В книге Дж. Олдриджа "Горы и оружие" читатель опять встретится с главными героями "Дипломата" - Мак-Грегором и его женой Кэти, а затем и с лордом Эссексом. Из борющегося Курдистана действие переносится в Европу, куда Мак-Грегор едет по просьбе своих давних друзей, иранских курдов, на поиски пропавших бесследно денег, предназначавшихся для покупки оружия.
Остросюжетная, насыщенная яркими картинами восточного и европейского быта дилогия Дж. Олдриджа - значительное явление в современной английской литературе.
Содержание:
Часть I 1
Часть II 15
Часть III 40
Часть IV 43
Часть V 55
Послесловие 61
Джеймс Олдридж
Книга третья: Горы и оружие
Часть I
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Сидя в старом вертолете "уэстленд", Кэти глядела, как Мак-Грегор влезает в замасленный стеганый летный комбинезон. Он приступил к делу весьма методически, но было в ученом и упорядоченном Мак-Грегоре нечто слишком уж углубленно-сосредоточенное, и никакой методе не поддавались до конца его локти и колени. Как всегда, они не умещались в назначенные им пределы. И когда вибрирующая металлическая коробка вертолета накренилась, заходила шумной дрожью взлета, Кэти шагнула к Мак-Грегору по алюминиевому полу и - тут рукав одернула, там локоть на место втолкнула, завершая борьбу мужа с комбинезоном.
- Застегну сам, - сказал он, когда она взялась за язычок "молнии".
- Рубашку свою смотри не зацепи.
Он нетерпеливо кивнул, возясь с застежкой. Вертолет мотало из стороны в сторону.
- Меня определенно укачает, - тяжело вздохнула Кэти.
Был желтый, бледный рассвет, расхлябанная старая машина трясла и качала их, унося вверх над глубокими расселинами нагой долины, и Кэти знала, что пахнущий металлом воздух станет сейчас морозным. Ей доводилось уже подыматься в Курдские горы - в этот на миллион акров простершийся край безлесных нагорий, спящих альпийских цветов и мосластых, высоченных крутых вершин.
- Что, курды еще и сейчас сбивают вертолеты? - крикнула она мужу сквозь шум вертящихся лопастей.
- Так близко к Резайе не трогают, - ответил Мак-Грегор.
Десять месяцев тому назад вертолет, тоже принадлежащий Иранской национальной нефтяной компании, был подбит реактивной 80-миллиметровой гранатой, которую запустил подросток-курд с одного из этих пустынных пиков. Метким попаданием вышибло днище фюзеляжа, и сейсморазведочная аппаратура стоимостью в десять тысяч фунтов вместе с сидевшим на ней персом-техником попросту вывалилась в пустоту. У пилота достало злости и умения, повернув назад, дотянуть машину до Резайе, возвратиться на другом вертолете со взводом иранских солдат и разыскать злоумышленника. Они расстреляли единственного обнаруженного на горном скате курда - шестнадцатилетнего бегзадийского пастуха. Расстреляли из пулемета и его отару, однако реактивного ружья так и не нашли.
- Не по той стороне хребта летим! - крикнул Мак-Грегор, поднялся по алюминиевой лесенке, просунул голову в кабину и начал громко пререкаться с пилотом сквозь рокот моторов. Кэти слышно было, как тот отвечал, что на склонах замечены курды и что экипаж не имеет желания получить ракету в зад.
- Ох, будь оно проклято, - проговорила Кэти. Усталая, она боролась с приступом воздушной болезни, которой неожиданно сделалась подвержена в зрелом возрасте.
Но минут через сорок все кончилось, они опустились в высокогорную безлесную котловину. Как только приземлились, тут же механики открыли люк, поспешно, точно под обстрелом, стянули с них комбинезоны, заторопили, тревожно покрикивая, помогли сойти, захлопнули дверцу и помахали им с вертолета, взлетевшего с шумом, как вспугнутый пеликан. Они смотрели, как он скользил над вершинами гор и как исчез. Теперь они были одни в этом холодном голубом и беззвучном поднебесье.
