Тамакити, выпятив грудь, посмотрел на Инаго. Лицо его, покрытое каплями пота, напоминало морду загнанного зверя. Шея Инаго тоже залоснилась от пота, напрягшиеся жилы дрожали.
- Тамакити нужно судить! А потом - будь что будет! Иначе он перебьет нас всех - одного за другим. Он бил Боя по ранам, нанесенным рабочими, и Бой умер! Тамакити боялся, что Бой скажет лишнее в клинике! Он и не думал помочь ребенку, а тот три ночи один проторчал в павильоне...
Инаго, громко вопя, вцепилась в горло Тамакити. Тот не сопротивлялся, и Красномордый силой оттащил от него девушку.
- Дзин проснется и перепугается, - увещевал ее Красномордый. Наскоки Инаго сбили спесь с Тамакити, и он превратился вдруг в испуганного мальчишку.
- Бой врезался своим бульдозером в бульдозеры рабочих и остановил их, - заговорил, ни к кому не обращаясь, Тамакити. - Потом он погнался за рабочими, размахивая железной трубой, и стал избивать их. Но их-то было двое. Они увернулись и сами набросились на него с деревянными брусьями. Брусья - в щепки. Тогда они тоже подобрали обрезки труб и давай молотить ими Боя. Мы видели все это, когда бежали по целине к нему на выручку. Бой, ничего не замечая вокруг, опустил голову, как бык, и вслепую размахивал своей железной трубой. Чтобы остановить его, один из рабочих, видно, хотел стукнуть его по плечу. Но не рассчитал и угодил прямо в голову. Когда мы подбежали, он завертелся волчком, рухнул и забился в судорогах. Голова у него была проломлена, из раны хлестала кровь. Да разве я мог бы бить по такой ране? Ударить Боя, ведь для него самым важным в жизни был наш корабль?..
Тамакити широко раскрыл рот и вдруг громко заплакал. Его обезображенное рыданиями лицо, похожее на испуганную собачью морду, было отвратительно.
- Нужно как следует изучить фотографии и решить, что делать дальше, - отрезал Такаки и взбежал по винтовой лестнице.
Все устремились за ним. Им было тошно слышать рыдания Тамакити. Но и он потащился за ними следом. Члены команды Свободных мореплавателей, кроме залитого слезами Тамакити, жадно рассматривали фотографии - свое первое, хотя и не нужное никому, появление на страницах печати. Только Исана, единственный из команды, не попавший на снимки, способен был объективно оценить происходящее.
- Изучив этот пейзаж, ничего не стоит установить, где проводились наши военные учения, не правда ли? - спросил Такаки, придвигая к Исана журнал.
- По-моему, Коротыш наврал, что позволил увязаться за собой репортерам и притащил их к нашему тайнику, - сказал Красномордый. - Машина, ее видели дозорные, не имела к ним никакого отношения. Но люди, знакомые с районом Идзу, по фотографиям точно определят, что это за местность...
- Безусловно, - сказал Исана. Это было настолько очевидно, что он мог и промолчать. Ветви огромной дзельквы занимали треть фотографии, за ближним мысом виднелся вдали еще один мыс, и на нем - поселок. Любой местный житель мог бы безошибочно указать скалу под обрывом, откуда сделан снимок. На фотографии подростки спускаются по веревке с отвесной скалы - от дзельквы к морю. Спускаются, явно лелея мечту попасть на корабль Союза свободных мореплавателей. На черной фотографии белыми иероглифами было напечатано: "Может быть, среди нас находятся вооруженные партизаны?"
- Судя по подписи, в редакции еженедельника не очень-то верили фотографиям Коротыша, - сказал Исана.
- Вот если бы им не поверила полиция - тогда другое дело. Но вряд ли на это можно надеяться, - сказал Такаки.
- Еще бы! - зло закричал Тамакити. - Мы ведь уже начали вооруженную борьбу. Неужели это кому-нибудь не ясно?
Все уставились на Тамакити. За минуту до этого вот-вот готовый снова расплакаться, Тамакити весь напрягся, выставив подбородок, как изготовившаяся к броску змея, и победоносно задрал голову.
