– Я в них упарюсь! И со стойкой этой тоже!
– С декольте хочешь? – язвительно прищурилась царевна.
– М-м-м-м-нет, – быстро подумал и сдал на попятную волшебник. – Декольте мне никогда не шло. Но розовый я ненавижу в принципе! Настоящие великие маги, как я, розовое обходят за три континента! Если на то дело пошло, давай лучше вон то, красное! Оно ведь тоже без выреза?..
– Если бы у меня был оттенок кожи, как у тебя, я бы это платье надела только под страхом смертной казни в извращенной форме.
– Д-да?.. Почему? – обиделся маг. – А мне оно нравится. Подумаешь – институт благородных девиц! Рюшечки под цвет вытачек!.. Для Улада и так сойдет!
– Ты будешь в нем выглядеть как чахоточный вампир! – уперлась Сенька. – Ни одна уважающая, и даже не уважающая себя принцесса такого бы сроду на себя не напялила! Тебя расколют в два счета!
Чародей надулся.
– Тогда давай то, зеленое.
– Оно слишком приталенное, и без кринолина или турнюра, – даже не раздумывая, приговорила царевна.
– Ты что хочешь сказать, что у меня нет талии? – оскорбленно воззрился на нее маг, благоразумно решив не поднимать вопрос об отсутствии загадочного второго и третьего пункта.
– Талия у тебя есть. У тебя нет того, что находится ниже нее.
– Чего это у меня там, по-твоему, нет? – подозрительно, в предчувствии подвоха, прищурился заранее уязвленный специалист по волшебным наукам.
– Нижнего бюста! – сердито выдала Серафима. – Как и верхнего, впрочем.
– Но с корабля-то я шел без него!
– С корабля ты шел в гвентянском народном балахоне, а не в платье! Его можно было повесить на твой посох, и никто не заметил бы разницы! А это – званый ужин в твою честь!
– Я польщен! Но в розовом…
– И вообще, я не поняла, что ты хочешь: спасти Конначту или охмурить Морхольта?
– Конначту!!! – перепуганно вытаращился на Сеньку чародей. – Конечно Конначту! Морхольт не в моем вкусе.
– Тогда одевайся скорее, кабуча ты сабрумайская, время идет!!! Сейчас за нами придет Морхольт, а ты…
– Понял, пять сек!!!
И сабрумайская кабуча сорвала с вешалки шелковое платье цвета утренней зари в джунглях и споро юркнула за приоткрытую дверцу шкафа, сверкнув тощими волосатыми ногами в разрезе пеньюара.
Пока чародей возился с деталями конструкции своего вечернего туалета, пыхтя, кряхтя и проклиная сквозь зубы всех, кто придумал таким гнусным образом над бедными женщинами издеваться, Серафима соорудила из нескольких шарфиков вторую отсутствующую важную часть анатомии подсадной невесты и пошла спасать окончательно запутавшегося в лентах, кринолинах, кружевах, фижмах, шлейфах и корсетах жертву лотранской моды.
– Выдохни… еще больше… еще…
– Ай!..
– Й-есть! – одним рывком Сенька затянула шнуры корсета, упершись ловко и внезапно коленкой в поясницу волшебника, и принялась сноровисто оправлять выступающие и облегающие части изысканно-воздушного роброна.
– Кошмар… – простонал Агафон, с почти осязаемым отвращением разглядывая в первый раз свое отражение в зеркале. – Хорошо, что никто из знакомых меня не видит… Если бы я знал, что розовый не идет мне настолько… я бы ни за что на твою авантюру не согласился, Сима.
– Кроме тебя всё равно было некому, – не без тени сочувствия царевна похлопала по обтянутому драгоценным шелком мосластому плечу. – Во-первых, ты с ней единственный одинакового роста. Во-вторых, за вуалью и прочей штукатуркой за даму ты сойдешь. Без них – нет. Даже за очень страшную. Поэтому в горничные ты не годишься. А если бы у принцессы не было прислуги, ее бы нам предложили здесь. И наш отказ вызвал бы…
– Олафа наряжала бы, – обреченно буркнул со всем согласный, но не смирившийся маг.