- Если Затко не дожидается нас там, у старого несторианского алтаря, - сказал Мак-Грегор, указывая на гребень, замыкающий на той стороне котловину, - то нам предстоит двухдневный пеший переход в Синджан.
- Я не жалуюсь, милый, - сказала Кэти. - Я прямо рада снова ступать по твердой земле.
- Так-то так, - сказал он, вскидывая с помощью Кэти рюкзак на спину. - Но тут непременно курды где-нибудь или даже жандармы, которые, возможно, предпочтут, чтобы мы не добрались до Синджана. Тебе следовало остаться ждать меня в Резайе.
- А я вот не осталась. И прими это к сведению.
Он не стал вступать в спор. Молча зашагал, ведя Кэти вниз, в скалистую ложбину, а затем вверх, на ту сторону, и лишь изредка роняя слово указания. Так дошли они до цели - до небольшого каменного столпа с вырубленным в камне позеленевшим алтарем. Но никто их там не встретил.
- Я сварю кофе, - сказал он, доставая из рюкзака примус, - и если Затко и через полчаса не будет, то двинемся в путь.
Дети Мак-Грегоров уехали в Европу получать высшее образование, и Кэти ездила с ними, полгода провела в отъезде и теперь глядела на мужа с обновленным любопытством. Двадцать три года замужества не угасили в ней этого любопытства. Но при виде озабоченной возни Мак-Грегора ей подумалось, что примус грозит ему сейчас, пожалуй, большей опасностью, чем курды.
- И когда же вся эта курдская сумятица началась снова? - спросила она.
- В сущности, она и не кончалась.
- Я знаю, - сказала Кэти. - Но открытой войны и пальбы между иранцами и курдами не было вот уже сколько лет. Отчего же она вспыхнула снова?
Мак-Грегор пожал плечами:
- Трудно сказать. Думаю, курды опять замышляют создать независимую республику.
- На территории Ирана?
- Это мне пока не известно.
Он всыпал кофе в закипевшую воду, живо снял котелок с огня.
- Предвижу, что дальше, - сказала Кэти. - Курды-горцы, курды-горожане и курды-политиканы режутся друг с другом во имя курдского освобождения, а иранцы истребляют их тем временем.
- Ты слишком строга к курдам. В сорок шестом они боролись молодцами.
- И до чего же доборолись? Сколько их было повешено? Так есть ли смысл им опять браться за прежнее? И еще тебя вовлекать - я ведь знаю Затко.
Мак-Грегор словно не слышал. Он привстал, внимание его сосредоточилось на птице, описывавшей четкий круг над мерзлой землей в полумиле от них.
Кэти молча глядела на мужа.
- Мне с тобой трудно становится, - проговорила она, рассерженная наконец его сосредоточенным видом, - Вот ты уже и не слушаешь.
- Прости, - поспешно отозвался он. - Я наблюдал, как степной сарыч мышкует.
Кэти упорно смотрела на мужа, как бы запрещая ему снова отвести взгляд.
- Ты принимаешь даже окраску этой местности, - сказала она. - Твои волосы, и глупые глаза, и ботинки, и одежда, и даже это твое упорное скрытничанье вчера и сегодня. Возвращение в родную стихию, не так ли? - И она сердито указала рукой на горы.
- Ну полно, Кэти, - сказал он мягко. - Я скучал по тебе и не шутя рад твоему приезду.
Желая уйти от ее испытующих глаз, он вынул карту, надел очки в стальной оправе и углубился в изучение карты и гор. И снова его фарфорово-чистое со светлым загаром лицо - костистый тонкий нос, строгий высокий лоб - приняло сосредоточенное выражение.
- Ах, ради бога, - вырвалось у Кэти. - Не надо этого.
- Чего не надо?
- Очков не надо и не уходи в себя, побудь со мной.
Он спрятал очки и сложил карту. Кэти знала, что он до сих пор очень застенчив, так и не научился обороняться от неловкости таких моментов и эту незащищенность нетрудно использовать против него. Но каким же иным и лучшим способом встряхнуть его?
