– На-ва-лись! – сердито махнул Аед своей причальной команде, и те, схватившись за сходни, уперлись досками в корму плота, навалились, налегли, напряглись, неистово буровя ногами гальку – и перегруженное речное судно, глухо скрежетнув днищем по камням, неохотно стронулось с места и отвалило от берега.
– Возвращайтесь за нами! – тонким, срывающимся голосом выкрикнул второй патрульный, и Эссельте к своему изумлению увидела, что это была девушка.
Кроме нее, Сионаш, Боанн и самой Эссельте женщин с Аедом и воинами деревни больше не осталось. Принцесса, бессознательно облизывая сухим языком пересохшие губы, быстро пересчитала сиххё и людей, застывших под обрывом и словно подталкивающих взглядами паром, неуклюже переваливающийся по волнам: одиннадцать. Девятнадцать единорогов разбрелись по влажно похрустывающей под копытами гальке. Два огромных воза, рассыпав домашних птиц, похожих на павлинов с перепончатыми лапами, мешки с корнеплодами, кули с мукой и зерном и кувшины с водой, одиноко приткнулись у самой стены.
Паром медленно – очень медленно – подбирался к середине реки.
Успеют?..
Не успеют?..
Над головами оставшихся забарабанили вдруг копыта и взметнулась облаком желтая пыль. Одиннадцать голов будто по команде дернулись вверх, руки – к оружию, но это был всего лишь еще один патруль.
– Айвен! – радостно воскликнула Эссельте. – Ты жив!..
Мельком скользнув взглядом по принцессе, Иван соскочил с единорога и вместе с товарищами по оружию устремился к Аеду. Мельком бросив мрачный взгляд на Ивана, Друстан потянулся к любимой, но отпрянул под огненным взором друида.
– Делом своим занимайся!
Униженный знахарь заалел подобно селекционному томату, уткнул взор в ступку и принялся с такой яростью перетирать лекарственные ингредиенты, что еще немного – и пест переломился бы на несколько частей.
Разгоряченные бешеной скачкой единороги, оставшиеся без всадников, кинулись к воде. Огрин и Эссельте, не сговариваясь, метнулись к ним, перехватили поводья и, едва не силой потащили за собой по берегу: для разгоряченной скачкой лошади холодная вода – гибель. Для единорога – тоже, резонно подозревали они.
А тем временем патруль докладывал обстановку Аеду.
– Гайны будут здесь… минут через пятнадцать… Двадцать – самое позднее… – хрипя и кашляя от забившей легкие пыли, говорил Амергин. – Сомнений быть не может… они идут именно сюда…
– Третий патруль не видели? – старик обеспокоенно взглянул на пустынный край обрыва, подпирающий небо.
– Нет, не попадались, – слегка неуверенно пожал плечами Фиртай. – Надеюсь, им в головы не пришло никаких глупых мыслей.
– Задержать орду гайнов? – хмуро хмыкнул старейшина. – В чистом поле? Двум мальчишкам? Надеюсь, не пришло…
– Паром?.. – отыскал взглядом Амергин словно застывший посреди реки плот.
– Идет туда, – подтвердила его худшие опасения Сионаш. – Нагружен так, что я удивляюсь, что он еще плывет по воде, а не тащится по дну. Гребцы устали. Хорошо, если вернется минут через сорок …
Сиххё и люди нервно переглянулись. Озвученная беда, в отличие от беды, молча рыщущей за их спинами, сразу приобрела очертания, вес и смрадное дыхание смерти.
– Мы можем переплыть реку с единорогами… – неуверенно проговорил Иван, нарушив ломкую тишину.
– Выдрокобры, – не утруждая себя повторным объяснением особенностей местной фауны, Мевенн кивнул в сторону реки.
– Но это не проблема, – ко всеобщему изумлению выступил вперед хмурый и сосредоточенный Друстан. – Я надеюсь… по крайней мере.
