– Кто-нибудь может сказать, больше тут трехсот литров, или как?
– Триста литров?! – горестно возопил капитан. – Триста литров?!.. Да если бы здесь было триста литров, мы бы пили в каютах чай и без тебя! Триста!.. Да у нас тут скоро половина пролива окажется!!!
– Н-ну, не вижу предмета для волнения… – не особо убедительно пробормотал чародей, пропустил мимо себя новых операторов помпы – Сеньку, Олафа, Кириана и Гильдаса, присел на ступеньки трапа, чтобы не быть сброшенным сумасшедшей болтанкой в прибывающую воду, кишащую грузом, матросами и заблудившимися рыбами – и проворно полез в рукав.
– Это ничего… могло быть и хуже… значительно хуже… – успокоительно приговаривал он, дрожащей рукой разглаживая пергамент на мокрой коленке.
– К-как? – замер на пути к астматически хрипящим и захлебывающимся в почти полном мраке насосам музыкант и выдавил с замиранием сердца. Агафон оторвался от пляшущих вместе с кораблем неровных строчек шпаргалки и поднял на миннезингера слегка расфокусированный взгляд.
– Пока не знаю. Но скоро выясним.
Юный волшебник был из породы тех людей, что твердо выполняют свои обещания. Поэтому далее события развивались феерично и по нарастающей.
Для начала главный специалист по волшебным наукам превратил всю воду в кефир.
Потом в кисель.
Затем в лесогорское плодово-ягодное.
Матросы вдохнули пары и заметно повеселели.
Некоторые попытались утопиться.
Если бы их безответственные собратья не отпили половину, им бы это даже удалось.
Помпы были позабыты и оставлены – но ненадолго: прибывающая сквозь пробоину вода быстро разбавила напиток неразборчивых богов до консистенции и вкуса вонючей мутной соленой жижи, и матросы, бормоча проклятья, снова бросились за работу.
После этого в голову чародея, хмельную от сивушных паров и одному ему понятных успехов, пришла на удивление разумная мысль, что бороться надо не с последствиями, а с причиной.
Размышления об осушении моря или, на худой конец, пролива, были скоро оставлены как не имеющие под собой научной почвы и экологически вредные.
Идея про перенесение каравеллы в какое-нибудь другое место, посуше и менее ветренное, тоже не прошла фейс-контроль как неблагонадежная: заряд посоха после первой телепортации убавился вчетверо, а не долететь и очутиться где-нибудь на рифах в зоне прибоя не рискнул даже вдохновенный волхв.
Попытка убрать воду из трюма окончилась быстро и бесславно: сначала вся вонючая жижа собралась в огромный шар, полный груза и корабельных крыс, посреди трюма. Потом перекатилась к корме. После – в нос. Затем прилипла к потолку, но ненадолго: через несколько секунд со смачным чавком отделилась она от перекрытия между палубами, прихватив на память несколько досок, и от души накрыла собой всех, включая неистово фонтанирующего магическими ругательствами Агафона.
Извлекши себя из-под кучи мусора, бывшего еще недавно вамаяссьским чайным сервизом на триста тридцать персон, волшебник задумался не на шутку. Но думай-не думай, а в природе оставалось всего одно-единственное последнее решение, самое очевидное, и посему самое скучное и оставляемое обуянным полетом творческого гения студентом на потом.
Заделать пробоину.
Поплевав на ладони, маг сжал покрепче посох, зажмурился и прошептал четко и ясно только что прочитанное с выручательного пергамента заклинание.
Всеобщий вздох изумления стал подтверждением того, что магия сработала. Торжествующе ухмыльнувшись, специалист по волшебным наукам разлепил глаза и вдруг почувствовал, что нижняя палуба уходит у него из-под ног.
А заодно и у всех остальных.
– КАКОЙ ИДИОТ!!!!!!!!.. – проревел ему в ухо кто-то взбешенный голосом эрла, пролетая вверх тормашками мимо.