- Как бы то ни было, - сказала она, - но ясно, что Затко не явится, и давай-ка трогаться отсюда, пока я не рассвирепела окончательно.
- Подождем его еще несколько минут.
- Но он хоть сообщил тебе, что ему от тебя надо?
Мак-Грегор покачал головой:
- Он только слал мне настоятельные призывы, прося меня прибыть в Синджан до пятнадцатого числа, если я ему друг и мне дороги интересы всех курдов и так далее.
- Типично курдский способ добиться от тебя чего-то.
- Пожалуй.
- И ты понятия не имеешь, что им от тебя нужно?
- Не имею. Но, судя по всему, нужно это им отчаянно.
- И ты бросил все дела в Тегеране только ради свидания с курдами?
- Нет. Мне, так или иначе, нужно было сюда по делам ИННК.
Мак-Грегор работал в Иранской национальной нефтяной компании главным ученым специалистом отдела изысканий и залежей.
Застегнув свою дубленку, Кэти пошла вниз по склону за Мак-Грегором.
- Иранцы выгонят тебя вон, если ты вздумаешь сейчас стать на сторону курдов.
Он развел руками, не возражая и не соглашаясь.
- И ты знаешь, что я не огорчусь, если выгонят, - продолжала она. - Нисколько не огорчусь.
- Ну-ну, Кэти… Не будь такой.
- Ты знаешь, что я хочу сказать.
- Я знаю, ты хочешь, чтобы я распростился с Ираном. Но Европа может и еще немного подождать, - сказал он не оборачиваясь.
- Нет, не может. - Кэти сделала глубокий вдох, чтобы отдышаться. - Тебе уже пятьдесят, и мне тоже. И былую нашу молодую увлеченность этой страной поглотил без следа и остатка вечный восточный кавардак. Все миновало, Айвр, - продолжала она, видя, что его спина упрямо напряглась. - Позади двадцать три года неудач, домашних арестов, бог знает чего, и все ты отдавал, и ничего не получал взамен, и только зарывал здесь свои таланты - и настала пора уходить.
- Это тебе просто после Европы так кажется, - сказал он шутливым тоном.
Первоначально Кэти поехала в Европу лишь присмотреть за тем, как сын Эндрю устроится в Оксфорде, в Бейлиольском колледже, а дочь Сеси в Париже, в Школе изящных искусств, но потом осталась еще на пять месяцев, ибо двадцать три года в Иране, отданные борьбе за одно правое дело безнадежней другого, исчерпали наконец ее силы.
- Я не допущу, чтобы ты канул в эти горы, пропал без следа, - проговорила она. - Существует ведь другой мир вдали от всего этого, процветающий, ничуть не эфемерный.
- Разумеется.
- И значит, нечего тебе впутываться в курдские дела.
Он промолчал. И тут впервые обратил внимание на то, что она по-модному подстригла свои длинные волосы.
- Зачем ты это?
- Что - зачем?
- Остриглась зачем?
- Затем, что мне осточертела прежняя прическа. Кстати, вчера, когда я приехала, ты даже и не заметил.
Он сердито покраснел, повернулся и зашагал дальше, ведя Кэти по тусклым каменным скатам, скользким от покрывающей их тонкой корки черного льда. "Осторожней ставь ногу", - предостерегал он в опасных местах. Двигались без разговоров. Мак-Грегор шел не торопясь, но все равно знал, что в этом горном разреженном воздухе жену медленно и верно одолевает усталость.
Сделали привал, долго и молча подкреплялись, а с полудня снова шли, и он все так же молчаливо и сосредоточенно выбирал маршрут полегче по чересполосице склонов. Но временами он забывал, что за спиной идет Кэти.
На ночлег пришли к заброшенному иранскому полицейскому посту, наполовину разрушенному курдами во время тех двух открытых сражений, что они дали, защищая свою республику 1946 года. Начиная уже зябнуть, поужинали у примуса лепешками и тухловатой разваренной курицей, которую Мак-Грегор купил на базаре в Резайе.
- Противно в рот взять, - сказала Кэти. - Мне уже окончательно разонравились яства восточных базаров.