– Тогда ныряй первым, человек, – презрительно фыркнул Мевенн.
– Я так и сделаю, – с готовностью согласился лекарь и протянул на всеобщее обозрение медную ступку с заполняющей ее почти до краев кашицеобразной черно-зеленой массой. – Это – универсальный антидот от ядов парализующего действия. Но чтобы он полностью усвоился, проник в кровь, нужно двадцать минут. Но лучше – двадцать пять.
Мевенн тупо уставился в посудину.
– Это уни… какой анти… что?
– Общее противоядие, – просто пояснил знахарь. – Если паром не успеет вернуться, и нам придется плыть, оно может помочь.
– А может и не помочь? – усмехнулась Боанн.
Друстан опустил глаза и пожал плечами.
– Если бы у меня было больше времени, компонентов, и хотя бы одна такая тварь для эксперимента…
– А еще лучше большая лодка и никаких выдрокобр… – демонстративно расплылся в мечтательной улыбке Амергин. Смущенный лекарь встретился с ним глазами, почувствовал тепло, и слабо улыбнулся в ответ.
– Эх, люди… Хитрое племя… Вечно какую-нибудь заразу да придумают… Ну давай сюда свою анти… отраву! – плутовски ухмыляясь, лихо протянул руку Фиртай. – От нее, от гайновой дубины или от выдрокобры помирать – какая разница! Сколько надо съесть?
– Вот мерная ложечка, – знахарь торопливо выудил из кармана маленький бронзовый черпачок с ручкой, изогнутой в виде танцующей змеи. – Людям… и сиххё, я полагаю… у нас одинаковая масса тела… по одной. Единорогам – три.
– А они будут это есть? – обеспокоенно взглянула на их верных скакунов девушка-патрульная.
– Жить захотят – съедят, Морригу, – усмехнулась Сионаш, первой взяла ложку и храбро зачерпнула из ступки. – За твое здоровье, человек Друстан. Время пошло.
Тем временем Иванушка погрузился в вычисления.
– Если паром вернется через сорок минут… а противоядие подействует через двадцать… двадцать пять… а гайны будут через пятнадцать… – усердно загибал пальцы он.
– …То продержаться до начала действия противоядия нам надо всего пять-десять минут, милый! – радостно закончила за него принцесса.
Сиххё внимательно посмотрели на нее, потом на прямой, как стрела, проход между стенами, потом на свои луки и колчаны…
– Телеги!!! – осенило царевича: зимние уроки Граненыча по военному делу не прошли даром. – Мы перегородим дорогу и сможем остановить их ненадолго!
– Мы свалим их вверху, у самого начала спуска! – азартно подхватил идею Мевенн.
– Нет, посредине, – торопливо поправил его лукоморец, и тут же пояснил: – У начала они смогут собраться вокруг них и быстро разбить. А посредине будут вынуждены подходить по двое-трое.
– А остальные просто свалятся нам на головы, – хмуро заметил Фиртай.
– Значит, баррикаду придется установить почти у самого съезда на берег. Это лишит нас гипотетического второго эшелона обороны, – неохотно внес коррективы в свой план Иван, но после секундного раздумья повеселел: – Но тогда вести огонь по врагу смогут все, у кого есть луки!
– И стрелы… – кисло добавил Мевенн.
– И камни, – мстительно произнесла Боанн.
– А если они спрыгнут сразу на берег? – опасливо задрал голову друид на нависающий над ними земляной карниз обрыва.
– Тут метров десять будет… – покачал головой Аед. – Если захотят переломать себе ноги и шеи – пусть скачут. Милости просим.
– По-моему, неплохо придумано, – почесал грязными пальцами небритую щеку Фиртай.
– А по-моему, хорошо, – хмыкнул Аед, и нетерпеливо и повелительно махнул рукой. – За работу, сиххё, за работу! Время не ждет, и гайны тоже!