Естественно, Агафон не принял сии обидные слова на свой счет, и даже задумался ненадолго, нет ли среди его знакомых этого идиота, и если есть, то стОит ли ему при встрече сообщать, что про него думают люди… Но всё же отчего-то почуял неладное.
Посланный в сторону пробоины… вернее, того места, где он в последний раз видел пробоину, светящийся шар показал ошарашенному волшебнику фрагмент потолка, медленно смещающийся вниз. А в том районе, где у всех нормальных кораблей, по его представлению, должно было быть дно, вольготно расположился злосчастный левый борт с пробоиной.
Заделанной.
Кирпичом.
В шесть слоев.
– К-кабуча!!!!! – было единственным, что смог проорать чародей, прежде чем на язык прыгнуло нужное "абра-кадабра-гейт!!!!" и, к потрясению самого чародея, тут же сработало.
Кирпич пропал, каравелла рывком, сбивающим всех и вся в кучу-малу, приняла вертикальное положение и с облегчением принялась тонуть дальше естественным манером.
Но Агафон никогда не искал легких путей. Следующее заклинание заставило отшатнуться матросов, пытающихся заложить дыру мешками с сахарным песком из приданого Эссельте: бурлящий ледяной водопад в проеме, оскалившемся рваными краями, пропал, и на них глянуло бездонным черным оком не менее холодное звездное небо. Чиркнули по глазам и тут же пропали несколько шустрых комет. Грузно проплыла мимо пузатая планета с комплектом хула-хупов вокруг талии. Показала изогнутые гармошкой крылья нелепая громоздкая конструкция из белого железа, похожая на полотенцесушилку. В ее круглых, похожих на морские, окошках замелькали ошалелые человеческие лица – сплошь вытаращенные глаза и разинутые рты. Через край пробоины заглянул, строя глазки, кто-то зеленый с головой, подозрительно смахивающей на недоевший удобрений огурец.
– Земля в иллюминаторе… – задумчиво пробормотал боцман.
Оттолкнувшись, он приподнялся на полметра над водой, быстро покрывающейся тонкой корочкой льда, и поплыл в коварно манящую бескрайнюю чернильную даль.
– Прекрати это!!! – нарушил капитан истошным ором зачарованную тишину, хватая за ногу дезертирующего Фрагана. – Немедленно!!!
"Абра-кадабра-гейт" было выпалено еще быстрее, чем в прошлый раз.
Звезды пропали, огуречноголовый исчез, а вода, словно обрадовавшись, что необъяснимо пропавшая ее жертва нашлась вновь, хлынула из зияющей дыры с удвоенной силой.
– Качайте, качайте!!! – взревел Олаф и первый кинулся к остановившимся и обезлюдевшим было насосам.
– Вахтенные к помпам, крабьи дети!!! Утоплю!!! – неистово поддержал его боцман. – Подвахтенные – заделывать дыру!!!
– К-кабуча… – прошипел маг, исступленно мечась диким взглядом по косым потекшим строчкам промокшей насквозь шпаргалки. – К-кабуча габата апача дрендец… Идиотизм… всего-то и надо… что заделать дыру, заделать дыру, заделать дыру… не то, не то, не то… Заделать дыру… Синоним… замуровать… заложить… заколотить… законопатить… замазать… не то, не то, не то… Зарастить!!!
– Отойдите все!!! – сипло прохрипел Агафон, не слишком рассчитывая, что будет услышан, но условный рефлекс и естественный отбор – великие учителя. Команда рванула бы пешком прочь по дну морскому не по крику – по простому шепоту поймавшего кураж труженика оккульта. Крик же – даже такой – подействовал на нее как на более продвинутых собратьев – вой сирены воздушной тревоги.
В считанные секунды пространство вокруг пробоины, изрыгающей ледяную воду, очистилось.