- А тем не менее есть надо, - сказал он. - Ты глотай, отвлекаясь от вкуса.
Кэти поежилась, горбясь над жалким побитым примусом, а Мак-Грегор развернул два нейлоновых спальных мешка и состегнул их "молниями" вместе - для теплоты. И сразу же велел ей туда влезть, пока в теле осталась горсть тепла.
Молча, не разжимая зубов, она кивнула, вышла наружу и с минуту постояла в темноте на старой дороге, чувствуя, как черное безоблачное небо нагорья леденит ей голые лодыжки, голые руки, голые ноздри и легкие. Даже в слабом звездном свете панорама, высокая, огромно-вогнутая, была так тиха и чиста, что животно-грубым казалось обращать хоть малую ее частицу в отхожее место.
- Старой становлюсь, - горестно вздохнула Кэти.
Когда она вернулась в темное помещение поста, ей было по-прежнему зябко и она спросила у Мак-Грегора, в самом ли деле требуется раздеваться.
- А иначе замерзнешь в мешке, и я замерзну.
Забравшись в двуспальный мешок, она разделась догола и очутилась в холодной нейлоновой оболочке, а затем и Мак-Грегор быстро влез туда, и она прижалась к мужу.
- Я вовеки не согреюсь, - сказала она жалобно.
- А вот погоди немного.
Лежа в коконе мешка, в переплетении ее рук и его локтей, они ждали, чтобы холод сменился теплом, и Мак-Грегор спросил Кэти, не подстриглась ли и дочь их Сеси.
- Нет, - ответила Кэти. - Она все еще папина дочка. Без твоего одобрения не станет подстригаться. А одобришь - так и наголо обреется.
- Ну как, оправдала Школа изящных искусств ее ожидания?
- Сначала ей надо привыкнуть.
- А усидит она?
- Если только не сбежит замуж за какого-нибудь голенастого мальчика-француза.
- Неужели новая напасть?
- Успокойся, - сказала Кэти, высвобождая одну руку. - Ничего с ней не случится. Ей куда безопаснее в Париже у тети Джосс, чем в Тегеране, под огнем страстей этого курдского фантазера Тахи. Я велела ей ежемесячно наведываться к Эндрю в Лондон или Оксфорд, а с Эндрю взяла слово, что он, что бы ни случилось, не забудет о сестре по широте своей братской души.
- Будь спокойна. Он сдержит слово.
- Не сомневаюсь. Но он так самоуверен, что это меня даже тревожит. В наши фамильные гостиные он заглядывает мимоходом, как на гостеприимные вокзалы, а дружит со всяким сбродом и шествует этаким транзитным пассажиром во всегдашнем потоке добрых друзей и братьев.
- Он мальчик организованный, - заступился за сына Мак-Грегор.
Кэти лежала, тесно прижавшись, водя ладонью вдоль спины его, по теплым позвонкам. Она уже согрелась, и от сердца у нее стало отлегать.
- Как будет "шорох" по-курдски? - спросила она тихо, словно кто-то мог подслушать.
- Какой шорох?
- А ты прислушайся.
На плоской земляной крыше что-то шуршало, легкий горный ветер шелестел там сухими былинками и палым листом.
- Гуш-а-гуш, - сказал Мак-Грегор.
- А как "бульканье"?
- Билк-а-билк.
- Шепот?
- Куш-а-куш.
- А храп?
- Кер-а-кер.
Кэти засмеялась.
- Помню, помню, - засмеялась она, устало приникнув к мужу. - Эти звукоподражательные удвоения - вот и все, что мне нравилось в курдском, да еще его чудесная образность: скажем жених будет "за руку взявший", транжир - "раскрыторукий", а отчим - "черствый отец". А как у них "красивый"?
- Сладкокровный.
- Я часто вспоминаю тот день в саду над озером Урмия. Как тогда ответила горянка мужу, прикрикнувшему на нее?
Сжимая в пальцах ее волосы, точно мягкую упругую траву, Мак-Грегор напомнил ей, что курд спросил жену разгневанно: "Ты кто - дьявол или джинния?" - И та ответила: "Я не дьявол и не джинния, я плачущая женщина".