- Что значит: "Мы уже начали вооруженную борьбу"? - спросил Такаки.
- Именно то, что я сказал! - повысил голос Тамакити. - Как только журнал попадет в руки сил самообороны, они немедленно начнут действовать. И, конечно, полиция тоже, - сказал Тамакити. - Журнал вышел сегодня утром и, значит, уже привлек их внимание. Может быть, этот вопрос поднимут и в парламенте. Инструктором отряда был солдат сил самообороны - вот в чем дело. Им уже известно, что на солдата напали гражданские лица и он застрелился из автомата, принадлежавшего силам самообороны! Конечно, в парламенте зададут вопрос: не следует ли силам самообороны и полиции нас ликвидировать? Об этом завопят пресса, радио, телевидение. Ясное дело: мы - враги общества, и общество потеряет голову! Даже если мы мирно сдадим оружие и сознаемся, что ничего, собственно, и не сделали, нам все равно припомнят и Коротыша, и солдата. Теперь у нас только два пути.
- Два пути? Что ты нам голову морочишь, Тамакити? Чушь все это, - набросилась на него Инаго.
- Да, у нас на выбор два пути, именно - два. Собранное нами оружие раздать Свободным мореплавателям, пусть они рассеются по стране и, если снова собрать Союз свободных мореплавателей не удастся, действуют в одиночку. Это - первый путь. Кому неохота сражаться в одиночку, могут делать с оружием все, что угодно. Ну, а кто пожелает рано или поздно воспользоваться им, пусть стреляет себе на здоровье...
- Взять оружие, разбрестись на все четыре стороны и действовать в одиночку - так ведь было и раньше, пока мы не объединились в Союз свободных мореплавателей. Разве это не противоречит избранному нами пути? В общем, был прав Бой, выходит, будто ничего и не было, - сказала Инаго, но Тамакити пропустил ее слова мимо ушей.
- Второй путь - собраться всем нам в одном месте, забаррикадироваться и сражаться. И это будет настоящий бой... Только база наша вместе с кораблем взорвана!
Тамакити умолк и вопрошающе посмотрел на Исана.
- По-моему, Тамакити, ты просто не решаешься сказать мне, что у тебя на уме, - сказал Исана. - Хорошо, я согласен перевести сюда базу Свободных мореплавателей, забаррикадируемся здесь и превратим убежище в крепость.
- В таком случае я за второй путь. Я всегда считал, если найдется убежище, второй путь - лучший, - произнес Тамакити с явным облегчением.
- Прекрасно, но нет ли третьего пути? - обратился Исана к Такаки. - Ты-то согласен с Тамакити?
Тот сердито глянул на Исана, но промолчал.
- Разве Свободные мореплаватели не мечтали найти корабль и отказаться от японского гражданства? И вот теперь, едва мы очутились в критическом положении, нам предлагают рассеяться по стране - то есть в конце концов уничтожить себя - или забаррикадироваться и в конечном счете тоже уничтожить себя. Этого я понять не могу. Превратить убежище в неприступную крепость и отгородиться от всех - таков был раньше мой идеал.
- Вы правы, - выжидательно заметил Такаки.
- Может, вы думаете, будто сами захватили мое убежище? Нет, это я, слышите, я пригласил сюда бойцов, способных встать на защиту деревьев и китов, и сделал это вполне сознательно. Конечно, вы сейчас в критическом положении, но не странно ли - сразу забыть план Союза свободных мореплавателей? Если вы все замышляли всерьез, почему не подумать тогда о третьем пути?
Такаки молчал, и Исана стал всматриваться в одну из фотографий, сделанных Коротышом. Воображение человека, отсутствующего на фотографии, как бы незримо запечатлелось на ней. Живые, осязаемые эмоции Коротыша - неважно, порождены они были жаром сердца или злым умыслом, - витали над бывшим солдатом и окружавшими его подростками. Солдат разложил детали разобранного автомата на куске материи, расстеленном прямо на лаве. На прикладе был ясно виден темно-красный номер. Подпись под фотографией гласила: "Партизаны добыли автомат калибра 7,62, образца 64, состоящий на вооружении сухопутных сил самообороны, и используют его в боевых учениях". Нет, даже власти самой либеральной страны не могли оставить подобный факт без внимания. И бывший солдат, и подростки на этой роковой фотографии беззаботно, по-приятельски улыбались друг другу. Казалось, Коротыш восклицает безмолвно: ну как не заснять этих очаровательно улыбающихся людей?!