И все неубежавшие беженцы, засучив рукава, кинулись курочить и ворочать телеги под воодушевленным, хоть и немного суматошным руководством взволнованно-возбужденного царевича.
Принцесса, умильно сложив на груди сжимающие камень руки, обожающим взором пожирала Иванушку, не замечающего ее страсти и восторга. Мрачнее Друстана было только низкое тусклое небо Сумрачного мира.
Улучив момент, когда Амергин остановился утереть пот со лба, лекарь в отчаянии подскочил к нему и хрипловатым шепотком попросил дать ему лук.
– А ты умеешь стрелять, знахарь? – удивленно поинтересовался патрульный.
– Да!.. Нет… Не знаю… Не пробовал.
При первом же простом вопросе решительность и воинственный настрой гвентянина как ветром снесло. Он прикусил губу и пристыженно опустил голову, понимая уже без наводящих вопросов всю нелепость своей скоропостижной попытки милитаризации.
– Сейчас не время пробовать, человек Друстан, – проницательный сиххё понял это тоже, походя отмахнулся от покрасневшего как заря юноши и устремился к артели, переворачивающей воз с кряхтением и невнятными подбадривающими выкриками.
– Бросай камни, как женщины! Тут особого умения не надо! – несколько запоздало, а потому во всеуслышание, кинул он через плечо то, что считал добрым, хоть и не слишком тактичным советом.
При словах "как женщины" Эссельте оторвалась от сбора снарядов и заинтересованно взглянула на того, кому сие сравнение было адресовано.
Друстан сник окончательно.
– Как женщины… – уязвленно пробормотал он под нос, бессильно стискивая кулаки так, что ногти впивались в ладони, оставляя в белой коже ладоней тщательно вымытых в реке рук багровые полумесяцы. – Как женщины…
Объединенные усилия четырнадцати людей и сиххё, десять минут судорожного, отчаянного труда, озарений, разочарований и снова просветлений – и баррикада была готова.
Одна телега – тяжелая и неуклюжая, предназначенная для перевозки руды – была перевернута на бок наискось и под острым к спуску углом, и закреплена разрубленными пополам оглоблями, воткнутыми в ямы, аккуратно выковырянные в камне Ивановым мечом.
Метрах в пяти от нее, почти вровень со стенами обрыва и таким же способом, но строго перпендикулярно, обороняющиеся установили телегу вторую.
Между ними, в заботливо подготовленные лукоморцем ямки были плотно вставлены поперек и в шахматном порядке массивные, сбитые из досок восемь колес, и разбросаны самые большие камни, которые только могли быть найдены на пляже, чтобы нападающим приходилось смотреть не только на свою цель, но главным образом, под ноги.
Князь Грановитый был бы доволен.
Гарнизон защитников пляжа в последние минуты перед боем был увеличен двумя патрульными из затерявшегося разъезда. Мгновенно оценив ситуацию, они спешились, свистом отослали единорогов назад, в степь, а сами, поминая витиевато и подробно, как было в обычаях сиххё, и людей, и ушастых, и их родственников – ближних и дальних, кряхтя и пыхтя, принялись перебираться через линию обороны Ивана. И успели как раз вовремя. Потому что буквально вслед за ними, с торжествующим гоготом и визгом в узкий тоннель влетели дружной толпой, размахивая дубинами и сверкая горящими жаждой боя и мщения за утренний позор очами первые гайны.
На третьем метре спуска выяснившие, что в прорубленном сиххё коридоре можно было заниматься одновременно исключительно одним делом: или лететь толпой, или размахивать дубинами.
Методом проб и ошибок выбор был сделан в пользу первого варианта, раненные и контуженные за ноги оттащены наверх и, откашлявшись и убедившись, что голоса их звучат надлежаще хрипло и пугающе, атакующие предприняли вторую попытку.
В колонну по трое, голося за себя и за тех, кто в шеренгу не поместился, держа дубины выставленными перед собой, гайны самоуверенной рысью споро домчались до первой телеги и попытались ее свалить.
