяла?
– Нравится ли тебе этот ручей? – спросила Лила.
– Да, безусловно. Этот ручей есть совершенное создание Творца для того, чтобы люди и животные утоляли свою жажду, – ответил мужчина.
– О чём ты с ним беседовал?
– С кем?
– С ручьём.
– Я с ним не беседовал. Я просто им любовался, размышляя о своей жизни.
– Он тебе отвечал в твоих размышлениях?
– Вероятно, он помогал мне соединиться с собой и получить ответы.
– А как ты думаешь, если у него спросить что-то очень важное, то он ответит?
– Ответит лишь твоё сердце.
– Я не верю своему сердцу. Я боюсь его. Пусть ручей мне ответит или ты?
– Что тебя беспокоит, сестра моя?
– Как можно себя простить?
– Ты обидела человека?
– Да. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Я ничего не говорила. Я не должна много говорить. Не хочу слышать мнение человека. Хочу услышать ответ ручья, или гор, или цветов и трав, но только не от человека. Нет. Нет. Ничего не говори и не смотри на меня осуждающе. Все люди так делают.
– Я тебя не осуждаю, сестра моя.
– Нет, я знаю точно, что осуждаешь. Просто ты это скрываешь. Люди хорошо это умеют. Скажи мне, честно ли ответит ручей?
– Найди внутреннюю тишину.
– Нет, не буду. Ты здесь! Ты меня осуждаешь. Прощай!
Лила убежала в слезах. Я бросился за ней, чувствуя, как жгут поднимается к горлу, чтобы надавить на него посильнее, перекрыв дыхание.
"Она мне изменяет!" – эта мысль врезалась мне в сердце, и я не мог с ней ничего поделать.
Лила остановилась, услышав мои шаги. Она обернулась и замерла с улыбкой на лице. "Она смеётся мне в лицо!" – подумал я.
В тот момент мне казалось, что я был готов её убить. Просто задушить голыми руками или ударить по голове кулаком со всех сил. Когда я её настиг, то в порыве бросил на землю. Она не вскрикнула. Упала, продолжая улыбаться. Лицо не казалось напуганным или жалким. Нет. Это меня ещё сильнее вывело из себя, я не владел собой.
Прыгнув на неё сверху, я начал неистово рвать её платье и бить по щекам. Лила не произнесла ни слова и не пыталась сопротивляться. Я же чувствовал себя диким зверем, движимым агрессией, злобой и желанием обладать, никому не отдав ни капли. Вообще, это было состояние аффекта, и я не помню точно, что чувствовал. В памяти остался лишь ураган воспоминаний.
В какой-то момент Лила схватила мою руку, которая только что ударила её по щеке, и нежно поцеловала в середину ладони, глядя в мои красные глаза. Я замер, сидя на ней. Это был шок. Она привстала и продолжила целовать мою "бившую её руку" по направлению к плечу. Потом она изящно высвободилась из-под пресса моего тела, взяла меня за руки, посмотрела в глаза так, что моё сердце вспыхнуло красным светом по всему телу. Она меня поцеловала в губы.
Сначала я просто стоял на коленях, как статуя, не владея собой. Меня трясло изнутри, лицо горело, губы были каменными. Через мгновенье сознание вернулось ко мне, и я ответил на её нежные прикосновения страстным пожаром. Мы занимались любовью на поляне. Да, мы занимались именно любовью, а не сексом. Это был танец, полёт любви, в едином дыхании и единении тел.
Когда мы оба лежали на спине, обнажённые, глядя на ясное небо, лёгкие и счастливые, я сказал: "Выходи за меня замуж". – "Хорошо!" – не думая, ответила она и принялась меня вновь целовать.
Мы снова предались страстному танцу, признаваясь друг другу в любви. Это было счастье.
Чего же я боюсь?
Утро, следующее за днём нашего первого счастья, было волшебным.