Не спуская глаз с выисканного заклинания, волшебник сжал в правой руке посох и принялся водить левой по воздуху, в меру постепенно иссякающих сил, лишь слегка компенсируемых артистическими возможностями, изображая накарябанные на шпаргалке пассы. Воздух вокруг дыры сгустился, замерцал, запульсировал, словно живой…
Люди ахнули. Вокруг пробоины доски стали превращаться в нечто склизкое, черное, тошнотворно блестящее в мерцающем свете волшебного огня кокетливыми розовыми искорками на фоне выпученных злобных лиловых очей.
И, как края раны, дыра в корабельном боку стала неспешно затягиваться прямо на глазах.
Если не считать вынырнувших вдруг из-под толщи набравшейся воды черных и блестящих как смоль щупальцев, дерзко ухвативших капитана за руку, и потрясающего, душувынимающего, мозгоразжижающего и желудконаизнанкувыворачивающего смрада, возникшего из ниоткуда, победа мирной магии была бы полной.
– Щас исправлю, щас исправлю, щас уберу… – скороговоркой затараторил чародей, но капитан не стал его дожидаться. Он тонко взвизгнул, икнул и упал в обморок. Щупальца стыдливо отдернулись и смущенно поползли к Серафиме. Другая пара – с тяжелыми клешнями на концах – высунулась из-за груды мешков и тихой сапой стала подкрадываться к боцману. Третья – с присосками размером с суповые тарелки – к группке матросов, замерших от ужаса у захлебнувшейся помпы…
* * *
Забившись в угол кровати, описывающей в пространстве замысловатые конволюции вместе с каравеллой, Эссельте поджала ноги, обняла худенькие замерзшие плечики руками, бессильно опустила голову на грудь и замерла, с тоскливым напряжением прислушиваясь к то и дело поднимающейся к горлу тошноте.
За круглым морским окошком с таким же округлым, но упорно не запоминающимся заморским названием, буйствовали стихии, сверкали молнии, освещая кинжальными вспышками затянутое черными тучами небо, хищно вставали на дыбы и сшибались не на жизнь, а на смерть кроткие еще полчаса назад волны, готовые сейчас проглотить друг друга, и их раненное суденышко на закуску. Под потолком в такт шторму – а, вернее, в полное его отсутствие – болтался тусклый желтый фонарь. На соседней кровати безмятежно почивал зачарованный незнакомец в одежде северного варвара.
Если бы не он, в королевской каюте флагмана было бы совсем жутко и одиноко, и слезы давно бы уже лились водопадом, по сравнению с которым разыгравшаяся за окном буря была бы ручейком в пустыне. С таинственным же Айвеном было не одиноко, и не жутко, а просто страшно, а плакать, хоть и хотелось отчаянно, но было никак, ни в коем случае нельзя: а вдруг он очнется, поглядит на меня, а у меня глаза красные, нос опухший, и вид такой, что демоны морские с перепугу разбегутся…
Под очередным ударом валов "Гвентянская дева" накренилась, болезненно скрипя всеми шпангоутами и переборками, принцесса побледнела, и судорожно ухватилась за стойку балдахина.
Дверь в каюту распахнулась, резко ударившись о стену. Девушка ойкнула испуганно, решив, что ветер сорвал ее с петель, но страх ее оказался преждевременным. В дверном проеме, подсвеченная на миг вспышкой молнии, вырисовалась высокая фигура с развевающимися мокрыми черными волосами.
– Ваше высочество? Можно войти? Это я, ваш лекарь.
Дверь захлопнулась так же быстро, как и открылась, и вошедший нерешительно остановился у порога вне крошечного облака света, испускаемого умирающей лампой.
– Друстан?!.. – всхлипнула от радости принцесса, попыталась вскочить на ноги, но тут же была походя отброшена новой волной.
– Вы одна?..
– Друстан, я одна, совсем одна, если не считать отряга Айвена…
– Он проснулся? – моментально насторожился вошедший.
– Нет, милый, он спит, спит, будто летним днем на лугу под кленом, а не в этом ужасном, мокром, скачущем как взбесившийся конь корабле…
– Пусть спит, – суро изрек юноша, в несколько шагов пересек каюту и опустился на колени перед королевским ложем.