Бард хихикнул.
– Или Кириана.
Отряг заржал.
Волшебник скроил кислую мину себе, отчаянно-розовому в белых цветочках, и повернулся уходить.
– Постой, ты куда? – ухватила его за рукав царевна.
– Так ведь всё уже!..
– А подстричься? Завиться? Накраситься?
Чародей подскочил.
– Я не буду краситься!!!
– Ну ладно, не будешь, не будешь, – успокаивающе погладила его по руке Сенька.
И когда успокоила, нежно добавила:
– Тебя накрашу я.
– Нет!!!
– А если будешь время попусту тратить, то постригу тебя я, – конунг угрожающе клацнул у уха раздобытыми где-то в закоулках дворца овечьими ножницами.
– Так нечестно… – скис маг перед угрозой применения холодного оружия, и покорно поплелся на подготовленный Ривалом стул у трюмо, заваленного щипчиками для формирования бровей и приклеивания накладных ресниц, пилами, пилками и пилочками для ногтей, маникюрными ножничками, ножичками, щеточками, лопаточками…
– Всё готово, – с мрачным удовольствием отрапортовал эрл. И тут же принялся выставлять по краям столика орду разнокалиберных и разноцветных пузырьков, флакончиков, футляров, коробочек и прочих скляночек и баночек, наперебой благоухающих цветочными и ванильными отдушками и ароматизаторами, добытых из следующего саквояжа.
– Вас больше… все на одного… авторитетом давите… ни сна, ни отдыха измученной душе… – уныло прогундосил Агафон, скривившись от вырывавшегося из косметических посудин агрессивного приторно-удушливого запаха, и с душераздирающим вздохом опустился в кресло перед зеркалом. – Тяжко всё-таки жить на Белом Свете нам, принцессам.
В камине на углях, подобно изощренному орудию пытки незадачливых специалистов по волшебным наукам, лежали и нагревались завивочные щипцы. Из-за шкафа, заканчивая выставление экспозиции мировой моды, Кириан, лукаво ухмыляясь, бормотал себе под нос:
Морхольт, Эссельту поцелуй,
И плюнь раз восемь ты на пол,
Не смог, уладский обалдуй,
Ты распознать невесты пол.
В Уладе выкусень поет,
А в Гвенте ржет гиперпотам
Какой разборчивый Морхольт,
Нет для него достойных дам
Ни тут, ни там…
Проводив напряженным взглядом, полным задавленных, но не изничтоженных волнений и предчувствий Агафона, медленно удаляющегося в сопровождении Ривала, царевна отодвинулась на несколько шагов назад по коридору и вдруг почувствовала, как натолкнулась на что-то мягкое.
– Ой! – сказала нежданная преграда. – Ты мне на ногу наступила!
– Прости, я нечаянно, – извиняясь, обернулась и развела руками Сенька. И встретилась глазами с румяной круглощекой девушкой в простом синем платье и голубом чепце. Та дружелюбно улыбнулась.
– Ты горничная гвентянки?
– Ага, – кивнула Серафима. – А ты?
– А я – старшей дочки графа Бриггстского.
– Хозяина замка?
– Ну да! Как тебе он?
– Граф?
– Да нет, замок! – весело рассмеялась девушка, и пухлые щеки украсились ямочками.
– Зал пиров у вас большой и красивый, – честно признала царевна. – Блестит как всё… ажно глаза слепит.
– Это только один зал тут такой, специяльно для королевских пиров обставленный, – авторитетно кивнула новая знакомая. – Старуха Брекк говорит, что по кантологу заморскому всю обстановку еще графиня покойная выписывала. Ажно целых три корабля заказ привозили! Два дня возили на десяти возах! Рисовальщиков, чтобы потолок разукрасили, из самой Тарабарщины выписывали! Стекла цветные с фигурами – из Шантони! Денег всё энто добро стоило – кучу аграменную!..