- Если вы согласны превратить ваше убежище в крепость, то незачем торопиться с обсуждением всех остальных вопросов, - произнес наконец Такаки. - Скажу лишь заранее: я против того, чтобы Союз свободных мореплавателей, раздав своим членам оружие, распался. Ведь именно сейчас - и Коротышка это понял - Союз и создается по-настоящему. Раньше мы не имели ни четкой организации, ни истинных целей. Реальным было только само наше объединение. Разбредись мы сейчас поодиночке, и - конец Союзу свободных мореплавателей. Инаго права: повторится сон Боя - вроде ничего никогда и не было. Теперь второй путь. Забаррикадироваться здесь и сражаться. Свести к этому всю деятельность Союза свободных мореплавателей, по-моему, тоже неверно. Мы сами себя обречем на пассивность, а она, как известно, ни к чему хорошему не приведет. Будем сидеть сложа руки и ждать, пока не нагрянет моторизованная полиция. Разве для этого создавался Союз свободных мореплавателей? Не обреченность, а свобода действий - такова была главная наша идея.
- Защищать нашу крепость от моторизованной полиции, а может, и от сил самообороны и попытаться самим перейти в наступление - разве это пассивность? Хотите, я докажу вам, что это не так, - сказал Тамакити.
- То, что ты предлагаешь, сущая авантюра. О каком наступлении может идти речь? - отрезал Такаки. - Я тоже думал о третьем пути; он, безусловно, самый верный. Надо заполучить побыстрее корабль и уйти в открытое море - так мы, собственно, и задумали. Но сможем ли мы добраться с оружием до Идзу или Босо и незаметно подняться на корабль?
- Сможем - не сможем, предсказать немыслимо, - ответил Исана. - Нужно наметить план и действовать: сейчас или никогда. Бездействовать - значит признать, что никакого реального замысла и не было, как не было и создавших его людей. И нам никого не убедить, что Коротыш и Бой отдали свои жизни во имя идеи, положенной в основу Союза свободных мореплавателей.
- Что же вы предлагаете?
- Я думаю, у полиции нет пока точных сведений о Свободных мореплавателях и время у нас еще есть. Завтра я поговорю с женой. Если мы получим корабль, все остальное, думаю, будет не так уж сложно и мы приступим к осуществлению нашего первоначального замысла. Попробуем, хотя, разумеется, может ничего и не выйти. Но все равно это лучше, чем разбрестись по стране или сидеть сложа руки.
- Я согласен, - решительно заявил Красномордый. - Испробуем третий путь, Такаки. Я готов сейчас же съездить в Идзу и снова все осмотреть...
- Ты имеешь в виду могилу Коротыша? - спросила Инаго. - Боюсь, полиция очень скоро ее обнаружит.
- Я уже послал туда ребят. На трех мотоциклах, - сказал Тамакити.
Красномордый и Такаки удивленно уставились на него. Тамакити, едва оправившись после недавней ссоры, торжествовал. Исана, как, впрочем, и всех, охватило дурное предчувствие.
- Глава Союза свободных мореплавателей - Такаки, ему мы должны предоставить всю полноту власти, - сказала Инаго. В ее словах Тамакити уловил общее порицание...
- Конечно, если мы хотим, чтобы Союз свободных мореплавателей стал реальностью, - подхватил Исана.
- Только бы избежать проклятия Китового дерева, - сказал Такаки с видимым облегчением, но с бледного лица его, обтянутого желтой, как пергамент, кожей, не сходили напряжение и тревога.