Я покинул палаточный лагерь и вышел один в горы, чтобы встретить рассвет и поблагодарить всё святое на Земле и в космосе за полученное благословение. Воздух был свеж и лёгок. Трава ещё мокрая от росы.
Я медленно шёл, вдыхая вареничный запах и впитывая глазами и кожей благость, разливающуюся в тишине. Тишина ещё не цвела, её бутоны лишь набухали, становясь крупнее и пахучее с каждым вдохом и выдохом. В то утро блаженное безмолвие дышало вместе со мной в унисон, одним потоком целого и каждого по отдельности . Вот оно, счастье. Вот она, гармония.
Только соединившись со своей половиной, можно стать цельным с собой и с миром. Я чувствовал, что соединился, что был цел. Какое счастье!
" Теперь мне всё подвластно, – размышлял я, – любые научные открытия, любые достижения. Я могу всё, что захочу, потому что целый ".
Мне казалось, что новый Я родился, будто всё, что было до вчера, было в прошлой жизни, которую мне удалось запомнить. Запомнил, усвоил уроки, пора идти дальше.
Моё тело, дух и разум были в миллионы раз сильнее, потому что стали одним целым, потому что Я наконец-то проснулся, пробудился. Эти ощущения помню отчётливо. Я расправил руки, будто готовясь к полёту.
Мне так хотелось обнять весь мир и помочь каждому, чтобы все стали такими же счастливыми, чтобы никто не болел и не страдал никогда. Моя цель ощущалась настолько близко, она витала вокруг. И мне казалось, что надо лишь протянуть руку, лишь закрыть глаза, и последняя деталь пазла откроется.
Я удобно устроился на поляне.
Передо мной открывался вид на вечные Гималаи, хранящие тайны всех цивилизаций и даже до них.
Закрыл глаза. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Протянул руки солнцу, и оно согрело мои ладони, наполнив каналы энергией. Тепло растекалось по телу. Я пребывал в таком состоянии достаточно долгое время, наслаждаясь, наблюдая, впитывая.
Тишина. Безмолвие. Покой.
Вдруг раздался громкий хруст где-то слева от меня. Он приближался, становясь отчётливее. От этого звука почему-то по спине вдруг пробежали мурашки.
"Лила!" – вскрикнуло сознание.
Я вскочил, будто ужаленный, и огляделся.
Долина была, как всегда, спокойна и прекрасна.
Кругом тихо. Ни звука.
Природа, казалось, пребывала в блаженной медитации и не хотела выходить из этого состояния. Я же средь этого покоя уже отнюдь не был спокоен. Меня что-то очень сильно тревожило, и почему-то на языке оставалось её имя, которое я шептал, не прекращая.
"Лила. Лила. Лила!"
В тот момент имя не приносило радости, оно тревожило разум и тело, по которому взад и вперёд бегали холодные мурашки.
Когда я пригляделся к кустарникам в ста метрах от меня, мне показалось, что увидел огромную лапу в леопардовую крапинку. Я стал вглядываться пристальней, и перед моим взором предстал силуэт, похожий на леопарда.
Ирбис! Зверь на некоторое время замер в кустах, видимо, чтобы оценить противника. Этого времени мне было достаточно, чтобы осознать опасность и убежать что есть сил. Я бежал, не помня себя, не оглядываясь и не понимая направления движения.
Сейчас удивляюсь, откуда во мне был этот страх. Я ранее был не из пугливых и, напротив, всегда шёл впереди всех туда, где могла быть опасность. Что это было – гордыня? Желание доказать своё превосходство? Не знаю. Вероятно, и то и другое.
Правда была в том, что я всегда считал, что порог страха у меня очень высокий. До недавнего времени вообще не представлял себе, что могло бы меня напугать до такой степени, чтобы я взял и сбежал от опасности.
Более того, мне казалось, что раньше я искал опасность для испытания себя и доказательства собственной бесстрашности и непобедимости.