– Друстан… – принцесса положила тонкие ручки ему на плечи и умоляюще заглянула в синие, как море, глаза. – Скажи мне… только правду. Ты был в трюме? Мы не утонем? Мне страшно…
– Нет, мы не утонем, – лекарь успокаивающе накрыл холодные дрожащие пальцы Эссельте. – Волшебник, свалившийся с неба, обещал наложить какое-нибудь заклятье, а когда он закончит, останется только откачать воду помпами, и мы все будем в безопасности. Если, конечно, ему не придет в голову улучшить свою работу. Тогда нас уже ничто не спасет.
Принцесса на мгновение позабыла свои боязни и слабо улыбнулась.
– Не будь к нему строгим… Сами небеса послали его нам в такой час. И он настоящий маг, без всяких сомнений, не как старый Огрин или его помощники.
Друстан пропустил мимо ушей похвалу горе-чародею, и, оглянувшись через плечо – не разделил ли кто-нибудь невзначай их компанию – торопливо прошептал:
– Эссельте. Капитан Гильдас говорил, что шторм через несколько часов должен ослабеть, и вскоре закончиться.
– Слава богам! – засветилась от радости принцесса, но тут же ойкнула и приложила ручку ко рту. – А что потом?..
– Потом они лягут в дрейф – до ближайшей земли. Поставят мачту. И направятся дальше. В Улад.
Лицо дочери плененного короля Гвента, озарившееся было на краткий миг светом радости застыло в гримасе боли и отчаяния.
– Лучше бы мы утонули, – бесцветно прошептала она, медленно опуская наполнившиеся слезами очи долу. – Лучше бы я утонула…
– Милая, нет, ты не должна так говорить!!!
– Друстан… Друстан…
Принцесса уткнулась лицом в сомкнутые ладони и зарыдала.
– Эссельте, послушай меня, у меня есть план! – лекарь горячо ухватил возлюбленную за тонкие, украшенные ажурными золотыми браслетами запястья и, не дожидаясь ответа, торопливо заговорил, глотая слова и сбиваясь:
– Это добрые боги дали нам еще один, последний шанс, любовь моя! Потому что я молил их об этом дни и ночи, дни и ночи! И они услышали меня! Эссельте, бесценная моя, мужайся… Когда кончится шторм… наступит ночь… мы украдем шлюпку… и уплывем… до ближайшего острова… пока все спят… И никто не будет знать, где искать нас! Мы станем жить в лесу, питаться кореньями и ягодами, пока нас не подберет какой-нибудь корабль… купец… Мы скажем, что наше судно утонуло… назовемся новыми именами… уплываем куда угодно – Белый Свет велик! Мы начнем новую жизнь там, где нас никто и никогда не отыщет! Я открою аптеку, или стану ходить по домам, лечить людей… и всё будет замечательно, только ты и я, я и ты, и больше никого! Я хороший лекарь, так все говорят, и мой учитель тоже! Я буду много зарабатывать, у нас будет свой дом, и выезд, и слуги, и ты не узнаешь нужды ни в чем! А Улад и Морхольт забудутся, как страшный сон! И ничто не разлучит нас, Эссельте, ничто, ты слышишь меня, я клянусь! Никогда!!!.. Ну, что ты скажешь?..
– Друстан, Друстан…
Влюбленный еще не закончил речь, а принцесса уже качала головой, словно стоя над могилой и будучи не в силах поверить в необратимость произошедшего.
Над своей могилой.
– Друстан… милый мой… любимый… ненаглядный… драгоценный… ты самый лучший… самый добрый… самый заботливый… – голосом, срывающимся от слез, зашептала она, лихорадочно гладя холодными тонкими пальцами слипшиеся от соли спутанные локоны любимого.
– Ты согласна?! – задохнулся от счастья юноша.
Принцесса застыла, и короткое, фатальное слово прозвенело с неотвратимостью падающего ножа гильотины.
– Нет.