Когда человек заходит в помещение, где работает кондиционер, он физически ощущает расставание с оставшимся за дверьми душным летним днем. Внутренне подготовленный к беспрерывным стонам из соседней палаты, Исана узнал росшие вдалеке за окном дзельквы, теперь густо покрытые листвой и казавшиеся такими близкими и досягаемыми. Прав был Такаки, в этом огромном городе дзельквы действительно попадаются еще довольно часто. Казалось, души деревьев, слетающие с этих дзелькв, вопрошали: "Почему ты так безразличен к стонам старика, больного раком горла, которые, в общем-то, обращены к тебе?" Исана ответил: "Просто теперь я бессилен сделать для Кэ что-либо реальное. И я пришел сюда от имени тех, для кого я хоть что-то могу сделать". Изгнав из своего сознания беспрерывные стоны Кэ, Исана ждал Наоби. Комната, где он находился, тоже была палатой, наспех переоборудованной в рабочий кабинет; вместо одной из кроватей поставили письменный стол и короткий диванчик, на нем и сидел сейчас Исана. Наконец вошла Наоби в накинутой на плечи вязаной кофте цвета вялой зелени и в длинной, до щиколоток, шерстяной юбке - туалет для такого времени года странный, но, возможно, и оправданный, если живешь в доме с кондиционером. Наоби плыла, величественно неся голову, ввинченную в широкие, неколебимые плечи, и ответила на его приветствие, лишь пройдя вдоль стены и усевшись за письменный стол. Она подражала преподавательнице, у которой училась в американском колледже, потом, во время стажировки, она окончательно освоила эту манеру. На лице ее, все еще детском, хотя и принадлежащем женщине средних лет, застыло единственное желание - защитить себя, как в те годы, когда она жила в чужой стране. Жалкое, пребывавшее в вечном напряжении создание, готовое в любую минуту обратиться в бегство, она была прекрасным объектом для атак честолюбивого личного секретаря господина Кэ, навещавшего за границей свою дочь... Сейчас Наоби вела себя точно так же, как до всех перипетий с Дзином и даже до того, как она стала женой Исана...
- Приходится делать укладку и мазаться - ужас, но иначе нельзя: выборы, других средств у меня нет, - сказала Наоби, перехватив взгляд Исана. - Ты тоже с прошлого раза подтянулся: наверно, кто-нибудь ухаживает за тобой?
- Просто стал сам следить за собой. Я ведь теперь не один. За Дзином они прекрасно присматривают, - смущенно сказал Исана. - Кэ всегда так стонет?
- Он не хочет, чтобы ему делали обезболивающие уколы. Категорически отказывается, - отвечала Наоби с неподдельной горечью.
Она умолкла, и комнату наполнили полнозвучные, немолчные стоны, в которых слышалось даже нечто неестественное. Погрузившись в молчание, Исана воззвал к душам деревьев и душам китов: "Кэ отвергает лекарства, которые облегчили бы его страдания, и без конца стонет. Хотя скоро умрет. Наверно, именно потому Кэ и отвергает лекарства, которые облегчили бы его страдания? Послушайте его стоны..."
- Все время при отце, устала ужасно, приду сюда, сяду вот так - локти на стол и дышу в ладони; дурная привычка, за нее меня еще в Америке ругали, но я никак не могу от этого избавиться. - Не прерывая разговора, Наоби поднесла к губам ладони, глаза у нее сверкали, она оживилась, точно завлекая Исана. - Когда даже здесь я снова и снова слышу стоны, мне кажется, будто отец вцепился в меня еще сильнее, чем когда я у него в палате. Может, мои слова напоминают какую-нибудь популярную американскую мелодраму, но ты сам знаешь, как я отношусь к отцу!.. И вот я решила выставить теперь свою кандидатуру. Из моего избирательного округа уже приходят просители, но все равно...
- Я понимаю, - сказал Исана, уловив душевный настрой Наоби. - Ты хочешь меня убедить, что занялась политикой, надеясь добиться сочувствия избирателей.