И благополучно попали под снайперский обстрел со второго рубежа обороны.
Штурм первой телеги продолжался три минуты, в четыре волны, и закончился ее полным и безоговорочным падением.
Ни одна армия Белого Света, захватив самый укрепленный в мире замок после самой продолжительной осады так не радовалась. Побросав дубины, ушастые принялись скакать, обниматься, хлопать друг друга по плечам и восторженно горланить какой-то бравурный марш. Впрочем, свирепый рев командиров быстро привел их в чувство и, отчаянно подворачивая ноги на заботливо расшвырянных женщинами камнях и спотыкаясь о вкопанные колеса, орда устремилась на взятие новой высоты.
И тут в действие пришла вся огневая мощь осажденного отряда: стрелы, камни, кокосовая репа и просто песок, ускоряемые поднявшимся со стороны леса ветерком, полетели в ковыляющих и налетающих друг на друга гайнов сплошным дождем. Черный меч Ивана работал без устали, не давая изрыгающим проклятья монстрам приблизиться менее чем на расстояние вытянутой руки.
За спинами защитников последней телеги стояла Сионаш с костяными песочными часами Друстана и громко и четко отсчитывала – то ли оставшееся до начала действия противоядия время, то ли метательные снаряды, опускавшиеся на сбившихся в беспомощную кучу нападающих:
– …сто восемьдесят девять, сто восемьдесят восемь, сто восемьдесят семь, сто восемьдесят шесть…
Сам Друстан под неодобрительными взглядами суровой старухи, вместо того, чтобы метать камни или держать колчаны, если ему уж действительно так хотелось приобщиться к военным действиям, притулился под обрывом и усердно что-то растирал и смешивал в своих сосудах и ступках, вываливая понемногу готовое зелье в большой котел. Время от времени лекарь бормотал под нос что-то невнятное, плавно поводя гибкими тонкими пальцами над загадочным составом. Рядом с ним лежал распоротый мешок с мукой, из которого странный человек то и дело зачерпывал пригоршнями и быстро всыпал в свою смесь.
Что это могло быть – новое противоядие, лекарство, средство от насекомых – Сионаш не могла и предположить, но твердо знала лишь одно: более неудачного времени и места для его составления человек выбрать не мог, даже если бы специально постарался.
Оставшиеся три минуты до срока, назначенного лекарем, пробежали как три года: каждую поименованную секунду обороняющиеся были готовы к тому, что не от искусства или сноровки, но под простым напором гайнов вторая телега падет, повалится, придавливая своих защитников, и проход на пляж, к женщинам и старикам, будет открыт.
– …сорок один, сорок, тридцать девять, тридцать восемь, тридцать семь…
– Готовимся к отступлению!!! – не без труда перекрывая рев и грохот сражения, проорал, чтоб было мочи, Аед.
Бойцы услышали, но не подали знака – лишь спины их напряглись в предчувствии новой проблемы.
Как убрать плотину так, чтобы река, прежде чем затопить все в низине, постояла с минуту, а лучше две-три, на месте, не придумал еще никто. Включая военного гения Сумрачного мира Ивана Лукоморского.
Знахарь при звуке голоса старейшины вздрогнул, стиснул зубы, торопливо и небрежно швырнул три пригоршни муки в котел, и принялся исступленно перемешивать его содержимое трясущимися руками, покрывая белой мучной пылью себя и все вокруг в радиусе двух метров.
– Женщины – на рогатых!!! – не хуже мужа проревела Сионаш, и яростные воительницы, метнув в последний раз в наступающих гайнов по камню, задрав юбки, рванули к единорогам.