– Надо полагать, – сочувственно хмыкнула Сенька.
Ободренная поддержкой, горничная графини пылко продолжила:
– Так-то его сиятельство палаты эти на замок амбарный запирает – чтобы пол не потоптали, мебеля не поцарапали, занавески не замусолили. Сегодня, вон, перед прибытием гвентянкиным их только в обед открыли, чтобы помыть-протереть всё успеть. И снова до вечера заперли.
– А остальной замок, значит, похужее будет? – полюбопытствовала царевна.
– И вовсе нет! – горячо вскинулась девушка на защиту родных стен. – Вернее, конечно, он не так блестит-сверкает, как этот зал… то есть, вообще не блестит… и даже не сверкает… но зато он очень… поразительный. Я тут при молодой графине недавно, месяца три, и как в первый раз сюда попала после нашей-то деревни – так и ошалела! Столько этажей! Комнат! Переходов! Лестниц! Голова кругом поначалу шла! Ровно не дом каменный, а целый город! Раз двадцать, наверное, я тут терялась! А подземелья какие жуткие!.. Как-то я туда вместо погреба спустилась, не там свернула… брррр… Замок этот, старуха Брекк сказала, особенный! Заморским самым знаменитым артифектором построенный, не помню каким! Имя на "Н" начинается, что ли… или фамилия?..
– Так, поди, в вашем королевстве все замки такие, не только этот?
– Нет, не все! Все – простые, в них как в коровнике – и захочешь, да не заблудишься! Этот артифектор в Уладе только два замка поставил – наш, Бриггстов, и Руаданов.
– Кого-кого?.. – не поняла Сенька.
– Руаданов! Рода нашей королевы, говорю! – нетерпеливо махнула рукой новая знакомица. – Он сейчас ее брату, первому рыцарю, одному принадлежит – королеве-то его не надобно, у нее своих, то есть, короля, замков и без того хватает, за год все объехать не успевает, говорят! А еще сказывают, эти два замка, их и наш, точь-в-точь одинаковые, как два горошка на ложке!
– Вот это да!.. – загорелись искренним восхищением глаза Серафимы. – Ни в жисть бы не подумала!
Графская горничная упоенно расцвела от похвалы, словно замок, восторженно одобренный незнакомой девушкой, был ее собственностью. И Сенькино "покажи мне его" прозвучало одновременно с уладкиным "хочешь, я тебе его покажу?"
* * *
Ступая по натертому фигурному паркету легкой непринужденный походкой механического солдатика, у которого вот-вот кончится завод, и отчаянно при каждом шаге потея, Агафоник Великий шел по залу пиров бриггстского замка как по минному полю на смертную казнь.
Сейчас отклеятся ресницы.
Отвяжется грудь.
Посыплются румяна.
Отвалятся ногти.
Лопнет корсет.
Сломается каблук.
Подвернется щиколотка.
Нога наступит на подъюбник, тот оторвется вместе с юбкой, и тогда…
Сердце чародея от таких мыслей пропустило такт, а в глазах потемнело.
И зачем, зачем я согласился на эту дурацкую затею Серафимы?!..
И как она только уболтала меня?!..
И отчего я был такой идиот, что позволил себя уболтать?..
А может, пока не поздно, развернуться, разбежаться, и дать отсюда такого деру…
Болваном я был, болваном и помру…
К вечеру.
Гроздья свечей в золотых подсвечниках на стенах и на грандиозном колесе люстры освещали огромный зал со стрельчатыми окнами, стекленными витражами на темы подвигов рода Бриггстов на боевом и любовном фронте.
Стены, выложенные резными дубовыми панелями, украшали развешанные в хронологическом порядке портреты предков хозяина замка – все в одинаково неестественных позах и с одинаково сердитыми лицами. Судя по самому раннему изображению, род Бриггстов был действительно древним.
С изразцовой каминной полки громадного очага томно щурилась на них толстая полосатая кошка цвета октябрьского болота.