Был случай, например, когда приятель позвал меня на охоту на уток. Тогда мы не подстрелили ни одной, но нам повстречался огромный кабан.
Глаза горели, из носа пар, копыто било оземь.
Мой друг тут же смотался, а я достал ружьё и выстрелил в упор, нисколько не сомневаясь.
Зверь свалился от первого же выстрела.
Таких примеров у меня много. Я просто не знал, что такое страх.
Теперь я понимаю, что страх был моей глубокой травмой, и я постоянно искал встречи с ним, чтобы вновь и вновь пережить её и излечиться.
Тогда в Куруру, когда я увидел огромную лапу в кустах, всё внутри сковало, и я вновь ощутил натяжение жгута.
Я забыл о необходимости дышать, а просто бежал, став бегом.
Когда ноги меня унесли уже достаточно далеко и я понял, что погони не было, остановился, чтобы отдышаться и сориентироваться на местности.
Оглядевшись, осознал, что по счастливой случайности бежал по направлению к лагерю, который находился за следующим поворотом.
Погони не было, дом рядом, а значит, опасность миновала.
Вроде бы всё хорошо.
Однако что-то не давало покоя внутри, жгут крутил и сжимал желудок (чакра Манипура). Я понимал, что это отнюдь не голод, к которому уже давно привык и даже полюбил, – когда мало еды, голова светлее.
Пока я глубоко дышал и прислушивался к своему телу, мимо пробежала собака достаточно большого размера, напоминавшая лабрадора, но вероятнее всего, это был метис.
Пёс бежал, не обращая на меня никакого внимания, устремив свой взгляд вперёд.
"Может, я эту псину принял за ирбиса", – пронеслось у меня в голове.
Сам того не осознавая, я, видимо, произнёс эти слова вслух, так как в ответ услышал: " Вполне вероятно, молодой человек. Наши глаза видят то, что диктует подсознание ". Я оглянулся и увидел удаляющийся мужской силуэт.
– Что вы хотите этим сказать? – крикнул я вслед.
Человек продолжал движение, не останавливаясь и не оборачиваясь.
– Вы чего-то очень боитесь. У вас внутри живёт страх. Это состояние проецируется на внешнее окружение, делая его опаснее и страшнее в вашем восприятии. Внешнее зависит от внутреннего состояния смотрящего.
Я всё сразу понял. Уже несколько дней в этом прекрасном и умиротворённом месте меня раздирал и душил изнутри тугой жгут. Теперь я осознал, что это и был страх.
Мне было тяжело его идентифицировать, потому что ранее я не признавался себе в его наличии и принимал его симптомы за что-то другое.
А тут просто пробежала собака. Просто прохожий, и всё понятно.
"Чего же я боюсь? – размышлял по дороге домой. – Боюсь ли оказаться неспособным учеником? Или страх в том, что никогда не найду ответ на мой вопрос? А может, и вопроса-то нет? Может, я сам всё это придумал? Тогда страх может быть в том, что все мои верования и надежды полетят коту под хвост вместе с годами бессмысленно прожитой жизни.
Да, страшно. Но это мелочи, у меня всё получится, ведь я хозяин моей жизни, я целостен. У меня есть Лила – моё солнышко, моя путеводная звезда, моя Ведущая, моя любовь!" При последней мысли я почувствовал, как лицо исказилось гримасой страха. Оно было искажено так, что сводило мышцы. Меня охватил уже не страх, а ужас. Что-то со мной явно не так. Я не мог пошевелить мышцами лица – оно застыло. Какое, наверное, ужасное было зрелище со стороны.
Я побежал домой. Мне было необходимо увидеть возлюбленную сейчас, не медля ни минуты.
"Лила. Лила. Лила", – бормотал на бегу, так как кричать не мог, чувствуя нехватку воздуха.
Оказавшись у палатки возлюбленной, без стука навалился на матерчатую дверь всем телом.
"Лила. Лила".