Взволнованные близостью сражения и запахом врага, испуганные животные нервно кружились на месте, предчувствуя близкую развязку, и не одобряя ни одного из возможных вариантов. Ни кавалерийский налет на гайнов, ни переправа через реку, полную выдрокобр, бедных скакунов не прельщали. Свободные пока единороги истерично вставали на дыбы и неистово рвались с повода, стремясь оказаться чем дальше от грядущего ужаса, тем лучше. Одна за другой, женщины, держащие поводья наготове, проигрывали сражение со зверями, и рогатые, вращая неистово зелеными глазами и испуганно раздувая ноздри, уносились по пляжу прочь.
– Мужчины!!!.. – ярясь, еще громче выкрикнула старуха.
Воины снова услышали, но не двинулись с места.
– Мужчины!!! – проорала Сионаш под ухо Аеду, исступленно натягивая поводья своего единорога. – Отступаем!!! Уходим!!!
– Как…мы…уйдем… – сквозь стиснутые зубы прорычал старик, выпуская стрелу за стрелой подобно автомату в кучу черных, кипящих злобой и размахивающих жуткими дубинами тел. – Они…сомнут… телегу…и нас!
– Аед, Амергин, Фиртай, уходите, уходите все, я их задержу! – отчаянно орудуя мечом, выкрикнул Иван. – Я прикрою!
– Айвен!!!..
– Нет!..
– Не выйдет!..
– Мы не…
– Уходите!!! Уходите все!!!
Новый голос перекрыл гвалт и гром сражения, и воины на краткий миг невольно оглянулись.
Приподнявшись в стременах, за их спинами стоял Друстан. В занесенной над головой руке он держал глиняный котел. В другой, отведенной для броска, горел, стреляя искрами, трут, скрученный из пучков сухой травы.
– Бегите!!!
– Уходи с женщинами! – раздраженно рявкнул Амергин. – Ты нужен раненым!
– Друстан, беги!!! – прозвенел за его спиной крик Эссельте, и это словно подтолкнуло лекаря к действию.
– Аед, разбей стрелой котел!!! – выкрикнул он, и в следующую секунду глиняная посудина, кувыркаясь и теряя крышку, взлетела над головами гайнов.
Меткая стрела Аеда звонко встретилась с ним в воздухе, и на головы ушастым дождем посыпались черепки вперемешку с летучим кремовым порошком. В ту же секунду в воздух взвился трут.
Что было дальше, участники тех событий описать точно так и не смогли.
В узком проходе каменного коридора из ниоткуда и ничего возникло огромное облако ревущего огня. Не дезертировавшие еще единороги развернулись и ринулись в воду. Защитники баррикады, сбивая пламя с одежды и волос – за ними.
Опомнились сиххё и люди только на середине реки.
Верховые, дрожа от холода и пережитого страха и понукая своих шокированных до беспрекословного послушания единорогов, добрались до противоположного берега самостоятельно. Тех, кто очертя голову бросился форсировать Широкую вплавь, даже не задумываясь о том, умеют ли они плавать вообще, подобрал спешащий на выручку паром.
Клубы пламени, вызванные к жизни искусством лекаря и алхимика, сделав свое дело, быстро пропали, но оставшиеся в живых гайны еще не скоро решились спуститься к воде и прокричать вслед удаляющимся врагам обещания близкой встречи.
Огонь влажно пощелкивал, ласково обтекая почти поленья в очаге посредине дома и унося бесцветный едкий дым в отверстие в потолке. Люди и сиххё сидели на голом полу, поджав ноги, распустив волосы и склонив головы. Зажав между коленями деревянные миски с горячим крупяным варевом с ароматом пряных трав и кореньев, они молча работали ложками, глядя отрешенными взорами в сердце костра.
Позади осталась сумасшедшая переправа через Широкую, полная неожиданных водоворотов, гибких, извивающихся тел с мелкими острыми зубками и кривыми когтями на широких лапах, и бьющих со дна ледяных родников.
Бесконечно долгой показалась дорога до Тенистого – почти километр под пронзительным ветром, в тяжелых мокрых одеждах и со свинцовым грузом не менее тяжких мыслей о будущем и настоящем.