Разноцветная пестрая многоголосая толпа замолкала и расступалась при их с Ривалом приближении, и почти сразу же снова смыкалась за спинами подобно водам тихого омута.
Нервно поигрывая веером в обтянутых розовыми шелковыми перчатками пальцах, чародей на грани истерики зыркал из-под вуали по всем сторонам в поисках затаившегося противника. Но Морхольта не было видно нигде, и жгучее напряжение, сковывавшее стальной смирительной рубахой все движения и мысли смятенного мага, начинало понемногу отступать.
Агафон осторожно вздохнул, набирая все доступные ему теперь три миллилитра воздуха в стянутую корсетом грудь, и скосил с высоты своих метра восьмидесяти глаза на эрла, красного как караканский племенной арбуз.
Его сейчас хватит удар.
Он упадет.
Я наклонюсь.
Грудь отвяжется.
Ресницы отклеятся.
Корсет лопнет.
Ногти отвалятся.
Румяна посыплются.
Каблук сломается.
Щиколотка подвернется.
Нога наступит на подъюбник, тот оторвется вместе с юбкой, и тогда…
– К-кабуча… кабуча габата апача дрендец…
Вдруг отчего-то вспомнились наставления Серафимы вести себя изящно и непринужденно. Нервически хихикнув, готовый биться в истерике волшебник повел плечами, исступленно воображая себя воплощением изящества и непринужденности на Белом Свете, почувствовал облегчение, когда самовнушение неожиданно удалось, попробовал улыбнуться…
Беда, как водится, пришла, откуда не ждали.
Из толпы расфуфыренной бриггстской знати вынырнули, как ниндзя из бамбука, три ангела мщения самоуверенным волшебникам, переодетые в разряженных в пух и перья девиц, и бросились им наперерез.
– Милая Эссельте!
– Сэр Ривал!
– Это ведь Эссельте и ее дядя?
– Больше некому быть, мы всех обошли!
– А если?..
– Не будь дурочкой! Платья такого покроя у нас еще не видели!
– Ишь, выпендрилась…
– И усы у нас так не носят!
– По-дурацки…
– Правда!..
– Значит, это точно они!
– Милая Эссельте!
– Сэр Ривал!
– Добрый вечер!
– Рады приветствовать вас в нашем замке!
– Батюшка с его сиятельством Морхольтом немного задерживаются…
– …у них беседа на государственные темы в кабинете батюшки…
– …и он просил нас позаботиться о том, чтобы ваше высочество и ваше сиятельство чувствовали себя как дома!
– С-спасиб-бо, – судорожно сглотнув сухим горлом, кивнул маг.
– С кем имеем честь? – сухо и настороженно прищурился Ривал, готовый подозревать подвох даже в том, как посмотрела на него кошка с каминной полки.
– Ах, мы же не представились, сестрички! – хлопнула об ладонь резным синим веером девушка в голубом. – Мы – дочери графа Бриггста. Я – Крида, это моя средняя сестра Ольвен, и младшая – Кев!
Девушки, хихикая и сверкая глазками, делали книксены, когда сестра называла их имена, поводили плечиками и игриво трясли кудряшками.
"Будь изящным. Будь непринужденным. Будь галантным", – снова всплыли в парализованном стрессом мозгу напутственные слова Сеньки, и чародей, не размышляя более ни секунды, рванулся к ним, как к путеводному маяку.
Изящно, непринужденно и галантно он взял ручку Криды и стал подносить ее к губам.
Эрловский тычок в бок и изумленное "Ваше высочество?!.." маленькой графини заставили застыть его на полпути.
– А-а-а-а… э-э-э-э…
Замершая рука старшей сестры выпала из разжавшихся пальцев как поверженное знамя.
– Эссельте?.. – графские дочки обеспокоенно склонились над оцепеневшей в полупоклоне невестой первого рыцаря. – Вам плохо?..
– Скорее лекаря!
– Подойдите к окошку!
– Надо расстегнуть корсет и освободить грудь!
– НЕ НАДО!!! – схватился за собственную грудь Ривал, как будто ее уже пронзил тяжелый меч выставленного на всемирное посмешище Морхольта.