– Но…
– Нет, Друстан, нет, пожалуйста, нет… я не могу… не спрашивай… не убеждай… не уговаривай… я не стану… не буду…
– Ты разлюбила меня?.. – юноша вспыхнул внезапной и несправедливой обидой.
– Нет, Друстан, нет!!! Ни за что на свете!!! Скорее земля с небом поменяются местами, чем ты покинешь мое бедное сердце!
– Но тогда ты должна…
– Нет… Нет, Друстан… Я не могу…
– Но почему, Эссельте, почему?!
Холодные чуткие пальцы мягко прикрыли его искусанные губы.
– Ты правильно сказал. Я должна.
– Что ты должна?! Кому?! – возмущенно ухватил и сжал он в своей руке трепещущую ручку любимой.
– Своему брату… Отцу… Народу…
– Чушь!!! А если бы ты сегодня потонула, мы все бы потонули, что бы тогда все они стали без тебя делать? Что бы случилось? Да ничего!!!
– Но я жива. Прости меня за это…
– Эссельте, боги, Эссельте, любимая моя, что ты говоришь!..
– Нет, это я виновата перед тобой… Я дала тебе надежду… но я думала… если бы не этот проклятый богами и людьми рейд… я могла бы уговорить отца, чтобы он позволил… и он разрешил бы… он любит меня… но теперь…
Голос принцессы, и без того негромкий, оборвался тонким всхлипом.
– Теперь всё кончено для нас. Прости меня, милый мой… прости… прости… это моя вина. Если я не появлюсь в Уладе, они убьют отца…
– Они не посмеют!!!
– Король Муген и королева Майренн не посмели бы… но Морхольт… это чудище… Отец в его власти! А первый рыцарь уладской короны сам себе закон. Никто ему не указ… даже король… и если он что-то решил – ничто не остановит его на этом свете.
– Тем более!!! Вот видишь!!! Видишь!!! Из-за пустого чувства долга на что ты обрекаешь себя!!!
– Может, он не такой уж и злой… – словно пытаясь убедить не столько безутешного влюбленного, сколько себя, безжизненно, словно во сне, заговорила Эссельте. – Говорят, во время нашего рейда… давно… у него погибла семья… и поэтому… Может, если бы мы с покойной моей матушкой и Горвенолом сгинули бы в огне уладского рейда, а король Муген или Морхольт попался бы потом в руки моему отцу… Откровенно говоря, если бы он попался, и отец отпустил бы его на все четыре стороны, не знаю, как Горвенол, но я бы обиделась.
– Эссельте, о чем ты говоришь!!! Причем тут наш король! Морхольт – злобное тупое чудовище, не способное на человеческие чувства!!! Ты угаснешь в его гнусном мерзком замке, как лучинка на ветру!!!
– Я знаю, любовь моя… я знаю… – почти беззвучно выдавила бледная, как саван, девушка. – Извини… эта качка сводит меня с ума… Я не соображаю, что говорю…
– Эссельте, родная, если ты боишься сделать этот шаг, то давай я похищу тебя! Сразу, как только стихнет шторм, я свяжу тебя, брошу в лодку, и мы уплывем, куда течение унесет нас! И виноват буду я, только я, ты не сможешь себя винить ни в чем и никогда!
Принцесса провела ладонью по наполнившимся слезами глазам, слабо улыбнулась, и нежно взяла осунувшееся лицо Друстана в свои белые, дрожащие руки.
– Если бы ты мог такое сделать, ты уже не был бы самим собой, мой дорогой, мой единственный, мой неповторимый целитель и поэт… Тебе не идет быть героем… и я не смогла бы полюбить героя. Они вечно носятся по Белому Свету, совершая подвиги где-то далеко, когда нужны тебе рядом, здесь и сейчас… Ведь иногда самый мучительный подвиг – это остаться на месте и просто жить, жить изо дня в день, как все люди, без единого подвига…
– Милая… милая моя… любимая… прости меня… прости… прости… – уткнулся убитый огромностью их общего горя Друстан в холодные, пахнущие прозрачными заморскими духами пальцы Эссельте.