- Я-то привыкла, а тебе начинать серьезный разговор под бесконечные стоны, наверно, трудно, - сказала кандидат в парламентарии Наоби, уловив, как и надеялся Исана, смысл его молчания и желая приободрить его. - Что привело тебя сюда сегодня? Вряд ли ты пришел узнать, не умер ли отец? Тем более, в прошлый раз тебя здесь избили...
- Ты права. У меня срочное дело. А стоны эти мне просто необходимо было услышать, - начал Исана. - Мы с Дзином заперлись в убежище, очутившись в жизненном тупике и не видя другого выхода. Конечно, главной причиной было состояние Дзина; но, кроме того, как ты помнишь, мы оказались моральными банкротами и были близки к самоубийству. Чтобы избежать этого, мы и начали с Дзином затворническую жизнь. На наше счастье подвернулось тогда готовое атомное убежище. Я и сейчас считаю: мы поступили правильно. Остался жив Дзин, жив я, зажила новой жизнью и ты. Убежище стало для нас подобием спасительного ковчега, который мы видели в праздники на родине наших предков. Я и представить себе не мог, что все сложится так хорошо. В тот день, когда Кэ пришел посмотреть, где укрылись мы, потерпев крах, и заявил, что умывает руки, у него, наверно, вырвался точно такой же стон, как сейчас...
- Да, так оно и было. Я это прекрасно понимаю, - сказала Наоби. - А теперь ты решил отказаться от прежней уединенной жизни и вернуться в общество?
- Нет, этого я делать не собираюсь, скорее наоборот. Но мне бы хотелось сделать достоянием общества некоторые выводы, в которых я утвердился за годы своего затворничества. Разумеется, выставлять свою кандидатуру на выборах я не намерен.
- Да это и невозможно, - сказала Наоби.
- Конечно. Понимаешь, я встретился с компанией молодежи, их мысли во многом созвучны моим. Это те самые ребята, которым удалось, благодаря твоей любезности, пожить в Идзу... Меня сейчас волнует один наш совместный замысел. Почувствовать, как нечто, присущее мне, становится достоянием всех - вот, собственно, что привлекает меня в этом предприятии. Короче, говоря конкретно, мы хотим купить корабль и уйти в море. Это и привело меня сюда. Убежище и землю я получил от Кэ, может быть, теперь твоя компания выкупит их у меня? На вырученные деньги мы приобрели бы корабль и вместе с Дзином и нашими молодыми приятелями могли бы начать новую жизнь.
- Что ж, попробую. Правда, сейчас большие суммы брошены на мою предвыборную кампанию, поэтому надо все как следует обсудить. Если ты позвонишь мне завтра, я тебе сообщу результат. Сколько тебе нужно денег?
- Не имею представления, - ответил Исана. - Знаю лишь, что нам нужен корабль для команды в двенадцать-тринадцать человек.
- Собираетесь в дальнее плавание?
- Нет, скорее, мы будем плавать вокруг Японии... Видишь ли, план разработан молодежью, и деталей его я не знаю. В общем, мы с Дзином хотим начать жить вместе с другими людьми, так сказать, в подвижном убежище.
- Я вам помогу подобрать корабль. Отец, кажется, был связан с рыболовными компаниями, - сказала Наоби.
Исана поднялся.
- Да, Кэ все время стонет. Видно, это помогает ему сохранить физические силы? - спросил он.
- Иногда нам удается насильно сделать ему обезболивающий укол. И тогда отец, выспавшись и восстановив силы, начинает ругать нас за то, что мы поступили против его воли.
- Когда в следующий раз силы вернутся к нему, передай, пожалуйста, что я приходил и слышал его стоны, - сказал Исана.
- Спасибо, передам, - сказала Наоби. - Когда ты в прошлый раз приходил сюда и кричал, ты был похож на зверя, ищущего самку, хотя ничего подобного и не говорил. Сегодня же ты скорей напоминаешь растение.
Войдя в лифт и обернувшись, Исана со щемящей болью посмотрел на выглядывавшие из-под накинутой на плечи кофточки темные, с загрубевшей кожей локти Наоби, которая ушла, не дожидаясь, пока закроются автоматические двери лифта. В ушах у него неумолчным эхом звучали стоны больного...