– В-всё в порядке, всё хорошо! – выведенный из ступора перспективой быть разоблаченным на глазах у всех, мыслительный аппарат Агафона включился сразу на пятую передачу. – Я прекрасно себя чувствую! Просто я хотел…ла… хотела… посмотреть колечко… интересное… редкое… античное, наверное… стеллийский дизайн… камень чистой воды… тонкая работа…
– Колечко?..
Изумленная Крида уставилась на свое скромное кольцо с аквамариновым камушком величиной с недозрелую горошину акации – отцовский подарок на совершеннолетие. До сего удивительного момента юная графинюшка пребывала в твердой уверенности, что подарок сей был куплен прижимистым, как устрица, графом в самой непритязательной ювелирной лавке, которую тот смог отыскать, не роняя при этом своего достоинства ниже заданного самому же себе минимума.
– Вы такой знаток драгоценных камней? – восторженно округлили глаза ее сестры.
– Д-да. Конечно. Будучи дочерью короля, приходится кроме прочих дел входить в курс и таких повседневных мелочей, как караты, килокараты, мегакараты, граненка… то бишь, огранка… чистота первой воды, второй… седьмой на киселе… Канальи купцы – особенно иноземные – так и норовят надуть нашего брата… сестру, то бишь… стоит только отвернуться.
– У вас, наверное, большая практика в оценке бриллиантов, ваше высочество… – легкое облачко зависти покрыло чело Кев.
– И бриллиантов тоже, – сверкнул белозубой улыбкой за пронзительно-розовыми, как лепестки шиповника, губами Агафон. – Ноблесс оближ, понимаете ли… Что с иностранного переводится как "Что дозволено Диффенбахию, не дозволено гиперпотаму". В большой семье не щелкай клювом.
Девицы делано захихикали, прикрываясь раскрывшимися в их руках как цветы веерами. На прикрытых частях их миленьких мордашек можно было прочитать и без увеличительного стекла: "Это она на кого намекает?!"
– Какая вы забавная, принцесса! Герцог Руадан с вами точно не соскучится! – с придыханием прощебетала Ольвен.
– Уж в этом-то я не сомневаюсь, – пробурчал в жабо Ривал, от сердца которого только-только начинало отлегать, и видения позорной кончины на городской площади Бриггста или от руки взбешенного брата королевы слегка померкли.
– А ваши туалеты вы тоже из-за границы выписываете? – восхищенно сверкнула глазами на розочки и ленты Крида.
– Да, естественно! – гордо тряхнул кудряшками маг, вздернул подбородок и выкатил грудь шестого размера, втиснутую в корсаж третьего. – Мой отец заказывал для меня наряды контейнерами! Бывало, целые корабли приходили из Шантони, Лотрании, Вондерланда, Зиккуры, Багинота с грузами платьев и тканей!..
– Каких тканей? – загорелись глаза графинь и исподволь окруживших их дам.
– Э-э-э-э… – хватанул воздух ртом волшебник. – Разных?..
Ривал снова схватился за сердце.
– А погодка нынче хорошая выдалась… – сипло прохрипел он, пытаясь спасти ситуацию.
Но уцепившихся за любимую тему аристократок Улада было уже не остановить.
– Шелка вамаяссьские?
– Парча дар-эс-салямская?
– Атлас узамбарский?
– Бархат шантоньский?
– Сатин тарабарский?
Агафон не к месту вспомнил, на что в мужских туалетах традиционно использовался сатин, и непроизвольно фыркнул.
– Вам не нравится сатин? – захлопала ресницами уязвленная старушка в напудренном парике с фальшивой канарейкой.
– Не тешит взор?
– Не тот колер?
– Низкое качество?
– Негигроскопичен?
– Э-э-э-э… первое, – отчаянно ухватился за соломинку волшебник. – Не чешет. Взор.
– А ты, деточка, это… ентиллегентка, – неодобрительно поджала сухие бескровные губы старушка.