Он ощутил, как на висок ему закапали теплые и непонятные слезы Кэти, и, прокляв мытарства, закрыв глаза, он попытался супружеским любовным способом отрешить мысль и тело от безнадежной жизненной неразберихи, а потом Кэти вытерла слезы и сказала успокоенно:
- Я ехала назад, твердо решив не ссориться с тобой. Но как же не ссориться, если мы так по-разному смотрим теперь на самое насущное?
Он услышал очень отдаленный собачий лай - первый звук, признак жизни, донесшийся до них за эти двенадцать нагорных часов.
- Скорее явится шииту его мессия, чем перестанут муж с женой ссориться, - отшутился он по-персидски.
- Ах, эти несносные персидские пословицы, - проговорила она сонно. - А знаешь, хоть и вялость дурацкая после истерэктомии, но хорошо, что не надо беспокоиться, вставать и вообще можно не думать и чихать на все. - Но прежде чем уснуть, она прибавила: - Так или иначе, а я найду способ вырвать тебя из всего этого.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Утром они двинулись дальше по грунтовой дороге вдоль гряды. С откосов начали уже постреливать. Порой винтовочная пуля звучно ударялась в скалы над головой. Дойдя до замерзшего горного озерца, они увидели, что издалека снизу, из глубокой долины, к ним поднимается всадник.
- У бегзадийцев до сих пор основной транспорт - лошади, - заметил Мак-Грегор. - Впрочем, возможно, это мул.
- О господи, - сказала Кэти. - Неужели нападет…
- Во всяком случае, это не Таха. Тот не унизится до чего-либо менее современного, чем джип.
- Нам бы укрыться куда-нибудь, - сказала Кэти.
- От курда в его родных горах не спрячешься, - сказал Мак-Грегор. - Лучше идти, как шли, и не спускать с него глаз.
Курд снял с плеча винтовку, опер ее прикладом на седло. Кэти понимала, какая нависла опасность; она боялась не за себя - за Мак-Грегора. Курды не более других склонны к убийству, но слишком много старых счетов сводится в горной глуши, и небезопасно здесь человеку, у которого в Иране есть враги. А за все эти годы участия в сложных политических движениях Мак-Грегор не мог не нажить себе врагов.
Пришпорив пятками свою костлявую, покрытую грязью туркменскую лошаденку, курд последние полсотни метров - по ровному - проскакал галопом. Лихо осадил лошадь, чуть не наехав на идущих.
- Ух ты! - гоготнул он. - Так и есть, они самые. - Точно мальчик игрушкой, он мотнул дулом винтовки на Кэти и спросил:
- Ты курманджийский понимаешь, госпожа?
- Нет, не понимает, - резко сказал Мак-Грегор.
- Давай подсади ее ко мне сзади, - предложил развязно курд.
- Ты бери рюкзак, мы за тобой пойдем, - сказал Мак-Грегор.
Сжав пятками лошадиные бока, курд своей винтовкой поддел и поднял тяжелый рюкзак, чуть не упав при этом с седла.
- Ух ты! Не иначе там золото. - И в продолжение всего пути вниз по долине он не переставал гоготать и горланить: - В мешке золото!
Они шли за ним около часа, пока не увидели речушку впереди, у крутого поворота. Курд гикнул, ударил лошадь пятками и пустился вскачь. С криком и хохотом он скрылся за поворотом.
- Прощай, рюкзак, - сказала Кэти. - Ускакал со всем нашим добром.
- Это всего лишь местное чувство юмора, - успокоил Мак-Грегор, продолжая шагать. Не дошли они еще до поворота, как оттуда лихо вывернул старый темно-синий джип и, проехав юзом ярдов двадцать, остановился. Кэти ухватилась за руку Мак-Грегора.
- Все в порядке, - сказал он. - Это Затко.
С сиденья спрыгнул курд, подбежал на легких, как у плясуна, ногах и влепил по сочному поцелую в обе щеки Мак-Грегора.